– Не буду я принимать таблетки! – Я яростно затрясла головой.
– Так… Отказываясь от лечения, важно понимать последствия своего выбора.
– Какие еще последствия? Вы мне угрожаете?
– Я здесь ни при чем. Речь о вашем муже. Подумайте, через что пришлось пройти Габриэлю в прошлый раз, когда вы болели.
Я живо представила Габриэля, сидящего сейчас в гостиной наедине с лающей собакой.
– Не знаю, – честно призналась я. – Лучше спросите его самого.
– Вы действительно хотите, чтобы он пережил все снова? Надеюсь, вы понимаете, что у каждого человека существует определенный предел возможностей?
– Намекаете, что я могу потерять Габриэля?
От одной лишь мысли о расставании мне сделалось нехорошо. Случись такое, я просто не переживу этого. Я сделаю все что угодно, лишь бы не потерять Габриэля. Если надо – прикинусь сумасшедшей, хотя на самом деле с моей психикой все в порядке.
И я сдалась. Я согласилась быть «честной» с доктором Уэстом и без утайки рассказывать обо всех своих чувствах и мыслях. А также признаться, если начну слышать голоса. Я пообещала принимать таблетки и через две недели явиться на контрольный прием.
Доктор Уэст с довольным видом заявил, что теперь мы можем пойти вниз и присоединиться к Габриэлю. Спускаясь по лестнице позади доктора Уэста, я представляла, как толкаю его в спину и мерзкий тип катится вниз. Жаль, что я этого не сделала.
Пока мы ехали домой, я заметила, что Габриэль приободрился – постоянно поглядывал на меня с водительского сиденья и весело улыбался.
– Молодчина, Алисия! Я горжусь тобой! В тот раз прорвались, прорвемся и в этот!
Я лишь молча кивала. Все это чушь собачья! Никуда мы не прорвемся! «Прорываться» мне придется в одиночку. Увы… Я сильно пожалела, что вообще стала рассказывать о своих подозрениях. Завтра же сообщу Барби, что мне все почудилось и, мол, тема закрыта. Она, конечно, не обрадуется. Еще бы! Такая сенсация наклевывалась, а тут на тебе… Ничего, главное – вести себя естественно, и скоро Барби обо всем забудет. Мне нужно успокоить Габриэля. Буду вести себя, как будто все хорошо, как было прежде. Я устрою грандиозное представление. Нельзя ни на секунду терять над собой контроль!
Мы заехали в аптеку, и Габриэль приобрел таблетки, выписанные доктором Уэстом. Добравшись до дома, мы сразу же пошли на кухню.
– Пей, – сказал Габриэль, протягивая на ладони пару желтых таблеток и стакан воды.
– Я не ребенок, могу и сама принимать лекарство, – заметила я.
– Знаю. Просто хочу быть уверен, что ты действительно лечишься, а не выбрасываешь таблетки в мусорное ведро.
– Да выпью я твои таблетки.
– Вот и выпей, – не отставал Габриэль.
Он убедился, что я положила таблетки в рот и запила водой.
– Умница. – Поцеловал меня в щеку и вышел из кухни.
Как только муж удалился, я выплюнула их в раковину и аккуратно смыла в сток. Я не собираюсь травить себя таблетками. Препараты, которые выписывал доктор Уэст в прошлый раз, чуть не свели меня с ума, и больше я рисковать не хочу. Сейчас не время превращаться в овощ – нельзя терять бдительность!
17 августа
Я начала прятать свой дневник. Одна из половиц в гостевой спальне прилегает неплотно, и я устроила там тайник. Почему? Да потому, что я слишком откровенно пишу в дневнике и теперь оставлять его где попало небезопасно. Перед глазами постоянно возникает картина: Габриэль случайно замечает дневник, сначала борется с искушением открыть его, в итоге не выдерживает и начинает читать. Если муж узнает, что я не принимаю лекарство, то воспримет это как предательство и страшно огорчится. И как мне потом смотреть ему в глаза? Слава богу, я могу изливать душу в дневнике. Только это и помогает не сойти с ума. Мне больше не с кем делиться переживаниями. Я никому не могу доверять.
21 августа
Вот уже три дня, как я сижу в четырех стенах. Мужу говорю, что гуляю после обеда, пока он не вернулся с работы, но это неправда. На самом деле мне очень страшно выходить из дома. На улице я беззащитна, а дома все же спокойнее. Я наблюдаю за прохожими из окна, тщательно всматриваюсь в каждое лицо, выискивая сходство с тем мужчиной. К сожалению, не видев лица, узнать человека весьма затруднительно. А вдруг он сменил одежду и теперь расхаживает прямо передо мной, а я и знать не знаю?.. Эта мысль тревожит меня.
22 августа
Хотя пока все тихо, расслабляться рано. Это лишь вопрос времени. Не сегодня, так завтра он объявится. Надо быть начеку! Нельзя сидеть сложа руки! Сегодня утром я вспомнила, что у Габриэля в гостевой спальне хранится винтовка. Перетащу-ка я ее поближе, на первый этаж, чтобы на всякий случай была под рукой… Спрячу возле окна в кухне, в шкафу для посуды! Теперь ее место там.
Конечно, все это напоминает бред сумасшедшего. Надеюсь, я никогда больше не увижу зловещую фигуру в темном и до оружия дело не дойдет. Однако в глубине души зреет жуткое предчувствие, что это случится. Где он сейчас? Почему пропал? Тянет время, чтобы я ослабила бдительность? Зря старается! Я свой пост у окна не покину. Буду ждать. И смотреть в оба!
23 августа
Я начинаю думать, что мужчина в темном – игра моего разбушевавшегося воображения. Видимо, так и есть. Габриэль без конца спрашивает, как я себя чувствую. Несмотря на мои уверения, что я в полном порядке, он все равно беспокоится. Наверное, я недостаточно убедительно играю свою роль. Значит, надо сильнее стараться! Сегодня притворюсь, что с головой ушла в работу (хотя на самом деле мои мысли сейчас очень далеки от этого). Я потеряла всякую связь с живописью. Я не в силах притронуться к краскам и дописать начатые картины. В данный момент даже не могу с уверенностью сказать, возьму ли когда-нибудь в руку кисть или карандаш. Пока продолжается нынешний кошмар – точно нет.
Я много раз изобретала предлоги, чтобы остаться дома, но сегодня Габриэль сказал, что у меня нет выбора. Нас пригласил на ужин Макс. Не представляю, что сейчас может быть хуже встречи с Максом! Я умоляла Габриэля отменить мероприятие, ссылаясь на завал по работе перед открытием выставки… Тщетно. Он твердил, что ужин в семейном кругу поможет мне развеяться, и настаивал с такой решимостью, что я поняла: спорить бесполезно. Надо подчиниться. И я согласилась.
Целый день я переживала из-за грядущего похода в ресторан. Но как только начала думать об ужине с Максом, все вдруг встало на свои места и обрело логику. Почему я не догадалась раньше? Ну конечно! Зловещая фигура в темном – тот, кто постоянно следит, – вовсе не Жан-Феликс! У него элементарно не хватило бы коварства и хитрости, чтобы провернуть такое дело. Кому могло взбрести в голову напугать меня до смерти, свести с ума, мучить? Максу! Другой кандидатуры и быть не может! Макс хочет столкнуть меня в пропасть безумия. Я жутко боюсь, но придется набраться смелости и вывести его на откровенный разговор сегодня за ужином. Я посмотрю ему в лицо.
24 августа
Так странно и даже немного страшно впервые покидать дом после долгого сидения в четырех стенах. В первые минуты внешний мир поразил своей необъятностью – пустое пространство вокруг меня, бездонное небо над головой! Я почувствовала себя очень маленькой и невольно ухватилась за руку Габриэля.
Мы направлялись в наш старый добрый ресторанчик «У Аугусто», но я больше не чувствовала себя в безопасности. Некогда любимое заведение показалось чужим и неуютным, и даже пахло здесь сегодня вечером по-другому: чем-то горелым.
– Похоже, на кухне сожгли чей-то заказ, – с нервной улыбкой сказала я Габриэлю.
– Я ничего не чувствую. Тебе кажется, – отмахнулся он. – Все хорошо, не волнуйся, пожалуйста.
– Я само спокойствие, – ответила я. – Разве не видно?
Габриэль ничего не ответил, лишь сильно сжал челюсти. Он всегда так делает, когда чем-то раздражен. Мы уселись за столик и стали ждать Макса. Разговаривать не хотелось. Вскоре появился Макс. Он привел свою секретаршу Таню. Тут же стало очевидно, что у них бурный роман. Макс всячески демонстрировал свою страсть: то обнимет Таню, то ласково дотронется, то сольется с ней в поцелуе. Но он смотрел на меня, все время. Надеялся, что я стану ревновать? Меня чуть не стошнило. Отвратительный тип.
В конце концов даже Таня заметила, что здесь не все ладно. Пару раз она видела, куда смотрит Макс. Бедняжку надо предупредить, с каким мерзавцем она связалась! Обязательно поговорю с ней чуть позже. Сейчас у меня другие планы.
Макс сообщил, что отойдет в туалет. Я выждала пару минут и покинула столик под тем же предлогом. Как только Макс завернул за угол, я жестко схватила его руку.
– Хватит! – угрожающим тоном произнесла я. – Перестань!
– Ты о чем? – удивился он.
– Хватит следить за мной! Хватит заглядывать в окна! Я знаю, что это ты.
– Что ты такое говоришь, Алисия?!
– Не ври мне! – Я едва контролировала себя. Мне хотелось заорать. – Я тебя видела. И даже сфотографировала, понял?
– Перестань нести бред! – Макс расхохотался. – Убери руки, сучка бешеная!
Я влепила ему пощечину. Изо всех сил. Повернулась, чтобы уйти, – и увидела Таню, она стояла за нами. Девушка выглядела так, словно ударили ее; переводила взгляд с Макса на меня и обратно. А потом молча пошла на выход из ресторана.
Прежде чем догнать ее, Макс злобно зашипел мне в ухо:
– Не знаю, зачем ты устроила этот спектакль, но я ни за кем не слежу! А теперь убирайся к черту! С дороги!
По тому, с каким чувством и уверенностью говорил Макс, я поняла, что он не лукавит. Сейчас я ему верила. Не хотела – но верила. Если этот кошмар устроил не Макс, то кто тогда?!
25 августа
Я снова услышала шум. Снаружи дома. Кинулась к окну и увидела крадущегося в тени человека. Это он! И он здесь! Я быстро набрала номер Габриэля, но никто не ответил. Может, позвонить в полицию? Что делать?
Руки так дрожат, что я еле вывожу бук… Он пытается открыть окна и дергает входные двери! Он пытается попасть в дом! Мне нужно выбираться отсюда! Пора бежать!
О боже, я слышу его шаги! Он внутри! Он в доме!
Основная цель психотерапии состоит не в переделывании прошлого, а в том, чтобы помочь пациенту принять случившиеся события и эмоционально откликнуться на них.
Алис Миллер,швейцарский психоаналитик
Я закрыл дневник Алисии и, положив его на стол, сидел в кабинете, не двигаясь, слушая, как крупные капли дождя громко барабанят по окну. Я пытался осмыслить прочитанное. Оказывается, я сильно недооценивал Алисию Беренсон. Раньше она была для меня как закрытая книга. Теперь, когда книга открыта, ее содержимое удивило меня до предела.
Новая информация породила кучу вопросов. Алисия подозревала, что за ней следят. Удалось ли установить личность того мужчины? И если да, сказала ли она кому-нибудь об этом? Я должен это выяснить. Насколько я понял, Алисия признавалась в своих страхах трем людям: Габриэлю, Барби Хеллман и таинственному доктору Уэсту. А что потом? Больше не говорила о слежке – или доверилась кому-то еще? Следующий вопрос: почему записи в дневнике так странно обрываются? Может, где-то есть продолжение? Например, второй дневник, которого она мне не дала? И вообще, с какой целью Алисия передала мне свои записи? Она явно пытается что-то сказать, причем что-то шокирующе личное. Это жест доброй воли? Признак полного доверия? Или, наоборот, что-то зловещее?
Я думал и о другом… но должен это проверить. Я должен разыскать доктора Уэста – пусть поделится бесценными сведениями о личностных особенностях Алисии, а также расскажет о ее душевном состоянии непосредственно перед убийством. Странно, что он не давал показания на суде. Интересно почему? В материалах судебного дела его фамилия вообще не упоминается. Если б не дневник Алисии, я в принципе не узнал бы о существовании доктора Уэста. Что ему известно? Почему он не участвовал в процессе?
Доктор Уэст… Нет, не может быть! Неужели это одно и то же лицо? Скорее всего, просто однофамилец. Надо выяснить. Я убрал дневник в ящик рабочего стола, запирая на ключ. Но затем, почти сразу, передумал. Отпер ящик и забрал дневник. Такую вещь лучше держать при себе – безопаснее не выпускать ее из поля зрения. Я спрятал крошечную книжечку с записями Алисии в карман пальто. Так безопаснее. Затем перекинул пальто через руку и вышел из кабинета. Спустившись по лестнице, добрался до двери в конце коридора. На ней висела небольшая табличка, на которой значилось: «Доктор К. Уэст». Я даже не удосужился постучать, а просто открыл дверь и вошел внутрь.
Сидя за столом, Кристиан ел палочками суши из взятого навынос пластикового контейнера. Он поднял взгляд и нахмурился.
– Тебя стучать не учили?
– Есть разговор.
– Не сейчас. Видишь, у меня обед.
– Я ненадолго. Только один вопрос. Ты когда-нибудь лечил Алисию Беренсон?
Кристиан проглотил порцию риса и непонимающе на меня уставился.
– В смысле? Ты прекрасно знаешь, что я возглавляю бригаду врачей, которые ею занимаются.
– Речь не о Гроуве. Я спрашиваю, лечил ли ты Алисию до того, как она сюда попала? – произнес я, внимательно глядя на него.
Выражение его лица стало ответом на мой вопрос. Кристиан побагровел и перестал жевать.
– Что за бред? – угрожающе спросил он.
Тогда я вынул заветную книжечку и помахал ею перед Кристианом.
– Знаешь, что это? Дневник Алисии. Она начала делать записи за несколько месяцев до убийства и вела их вплоть до того самого дня. Я прочел все, от корки до корки. Думаю, тебе будет очень интересно.
– Ну и при чем здесь я?
– Она упоминает тебя.
– Меня?
– Выходит, ты лечил Алисию до того, как она оказалась в Гроуве! А я и не знал…
– Ничего не понимаю. Тут какая-то ошибка.
– Вряд ли. Несколько лет назад она наблюдалась у тебя частным образом. Ты почему-то не пожелал давать показания на суде, хотя обладал ценнейшей информацией. И более того – не сообщил о знакомстве с Алисией при поступлении на работу в Гроув. Она наверняка тут же тебя узнала. Обман не вскрылся лишь потому, что Алисия не разговаривает!
Я говорил холодно и сдержанно, однако внутри меня бушевала ярость. Не зря Кристиан так сопротивлялся моим попыткам помочь Алисии заговорить! Ее молчание – залог его спокойной жизни.
– Ах ты эгоистичный ублюдок! – процедил я.
– Черт, Тео, на самом деле все не так, как выглядит со стороны, – промямлил он, испуганно глядя на меня.
– Да неужели?
– Что еще она там написала?
– А есть «еще»?
– Дай-ка я взгляну! – Не ответив на мой вопрос, Кристиан протянул руку к дневнику.
– Прости, дневник доверен только мне.
– Зря я ввязался в ту историю, – тихо произнес он, нервно вертя палочки для суши. – Но тогда все казалось совершенно невинным, поверь!
– Едва ли это возможно. Если все это было «невинно», почему ты побоялся вмешиваться, когда произошло убийство?
– Потому что не лечил Алисию официально! Я лишь оказал услугу Габриэлю. Мы дружили: вместе учились в университете. Я был на их свадьбе. А потом мы сто лет не общались. И вдруг он звонит и говорит, что срочно ищет для жены психиатра. Мол, после смерти отца она очень плоха.
– И ты предложил свои услуги?
– Нет! Как раз наоборот! Я посоветовал обратиться к моему коллеге, однако Габриэль настаивал, чтобы супругу лечил именно я. По его словам, Алисия восприняла предложение о визите к психиатру в штыки, и лишь тот факт, что мы знакомы, поможет ее уговорить. В итоге я согласился, с большой неохотой.
– С огромной.
– Не стоит исходить ядом, – с обидой в голосе проговорил Кристиан.
– И где же ты проводил приемы?
– У своей девушки дома. Повторяю еще раз, – быстро добавил он, – было лишь несколько сеансов в частном порядке! Я не проводил полноценного курса лечения. Мы встречались нерегулярно и мало!
– И за эти редкие сеансы ты брал деньги?
– Пойми, Габриэль настаивал на оплате. Он не принял бы отказа, – сказал Кристиан, пряча глаза.
– И платил, естественно, наличными?
– Тео, пожалуйста…
– Наличными? – Я повысил голос.
– Да, но…
– И ты не указал в налоговой декларации дополнительный источник доходов.
Кристиан молчал, прикусив губу. Значит, я прав. Вот почему он не выступил на суде. Интересно, и много еще таких неофициальных пациентов у Кристиана, от которых он получает доход черным налом?
– Послушай, если Диомидис узнает, меня могут уволить. Ты понимаешь? – В голосе Кристиана появились просительные нотки. Он пытался давить на жалость.
Но я не испытывал к этому мерзавцу ни грамма жалости. Лишь презрение.
– Ладно – профессор, но есть еще врачебная комиссия! Тогда тебя вообще лицензии лишат.
– Если только ты на меня не заявишь. Не стоит ворошить прошлое. Что было, то прошло. Черт возьми, на карту поставлена моя профессиональная карьера!
– Зря ты не подумал о ней раньше.
– Тео, умоляю!
Представляю, как боролся с собой Кристиан, так унижаясь передо мной. Я не испытывал радости, только гнев, и Диомидису докладывать не собирался. По крайней мере, сейчас. Кристиан принесет гораздо больше пользы, если будет знать, что я в любой момент могу его уничтожить.
– Ладно уж, никому не скажу. Пока что, – отозвался я.
– Спасибо, дружище. Я у тебя в долгу, – выдохнул Кристиан.
– Это точно. А теперь поехали дальше.
– В смысле?
– Давай рассказывай про Алисию.
– А что бы ты хотел узнать?
– Абсолютно все, – сказал я.
Некоторое время Кристиан думал и молча вертел в руках палочки.
– Да нечего особенно рассказывать. Даже не знаю, что ты хочешь услышать и с какого момента.
– С самого начала, – подсказал я. – Ты наблюдал Алисию в течение нескольких лет, так?
– Формально – да, хотя на самом деле мы виделись нерегулярно. После смерти отца она приходила ко мне раза два-три, не больше.
– И когда состоялся последний сеанс?
– Примерно за неделю до убийства.
– Как бы ты описал психическое состояние Алисии на тот момент?
Почувствовав, что опасность миновала, Кристиан расслабленно откинулся на спинку стула.
– Сильная паранойя, неадекватное восприятие реальности. Она находилась на грани серьезного психического расстройства. Такое состояние у Алисии было не в первый раз. Она много лет страдала от резких перепадов настроения. Эдакие качели: то вверх, то вниз. Классические симптомы пограничного расстройства личности.
– Оставь свой идиотский диагноз при себе. Я хочу слышать факты!
Кристиан метнул на меня обиженный взгляд, но спорить не решился.
– Что именно ты желаешь знать?
– Алисия призналась, что за ней следят, правильно?
– Следят? – непонимающе переспросил Кристиан.
– За ней кто-то следил. Разве она не рассказывала об этом?
Кристиан молча переваривал услышанное, а потом неожиданно расхохотался.
– Что смешного? – сухо спросил я.
– Извращенец, подглядывающий в окна? Надеюсь, ты не поверил в ее бредни?
– Думаешь, это фантазии?
– Естественно! Я даже в голову не стал брать, – отмахнулся Кристиан.
– Записи в дневнике весьма убедительны. И я ей верю.
– Конечно, убедительны. Я бы тоже попался, если б не знал, в чем дело. В тот период Алисия переживала очередной приступ психоза.
– Это ты так говоришь. Но дневник вел психически здоровый человек. Просто дико напуганный, – возразил я.
– Тут была предыстория. Точно такие же страхи преследовали ее и на прежнем месте жительства. – Кристиан пожал плечами. – Именно поэтому Габриэлю пришлось переехать в Хэмпстед. В тот раз Алисия обвинила в слежке пожилого мужчину, который жил по соседству. Разразился жуткий скандал. Выяснилось, что старик слепой! Он не только следить, он даже элементарно видеть ее не мог! Алисия давно страдала от эмоциональной нестабильности, а смерть отца ее вообще доконала. С тех пор душевное равновесие уже не восстановилось.
– Алисия когда-нибудь говорила с тобой об отце?
– Не то чтобы… Настаивала, что очень его любила и якобы у них были нормальные отношения, насколько это вообще возможно после самоубийства матери. Честно говоря, из Алисии с трудом удавалось вытянуть хотя бы пару слов. Сидит, молчит, и всё тут. Впрочем, ты и сам прекрасно знаешь, какая она.
– Видимо, не очень, в отличие от тебя, – отозвался я и тут же продолжил: – После смерти отца Алисия пыталась совершить самоубийство?
– Я бы так это не назвал…
– А как бы ты это назвал?
– Суицидальное поведение, – пояснил Кристиан. – Вряд ли Алисия всерьез намеревалась свести счеты с жизнью. Слишком нарциссическая натура, чтобы нанести себе реальный вред. Сыпанула в рот пригоршню таблеток, чтобы вызвать передозировку, – скорее напоказ. Этот жест был адресован Габриэлю. Она хотела, чтобы он постоянно уделял ей внимание. Вот уж действительно попал, бедолага! Если б не врачебная этика, я бы давно предупредил его, чтобы держался от своей жены подальше.
– Ему повезло, что ты так придерживаешься этики, – съязвил я.
– Тео, ты – сильный эмпат, и это делает тебя хорошим психотерапевтом. Но, пойми, вылечить Алисию Беренсон невозможно! Еще до убийства она почти потеряла способность к самоанализу, рефлексии – называй как угодно. Она полностью погрузилась в себя и свое творчество. Поэтому сочувствие и доброта, которые ты испытываешь к Алисии, обречены на безответность. Она безнадежна. Настоящая стерва! – Последние слова Кристиан проговорил с нескрываемым презрением – и полным отсутствием сочувствия к столь травмированной женщине.
На долю секунды в голове мелькнула мысль: а не страдает ли сам Кристиан пограничным расстройством? Это многое объяснило бы.
– Я иду к Алисии. Мне нужны ответы.
– От Алисии? И как же ты намерен заставить ее говорить?
– Просто спрошу, – сказал я и вышел в коридор.
Я выждал момент, когда Диомидис скрылся у себя в кабинете, а Стефани ушла на заседание управляющей компании. Затем быстро пошел к «аквариуму», где заприметил Юрия.
– Устройте мне, пожалуйста, встречу с Алисией, – шепнул я ему.
– С Алисией? Я думал, ваши сеансы отменены, – удивился он.
– Так и есть. Я только хочу недолго побеседовать с ней с глазу на глаз.
– Понятно. – Юрий задумался. – Психотерапевтический кабинет сейчас занят – у Индиры сегодня полная запись до самого вечера. Зато кабинет арт-терапии свободен. Я могу привести Алисию туда. Но имейте в виду – у вас буквально несколько минут.
Больше Юрий ничего не сказал, но я его прекрасно понял. План, конечно, так себе: управиться со встречей нужно быстро, иначе кто-нибудь непременно доложит Стефани. Юрий просто бесценный союзник. Очень хороший человек! Жаль, я не разобрался в нем при первой встрече.