Александр Афанасьев
Мятеж
За едой ему пришла в голову мысль, которую он немедленно реализовал. На куске оберточной бумаги от сыра он написал карандашом: «Я жив и здоров, был здесь», поставил число и отнес это в комнату Бронислава. Подписался не именем, а странным знаком, похожим на крест – он его изобрел в детстве и подписывался так. Кому надо – тот поймет.
В доме он решил не ночевать – мало ли. Лучше в лесу… там спокойнее. Прихватив с собой все оружие, какое он решил взять, граф вылез через окно кухни и аккуратно прикрыл его.
Перед тем как залечь спать на еще одном старом и удобном дереве, он включил рацию, поставил звук на минимум, погонял по частотам. То, что там было, лучше бы не слушать.
Завтра… Будет новый день… будет и дело.
С этой мыслью граф Ежи заснул.
4 июля 2002 года
Рим, Итальянское королевство
Аэропорт Фьюмиччино
Все то время, пока наш «Боинг» пересекал меридианы, приближаясь к Вечному городу, я спал. Спал, чтобы не думать, – думать было бессмысленно, слишком мало исходной информации. Из того, что у меня имелось, невозможно понять, что происходит. Для чего ко мне подползли? Попытка вербовки? Попытка наладить канал передачи дезинформации? Попытка превратить меня в агента влияния? Реальная попытка помочь? Может, они сами хотят предложить свои услуги русской разведке и выбрали такой необычный путь? Почему такая срочность и именно Рим? Короче, могло быть все, что угодно.
Что касается посла Пикеринга, то он сильно нервничал, хотя и старался этого не показывать. Выпил две бутылочки – маленьких, авиационных – калифорнийского «Шардонне» – это только на моих глазах, пока я не заснул. На рейсах североамериканских авиакомпаний вместо нормального вина подавали калифорнийскую кислятину, которую ни один уважающий себя джентльмен пить не станет, но посол не обратил на это внимания. Может, привык.
Проснулся, когда самолет делал круг над аэропортом, находившимся чуть в стороне от Рима. Под крылом тянулись какие-то безликие производственные зоны. Зевнув, я отвернулся от иллюминатора.
– Боюсь летать… – простодушно признался посол.
– Бывает… – неопределенно ответил я. – Когда нам выходить?
– Последними. Когда выйдут все. Нам подгонят машину.
Шасси лайнера коснулись полосы, жестко – именно так учили совершать посадку североамериканских летчиков. Даже тряхнуло…
Все это – и «Боинг» авиакомпании Пан-Америкен со специальным скрытым отсеком в хвосте, который тем не менее имел иллюминаторы, и этот перелет – меня не сильно радовало. Но делать нечего – приходилось играть теми картами, которые лежали на столе. Пусть их расклад был не лучшим.
На переборке, отделявшей отсек от основного пассажирского салона, зеленым огнем светофора замигала специальная лампа. Пора.
– Пора! – подтвердил и Пикеринг.
Прошли уже пустым салоном, в котором не было ни одной стюардессы – видимо, предупредили всех. Все указывало на то, что салон только что был полон – вскрытые упаковки салфеток, недочитанный журнал из тех, что раздают в полете, остатки обеда на откидном столике. Эконом-класс…
– СИМ[6] будет фотографировать.
– Ай, бросьте! – отчего-то с ноткой раздражения в голосе произнес Пикеринг. – Это обычный гражданский рейс, с чего бы его фотографировать? Кроме того, сейчас полдень и ни одного лентяя-итальянца не вытащишь с его законной сиесты. Вспомните нашего графа Джузеппе Арено. Лентяй и разгильдяй.
– И бабник, – заметил я.
– Увы, и бабник. Несмотря на то что женат – изрядный, совершенно нестерпимый бабник. Я уже имел с ним разговор по поводу моей дочери, которая прилетала на каникулы. Полагаю, я доходчиво объяснил ему, что в итальянском зяте не нуждаюсь, будь он даже и граф. Вы с ним тоже имели беседу? Ах да, у вас же резиденции рядом.
– Я ему просто намекнул. Думаю, он понял. Что же касается бесед, то мы, русские, в таком случае разговором не обходимся.
– Вы всегда слишком полагались на силу…
Можно было накинуть на голову пиджак, но, поразмыслив, я не стал этого делать. Так делают те, кто виновен, а я ни в чем не виновен и ни в чем не собираюсь быть виновным. Просто буду смотреть под ноги, наклонив голову, – вот и пусть опознают меня в таком ракурсе, если потребность возникнет.
Посол Пикеринг заметил это и улыбнулся…
Всего одна машина ждала нас у трапа – серая устаревшая «Ланчия Тема», такие машины еще бегали по дорогам Италии, поскольку итальянцы вообще не слишком-то тянутся ко всему новому. Да и бронированных машин этой серии – как та, которую нам подали, – тоже было немало.
– Приходится пользоваться бронированными машинами, – пояснил посол, – даже обычному дипломатическому персоналу. Война против терроризма, чтоб ее.
– Какая в Италии война против терроризма?
– Здесь полно красных. Анархистов.
Клиника…
Выехав через служебные ворота, не предъявляя никаких документов, мы рванули, как я сумел определить, к кольцевой.
– Где назначена встреча?
– Нигде. Найдем место и дадим знать.
Разумно…
Остановились мы в одном из маленьких, типично итальянских городков – с курами на окраинах, с мощенной булыжниками центральной площадью, с католическим храмом, бог знает какого года постройки, с цветочными горшками на окнах, с веселой перебранкой итальянских кумушек. С тратторией, часть столов которой были выставлены прямо на площади и прикрывались потрепанными, пестрыми, выцветшими от солнца зонтами. Меня особенно порадовало, что посол Пикеринг предоставил возможность выбрать место встречи мне. Он отчетливо понимал, что, если место выберет он, я буду соблюдать особую осторожность, полагая, что все вокруг напичкано камерами и микрофонами. Впрочем, даже если место встречи выбрал и я, это тоже не повод расслабляться.
Заказали пасту[7] со специями, причем пасту здесь готовили вручную, как и во всех итальянских тратториях, и кувшинчик молодого вина с местных виноградников. Посол Пикеринг позвонил куда-то, и не с сотового телефона, которого у него, как и у меня, не было, а с местного, стационарного, испросив разрешения хозяина траттории. Кстати – в кармане у Пикеринга оказались итальянские лиры, хотя в аэропорту или где-то еще он валюту не менял. Одно это говорило о хорошей подготовке встречи.
Дама припозднилась – появилась, когда мы уже прикончили свою пасту и заказали набор из даров моря. Приехала она на стареньком, пыхающем дымом, лупоглазом «Фиате» и оделась как типичная деловая североамериканка. Здесь это сильно бросалось в глаза и демаскировало встречу.
– Сара Вачовски, – представилась дама, протягивая для рукопожатия руку, как это было принято у североамериканок. Чтобы не нарываться на обвинение в сексуальном домогательстве, я пожал ее, как это было принято у североамериканских мужчин.
Выше среднего роста, средних лет, но следит за собой. Бассейн, фитнес – североамериканцы любят себя. Возможно, лесбиянка – этой категории дам в Североамериканских Соединенных Штатах все больше и больше.
– Князь Александр Воронцов, – негромко представился я и перешел на русский: – Вы владеете русским языком?
– Да, конечно, – она мгновенно перешла на почти идеальный русский.
Я осмотрелся – никому до нас не было никакого дела, соседние столики были абсолютно свободны.
Подошел хозяин, мисс (скорее всего, именно мисс, не миссис) Вачовски заказала салат из даров моря. Следит за фигурой.
– Еле добралась… – пожаловалась она. – Эти ужасные итальянские машины, какой уважающий себя человек станет ездить в таком тарантасе. Джеффри, зачем ты выбрал такое место. Я еле его нашла?
– Место выбирал не я, – сказал посол Пикеринг.
– Простите, мисс, это моя вина.
Судя по тому, что на обращение «мисс» не последовало никаких возражений, и вправду мисс, не миссис.
– Бесплатную экскурсию совершила…– сказала она. – По крайней мере, не зря летала сюда. Будет о чем рассказать.
– На вашем месте я бы как раз не стал никому ничего рассказывать, – заметил я.
– Ничего страшного. Может сумасбродная североамериканка слетать в Рим по собственной прихоти или нет?!
Возможно, этот имидж – «сумасбродная североамериканка» – отлично отработанная маска. Я напомнил себе еще раз, что надо быть осторожнее.
Принесли салат, хозяин траттории с любопытством посмотрел на нас, но ничего не сказал. Это место находилось вдалеке от традиционных туристических маршрутов, и чужие здесь бывали нечасто. Однако своим вниманием хозяин траттории досаждать нам не стал.
– Итак, давайте для начала представимся, – негромко начал я, – меня вы уже знаете, равно как должность, которую я занимаю. Господин Пикеринг и то, чем он зарабатывает себе на хлеб, думаю, это тоже ни для кого не тайна. Таинственной незнакомкой остаетесь для нас вы, мисс Вачовски. Попробую угадать – Госдепартамент?
– Отнюдь. Агентство национальной безопасности. Заместитель начальника русского отдела, ведущий аналитик.
Я многозначительно посмотрел на Пикеринга – настолько многозначительно, что он опустил глаза. Господин Пикеринг только что преступил границы дозволенного в дипломатическом мире. Если бы он притащил на встречу кого-то из Госдепартамента – то есть свое начальство – это одно. То, что он притащил на встречу аналитика спецслужбы, да еще работающего против моей страны, – совсем другое.
Потому что состоявшаяся встреча – если она будет кем-то заснята – дает североамериканцам биографический рычаг[8] на меня. Тайная встреча в третьей стране с установленным разведчиком, пусть даже и аналитиком, не оперативником – неважно. Попала такая фотография – я в столь приятной компании – на стол контрразведки, и любой контрразведчик начнет меня подозревать в том, что я продался североамериканцам. Ах, так он еще и лечился не один месяц в североамериканском госпитале?! И еще у него какие-то подозрительные дела с североамериканцами, он спас их президента?! Враг, однозначно!
И сама дикость ситуации – посол вербует посла, такого никогда не было – не остановит от того, чтобы начать под меня копать. И доверять мне, как доверяли раньше, после такой фотографии уже не будут.
– Позволю себе небольшой экскурс в историю. Не такую уж и давнюю. Несколько месяцев назад в североамериканских разведслужбах состоялась крупная реорганизация – как результат событий десятого сентября. Теперь русский отдел Агентства национальной безопасности имеет новое и вполне официальное наименование – отдел по борьбе с русской угрозой. У вас есть только три минуты, чтобы убедить меня остаться за этим столом, дамы и господа, – иначе я прямо сейчас встану и уйду.
Вачовски улыбнулась:
– Попробую, хоть это и будет сложно. Насколько я помню, вы никогда не отличались особой враждебностью по отношению к Североамериканским Соединенным Штатам и не только не работали против нас, но и даже едва не получили награду за спасение жизни нашего президента. Я имею в виду Лондон.
– Это было давно. И я не спасал жизнь вашего президента, я охотился за маньяком-убийцей, чтобы доказать собственную невиновность. Время идет.
– Как бы то ни было, мы считаем вас лицом, дружественным по отношению к Североамериканским Соединенным Штатам. И мы хотели бы предупредить вас о серьезной опасности…
– Позволь я, Сара, – вклинился Пикеринг. – Господин Воронцов, мы с вами оба дипломаты, но сейчас нет нужды в дипломатических экивоках. Вы не могли бы охарактеризовать политику Североамериканских Соединенных Штатов последнего времени?
– Безумие, – коротко ответил я.
– А можно поподробнее?
– Пожалуйста. Начиная с событий десятого сентября, вы словно сошли с ума. Так не делают, наш мир слишком хрупок. Официальная версия событий десятого сентября мало у кого вызывает доверие. Конкретно? Пожалуйста, конкретно. Два самолета врезаются в нью-йоркские небоскребы. Оба они рушатся. Сгорает авиационный керосин – десятки тонн. Насколько я помню – в подземных хранилищах в сейфах расплавилось золото. И тем не менее – на развалинах одного из небоскребов находят целехонький паспорт одного из угонщиков, и этот паспорт как назло оказывается принадлежащим мексиканскому анархисту. Ну так же нельзя. Тоньше надо, тоньше. Элегантнее. Из всех ведущих держав вашей версии поверила только Британская империя, ни мы, ни Берлин не восприняли это всерьез. И одновременно вы обвиняете нас в косвенной причастности к теракту. Мы-то тут при чем?! У нас анархисты в свое время Государя убили, в стране едва не произошел коммунистический переворот! Как у вас только ума хватило пристегнуть к этому дурно пахнущему делу нас?
Пикеринг поднял руки:
– Сдаюсь. Разгромили наголову. Сара?
– Напоминаю, что времени у вас мало, – сказал я.
– Видите ли, Алекс… Можно буду я вас так называть, мне так проще? – Не дожидаясь моего согласия, мисс Вачовски продолжила: – Часть из сказанного вами действительно справедлива. ФБР сработало очень грубо – впрочем, они по-другому и не умеют работать. Но часть наших подозрений о причастности вашей страны к террористическим атакам, пусть и косвенной, – не лишена оснований.
– Каких же? Нашли еще один паспорт, на сей раз русскоподданного? Или кто-то выжил в адском пламени? Или кто-то из пассажиров перед смертью позвонил своей бабушке и сообщил, что самолет захватили ужасные русские?
– На вашем месте я бы не рассуждала об этих событиях таким издевательским тоном. Для нас это действительно трагедия.
– Простите.
– Дело не в этом. Да и подозреваем мы не вас. Мы подозреваем какую-то игру, в которую вовлечена ваша страна. И мы подозреваем, что исполнители всего этого безумия прибыли к нам в страну с ваших Восточных территорий либо, что более вероятно, – из Персии. И что шахиншах Мохаммед ведет двойную и очень грязную игру.
– Это слова. Доказательства?
– Наработки ФБР вас не устроят?
– Не устроят. Паспорт они уже нашли. Единожды солгавшему перестают верить надолго.
– Видите ли, Александр… – снова заговорил Пикеринг, – возможно, вы ошибаетесь в отношении нас, меня и мисс Вачовски. Мы не враги вам. Мы считаем, что в нашей стране в двухтысячном году произошел государственный переворот. К власти избранный волей меньшинства, подтасовав итоги выборов в штате, где губернатором был его брат, пришел Джон Томас Уокер Меллон, бывший алкоголик и весьма недалекий человек. Но опасен не он сам, а те, кто стоит за ним. Мы до сих пор сохранили некоторые… позиции в Белом доме и знаем, что там происходит. Там полно евреев. Каждое заседание Совета национальной безопасности начинается с еврейской молитвы. Возвращаются времена Фолсома.
– Вы антисемиты?
– Нет, просто мы люди, которые еще не напялили на глаза розовые очки. Если покопаться в прошлом многих членов президентской команды, открываются удивительные вещи. Многие в молодости были откровенными леваками, троцкистами и анархистами. Сейчас они переметнулись на крайне правые позиции. Скажите, это не кажется вам подозрительным?
– Кажется. Дальше что?
– Дальше то, что эти люди, хотя и качнулись вправо, в душе они такие же анархисты. А правые, пользующиеся методами анархистов, – страшнее вряд ли что-то можно придумать.
– При чем здесь мы? Вам нужна помощь, чтобы с ними справиться?
– Возможно. Но дело не в этом. Люди двух стран, не желающие войны, должны быть по одну сторону баррикад, – сказала Вачовски.
– Вербуете… – с понимающей улыбкой осведомился я, – не слишком ли дешевый подход, сударыня?
– Мы не пытаемся вас вербовать.
– Ой ли?
– Сударь… – Пикеринг тоже изъясняется на хорошем русском, недаром говорят, что в Госдепе русским на том или ином уровне владеет более половины специалистов, – я уже давно догадался, что вы не совсем посол. Верней – что вы совсем не посол. И ваша реакция сейчас на наши слова это подтвердила. Люди, которые работают в разведке, глубоко циничные. Но сейчас – не время для цинизма. Мы должны быть вместе.
– Сударь, – в тон ответил и я, – ваши познания о разведке также превосходят уровень обычного посла. И согласитесь, что цинизм разведчиков вполне оправдан и обоснован. По крайней мере – мне так кажется.
– Мы подошли к опасной черте. Люди Президента всеми силами подталкивают его к очень опасным решениям. Конфронтация между нашими странами вышла на принципиально новый, смертельно опасный уровень. Новые технологии позволяют совершить внезапный пуск ракет с замаскированных носителей из любой точки Земли. Раньше эта технология – я имею в виду систему «Комар» – была только у вас. Сейчас она появилась и у нас – вы слышали о новых разработках BAE[9]?
– Вы имеете в виду воздушную платформу вертикального старта «Томагавков» на базе «Боинг-747»[10]? Как же, слышал. Только она неэквивалентна нашей. В нашей технологии баллистическая ракета воздушного базирования прячется в грузовом отсеке совершенно стандартного транспортника. Вы думаете, мы продаем транспортные самолеты по всему миру просто так? Нет, и из-за денег, конечно, тоже. Но не только из-за них. Ракета может быть в любом самолете, в том числе в том, который принадлежит гражданской авиакомпании, вы не сможете отследить пуск до самых последних секунд, когда уже будет поздно. Ни одна система ПРО, которую вы так старательно разрабатываете, не успеет среагировать на внезапный старт баллистической ракеты с разделяющимися головными частями из произвольной точки воздушного океана. Эта точка может быть совсем рядом с вами, с вашими границами – и вы не успеете даже передать сигнал атомной тревоги на свои пусковые. Мы проводили моделирование, даже при полностью развернутой системе ПРО при внезапном массированном пуске БРВБ до девяноста процентов ракет первой волны прорвутся к своим целям. Если не удастся достичь фактора внезапности, этот процент падает до пятидесяти, но все равно это приемлемый уровень поражения, тем более что за ракетами первой волны пойдут более массированные вторая и третья волны – ракеты со стратегических подводных ракетоносцев, ракеты с наземных мобильных ракетных установок, ракеты со стратегических бомбардировщиков. В то же время ваш самолет мы сможем распознать, на экране радара – его сигнатура[11] хоть немного, но отличается от гражданского «Б-747», что видно с борта перехватчика. Уйти от перехватчика «семьсот сорок седьмой» не сможет ни при каких обстоятельствах. Дальность полета «Томагавков» – не стратегическая, а тактическая, прорваться за пределы наших рубежей обороны вы не сможете. На севере патрулируют дальние перехватчики, ни Сибирь, ни Урал вы не достанете. Достанете Санкт-Петербург – ну и что? Вы же понимаете, что штаб, где будет приниматься решение об ответном ударе, расположен в центре страны, в глубине наших оборонительных порядков, его не достать тактическими ракетами.
Вачовски хотела что-то сказать, но я предостерегающе поднял руку.
– Я еще не закончил. Поведение страны, которую вы представляете, в последнее время напоминает пьяного ковбоя, который вышел из салуна на улицу в поисках неприятностей. Но в наших «кольтах» достаточно патронов, господа. Если вы выбрали Россию в качестве мальчика для битья, то вы серьезно ошиблись. Смертельно ошиблись, так будет точнее.
Пикеринг и Вачовски несколько секунд переваривали сказанное.
– У вас исключительные познания в военном искусстве, господин посол… – ехидно заметил Пикеринг.
– Я контр-адмирал Русского флота, господа, забыли? Я длительное время служил на флоте и этого не скрываю.
– Хорошо. Карты – на стол. Скажу прямо: у нас есть все основания полагать, что группа людей в окружении нашего Президента готовит вооруженное столкновение между Североамериканскими Соединенными Штатами и Российской империей.
Я пожал плечами:
– Заприте их в психушке…
Вачовски побагровела от злости, я примирительно поднял руки.
– Ладно, ладно. Basta. Без шуток. Как говорится в одном вашем дурном фильме про Россию: какие ваши доказательства?[12]
– Посмотрите внимательно.
Я взял пачку снимков, судя по виду, спутниковых, которые положила передо мной Вачовски, начал просматривать их. Судя по всему, на них был изображен какой-то сильно укрепленный объект в горно-пустыннной местности.
– Что это?
– Это ядерный центр, известный как Екатеринбург-1000. Принадлежит Персии. Там завод по обогащению урана и по производству ядерных взрывных устройств.
Я отложил снимки на стол.
– Придумайте что-то получше. Это не смешно.
– Нам тоже не смешно, – раздраженно произнесла Вачовски, – это положили на стол Президента.
Господи… А ведь и впрямь положили.
– И что сказал Президент?
– Приказал готовить варианты решения этой проблемы.
– Он с ума сошел?!
– Это еще не все.
– Господи… еще что?
– Эти снимки – малая часть Персидского досье, лежащего на столе Президента. Есть и более худшая часть – сведения о том, что шахиншах Мохаммед прямо причастен к терактам десятого сентября и готовит новые теракты на территории Североамериканских Соединенных Штатов, в том числе с применением ядерного оружия.
– И это тоже положили на стол Президента?
– Да…
Впору было и в самом деле задуматься. Североамериканскими Соединенными Штатами я не занимался вплотную, знал только то, что есть в открытом доступе – но и этого хватало. Президент Меллон-младший казался наследником и прямым продолжателем дела Фолсома, кроме того – он был несамостоятельным. Да и как руководителем великой державы может быть алкоголик, обанкротивший собственный бизнес?! Если он разрушил собственный бизнес, то что же он сделает со страной?!
– Я не верю.
– Послушайте! – Вот теперь Вачовски разозлилась окончательно. – Как можно быть таким непробиваемым?! Не я определяю политику Белого дома в отношении Российской империи. Я ведущий аналитик по вашей стране, мне приносят исходные данные, и на основании их я делаю заключения. Понятно? Что мне принесли, то я и анализирую, я не занимаюсь оперативной работой и не строю пустых версий. Вот Екатеринбург-1000, гражданский ядерный центр под контролем МАГАТЭ. Тогда зачем ему такое кольцо ПВО?
– Говорите тише. На нас уже смотрят.
Итальянцы привыкли к бурным выяснениям отношений, с размахиванием руками, иногда и с битьем посуды. Но мы говорили не по-итальянски, и на нас обратили внимание.
– Позвольте… Есть лупа?
Вачовски вынула из сумочки лупу – небольшую такую, на ножках, ее используют обычно библиофилы, протянула мне. Я еще раз пододвинул к себе фотографии…
– Вы умеете анализировать разведснимки?
– Я заканчивал разведфакультет. Не мешайте.
Мда… Что бы здесь ни было – но это и впрямь охраняется, и охраняется очень сильно. Даже больше скажу – никогда не видел противовоздушной обороны такой плотности. Прикрыт пятачок земли в несколько квадратных километров. В основном – ствольной зенитной артиллерией, правда, в чудовищном количестве. От нуля до двух, двух с половиной километров будут работать «Шилки» – их здесь не менее сорока (!!!) комплексов. Половина – самоходки, четырехствольные, вторая половина – буксируемые, двуствольные, но на шасси АМО – получаются тоже самоходные. Какой модификации – не разглядеть, последние модификации двухствольных систем оснащены электроприводами, радарами и ракетными установками ближнего радиуса «Игла». Судя по тому, что к каждой позиции ведет накатанная колея, а запасных позиций втрое больше, чем установок, – они постоянно меняют позиции, чтобы избежать внезапного уничтожения.
Вторая линия обороны – устаревшие, но мощные двухствольные зенитные пушки калибра 55 миллиметров на танковом шасси. Их – около двадцати. Они опасны для объектов, летящих на высоте до пяти-шести километров, а плотность огня тут будет такова, что, пожалуй, свой сектор они перекроют намертво.
Третья линия обороны – еще более устаревшие зенитные пушки калибра 107 миллиметров – они опасны до десяти километров. Устарели они предельно, у нас их даже в запасе нет – но если их собрать на таком пятачке… И тоже насчитал шестнадцать, это очень много.
Последнее меня совсем убило. Ракетные комплексы войсковой ПВО SA-15 Gauntlet, или, по-нашему, ТОР. Наша армейская модификация, на гусеничном шасси, пять штук. Вот чего-чего, а ТОРов тут никак не должно быть, зенитно-ракетные комплексы мы в Персию никогда не поставляли.
Но они тут были.
Напоследок я обнаружил радарные посты, в количестве аж трех штук – получается, основной и два запасных. На каждом – современные антенны дециметрового диапазона, но не только – есть еще и старые лопухи антенн метрового диапазона, которые уже во всех армиях мира под списание намечали, да не списали. Почему? Да все потому, что те, кто машины «Стелс» разрабатывал, они-то как раз на современный, дециметровый диапазон работы поисковых локаторов рассчитывали, а про метровый-то и забыли. А в метровом эти дорогущие машины видно, и видно прекрасно. Поэтому надежной сейчас считается связка дециметрового и метрового поисковых локаторов при синхронной их работе.
– Что скажете?
Я отложил снимок в сторону.
– Предельно плотная противовоздушная оборона. Я так полагаю – вы нашли и дальние радиолокационные посты?
– Совершенно верно. Два кольца, десять и тридцать километров от объекта.
– Такую оборону можно подавить только с предельной дистанции с использованием современных крылатых ракет. У них есть проблема – в связке отсутствует современный ЗРК большой дальности типа «Нева» или «С-300». Нет прикрытия на предельных дистанциях. Поэтому пуском ракет со стратегического бомбардировщика объект можно уничтожить, и они ничего не смогут этому противопоставить.
– Но ведь и SA-15 у них не должно здесь быть?
– Не должно, – подтвердил я, – мы продавали им только ствольную зенитную артиллерию, вы сами понимаете причины.
– Но при необходимости вы можете поставить «зонтик» над этим местом.
– Можем. Черноморский флот с авианосцами и комплексами «Риф» контролирует этот регион. Кроме того, прикрытие можно обеспечить с Восточных территорий, дальность работы «С-300», не говоря уж о «Неве», это позволяет.
– А вертолет. Предельно низкая высота, помехи?
– Не проскользнете. Если вас не обнаружат с авианосца, в чем я сильно сомневаюсь, оборона этого места растерзает вас. Про вертолеты здесь можно забыть, тем более посмотрите на рельеф местности. Укрыться за складками здесь не получится. Но этого недостаточно. Один объект – и что?
– Есть еще кое-что.
– Что же?
Сара Вачовски бросила мимолетный взгляд на посла, тот утвердительно кивнул головой.
– Это часть большого исследования… Гораздо большего, выходящего за рамки Персидского досье. Группа наших ученых из Гарварда, которые одновременно являются добровольными помощниками ЦРУ, проанализировала состояние дел в международном терроризме. Выявлена одна опасная тенденция.
Ведущий аналитик АНБ замялась с продолжением.
– Есть новая тенденция. Очень опасная. Использование при террористических актах смертников.
– Смертников? Сударыня, это далеко не новость. В Северной Индии существуют несколько центров по промыванию мозгов, в свое время мы их накрыли ракетными ударами – или решили, что накрыли. Если нужны смертники, обращайтесь к вашим партнерам по атлантической коалиции. Они у них есть, причем в любом количестве.
– По нашим данным, центры по подготовке смертников-шиитов есть и в Персии. Персия – центр шиизма, крайне опасного течения в исламе. Любой шиит – потенциальный смертник, они с готовностью отвергают жизнь ради загробного воздаяния.
– Откуда эти данные?
Вачовски замялась:
– Агентурная информация. Большего сказать не могу, да и не знаю. Нам дают информацию в готовом виде.
– Это несерьезно. Любой оперативник на линии, подкупленный теми людьми, о которых вы говорите, придумает десяток таких источников, и проконтролировать это будет сложно. Нужно все-таки оценивать реальность получаемых разведданных.
Я поворошил снимки, выбрал снимок всего этого района, начал его просматривать. Пикеринг и Вачовски внимательно наблюдали за мной.
– Не могу понять…
– Что именно?
– Что здесь за объект. Этот объект не может быть крупным.
– Почему?
– Любой крупный объект требует большого объема перевозок как людей, так и грузов. Скорее всего, здесь понадобится железнодорожная ветка. Где она? Я ее не вижу.
– Но ограждение вы заметили?
– Заметил. Хитро поступили – на тридцать километров отнесли.
– Вот именно. Они огородили огромную пустынную территорию. Я уверен, здесь есть и минные поля, и датчики движения. Была проделана огромная работа. Туда же ведет подземный кабель высокого напряжения от ЛЭП.
– Да я увидел… – Я положил снимки на стол. – И чего же вы от меня хотите?
– Мы хотим, чтобы вы выяснили, что это за объект. И только.
– И только? Вы сами себя слышите?! То, что вы мне предложили, называется «шпионаж», «измена Родине».
– Это не ваша Родина.
– Это наше вассальное государство. Забыли? Мы отвечаем за его безопасность. Выяснять что-либо для североамериканской разведки я не буду.
– Мы не представляем…
– Послушайте меня, господа. Вы пригласили меня сюда, чтобы рассказать о том, что вас беспокоит, – и я выслушал вас. Но если вы ищете человека, который предаст – не по адресу. Я русский офицер и дворянин. В нашем роду нет и не будет предателей. Я выясню, что это за объект. И поступлю так, как сочту в этом случае нужным. Перед вами же я никаких обязательств не беру. Честь имею.
Мисс Вачовски хотела что-то сказать, но посол перебил:
– Господин Воронцов, я понимаю вашу позицию и уважаю ее. Но я хочу взять с вас слово, слово офицера и дворянина. Дайте мне слово, что сделаете все, чтобы не допустить войны между нашими народами. Тогда я буду спокоен.
Я утвердительно кивнул:
– Такое слово я могу дать. Война никому не нужна.
