Александр Афанасьев
Мятеж
– Божекович пусть командует! Он отвечает за внутреннюю территорию.
– Он жив?
– Минуту назад был жив. Пойдемте, господин майор, пока сербы не поняли что к чему. Тогда нам не вырваться…
Это так… В городе один охранник приходится примерно на тридцать человек «работающего персонала». Не сдержать… должны подойти армейские части, тогда можно будет что-то решить. Пусть военные расхлебывают… это у них, черт возьми, угнали танк, больше неоткуда, пусть теперь и останавливают его как хотят…
– Уходим, – окончательно решил майор.
Вместе они сбежали вниз, там уже занимали позиции немногочисленные солдаты, у них было оружие для борьбы с массовыми беспорядками и винтовки. Ни пулеметов, ни гранатометов – они здесь были просто не нужны. Увидев сбегающего дежурного офицера, они ничего не сказали – бессмысленно. Просто все для себя в этот момент решили, что как только офицер скроется из вида – нечего здесь станет делать и им. Это были не двадцатые, не тридцатые и не сороковые, когда хорваты убивали и умирали с именем Христовым на устах за свою веру[18]. Тогда все сражались за идею, за Великую Хорватию, и ради этого готовы были умереть. Сейчас… сейчас шел век двадцать первый, и они видели поспешно сматывающегося дежурного офицера с ординарцем и мешком, в котором несложно было догадаться что. За это – они умирать не собирались…
Не те сейчас времена…
На улице майора и поручика ждал закрытый внедорожник «Puch G» с выключенным мотором, водитель зачем-то вышел из машины и стоял на колене, направив ствол автоматической винтовки туда, откуда раздавались звуки стрельбы…
Идиот…
– Ты что делаешь, кретин?! Ты что, собираешься этим остановить танк? Заводи машину, козлина!
– Простите, господин поручик… – растерялся солдат.
– Заводи!!!
Двигатель схватился с полоборота, ровно взревел. Майор, не выпуская кейс из рук, запрыгнул на заднее сиденье, рядом плюхнулся поручик.
– Куда, господин майор?
– Гони к четвертой проходной. Быстрее!
Машина покатилась вперед, набирая ход. Было понятно, что в городе происходит что-то неладное. Кто-то бежал от промзоны, кто-то – наоборот, туда, прямо посреди дороги стоял большой автомобиль, и в нем никого не было. Шофер смылся.
Откуда-то из подворотни хлестко прогремела очередь. Люди были уже на проезжей части, было плохо видно, вооружены они или нет.
– Гони! Дави!!!
Машина прыгнула вперед, люди разбегались. Ровные блоки одинаковых кварталов неслись все быстрее.
За спиной стреляли…
Навстречу проскочил бронетранспортер – сняли с поста, понятно. На броне сидели люди. По современной моде бронетранспортеры оснащали одной пулеметной установкой калибра 13 миллиметров[19], она была дистанционно управляемой и совмещенной с приборами наблюдения, но танковую броню такие пули могли лишь поцарапать.
– Не останавливаясь, проскакивай. Сигналь!
Внедорожник взвыл клаксоном, замигал фарами. Бойцы узнали машину начальствующего состава, поспешно поднимали шлагбаум.
Проскочили.
Дорога летела под колеса…
– Вырвались, – озвучил майор.
Живы – и слава Иисусу.
– Откуда взялся этот чертов танк? – нервно спросил майор. – На следующем повороте поверни налево.
Надо сдать деньги.
Они свернули с большой дороги на объездную, пустынную – им надо было объехать Пожаревац по большому кругу и оказаться с другой его стороны, там, где будут их ждать посланцы из Загреба, но при этом постараться не напороться на танк. На дороге никого не было – ни единой души. Поручик Митрич пристегивался, майор иронически посмотрел на него:
– Не поздно пристегиваться? Теперь до самой смерти не умрем…
На майора смотрел револьвер.
– Так точно, господин майор.
Хлопнул выстрел. Потом еще один… В салоне запахло перцовым экстрактом, майор взвыл, хватаясь за лицо, капсаицин драл кожу, слизистые. Машина завиляла по дороге, бросилась влево, потом вправо, прямо в кювет…
* * *
«Puch G», прочный армейский внедорожник, сделанный на базе «Даймлера», даже в такой критической ситуации хорошо перенес аварию – кузов хоть и повело, но он остался цел. У лежащей на боку машины открылась дверь, из нее выбрался поручик Митрич. В руках у него был дипломат, отобранный у тяжело раненного майора Стадника. Справа на лице виднелась глубокая, оплывающая кровью царапина, глаза слезились, лицо было красным…
Поручик осмотрелся, втянул носом воздух, как хищный зверь, и улыбнулся. Пахло бензином. То, что надо…
Он наклонился, рукой, затянутой в перчатку, сорвал немного сухой травы, достал из кармана зажигалку, поджег и бросил на машину. Не загорелось. Сорвал еще, зашел с другой стороны. Раненый Стадник – он-то в отличие от Митрича пристегнут не был, и его как следует приложило, а водитель и вовсе погиб – смотрел на него.
– Марко… За что?..
Поручик улыбнулся, бросил горящий комок травы. Полыхнуло жадное, желтое, всепожирающее пламя…
– Не «за что?». А «почему»? – назидательно произнес он.
Причина проста. Деньги. Тот самый чемоданчик – там ой как много!.. Вдобавок еще и то, что он успел скопить… все это тоже пригодится. Он больше не собирается жить в этой безумной стране, не собирается рисковать жизнью, чтобы охотиться на зверей – сербов. Он больше не собирается подчиняться ублюдкам. Finita! Basta!
Все просто. Кто поймет, что на самом деле произошло, когда творится такое. Он давно прицеливался на содержимое сейфа, но, только когда объявили тревогу, понял – вот оно. Единственный шанс, который выпадает в жизни. Имея доступ к командной сети, он специально отдал несколько неправильных и взаимоисключающих приказов, чтобы неизвестно чей танк погулял по территории подольше, а потом взял машину и рванул к зданию комендатуры. Никто не заметил, что, когда они проезжали четвертый блокпост, он специально спрятался за спинкой высокого переднего сиденья внедорожника – кто из солдат разберет, сколько людей было в машине, двое или трое? Его видели только те солдаты, которые готовились занимать оборону в комендатуре – но не факт, что они успеют обо всем рассказать, не факт, что они вообще выберутся из Пожареваца живыми. Похоже, это сербский мятеж… наверняка поддержанный русскими, русские узнали, что против них готовится, и решили нанести опережающий удар. Наверняка это специальные силы русских… не может быть, чтобы это был только один танк. Пока со всем этим разберутся… пока подавят мятеж… он будет уже далеко.
Картина. Машина превысила скорость, водитель не справился с управлением, и машина упала в кювет. Следов от пуль нет – это же капсаицин, перечный экстракт, и не более того. Машина слетела в кювет и загорелась. Кто теперь разберет, где деньги, куда они делись. Может быть… майор Стадник положил их в холщовый инкассаторский мешок, как обычно это делалось, и они сгорели, а возможно – еще что-нибудь.
Надо только пройти несколько километров по лесу, к дорогам не выходить. У него кроме газовых патронов к револьверу есть и настоящие, и есть еще пистолет, хороший пистолет. Он служил в специальной полиции, в лесу он ходить умеет, выживет. Потом надо угнать машину. Недалеко от Загреба есть тайник, там он спрятал еще деньги, одежду, оружие и три комплекта документов, два из них чистые, в том числе паспорт подданного Священной Римской Империи Германской Нации, он отнял его у контрабандиста, похожего на него внешне. Любой нормальный, не щелкающий клювом полицейский за пару лет службы обязательно обзаводится небольшим капиталом, хотя бы одним нелегальным стволом и хотя бы одним чистым паспортом на всякий случай.
А сербы… а нехай этих сербов! Пусть их воюют.
Подобрав дипломат, поручик пробежал несколько десятков метров по каменной насыпи, чтобы не было следа, идущего от машины. Впереди речка, он пошел по ее берегу в лес. Несколько километров – и свободен…
* * *
Сильно побитый пулями, с сорванными экранами и элементами динамической защиты танк, заехав в какой-то заброшенный цех металлургического завода, отвечал огнем из спаренного с пушкой пулемета. Снаряды еще не кончились, а вот к крупнокалиберному все ленты, их было пять по сто плюс та, что в пулемете, вышли. У танка были еще и гранатометы, заряженные осколочными гранатами – на случай, если танк будет подбит и окружен пехотой, но как ими пользоваться, казаки не знали. И хорошо, что не знали…
Они сидели в танке оглохшие, надышавшиеся пороховыми газами, как избавляться от стреляных гильз они тоже не знали, продувка ствола была автоматическая, а вот в гильзах оставалось. Когда по танку бил осколочно-фугасный, им казалось, что они находятся внутри огромного колокола.
Но самое главное – они были живы. Все.
– Что делаем-то? – Чебак закашлялся, он был красный как рак, чуть не угорел. Ладони обожжены от гильз.
– Что-то… Что осталось-то? – крикнул с места мехвода Певцов, уже окончательно в этой роли освоившийся. А что – штурвал и педали, коробка полуавтомат, знай рули. Конечно, если были бы ПТУР – недалеко бы дорулили – но…
– Шесть… Кажется.
– А к пулемету?
– А черт знает. Есть сколько-то…
Сотник Велехов сунулся вниз, он тоже оглох от огня крупнокалиберного пулемета.
– Добиваем БК и уходим…
– Давай вперед!
Рыкнул дизель, танк покатился вперед, попирая гусеницами бетон. Стоило выкатиться из-под прикрытия – по танку открыли огонь.
– Левее! Они за тем строением!
– Певец, давай разворот вправо, примерно двадцать…
– Целься!
Казаки так и не освоили поворот башни, не могли поднимать пушку ни вверх, ни вниз, но как стрелять – освоили. По технике… ее и осколочно-фугасный выбивал, а местные бронетранспортеры были большими уродливыми коробками на колесах. По живой силе… они били по зданиям, и живую силу косило разлетающимися осколками. Помогал и пулемет – им-то можно было работать как угодно, вверх, вниз…
– Огонь!
Ухнула пушка, запахло пороховыми газами. В километре, там, где была железнодорожная станция, встал бурый столб разрыва.
– Соболь проскочил?
– А бес его знает… Кубыть, проскочил…
Оставив и заминировав танк, они перебежками продвигались к центру города. Стрельба была спорадической – то вспыхивала, то стихала, то снова вспыхивала, но уже в другом месте. Что-то уже горело, улицу перекрыли грузовиками, по меньшей мере, в двух местах. Где-то стучал крупнокалиберный пулемет, размеренно, солидно и жутко.
– Давай я прикрою…
Сотник перебежал через дорогу, сверху откуда-то выстрелили, но неточно, пули ударили по асфальту в нескольких метрах, оставили выбоины и отрикошетили. За спиной несколько раз хлопнула винтовка…
– Давай!
Теперь прикрывал уже Велехов, под прикрытием его винтовки дорогу перебежали остальные. Чебак сильно отравился, до сих пор был красным и шатался, как пьяный.
– Как? Добежишь?
Чебак сделал зверскую морду:
– Вас перегоню…
– Тогда двигаемся.
Проулком – здесь не стреляли и никого не было, они перебрались на соседнюю улицу. Здесь было много заборов из сетки-рабицы, они были почти между всеми домами, напоминая, что это все же не обычный город – и путь преграждают, и видно через них, и не скроешься, стрелять можно. Но тут забор кто-то повалил. Если в городе держать оборону – теперь эти заборы станут проблемой уже для самих хорватов.
– Соболь!
Желтый грузовик стоял у одного из домов, около него толпились сербы. То, что привез этот грузовик, было как нельзя кстати – двадцать с лишком тонн груза.
– Козаки! Не пуцать! Не пуцать!
Несколько человек, уже получивших оружие, охраняли раздачу.
– Драганка!
Девушка, увидев Чебака, налетела на него, да так, что он от неожиданности и слабости свалился с ног, и они вдвоем грохнулись на асфальт.
– Ты ранен?!
– Так и здорового сшибешь… – засмеялся кто-то…
– А Радован? – спросил громко сотник, ни к кому конкретно не обращаясь…
– Расстреляли Радована, пан казак… – ответил один из сербов, уже вооружившийся, Велехов видел его раньше, хоть и не знал по имени – он раненый был, всех раненых хорваты добили. Нет больше Радована…
* * *
– Твердо решил?! – Сотник испытующе смотрел на Чебака. Дело было уже в лесу, в нескольких километрах от Пожареваца. Где-то левее кружился, стрекотал вертолет, с разных сторон до них то доносился, то затихал грохот выстрелов. Чебак от чистого лесного воздуха уже оправился, выгнал из легких отраву. Рядом с ним стояла Драганка, сжимая в руках трофейную снайперскую винтовку с глушителем – мощное, точное и убойное оружие. За ними стояли еще несколько сербов, примерно два десятка.
– Твердо, господин сотник. Не отпустите добром – уйду сам, знаете, без воли казака нет. Христом богом прошу, господин сотник.
– Да ты не христобожничай… – раздраженно произнес Велехов, – понимаешь, что, скорее всего, не выйти отсюда? Надо к границе прорываться, сразу, прямо сейчас, иначе конец. Что за вожжа тебе под хвост попала? То с бандюками боролся – а теперь сам стать бандюком хочешь. Разве дело это для казака, что я кругу скажу?
– Так и скажите, господин сотник, – за правое дело, за браты своя и голову сложить не грех. А здесь браты мои. И жена.
Сотник посмотрел на стоящих за ним казаков, Певца и Соболя. И Божедара… с ними были и сербы, те, кто решил прорываться в родную уже Польшу сразу. За Чебаком стояли те, кто решил задержаться в Австро-Венгрии и «погулять» здесь.
– Право, дай дозволу, пан сотник, – улыбнулась Драганка, – не пропадем. Погуляем и выйдем с честью.
– Дело твое… – решился сотник.
– Спасибо, господин сотник. Удачи вам.
– Храни вас Дева Мария и святой Лазарь[20], – перекрестила их Драганка.
– И вам помогай Господь… – Сотник кое-что вспомнил: – Ты мне только вот что скажи. Когда сюда шли – твой отец к нам в расположение ходил?
– Ходил, пан сотник, – вспомнила Драганка, – было…
– А с кем он из наших гутарил, не знаешь?
– Он никогда о том не говорил. Молчал. Ну…
– Не прощаемся, – отрезал сотник. Потом повернулся и пошел… ему надо было вывести с враждебной территории два десятка людей, и почти без оружия, оружие они отдали тем, кто оставался здесь. Сотник Велехов еще не знал, что там, куда они идут, в Висленском крае, уже взметнулось высоко в небеса страшное пламя рокоша…
7 июля 2002 года
Великая Хорватия
Окрестности Пожареваца
Надменный черный седан-лимузин «Штайр-Даймлер-Пух», сопровождаемый конвоем из бронетранспортера и грузовика с пулеметом и пехотой, остановился возле штабной машины – неуклюжего бронированного ящика на колесах, стоящего прямо на дороге, сейчас закрытой для проезда гражданского транспорта. Рядом с ним стояли пять легких гусеничных транспортеров пехоты типа Steyr, стволы их скорострельных пушек были направлены в лес, зловеще чернеющий метрах в двадцати от дороги. Здесь, на юге Европы, лес никогда не подступал вплотную к дороге, его вырубали.
Грохнули по асфальту сапоги – в австро-венгерской армии до сих пор было принято подковывать сапоги небольшими подковками, бойцы специальной охранной роты рассредоточились, обеспечивая периметр. Только после этого из лимузина вышел среднего роста толстяк – он ходил, переваливаясь, и его лицо было красным от пьянства. В армии, тем более в хорватских частях, Рудольфа Добеля просто ненавидели, и он ничтоже сумняшеся отвечал армии тем же.
Документы у Добеля не проверили, дверь в мобильный штаб он открыл с грохотом, чуть не сорвав.
Офицеры, стоящие у стола над картой, повернулись к главе иностранного отдела всесильной ХауптКундшафтШтелле.
– Вы кто? – резко спросил Добель.
Коротко подстриженный офицер провел ладонью по лбу, стирая пот.
– Генерал Марко Неганович, военный министр Хорватии[21]. С кем имею честь?
– Полковник Добель, иностранный отдел, Вена. Будьте любезны…
Генерал усмехнулся:
– Немного не по вашей части, господин полковник. Здесь всего лишь мятеж.
– Это не вам решать, по моей или нет, господин министр! Под угрозой важнейшая операция. Я прибыл с секретным поручением Его Величества канцелярии!
– Тогда предъявите, – рассудительно произнес генерал, – предъявите ваши полномочия, господин Добель.
Добель бросил на стол пакет, обвязанный и запечатанный красным сургучом с приложенной печатью Королевской канцелярии.
– Извольте.
Генерал сломал печать, нацепил на нос пенсне, наскоро пробежал текст.
– Можете выйти, покурить и отдохнуть… – предложил он офицерам штаба, ни к кому конкретно не обращаясь…
Офицеры вышли.
– Это наше дело… – сказал генерал, закуривая и сам, что в штабной комнате вообще-то делать было не принято, – мы сами с ним и разберемся.
– Разобрались уже. Королевская канцелярия требует незамедлительного доклада по случившемуся, вопрошает, как такое вообще стало возможным! Целый город разбежался по лесам, это просто немыслимо…
– Ну, не целый город… Убежало процентов тридцать-тридцать пять, остальные сочли за благо остаться и доработать свой срок.
– Успокоили! Сто тысяч человек дали деру! Сто тысяч преступников!
– Не сто, не сто… Примерно треть уже задержана и водворена на место или убита. Местные жители создают отряды народной обороны, мы перекрываем регион согласно плану. Небольшие группы пытаются просочиться, выйти за пределы региона, но мы обязательно это пресечем. Можете так и передать графу Альбрехту.
– Граф Альбрехт желает знать, как такое стало возможным?
– Как такое стало возможным? Для начала это стало возможным вследствие того, что огромное количество личного состава и техники, без какого-либо согласования с военным министерством, бросили на ваши дурацкие учения! В результате план прикрытия важнейших объектов был сорван с самого начала, и у нас совершенно нет резервов. Войска, необходимые мне сейчас, только начинают прибывать.
Добель насторожился:
– То есть? Начинают прибывать?
– То и есть. Я распорядился отозвать все хорватские войска с ваших идиотских учений. Еще надо разобраться, не связаны ли эти ваши маневры и вооруженный мятеж сербов в Пожареваце. Что-то все подозрительно совпадает по времени.
– Как вы посмели нарушить директиву Главного штаба?! – раненым медведем взревел Добель. – Кто разрешил?!
Генерал смотрел на него как на придурка.
– Уважаемый полковник, позвольте напомнить вам, что оперативное использование войск в мирное время находится в исключительной и прямой компетенции министерств обороны стран – участниц Триалистического союза. Только в военное время войска переходят в оперативное управление единого Генерального штаба. Война, насколько я помню, не объявлялась – следовательно, отдав приказ, я действовал в полном своем праве. Не согласны?
Добель задыхался от ярости, прижало сердце.
– Вы нарушили план!
– Какой план, господин полковник? – Генерал теперь говорил презрительно и зло. – О каком плане может идти речь? Мне нет дела до ваших полевых спектаклей. У меня здесь настоящая пороховая бочка, мы сидим на ней годами, и никогда, заметьте, никогда с тридцать седьмого не просили вашей помощи. Наоборот – это мы вам всегда помогали справляться с поляками и прочей швалью. Справимся и сейчас, но вмешательства в оперативную деятельность я не потерплю, можете так и передать графу Альбрехту. Желаете нам помочь – помогите, нет – просто не мешайте. Это все, что я имею вам сказать, господин полковник.
План рушился по швам. Наиболее боеспособными частями австро-венгерской монархии были хорватские, они же обладали максимальным боевым опытом, причем опытом действий на территории, максимально схожей рельефом, климатом и прочими условиями с Польшей и Западной Россией (а чем черт не шутит). Венгры совершенно не желают воевать, а у австрийцев слабый офицерский корпус, да и рядовой тоже… не силен. Власти не могли объявить открытую мобилизацию, потому что Россия узнала бы об этом менее чем через час после такого приказа, это же двадцать первый век… Письмо от шпиона, ранее шедшее неделями, теперь долетает за секунды – зашел в интернет-кафе и скинул информацию по электронной почте. Как только Россия узнает о мобилизации Австро-Венгрии – она введет в действие план прикрытия границы и приведет в готовность части Варшавского и Висленского военных округов, заодно и Киевского – это как раз под мятеж поляков. Мятеж эти части встретят в полной боевой готовности. Допустить подобное нельзя, и потому придумали легенду с учениями, только несколько человек, их количество можно перечесть по пальцам одной руки, знали, что это никакие не учения. Министр обороны Хорватии в это число не входил – и теперь он отозвал войска, лишил ударную группировку основных сил, и при этом он действительно был в своем праве! Добель хорошо знал об обстановке в Хорватии, знал о заигрывании хорватского правительства со Священной Римской империей, знал о том, что Священная Римская мечтает о том, чтобы получить прямой континентальный выход в Средиземное море, чтобы иметь связь со своими африканскими колониями, минуя Атлантику. Она и сейчас пользовалась этим путем… вот только его контролировало другое государство, а, кроме того, Священной Римской империи приходилось платить немалые провозные пошлины, пополняя бюджет своекорыстной и не самой дружественной им страны. По бюджетному соглашению, семьдесят процентов таможенных и провозных пошлин уходило в центральный бюджет, только тридцать оставалось на местах, и полковник Добель был одним из тех, кто знал, насколько сильно недовольны этим обстоятельством в Загребе и насколько искусно это недовольство подогревает Третий отдел Римского Генерального штаба. Намеки из Берлина шли совершенно недвусмысленные – лучше получать пошлины вполовину меньше, но при этом оставлять их себе целиком, ни с кем не делясь. Пятьдесят процентов – лучше, чем тридцать, это верно… а хорваты ничуть не меньшие сепаратисты, чем сербы или… те же чехи. Оттяпали же германцы в свое время Чехию, фактически оружейную и машиностроительную кузницу Европы, в которую столько было вложено усилий и денег, взяли под протекторат. Почему бы им не попробовать и второй раз провернуть нечто подобное…
Нет, с хорватским министром обороны ссориться не стоит. Не дай бог что случится – отвечать потом ему же, Добелю.
– Я вовсе не собирался мешать вам исполнять свою работу, господин генерал, – совершенно миролюбивым тоном произнес полковник Добель, – но у меня тоже есть начальство, и Королевская канцелярия требует отчета. Что здесь такое произошло?
– Черт знает что. Мы пока не можем нарисовать точную картину, но выглядит все так, будто у мятежников откуда-то оказался танк.
– Танк?!
– Вот именно, танк.
Генерал не сказал всей правды – он знал, откуда танк, доложили: в воинском эшелоне обнаружили отцепленную платформу, саму платформу нашли перевернутой у железнодорожной насыпи, тут же были и следы танковых гусениц. Отыскали брошенную машину, судя по тактическому номеру – местная, из охранной воинской части. Получается, что преступники вне периметра каким-то образом проникли на воинский эшелон и захватили танк. Потом направили его на Пожаревац, проломили периметр – еще бы не проломить, с танком-то – и направили его в город. Маневрировали и стреляли, пока не кончились снаряды и солярка, все боеприпасы к пулеметам также были израсходованы. Покуражились, в общем – на танках охраны видны многочисленные следы попаданий, но у охранной части не было противотанковых средств – и остановить захваченный танк не смогли. Всю эту информацию генерал остановил – он не знал пока, какую версию произошедшего он придумает, но это вываливать на стол не собирался. Понимал, что его же и сделают крайним во всей этой дурно пахнущей танковой саге.
– Именно, что танк. Нам его удалось остановить, но было уже поздно, режим безопасности был критически ослаблен, и сербы не преминули воспользоваться этим.
Причин для досады у генерала было более чем достаточно – деньги! Именно он был конечным адресатом части тех денег, которые собирались здесь каждый день. Он так до конца и не разобрался, что произошло с этими чертовыми деньгами. Группа специального назначения полиции «Лучко»[22] проникла в город и заняла здание комендатуры, разграбленное и подожженное. В здании были следы жестокого боя, наспех выстроенные баррикады, кровь, гильзы. В кабинете коменданта, тоже выгоревшем, обнаружили сейф – но он оказался не запертым, как положено, а захлопнутым, и там, как будто издеваясь, кто-то оставил пару пачек мелких денег. Не похоже, что остальные сгорели – не было пепла.
Потом нашли машину коменданта – сброшенную или просто съехавшую в кювет, обгоревшую. Внутри – ни малейших следов пуль, ни на телах, ни на самой машине, только трупы шофера и коменданта, майора Стадника. Выглядело все так, будто водитель не справился с управлением – настораживало только то, что произошло это довольно далеко от поворота, в который он мог не вписаться. Судя по следам, машину вдруг стало мотать по дороге, и она сошла в кювет, водитель не пытался даже затормозить. Мертвых не спросишь…
И денег нет.
Генерал подумал – стоит ли говорить еще кое-что. Потом решил все-таки сказать – это могло как раз бросить тень на иностранный отдел ХауптКундшафтШтелле. В таких делах нельзя допускать, чтобы виновен был кто-то один, потому что, если виновен кто-то один, то он и есть главный обвиняемый, а если виновны все помаленьку, то получается, что не виноват никто. К этому и надо стремиться всеми силами.
– Мы нашли еще кое-что, господин Добель.
– Что именно?
– Грузовик. Внутри периметра. А там – остатки сигарет в ящиках, промасленная ветошь. Нам кажется, что этот грузовик прорвался в периметр, на нем сюда доставили большое количество оружия. Это сделало мятеж неизбежным и слишком сильным, чтобы он мог быть подавлен сразу.
Добель насторожился. Именно его управление проводило операцию «Подснежник» – назвали методом случайного подбора. В Богемии через подставные фирмы закупалось немалое количество вооружения со складов длительного хранения. Его везли в Брест[23], где грузили на корабль под нейтральным флагом, и корабль этот шел куда-нибудь на восточное побережье Африки – но по пути заходил в Рагузу и оставлял оружие там. Такой длинный путь нужен был для того, чтобы о поставках оружия не пронюхала русская разведка, при прямых поставках это обязательно бы произошло. Потом все это оружие доставлялось контрабандным путем в Польшу и доставалось там экстремистам. Добель помнил о докладе, что один грузовик со всем товаром взяли казаки, но не придал этому значения – перевозчики работали за деньги, они просто грузили товар, ехали и разгружали его в другом месте, каждый раз в разных. Выдать информацию они не могли, потому что ничего толком не знали. На всякий случай Добель приказал очистить те склады, где была арестованная машина, перепрятать все в другое место. Ну а оружие… его было достаточно, это пусть досталось казакам, зато другое дойдет по назначению. Оружия много…
Так неужели это оружие теперь оказалось здесь?!
– А что за грузовик? – небрежно спросил Добель, скрывая страх. Если это и в самом деле ТОТ грузовик, последствия будут непредсказуемыми. Минимум, это халатность, неполное служебное. Максимум…
В его мире судов не бывает. Только приговоры. И исполнители.
– Большой. Здоровенная фура. Кажется, докладывали, что желтый…
Точно!!!
– Я должен его увидеть. Мы возьмем это дело с грузовиком на себя, не возражаете?
Генерал понял, что попал в цель.
– Помнится мне, что вы не имеете права проводить следствие на территории Империи, за вами только иностранные дела. Увидеть? Поглядите, господин полковник, не возражаю.
Про себя генерал Неганович смекнул, что грузовик он передаст генералу специальной полиции Шкугору, сейчас же позвонит, и пусть его люди забирают грузовик. Генерала Шкугора он знал давно… и, кроме того, он тоже был одним из адресатов пропавших денег. Общая беда сближает…
– Сейчас, я распоряжусь, чтобы один из моих адъютантов проводил вас.
Генерал вызвал адъютанта по рации, вошел подтянутый молодой майор. Старый мужеложец Добель не преминул заметить, что майор весьма привлекателен. Заметил он и то, что генерал со своим адъютантом говорили по-хорватски, а в присутствии посланника Вены это было скрытым вызовом.
– Майор Петачек проводит вас. Честь имею.
– Прошу вас…
Вместе они вышли из штабной машины на дорогу. Совсем стемнело. Тихонько накрапывал дождь.
И тут Добель поскользнулся и начал падать. Майор посмотрел на него – и растянулся на асфальте рядом с ним.
– Пуцают[24]!
Затылок Добеля был развален, стреляли из винтовки с глушителем, бурая жижа стекала на асфальт. Глава иностранного отдела ХауптКундшафтШтелле, педераст, кокаинист и агент влияния британской разведки, лежал на асфальте рыхлой горой; майор Петачек, плюнув на честь мундира, прикрылся им, не решаясь встать.
В несколько стволов заговорили автоматы и пулеметы, никто не видел вспышки, не слышал выстрелов, стреляли наугад. Разнокалиберный грохот перекрыло солидное «ду-ду-ду» автоматической пушки с бронетранспортера, потом к ней присоединилась еще одна. Трассеры распарывали ночь, били по деревьям, фейерверками взлетали в небо. Кто-то начал стрелять из автоматического гранатомета, султаны разрывов встали в деревьях, нашпиговывая лес осколками.
– Что произошло?! – генерал выскочил из машины – и тут же тяжело рухнул на асфальт. Один из офицеров охраны сбил его подножкой.
– Лежите, господин генерал, не поднимайтесь. Снайпер!
Генерал заворочался. Он сильно ушибся.
– Лежите, не вставайте.
– Что с этим… полковником?
– Он убит, господин генерал. Наповал…
Кто-то догадался бросить дымовую шашку, потом бросили еще одну и еще. Густой белый дым плыл над дорогой, взревели двигатели машин, создавая дополнительное задымление – для этого в выхлоп впрыскивалась соляра.
Генерала буквально на руках втащили обратно, в бронированный кузов мобильного штаба, здесь можно было не опасаться пуль снайпера. Следом под прикрытие брони вошли еще несколько офицеров, все держали оружие на изготовку, как будто сербы могли вот-вот ворваться в штаб.
– Мы должны идти на прочесывание!
Генерал раздраженно посмотрел на говорившего.
– Вы кто? Я вас не знаю.
– Я капитан Маркович, из Специального бюро государственной охраны. Вы должны немедленно отдать приказ об этом.
Рука болела сильно, не успокаивалась. Возможно, вывих, а возможно, и что похуже. Хорошего настроения генералу это не добавляло.
– Капитан Маркач, вы здесь?
– Я здесь, господин генерал!
– Тут слишком опасно. Мы уезжаем отсюда, распорядитесь. И подберите новое место для штаба.
– Но вы должны…
Генерал предупреждающе поднял руку:
– Капитан… я никому и ничего не должен, кроме как подавить мятеж. У меня недостаточно людей, и все по вине игр, которые творятся в Вене. Если у вас есть желание идти и разыскивать ночью по всему лесу сербского снайпера, я не могу запретить вам этого. Но я намерен сделать то, что сказал – сменить место дислокации и продолжить работу. Штабные работники не будут участвовать в поисках снайпера, а в роте охраны нет ни одного лишнего человека, я и так отправил в лес всех, кого мог. Извините…
