Александр Афанасьев
Жертва особого назначения
© Афанасьев А., 2014
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015
Ирак, Багдад
27 мая
Ас-саламу алейкум ва рахматуллахи ва баракатух, братья и сестры мои. Русские и не русские и вообще все, кто меня читает.
Это снова я. Зовут меня Александр, фамилия моя Серов, но это, конечно же, не фамилия, а оперативный псевдоним, который я взял очень давно и привык к нему. О том, что это фамилия бывшего председателя КГБ, который, помимо прочего, был замешан и в событиях 1937 года, я тогда не думал. А сейчас… Да пошло оно все! Здесь и сейчас – тридцать седьмой год, все эти споры, склоки, дрязги и пересуды относительно того, что тогда произошло, кто убивал, кого убивали и кто в итоге был прав – все это мелочно, мерзко и бессмысленно по сравнению с тем, что творится здесь и сейчас. Здесь и сейчас – это в Багдаде в девятнадцатом году нового тысячелетия, две с лишним тысячи лет со дня Рождества Христова. Рождения Христа, заповеди которого мы давным-давно позабыли.
Я русский. Руси, как здесь говорят. И я сообщаю это вам не для того, чтобы подчеркнуть каким-то образом свое национальное превосходство или что-то в этом духе, – просто констатирую факт. Мы – русские. Мы – здесь. Мы не даем обвалиться остаткам конструкции старого мира и одновременно строим здесь новый мир. И если мы даже уйдем, здесь останутся цивилизованное государство, отсутствие взрывов на улицах, худой мир, который, как известно, лучше доброй ссоры. Но есть и такие, как Аль-Малик – бывший солдат внутренних войск, ставший террористом и исламским экстремистом, работающим на «Аль-Каиду». Он убил моих друзей… Это было довольно давно, в Дамаске, несколько лет назад. А я – убил его. И это было совсем недавно, несколько дней назад. А потом… Потом жизнь просто продолжилась…
Аль-Малик был мертв, но дело было не закончено. Остались американцы и игра с ними. Игра, которая может закончиться как безымянной могилой, так и срывом планов некоторых людей в Лэнгли и Пентагоне и снова опрокинуть Ирак в пучину гражданской войны. Зачем они это делают? Проще всего сказать – они не ведают, что творят. Но это не так. Здесь новый фронт холодной войны, и у него свои законы. В одной книге я прочитал такие слова: «Они знают, что поступают плохо, просто они погрязли во зле». Это так и есть. Они погрязли во зле, и кто-то должен их остановить. Я и остановлю. Мой агент, точнее не агент, а скорее хороший друг – Джейк Барски, который тоже хотел остановить зло, мертв. Скорее всего убит. Но новый человек ЦРУ – в Багдаде. И игра начинается заново…
Еще остался Ирак и то, что здесь нужно сделать. Осталась Амани, теперь – моя жена. Мусульманка, палестинка и бывшая террористка, сейчас работающая на спецслужбы Хезболлы. Наш брак похож на никях – мусульманский брак, который заключается и расторгается через произнесение нескольких слов. Но мне плевать. Я люблю ее. И надеюсь на взаимность…
* * *
Эту ночь мы впервые провели с Амани в месте, которое можно было назвать домом, а не временным прибежищем. В месте, где есть что-то свое, где чувствуется обжитой дух, где есть маленькие вещи, говорящие о владельце. Наверное, это и есть семья.
Утром Амани меня раскритиковала за пустой холодильник и совершенно ненадлежащий набор кухонной утвари. Придется, как говорится, соответствовать – идти на базар.
Утром, как и договорились, за мной заехал Вован, дал условное количество сигналов – для каждого дня недели свое. В раздумьях относительно того, что купить из посуды, дабы не нарваться вечером на семейный скандал, я вышел из дома и…
Белая «Тойота»-седан впереди мигнула мне «стопами».
Чёрт!
Вован отреагировал мгновенно – подал машину вперед так, чтобы она стала между мной и «Тойотой». Зазвонил телефон, номер которого знают далеко не все.
– Слушаю…
– Это ты, братан?
Знакомый голос, чтоб его.
– Ты где?
– Впереди. Белая «Тойота».
– Вижу…
Я показал Вовану знак – все в порядке – и направился к «Тойоте». Если что, уйти они все равно не сумеют, а так – не смертники же они. Борек так точно не смертник. Он жить любит. Большими, чтоб его, глотками…
Тот парень – вроде как украинец – сидел за рулем. Борек – сзади…
– Доволен, что пулю только чуть не поймал, – сказал я, садясь назад к своему старому «другу».
– Да брось.
– Ага. Щаз. Оторву и брошу. Тебе под ноги.
Борек вымученно улыбнулся.
– Не начинай, а?
– Я и не начинал пока. Тебе чего здесь надо, окромя неприятностей?
– Ты сделал?
Я скорчил удивленную мину.
– Сделал? Чего сделал, родной?
– То, о чем мы договаривались.
– А ты думаешь, это так просто? Да такие вопросы знаешь, какие верха решают?! А ты – сделал…
– Я-то думал, быстрее будет.
– Индюк тоже думал – и куда попал? Если хочешь – позвони в Кремль для ускорения…
Я подмигнул.
– Бывай. Чуть что будет – сообщу.
И полез обратно на свет божий. В таких случаях нельзя давать противнику ни шанса перехватить контроль над ситуацией…
Вован ждал меня в «Патруле» с мрачной репой и рукой под курткой, лежащей на переднем сиденье. Я сел назад.
– Чего мрачный такой? Знамя украли или чего там? Это что за орел был?
– Да так. Человек божий, обделан кожей. Чего нового?
– Приказано всем с утра в основное здание. Какая-то оперативка будет.
– Опять?!
Ненавижу…
На периметре Русского дома – усиленная охрана, стоят бронетранспортеры, тяжелые[1]. Во дворе – кавалькады суровых черных джипов, из Москвы, что ли, приперли? Тут все на белых ездят – жарко, однако.
Оказалось, так оно и есть.
На входе ко мне бросился Мельниченко, тот еще фрукт. Один из тех, кто командировку на стуле отсиживает. Тут, в Доме, – подай, принеси, пошел вон. Чей-то помощник, сиречь холуй. Тоже ненавижу.
– Вы где ходите! Оперативка десять минут как началась!
– Та-аварищ подполковник, мы не ходим. Мне вообще сам генерал три дня отпуска дал.
Холуй закатил глаза от возмущения.
– В главный зал! Не шуметь только.
Дать бы тебе в морду – вот бы шума было. Да не стоит напрягать…
В бывшей штаб-квартире партии БААС, которая в общем-то была похожа на нашу КПСС, только более циничная, был зал для съездов, большой – нам такой не нужен. Нам бы поменьше, да других нет. Вот и приходится здесь на первых рядах размещаться.
Оп-па, а у зала-то тоже охрана.
– Документы.
– Пжалста.
– Оружие есть?
– Конечно, есть.
– Сдайте.
Охренели.
– Да? А если за время, пока мое оружие тут лежит, из него пристрелят кого-то. Кто будет отвечать? Я?
Охранник смотрит на меня, как на духа. Вот, тоже работенка – к своим, как к чужим. Цедит сквозь зубы:
– Ты охренел, боец? Сдать оружие.
– Пошел ты!
Разворачиваюсь, поднимаюсь наверх. В знакомом сейфе оставляю все, что у меня есть, вплоть до металлической ручки, которой при соответствующих навыках можно убить человека. Разоружаюсь, возвращаюсь и с лицом красного партизана Лазо прохожу повторный обыск. Ничего нет – и меня пускают в святая не святых. Потому что святых в этом здании точно не наблюдается.
Пригнувшись, как под огнем, пробираюсь к свободному ряду кресел, стараясь не привлечь внимания ни шумом, ни чем-то другим. Занимаю свободное кресло с краешку. С трибуны, которая тут со времен Саддама Хусейна мало изменилась, уверенно вещает москвич со значком в виде трехцветного флага на лацкане пиджака. Ну-ка, послушаем политику партии и правительства.
…в связи со сложной оперативной обстановкой в городе вы должны понимать, что для обеспечения визита потребуется предпринять экстраординарные меры безопасности…
За-ши-бись. Только визита нам тут еще и не хватало…
Выслушав москвичей с трибуны, а потом и наших подпевал, я пришел в совершеннейший аут. Как говорится, хватай мешки, вокзал отходит.
Как вам, наверное, известно, в 2015 году группой стран, в том числе Ираком, в Москве, после самопальной и мало кем признанной международной конференции по урегулированию (в основном там меж собой решали, кто наблюдателей прислал, а кто и вовсе блистательно отсутствовал), было принято решение об урегулировании на Среднем Востоке самым радикальным способом. Путем высадки частей русской армии, внутренних войск и ликвидации террористов – всех до единого. В отличие от брюссельских штудий, где больше трындели о правах человека, в том числе и такого человека, который хлещет из «АК-47» по проезжающей армейской колонне или подкладывает бомбу на дороге, там разговор был конкретный, с большим участием военных, спецслужбистов и бывших спецслужбистов. Мы удачно попали в масть, можно сказать. Возможные телодвижения Китая в этом регионе блокировались из последних сил США, да и сами китайцы по определенным причинам не готовы были активно вмешиваться своими силами в идущую в регионе вялотекущую гражданскую войну. И позиция их была понятна: связаться означало стать целью джихадистов, которой они до этого не были, и испортить отношения с некоторыми важными и влиятельными кругами в Персидском заливе, от которых Китай зависел больше, чем хотел это показать. Нам же терять было нечего: уже возвращались в страну поднаторевшие в уличных боях, прошедшие медресе в долине Сват боевики, на карте страны вспыхивали все новые и новые горячие точки – Югра, Ульяновск, Казань, Уфа, Ставрополь, Сочи, Подмосковье. Особого выбора для нас не было – элита стран Аравийского полуострова нацелилась на нашу страну еще с девяностых, плодились всякие исламские фонды, действовали подпольные и полуподпольные медресе, студенты (кстати, слово «талиб» в переводе означает «студент») выезжали за границу в поисках знаний, учились в исламских университетах Мекки, Медины, Аль-Азхар в Каире, в Деобанде, в Хаккании, в Красной мечети. Еще лет десять, даже меньше, и дело могло кончиться уже не отделением Кавказа, а полномасштабной религиозной войной по всей стране. Отступать нам было некуда – только наступать, переносить боевые действия на территорию противника. А с той стороны было немало тех, кто еще помнил Советский Союз, в армии хватало тех, кто закончил советские училища, в спецслужбах – Университет дружбы народов. Так что – сговорились. Договоренность не приняли всерьез ни элиты Персидского залива, ни Брюссель, ни Вашингтон. А напрасно.
Потому что если мы чему и научились за последние четверть века, так это воевать с партизанским движением. Жестоко, кость в кость, без сантиментов и самоограничений. И когда первые борта приземлились в ближневосточных аэропортах, когда контролирующие целые районы в городах столкнулись с беспощадным контртеррором, совсем не похожим на то, что было с американцами, – тогда-то начали соображать…
Но проблема была в том, что до сего времени союз, уже проявившийся на деле и показавший свои плоды, никак не был оформлен политически. Совсем никак.
Что ж, пришло время определяться, и мы, кажется, определились. В самое ближайшее время должен был состояться визит в Багдад президента России. И одновременно с этим столицу Ирака должны были посетить президенты Ирана, Ливана и Сирии. Теперь понимаете, какая каша заваривается?
Я-то понимал. И все присутствующие в зале – тоже понимали. Ставки – не ниже, чем во время встречи «тройки» в Тегеране в сорок третьем. Против нас будут все. Весь мир. Но, черт меня возьми, разве это не круто – идти против всего мира? Встать и сказать – а мы будем жить, как считаем нужным, а вы со своими советами, рекомендациями, требованиями как можно скорее провести демократические выборы[2]– идите-ка…
Подальше, в общем.
На то, чтобы припрячь нас к высочайшему делу («Слово и дело государево!») обеспечения безопасности и довести до нас, сирых и убогих, что теперь мы подчиняемся вот этому, состоящему из москвичей оперативному штабу, у гостей ушло только полтора часа. Честно – мне жаль и их. Придурки жизненные.
На улице подходит ко мне Павел Константинович, мрачный, как туча.
– Без этого не можешь, да?
Я моргаю невинными глазами.
– А чего? Я ничего, товарищ полковник. Женился вот…
– Чего?!
– Женился, говорю. Гражданским браком пока. Но думаю, скоро и…
– Твою…
Дальше полетел такой мат, что на нас стали оборачиваться все, в том числе и москвичи. Дело, в общем, обычное – шеф подчиненного честит. Хотя… Наверное, я все же вылечу когда-нибудь со службы как пробка из бутылки. И наверное, я даже многое делаю для этого. Просто все осточертело – свободы хочется, а не этой вот тягомотины с костюмчиками.
Немного проматерившись, шеф приходит в себя.
– Сволочь ты, – устало говорит он.
– За что? Я разве не работаю?
– Зачем ты с гуошниками[3]на входе сцепился, нахамил им, а? Неужели нельзя без этого?
– Они мне ксиву не предъявили. Зато оружие сдать попросили. Я все же на улице работаю, сами понимаете, что такое без оружия.
– Я все понимаю, – нехорошим тоном говорит Павел Константинович, – короче, вот что. К москвичам, к любой работе по визиту – ни ногой. Нарушишь – вылетишь отсюда как пробка из бутылки. Я серьезно.
Полковник смотрит на меня даже просительно. Я его понимаю. С одной стороны, гости из Москвы, а с другой – кто-то должен давать результат с улиц.
– А чего мне делать? Отпуск взять, на Маврикий уехать с женой? Так я не против.
Ага щаз-з-з…
– Сейчас идешь к Станиславскому, поступаешь в его полное распоряжение. Полное, слышал? И отрабатываешь имеющуюся у тебя информацию по враждебной активности МОССАДа и ЦРУ в городе. Больше ничем не занимаешься, понял?
Станиславский, он же Музыкант, – серьезный дядя. Он еще в Ставропольском УФСБ работал, в период 1996–1999 годов вел разведывательную работу против независимой Чеченской Республики Ичкерия, пленных вытаскивал, об обменах договаривался, агентов забрасывал. Это на него в свое время вышел Ахмад-хаджи Кадыров, когда понял, что дальше – край и надо договариваться на любых условиях. С тех самых времен он и приговорен Исламской Шурой моджахедов к смерти. С таким поработать – в уважение будет.
– Он что знает?
– Все. Создана опергруппа, ты в ее составе. Дальше он доведет.
Павел Константинович мнется.
– Ты чего там про свадьбу говорил? Шо, реально? С этой, ваххабиткой твоей?
– Что значит ваххабиткой? – возмущенно говорю я. – Во-первых, она моя жена, попрошу с уважением. Во-вторых, она не ваххабитка, ее ваххабиты на прицеле держат, как и нас всех. Она им как кость поперек горла. Она из дружественной разведки.
– Ох, нарвешься. Дружественных разведок не бывает. Лишат допуска и таких бздей навтыкают! И мне заодно. За потерю бдительности и развал работы с личным составом. Тут уже какой-то… Пушкин, чтоб его… Телегу написал, что у нас тут беспредел полный, эскадроны смерти действуют. И ты еще со своей…
– Пусть на улицу пойдет, поработает. Эскадрон смерти…
В нашу сторону начинает двигаться москвич, и Павел Константинович замечает это.
– Все, иди с глаз…
Вот тебе и медовый месяц. С поздравлением от начальства заодно.
* * *
Станиславский, который вел работу по Аль-Малику, пока мне и Амани не удалось выследить и завалить его на сирийской границе (та еще мясорубка была), был и в самом деле человеком очень серьезным.
Он не подчинялся даже резиденту, а выходил напрямую на АТЦ «Москва». Для неразумеющих – Антитеррористический центр «Москва», управление ФСБ, реорганизованное из управлений «А» и «В», которые, в свою очередь, берут начало от легендарных советских групп «Альфа» и «Вымпел».
Станиславский встретил меня в своем кабинете – он сидел с отдельной охраной и в отдельном блоке. Был он совсем не героического вида – полный, ниже меня ростом, в очках, с усами и небольшой, как у арабских шейхов, бородкой. Мы поздоровались – по местному, не по-русски, коснувшись губами щеки друг друга.
– Ас-саламу алейкум.
– Ва-алейкум ас-салам…
Генерал показал на стул.
– В связи с последними событиями, – сказал он, – я пробил через Москву создание ВСОГ[4]. Назовем ее «Самум». Группа создается с целью… Для начала вопрос. Вы верите в гибель Аль-Малика? Вы, лично.
Хороший вопрос.
– Сомневаюсь, товарищ генерал.
– Почему? Вы же стреляли в него.
Да уж. Вот это-то мне и не дает покоя. Стрелять-то я стрелял. С крыши из винтовки Драгунова. Дистанция – метров семьдесят, можно камнем докинуть, не то что пулей. Только не один он был – с ним двое охранников из местного бедуинского племени. Они за него отвечали и с оружием были. Могли начать во все стороны стрелять, людей положить, а это недопустимо. Я первыми их снял, а вот по Аль-Малику не уверен, что вообще попал. Верткий он, гад… Был.
– Стрелял, но не попал, товарищ генерал, он среагировал быстрее. Он был в машине, машина взорвалась, но секунд пять-семь она была вне моего поля зрения.
– То есть вы хотите сказать, что Аль-Малик мог и выпрыгнуть из машины?
– Мог, товарищ генерал.
– Даже с учетом того, что машина находилась под прицелом вашей… гм… сопровождающей?
– В такой ситуации можно что-то и пропустить, товарищ генерал. Паника, крики, перестрелка, быстрое движение машины.
Генерал открыл ящик стола, перед этим набрав код. Достал какую-то папку.
– Сегодня утром получил. Заключение из Центрального военного госпиталя по образцам ДНК, найденным в сгоревшей машине. Один из этих образцов имеет прямое родственное сходство с образцом ДНК, присланных нами из Москвы. Вероятность совпадения – более девяноста процентов. Вы все еще настаиваете на своем утверждении?
– Так точно. Можно быть уверенным, что Аль-Малик мертв, только если увидишь его труп. Да и то не до конца.
– У вас с ним личные счеты? – прищурившись, спросил генерал.
– Так точно.
– Какие именно?
– С Сирии, товарищ генерал, – мне хотелось встать и уйти. – Он вычислил и взорвал нашу оперативную базу в Дамаске.
– И вы хотите отомстить.
– Так точно.
Генерал смахнул папку обратно в стол.
– Что ж, в таком случае мы с вами сработаемся, – констатировал он.
Вот это номер.
– Первое, что мне нужно от людей, – сказал Музыкант, – это наличие четкой мотивации. В условиях, когда идеологии нет как таковой, месть – наиболее сильная из возможных. Второе – это несогласие со мной. Мне не нужны те, кто будет стараться угадывать, что я хочу услышать. Это не разведка, а…
Слово было таким, которого от генерала никак не ожидаешь услышать.
– Единственное, что вы должны помнить, – мне нужен результат, а не оправдания. Оправдания – для проигравших, ясно?
– Так точно.
Для генерала, тем более его возраста и тем более российских спецслужб, – мысли на удивление здравые. Будь таких побольше – глядишь, не мы, а Вашингтон проиграл бы холодную войну. Большинство у нас – шаркуны с Арбатского округа. Хотя есть и зубры тот же Шаманов.
Генерал вышел в соседнюю комнату, оставив меня одного в думах тяжких. Вроде бы то, что я и хотел. Дело, а не шарканье и интриги. Вот только остаться бы в живых. Такие, как Музыкант, пошлют в самую мясорубку, не дрогнув.
Бог не выдаст, свинья не съест, в общем.
Генерал вернулся со старинным подносом, на котором было все приготовлено для чаепития. Даже сахар – правильный, тростниковый, коричневый.
– Кубинские друзья прислали, – пояснил генерал. – К счастью, не всех друзей растеряли.
Генерал разлил чай по чашкам. Первую в знак уважения предложил мне, что в общем-то не положено. Если даже не принимать во внимание разницу в званиях – он старше меня по возрасту. Видимо, как хозяин угощает гостя…
– Рахмат…
– Мне тоже не нравится эта история с Аль-Маликом, – сказал генерал. – Какая-то она незавершенная. Террорист такого класса просто так не погибает.
Я пожал плечами.
– И на старуху бывает проруха. Тот же Аз-Заркави[5]выскочил из кольца в Рамади, но погиб от удара бомбардировщика вскоре после того, как его родственники отреклись от него и, скорее всего, выдали его местонахождение иорданскому Мухабаррату. Всякое бывает…
– Теперь вы противоречите и мне, и даже самому себе, – сказал генерал. – Для Аль-Малика здесь могла быть только одна достойная его внимания цель. Саммит глав государств. И он погибает, причем погибает очень странно. Какого черта он полез в тот район? Какого черта он связался с этими, можно сказать, детьми? Он же подставил себя!
– Чтобы умереть? – предположил я. – Или чтобы все так думали?
– Вот именно. Чтобы все так думали. Возможно, это был запасной план, который он активировал после того, как вы едва не взяли его на вокзале. Возможно, он импровизирует. И одновременно с этим резко активизируются ЦРУ и МОССАД. И почему-то выходят на вас. Почему?
Я покачал головой.
– Ошибка. Это я вышел на ЦРУ. После того, как погиб мой агент. Выхода у меня не было, надо было заставить их действовать. И я заставил. МОССАД послал человека, который ходил со мной в один класс. Может, другого не нашли.
– Или искали под вас? – предположил генерал.
– Может, и так.
– Ваш агент. Назовете?
Я назвал. Генерал присвистнул.
– И вы вели его? Один?!
– Так точно. Вспомните Потеева, товарищ генерал. Сколько еще может быть таких?
В этих стенах мои слова, конечно, были наглостью.
– Как вы проводили полученную от него информацию?
– Как полученную от агентов с улицы. На самом деле это была информация глобальных систем перехвата. Американцы скармливали ее нам на реализацию.
– Скармливали? Кто первый пошел на контакт? Вы или он?
– Трудно сказать, товарищ генерал. Я давно присматривался к американцам. Но на контакт первым в общем-то пошел он. Точнее, первым предложил помочь.
Генерал взял паузу, подлил чая в мою чашку. Я в ответ подлил ему.
– Все правильно, – сказал он. – Американцы давно не знают, что им дальше делать. Для кого-то враг есть враг, и уничтожать его надо любыми методами и любыми средствами, пусть даже и нашими руками. Для кого-то нет врагов и нет друзей, а есть лишь интересы. И дестабилизация всего евроазиатского континента чужими руками – приз очень даже существенный, чтобы продолжать игру. Тем более если это приносит еще и деньги.
Откровенно говоря, тут я в душе не согласился с генералом, хотя и промолчал. Мотивация американцев представляется нам именно так, но, на мой взгляд, нельзя подходить к этому так упрощенно. Не надо забывать, что Америка, прежде всего, страна разнообразия. Разные люди, и у них разные интересы. И что самое скверное – американский образ и стиль жизни дает им возможность проводить эти интересы в жизнь. Практически любой высокопоставленный разведчик, любой руководитель крупной корпорации, имеющий возможность нанять наемников, любой влиятельный генерал Пентагона или руководитель предприятия ВПК имеет свою долю влияния во внешней политике. Долю, которую в свое время отобрал у коминтерновских товарищ Сталин – просто физически их уничтожив. А вот в Америке этого не было, и каждый способен и готов действовать так, как считает нужным. И считает, что это правильно. А если тут еще и деньги… Джейк говорил о том, что в спецслужбах существует группа людей, давно и плотно завязанных с исламистским движением. Он, кстати, тоже погиб – нелепо и странно. По виду – в автокатастрофе, но если учесть, что в это же время бомбу в машину подложили и мне… Джейк не был предателем, во многом он был идейным, хоть я ему и платил. Он передавал мне закрытые данные американской разведки об активности джихадистов в Ираке, а мы их реализовывали. Так он мстил. Но теперь его нет – и важный источник данных для нас теперь потерян.
– Джейк говорил о том, что в спецслужбах существует группа людей, давно и плотно завязанных с исламистским движением. Он представлял группу с противоположными интересами.
– И вы вышли с ними на контакт.
– Так точно.
– А МОССАД?
– Они ждут информацию.
– Какого рода?
Я сказал – какого.
– Губа не дура…
Генерал прищурился, прикидывая варианты.
– А что сами планируете делать? – вдруг выдал он.
Да… Наверное, завтра снег пойдет, не иначе. В Ираке, кстати, бывает снег – зимой, в пустыне. Но летом. Это когда же начальство интересовалось у подчиненного, что он собирается делать? Это как так можно? Ведь из начальственного кабинета виднее, что делать, верно?
Я сказал, что собираюсь делать.
– Рискованно, – оценил генерал.
– Но иного выхода нет. Ведь такой пакет информации, который просит МОССАД, я не получу, верно?
– Тоже верно. Что же, это можно принять за основу. – Генерал поднял трубку, набрал короткий, в четыре цифры номер, буркнул «зайди». – Я дам человека в помощь для координации действий. В интересах операции, а также для удержания контакта с иноразведками я считаю, что вам пока разумнее действовать в одиночку.
* * *
К вечеру я чувствовал себя как выжатый лимон.
Мой запрос относительно личностей Борека-еврея вместе с его украиноговорящими ухарями-телохранителями, которые додумались меня похитить от самого американского посольства, переподписали цифровой подписью самого Музыканта и отправили по назначению в Главный информационный центр, созданный для преодоления межведомственной раздробленности. Я отправлял этот же запрос за собственной подписью, но до сих пор ответа не получил. В этот раз ответ пришел через два часа.
Борек – мой бывший одноклассник, а теперь активный участник израильской бизнес-активности – занимался и занимается самыми разными проектами, что указывает на вероятность отмывания денег. С момента алии он (загибайте пальцы): торговал недвижимостью, принимал туристические группы из России, занимался торговлей продуктами питания, тоже с Россией, совершал сделки по купле-продаже драгоценных камней. На него было два сигнала: первый – это когда в 2005-м его имя фигурировало в деле об организованном сутенерстве в Тель-Авиве: группа предприимчивых репатриантов из СССР устроила сеть проституции, в которую вербовали как бедствующих соотечественниц, так и завозили с Украины группы под видом туристок (отдохнешь и заработаешь заодно). Второй раз еще серьезнее – его имя всплыло в расследовании ФБР, связанном с алмазами из Анголы, это был 2011-й. Оба этих случая дали нам, циничным, основание выстроить гипотезу, что в первом случае Борю завербовал Шабак, а в другом – к нему подкатились уже американцы. ФБР просто так свои жертвы не оставляет, тем более если речь идет о связях предполагаемых фигурантов с финансированием «Аль-Каиды». Значит, согласился стучать на американцев. И в связи с этим возникает резонный вопрос: а кого он представляет сейчас? Американцев? Или израильтян? Может, и тех и других разом? Что же касается его сподручного – он единственный, кого я мог опознать. После перебора возможных вариантов я опознал его как Птуха Василия Владимировича, 1986 года рождения, сержанта украинской армии. Его биография – дальше ехать некуда. Проходил службу в Первой аэромобильной дивизии Украины, в ее составе был направлен в Ирак, затем, после возвращения из Ирака и расформирования дивизии, перешел в отряд специального назначения «Беркут», откуда его уволили в 2010-м. А уже в 2011-м украинская прокуратура объявила его в розыск по подозрению в заказном убийстве. Быстрая проверка по базе данных Интерпола показала, что Птух до сих пор числится в розыске.
Дальнейшее не составляло труда додумать. Из Одессы в Хайфу ходят теплоходы, немного денег и – здравствуй, Земля обетованная. Возможно, обзавелся еврейской женой, которая, как известно, не столько жена, сколько средство передвижения. А может, и так приехал. Там, в Израиле, наверняка и вышел на Борька с его грязными алмазными и прочими делишками. Нужен такому солидняку, как наш Борян, бодигард? Вопросов нет – нужен…
И когда встала задача навести шорох в Багдаде, Птух, скорее всего, подобрал или даже вызвал в Израиль нужных людей и быстро сколотил нелегальную группу. Проблем с этим нет – украинская армия представляет собой нечто такое, что в большей степени существует на бумаге. При том, что они очень активны и в миротворчестве, и в наемничестве. Проблем подобрать людей у Птуха не было.
Размышляя дальше, пришли к тому, что Борян все-таки работает на американцев под израильским флагом. Эта гипотеза объясняет то, как троглодиты Боряна сумели глушануть моего водителя в прямой видимости от ворот посольства США. Возможно, даже не они глушанули, а охранники из Блэкуотерс, заранее проинструктированные – эти тоже работают. Подошли, попросили документы, ударили или прыснули, или «Тазером» ткнули. Эта гипотеза объясняет то, как у Боряна оказалась информация об американском агенте в Москве в самых верхах. Кто-то из ЦРУ ее и сдал через меня – для начала переговоров. Причем кто-то, у кого есть доступ к информации самого высшего уровня. Никакого МОССАДА в схеме нет – одни американцы из двух сцепившихся группировок. Эта гипотеза объясняет то, что и Борян, и Джейк попросили, по сути, одно и то же – двум группировкам нужна одна и та же информация, зачем – непонятно. Но нужна настолько, что ради этого они готовы сдавать сети в Москве. Эта гипотеза объясняет практически все, и потому ее стоит принять за рабочую.
Вопрос в том, что делать дальше.
За основу плана приняли необходимость играть на стороне той группировки, которую раньше представлял Джейк, а теперь представляет приехавший в Багдад церэушник. Может быть, представляет – это мы узнаем по ходу. Для достижения максимального оперативного результата стало необходимым столкнуть эти группировки, с тем чтобы по результатам проявленной активности разматывать этот змеиный клубок дальше. Никакого сочувствия ни по отношению к тем, ни по отношению к другим я не испытывал: я сочувствие в седьмом классе на жвачку «Бубльгум» сменял и ничуть о том не жалею…
Первым делом надо было подготовить наживку – то есть то, что заинтересует обе стороны. По крайней мере, даст повод для дальнейшего разговора. Всю информацию сливать нельзя – тогда разговор на этом и закончится, но часть должна быть. Мы примерно обрисовали, какая именно часть, после чего я посмотрел на часы и обнаружил, что времени уже восемь вечера или два три нуля по армейскому обозначению. Позвонил вниз и нарвался на обиженного Вована, который целый день играл по собственной программе действий и теперь ждал внизу, чтобы сопроводить меня домой[6].
* * *
Амани приехала раньше меня. На столе меня ждал ужин – баранина, запеченная с травами. Вряд ли она готовила это сама, смысла нет – купила по дороге в знакомой едальне у торговца, может, даже у дальнего родственника. Как-то необычно даже… Я всегда питался сам, тратил на это минимум времени – что приготовилось, то и приготовилось. Или питался в едальнях в городе или в столовой. Приходить домой, когда твоя женщина приготовила ужин, это совсем непривычно как-то.
Я сел, по привычке пробормотал благодарность Аллаху за еду и принялся есть. Амани тоже немного поклевала. Когда я закончил со своей порцией, она смотрела на меня.
– Спасибо… вкусно.
– …
– Что? – не понял я.
– Я, наверное, плохая жена, да?
– С чего ты это взяла? – не понял я.
– Ты вернулся домой в десятом часу ночи, а я даже не спросила, где ты был. И, возможно, с кем. Потому что знаю – ты не ответишь. А если и солжешь, то вряд ли я пойму. Это ведь не нормально, так не должно быть, да?
