До победы ещё много дней и ночей оставалось, весна не торопилась, прячась, где-то далеко за горизонтом. Снилось Антонине Михайловне, идет она по огороду своему, что вскопала накануне, а земля то не черная как положено, а красная. Вот же странное дело, – удивлялась женщина, а огороду края не было, и выйти за околицу она не могла.
– Алеша, – обрадованно улыбнулась Антонина Михайловна, увидев в военной форме остановившегося у изгороди сына. Вдруг над головой закружили вороны серые, да не каркают окаянные, а точно пулемет ругаются. Громче и громче, скрежет из их глоток становиться, такой сильный, что уши болеть начали. Проснулась Антонина Михайловна, спустила ноги с печи и слышит. Наяву стреляют, только свист свинцовых пуль в воздухе раздается. Грохотало то слева, то справа. Запомнила Антонина Михайловна только, как полетела с печи вниз, в темноту, а потом наступил монотонный гул, скрывший все остальные звуки. Утром, когда печь остыла окончательно, только тогда Антонина Михайловна очнулась. В груди заныло надтреснувшее ребро, смотрит она вверх, а над головой бревна, доски, солома обгорелая. Хранит видать ангел, – выдохнула Антонина Михайловна облегченно. Как выбраться она ещё не знала, только слушала первые минуты, что вокруг происходит. На некотором расстоянии от неё гудели резвые танки, раздавались одиночные выстрелы, бегали люди. Речь их трудно было расслышать, и было страшно. Кое – как справившись с толстой балкой придавившей ногу, женщина поползла наружу. Секунды, казались часами, и сил почти не осталось, когда Антонина Михайловна вдохнула свежий, прохладный воздух. К тому моменту, когда она выбралась, войска неприятеля уходили прочь. На месте некогда справных домов бушевало пламя, рассекая небо ярко-красными остриями. Прихрамывая, Антонина Михайловна подошла к деревенскому амбару, остановившись в десяти шагах от огня. Она не была в силах, что-либо сделать. Длинное, крепкое здание, утонуло в испепеляющем огниве, а из самой его глубины кричали люди.