Александр Филевский
Антивечность
Глава 3
Генерал Диас Альварес был давним соратником Александрова-старшего, поэтому Джон со своего детства знал заместителя Громова. В прошлом дядя Диас прекрасно ладил с еще маленьким Джоном, обладая специфическим, детским чувством юмора. Внешность же генерала внушала еще больше доверия: поседевшие длинные волосы, пышные усы и борода, из-под которых едва проглядывали пухлые губы, неизменно собранные в добродушную улыбку. Лучики глубоких морщин у глаз выдавали веселый нрав.
Вместе с тем, повзрослев, Джон стал замечать, что Альварес не был постоянен в своем поведении: на службе и в кругу друзей генерал казался двумя разными людьми. Так, в Военном Правлении Альварес слыл поборником крайне решительных действий. Достаточно упомянуть, что он был одним из вдохновителей того злополучного наступления в рамках марсианской операции, которое привело к большим потерям. Александров удивлялся противоречию доброй наружности и отнюдь не гуманных дел генерала: неужели Альварес – тот самый смешной старик, которого Джон знал с детства?
Намереваясь поговорить о причастности генерала к ликвидации Громова, Александров попросил Альвареса о встрече. Последний, в свою очередь, холодно согласился принять Джона у себя в доме.
Альварес жил в том же поселке, что и Громов, в сотне метров от фельдмаршала. Конечно, в соответствии с рангом, генерал расположился в особняке несколько меньших размеров, однако Альваресу нравилось его служебное жилище. К слову, он был благодарен судьбе за высокий статус в обществе, почет, уважение и внушительное жалование. В то же время обязательства, прилагаемые к должности, представлялись генералу как неизбежная и неприятная расплата за блага, которые дает занимаемый пост. Генерал словно проживал две жизни: одну – полную человеческих радостей и удовольствий; и вторую – неприятную, но необходимую для того, чтобы чувствовать себя реализовавшимся.
Будучи талантливым художником, Альварес любил рисовать пейзажи. Устройство общества позволяло с головой уйти в любую не приносившую дохода творческую деятельность: Конфедерация поощряла граждан в полезных для них самих активностях, выплачивая повышенное пособие по безработице. Однако генерал и не задумывался о возможности добровольно покинуть свой пост и сделать себя одним из представителей безликого, как он считал, большинства. Поэтому Альварес продолжал строить военную карьеру, и взгляды на жизнь ему в этом помогали.
Воспитанный авторитарным отцом, Альварес уяснил, что идти поперек мнения старших и выделяться свободомыслием – поведение недостойное. Генерал считал непреложной истиной: то, какой должна быть действительность, уже давно выяснено; то, как правильно жить, незримые благодетели из Тайного Совета обязательно расскажут. Конфедерация Альваресу казалась столь же естественной, как сама природа, словно не была она придумана людьми, а сразу появилась из недр Сингулярности, как и вещества, из которых сложились звезды и планеты.
Приземлившись на парковке недалеко от входа во владения Альвареса, Джон вышел из автомобиля и направился к воротам, возле которых дежурил андроид.
– Мне назначена встреча с господином генералом, – сказал Александров, приблизившись к роботу.
Андроид отрывисто кивнул, сделал приставной шаг, и, глядя куда-то сквозь гостя широко раскрытыми глазами, жестом попросил Джона пройти через ворота.
Ступив на придомовую территорию, Джон огляделся: на фоне красневшего закатного солнца виднелись лишь фигуры андроидов, безмолвно курсировавших повсюду. Некоторые из роботов стояли и пристально смотрели на Джона.
У дверей встретил еще один андроид, который выглядел совершенно так же, как и тот, что дежурил у ворот. Робот едва заметно кивнул гостю, открыл дверь и пригласил войти. Андроид не стал провожать Джона до кабинета генерала: по пути встретилось еще около пяти роботов, жестами указывавших дорогу. Генерал создал настоящее механическое царство, десятилетиями используя все жалование на покупку андроидов.
Преодолев широкую закругленную лестницу, Джон оказался на втором этаже, где повсюду стояли мраморные бюсты Консула, которых было еще больше, чем в жилище Громова. Возле входа в кабинет генерала, как и предполагал Джон, дежурил еще один андроид. Увидев посетителя, робот замер на полминуты: видимо, связывался с хозяином, чтобы получить разрешение впустить гостя. После этого андроид распахнул дверь.
Джон вошел в помещение, как две капли воды похожее на кабинет Громова. Отличия были лишь в большем количестве бюстов и картин Консула, а также полном отсутствии книг. На стенах висели и чучела убитых животных, так как Альварес считал своим долгом разделять увлечения начальства.
Генерал имел вид напряженный и злой. Альварес всегда принимал такое состояние, когда речь шла о делах.
– Что вас привело ко мне, господин Александров? – строгим голосом произнес генерал не глядя на гостя и сделав вид, что перебирает бумаги, ворохом лежавшие на столе.
– Некоторые соображения по поводу личности стрелка.
– Господин Александров, это не ваша забота. Оставьте подобные дела сыщикам, – поморщившись и искривив рот, как будто распробовав что-то горькое, протянул генерал.
– Не думаю, что они способны разоблачить преступника. Возможно, господин генерал, у меня имеется больше шансов это сделать, так как я знаю убийцу лично.
– И что же? Вы знаете, кто убил Громова? – спросил генерал, оторвавшись от бумаг и сурово посмотрев на Джона исподлобья.
– Так точно, Ваше превосходительство.
– Кто же это? – в напряжении спросил Альварес.
– Вы.
Услышав ответ, генерал потерял дар речи от изумления. После некоторой паузы, задыхаясь и багровея от гнева, вытаращив глаза, он взорвался громким, полным ярости криком:
– Что ты себе позволяешь, сопляк?! Ты, видно, не в своем уме, если являешься ко мне в дом, чтобы высказать такие бредовые предположения! Катись отсюда к чертовой матери, придурок!
Александров невозмутимо смотрел на Альвареса:
– Откуда вы узнали, что возле кабинета Громова дежурил андроид? Только не говорите, что это стало известно из визитов ранее: фельдмаршал поставил робота у дверей только в день убийства…
– Глупец! – прервал Джона генерал и взорвался очередной гневной тирадой: – Боже, какой кретин! Я не желаю объясняться: много чести будет такому дураку! Не надо было вообще брать тебя на службу: «Вечность» предупреждала, какой ты на самом деле мудак!
Александров попытался вернуть инициативу: поджав нижнюю губу и нахмурившись, он извлек из кобуры пистолет и направил его на генерала. Послышался щелчок предохранителя, переведенного в боевое положение. Спокойным, но более холодным и требовательным тоном Джон сказал:
– Отвечайте на вопрос, господин генерал. Иначе я убью вас.
Генерал дрогнул. Он помнил о случае, когда Александров спровоцировал перестрелку с одним из баронов преступного мира, совершенно не думая о последствиях. Видя обострившиеся, и без того непривлекательные черты лица Джона, вваленные от недостатка сна черные, не выражавшие и тени человеческих эмоций глаза (Александров не спал почти двое суток), Альварес осознал: Джон может спустить курок снова. Эта мысль произвела эффект холодного душа – генерал стал говорить почти ласковым, увещевательным тоном:
– Голубчик, спокойнее-спокойнее! Это же я – дядя Диас. Ну что ты себе напридумывал, мой хороший? Неужели ты и вправду веришь, что я мог причинить вред кому-то из членов Семьи?
– Отвечайте на вопрос! – повысив голос, скомандовал Джон. – Откуда вы узнали, что Громов поставил охрану у дверей кабинета?
– Постой-постой! Я все расскажу, только убери, пожалуйста, эту штуку, – дрожащим голосом зачастил генерал, уставившись в пистолетное дуло. – Я сам предложил Громову усилить охрану. Это был андроид подаренный мною! Громов опасался покушения.
– Почему появились опасения?!
– Спокойней-спокойней… – повторял генерал. – Громов планировал кадровые перестановки внутри Военного Правления. Он считал, что многим людям из Тайного Совета это может не понравиться.
– Какие перестановки? Каким людям?! – уже почти кричал Джон.
– Громов хотел снять Уильямса с поста представителя Правления при марсианской группировке, – генерал продолжал смотреть на пистолет, закрываясь от него ладонями. – И помилуй, Джон, я не знаю ни одного члена Совета! Неспроста он называется «Тайный»! Громов боялся, а я лишь предложил одного из своих андроидов для охраны… у меня их тут хоть жопой жуй… мне не жалко… ну ты сам видел… я ничего больше не знаю!
Повисла пауза. Альварес вопросительно смотрел на Александрова, ожидая реакции. Решительность во взгляде гостя исчезла – Джон выглядел растерянно. Он опустил оружие, мыслями покинув кабинет. Фоном слышались причитания:
– А я ведь просил его не мутить воду: нельзя шутить с людьми наверху! Джон, умоляю тебя: не делай глупостей. Как можно быть столь легкомысленным? Голубчик мой, вспомни отца: разве он одобрил бы? Это немыслимо! И не вздумай идти к Уильямсу: это грозит трибуналом! Как же ты глуп, как же глуп!
Александров, не обращая внимания на слова генерала, развернулся к выходу, впихнул пистолет в кобуру, попав в нее только с третьего раза, нервно поправил фуражку и китель, а потом вышел из кабинета, споткнувшись о порог.
Глава 4
Эдвард Уильямс принадлежал к богатой семье, которая владела крупным фондом недвижимости. Так как деятельная натура не давала спокойно жить на ренту, Уильямс поступил на военную службу, а выдающиеся личные качества и связь с влиятельным кланом обеспечили стремительную карьеру.
Уильямс был карьеристом, для которого продвижение по службе виделось как захватывающая и опасная игра между людьми. Считая себя готовым при первой же возможности разделить судьбу тех, кого он отправлял под пули, Эдвард никогда не берег жизней вверенных ему солдат. И, как ни странно, он пользовался уважением среди бойцов.
Именно Уильямс сменил Александрова на посту представителя Правления при марсианской группировке войск. На первых порах силы Конфедерации под командованием Уильямса стремительно наступали, однако после взятия Олимпии, доставшейся немалой кровью, войска землян были остановлены андроидами под Гейзенберг-сити: потери истощили силы, и для дальнейших атакующих действий стало не хватать мощи, вследствие чего роботы перешли в контрнаступление. Возникла угроза потери Олимпии. И вот, как выяснилось, терпение Громова иссякло – он собирался отправить Уильямса в отставку.
По мнению Александрова, Уильямс был способен на любое коварство для сохранения своего влияния, не исключая убийства Громова. Вместе с тем, насколько знал Джон, Эдвард считал себя человеком чести. Несмотря на стойкое убеждение, что жизнь – это война, в которой побеждают сильнейшие, Уильямсу казалось омерзительным проявлять любые формы необоснованной агрессии. Нападение без достаточной причины Эдварду представлялось столь же странным и неприличным, как если бы тигр, настигший зебру, не съел бы ее, а лишь загрыз и ушел прочь, получив свое извращенное удовольствие.
Однажды, в период обучения в военной академии, Уильямс участвовал в дуэли с курсантом, который унижал некоторых сокурсников, не способных дать отпор. Уильямс, будучи не в силах со стороны смотреть на несправедливость, рискуя жизнью, под надуманным предлогом бросил наглецу вызов. Впоследствии курсанты, знакомые с ситуацией, заметая следы состоявшейся дуэли, извлекли пулю из убитого Уильямсом противника, поместили тело в летающий автомобиль, который, в свою очередь, сбросили со скалы. Современные технологии, несомненно, позволяли следственным органам восстановить картину случившегося, однако полиция по каким-то причинам не проявила к делу должного внимания и заявила о несчастном случае. Представители общественности не имели доступа к первоисточникам (записям со спутников, данным бортовых самописцев и геолокации), так как Консул однажды распорядился засекречивать подобные сведения из соображений безопасности. Качество полицейской работы некому было проверить, поэтому действия Уильямса сошли ему с рук.
Александров знал одно: у Эдварда Уильямса был мотив. Однако этого недостаточно, чтобы говорить о причастности к устранению Громова. Джон видел только один способ докопаться до правды – пойти на провокацию. Он отправил анонимное сообщение Уильямсу, в котором написал, что знает все детали преступления, и предложил встретиться, чтобы обсудить размер вознаграждения за молчание. Джон рассчитывал, что если Эдвард действительно убийца, то сохранит послание в тайне и явится на встречу. Если же Уильямс невиновен, то он сообщит о письме в военную полицию, и Джон в конечном счете будет арестован как провокатор. Однако подобное уже не пугало Александрова в столь тревожных обстоятельствах.
Александров назначил встречу в полночь в одном из покинутых районов города, в заброшенной часовне. Облачившись в балахон ордена Сингулярности, он направился к месту встречи. В век камер слежения и спутников-шпионов подобная одежда была настоящим спасением для лиц, желавших остаться неузнанными.
Учение ордена Сингулярности представляло собой интерпретацию научных знаний об истоках Вселенной. Оно смешивало физические явления с социальными, ставя между ними знак равенства. Весь материал, из которого сформировался мир, включающий в себя и звезды, и планеты, и людей, когда-то, примерно четырнадцать миллиардов лет назад, был однороден и помещался в объеме, меньшем острия швейной иголки. Основатели ордена вывели из этого главную для них мысль: людей, в силу истории их происхождения, следует считать безликими частицами мира, а потому личные блага совершенно бессмысленны, ибо в сущности своей человек не отличается от растущего в поле дерева или лежащего на дороге камня.
Однажды власти поняли, что распространение учения наращивает умиротворенное большинство – залог спокойной жизни. Так орден Сингулярности, в прошлом испытывавший гонения, обрел привилегированное положение: его монахи получили право носить скрывающие лицо и фигуру одежды.
Во всяком случае, орден был лучшей альтернативой тем, кто поклонялся нейросети «Вечность» как божеству. Последние были способны на организованное действие, поэтому власти их не любили. Вместе с тем и запретить не решались из-за популярности искусственного интеллекта в том числе и в светском обществе, ведь он считался основой благосостояния.
Поочередно используя три беспилотных такси, Джон направился к цели по сложной траектории в попытках запутать следы на случай, если военная полиция впоследствии решила бы отследить его движения со спутников. Джон приземлил летающий автомобиль примерно за четыре квартала до часовни, где была назначена встреча. Под покровом ночи быстрым шагом Александров добрался до места.
Это было старинное здание, построенное в готическом стиле. Уже многие годы оно не использовалось: орден Сингулярности набирал своих последователей за счет тех, кто ранее принадлежал другим конфессиям. Глядя на разбитые витражи в окнах, сорванные с петель массивные двери и покосившиеся кресты, Александров погружался в мрачные мысли. Подобные здания – немые напоминания об ушедших в небытие представлениях, полных света надежды. Учение Сингулярности не оставляло надежд: его отцы твердили, что лучшего мира не существует; впереди – лишь безмолвная пустота, а чувственные ощущения – иллюзия; сама жизнь – выдуманная людьми абстракция, а люди – бледные тени колебаний квантового поля. Новая вера предлагала смириться с мыслью о конечности бытия не благодаря надежде на лучшее, а за счет того, что полностью исключала жизнь из поля зрения, оставляя в качестве утешения лишь мысль, что само существование – это плод воображения. «Постепенно наука пожирает романтические представления о действительности, – думал Александров. – Что останется людям, когда исчезнут белые пятна в структуре их знаний? Не станет ли человек лишним и чужим в мире, полностью описанном языком цифр?»
Когда Джон вошел в часовню, стая ворон с карканьем, эхом прокатившимся по каждому углу старинной постройки, выпорхнула наружу. Джон осмотрелся: видимость была ограниченной, так как проникавшего сквозь небольшие окна лунного света не хватало, чтобы полностью осветить просторное помещение. Ковром лежала наметенная ветром пыль, а стены сковала многолетняя паутина. Джон вышел на освещенную лучом света площадку и замер.
Александров стоял с полминуты, после чего заметил движение прямо перед собой: в луч света, пробивавшийся через другое окно, вошел человек, также облаченный в балахон ордена Сингулярности. Незнакомец, медленно сняв капюшон, обнажил черты лица: короткий ежик светлых волос, округлые голубые глаза, широкий прямой нос, толстые губы и квадратная волевая челюсть. Александров также снял свой капюшон. Человек, который стоял напротив, невольно отступил назад, пораженный увиденным, но спустя мгновение вновь принял уверенный облик, осклабившись в хищной улыбке. Это был оскал волка. Так всегда улыбался Эдвард Уильямс.
– Полагаю, ты пришел не за деньгами, – произнес Уильямс громким голосом, который эхом разнесся по часовне. – Что тебе нужно?
– Зачем ты убил Громова?
– Громов хотел изгнать меня из Военного Правления за действия, которые сам же в свое время одобрил. Убежден, он приказал бы меня ликвидировать, чтобы обеспечить секретность работы Правления. Я просто нанес удар первым. Поверь, этот человек не заслуживает жалости.
– Как ты узнал о его намерении снять тебя с должности?
– Думаю, ты прекрасно понимаешь, Джон, что я снабжен всей необходимой информацией: за мной стоит Тайный Совет! – Уильямс торжествующе развел руки в стороны. Он сделал паузу, чтобы насладиться реакцией Александрова. Однако Джон вовсе не удивился сказанному. Несколько озадаченный Уильямс продолжил:
– Громов не нравился большим людям, и я лишь исполнял их волю. Они сотрут в порошок любого, кого посчитают помехой! Но будь спокоен: к тебе нет претензий. Ты достойный человек, Джон, и я сочту за честь быть твоим другом!
Уильямс в надежде смотрел на Александрова. Повисла пауза. Джон нахмурился и в сомнениях взглянул на Уильямса. Вздыхая и морща лоб, словно решая математическую задачу, Александров нервно переступал с ноги на ногу. Наконец, Джон с сожалением всплеснул руками и произнес будто оправдываясь:
– Я не могу оставить тебе жизнь, Эд: ты причинил вред Семье… – почти ласково сказал он, растягивая последнее слово.
– Ты рехнулся?! – возмутился Уильямс. – Я же сказал тебе, что на моей стороне Тайный Совет! Ты не посмеешь бросить вызов Тайному Совету… мои действия санкционированы Тайным Советом!
Эдвард видел, что упоминание о Тайном Совете не производило на Джона ни малейшего впечатления: Александров лишь продолжал смотреть полным сожаления и скорби взглядом.
Уильямс знал одно: к его пистолету привинчен глушитель, что мешало быстро извлечь оружие из кобуры. Осознавая свою уязвимость, Эдвард все же не видел другого продолжения: логика, которой он подчинялся в течение всей жизни, требовала немедленно стрелять; и, движимый первобытными инстинктами хищника, он схватился за рукоятку. Прогремели два выстрела. Глухой стук упавшего на пол пистолета сменил отзвук рухнувшего тела. Послышался стон, прерываемый мокрым кашлем: видимо, одна из пуль поразила легкое. Уильямс пощупал свой живот, после чего посмотрел на окровавленную руку: другая пуля вспорола брюхо. Александров подошел. Уильямс еще продолжал кашлять, пуская изо рта пузыри крови. Силясь набрать воздух в поврежденные легкие, он хотел что-то сказать. Джон склонился над умирающим и прислонил ухо почти к самым губам Уильямса:
– Идиот… устранить Громова… мне… приказала… сама «Вечность»… – прошептал Уильямс, а в следующее мгновение испустил дух.
