Александр Филевский
Антивечность
Глава 12
С самого начала полета Надя была в скверном состоянии духа: унылая обстановка космического корабля не позволяла отвлечься от терзавших душу воспоминаний. Однако с той минуты, когда девушка заметила красную звезду Марса во мраке космоса, стало легче: Надя представляла, будто Кришан разжег костер маяка, указывая ей дорогу. «Сюда, любовь моя, я здесь», – почти слышала Надя его голос. Часами она разглядывала планету, которая с каждым днем становилась все больше в размерах. Воображение изобретало тысячи объяснений того, как могло бы статься, что Кришан – цел и невредим – ждет на Марсе, чтобы забрать Надю в далекую необитаемую галактику, за миллиарды парсеков от людей и андроидов. Девушка мечтала спрятаться от жестокого, безумного мира, который каждое мгновение попирал любовь в угоду необъяснимой жажде саморазрушения. Она хотела завести и вырастить с Кришаном детей, которые никогда не узнают, как жестоки друг к другу и к самим себе могут оказаться разумные существа.
Когда корабль вышел на орбиту вокруг Марса, Надя, прильнув к иллюминатору, всматривалась в грандиозные каналы Долины Маринера, каждый из которых в несколько раз превышает размеры Большого каньона на Земле. Туман ковром застилал эти величественные шрамы на поверхности планеты.
Разглядывая пейзажи Марса, Надя почувствовала мимолетность жизни: миллиарды лет до появления людей безмолвная торжественность уже витала над планетой, и еще долго после исчезновения человечества эта красота будет продолжать свое царственное шествие сквозь тысячелетия. И не заметит красота случайных путешественников, на мгновение вышедших на полустанке «Жизнь и любовь». И путешественники нервно перекурят на перроне и снова вскочат в поезд под названием «Вечное забвенье». Они стремятся в недра вагонов, чтобы успеть занять комфортные места, но некогда вспомнить несчастным, что поезд унесет их во всеобъемлющую пустоту вечного сна без сновидений. Путешественники, отгоняя мысли о бессилии перед законами природы, предпочли видеть в полустанке «Жизнь и любовь» лишь промежуточную точку маршрута. Они поменяли местами цели и средства, превратив жизнь и любовь в разменные монеты. Пассажиры поезда без остатка отдали себя культу успеха, чтобы успеть не заметить тот небольшой полустанок – единственное, что пока еще имеет значение. Пока еще… но поезд сердито шипит, окутывая колеса густым паром: поезд готовится к отправлению.
Спускаемый аппарат отделился от агрегатного отсека. Продолжая стремительное снижение, корабль вспорол атмосферу, которая огрызнулась на вторжение гневной вспышкой. Свечение красной планеты, имевшее на высоте четкие границы с тканью космоса, стало пронизывать и растворять собой все вокруг. Надя словно сама оказалась частью свечения. Насколько хватало глаз, раскинулись изрытые глубокими разломами и вздыбленные исполинскими горами бескрайние пустыни, а воспоминания о красной звезде в пучине космоса, свет которой еще совсем недавно дарил Наде фантазии о встрече с возлюбленным, теперь казались лишь несбыточным сном.
Резкий толчок вверх – в иллюминаторах Надя увидела три купола тормозных парашютов, застлавших небо красно-белой полосатой тканью. Через мгновение зашипели и тормозные двигатели.
Спускаемый аппарат готовился к приземлению на свалке радиоактивных отходов. Для транспортных чиновников посадочная капсула и была заполнена отработанным ядерным топливом с Земли: то обстоятельство, что незаметно для людей «Вечность» взяла под контроль космическую транспортную систему, и позволило группе тайно достигнуть Марса.
Двигатели надрывно зашипели, предвещая скорый контакт с поверхностью планеты. Наконец, Надя почувствовала удар о грунт, от которого она нерешительно вскрикнула, словно не была до конца уверена, что удар представляет опасность. Жон Чень, сидевший рядом, подмигнул девушке и успокоил:
– Все в порядке: так и должно быть.
Прильнув к иллюминаторам, друзья начали рассматривать открывшиеся взору пейзажи: за бортом раскинулись бессчетные тысячи посадочных капсул пирамидальной формы с отработанным ураном внутри. В свете тусклого солнца их обшивка отливала багровым цветом полированного металла. Каждую из капсул украшала зловещая эмблема, сложенная из трех черных трапеций, заключенных в ядовито-оранжевый круг, – грозное напоминание о невидимой смертоносной силе, дремавшей под оковами свинцовых саркофагов.
Вдалеке, у самого края горизонта, Надя увидела пылевой след, который змеей извивался среди пирамид транспортных контейнеров.
– А вот и хозяева нас встречают, – с тщательно скрываемой тревогой сказал Александров.
Через некоторое время уже можно было различить очертания источников пылевого следа. Ими оказались ползшие друг за другом два транспортера. Они были похожи на коричневые параллелепипеды, вгрызавшиеся в песок пятью парами больших колес. Лавируя среди пирамид, транспортеры нехотя приблизились на расстояние нескольких десятков шагов и замерли. Из головной машины вышли два андроида с автоматами на груди.
Выглядели встречающие словно средневековые рыцари, наглухо закованные в броню: андроиды проектировались для работ в суровых условиях марсианских шахт для добычи урана, поэтому внутренности роботов сохранял металлический корпус, экранировавший вредное для электроники излучение. Корпус также защищал от пыли, солнечных лучей и механических повреждений. Кроме внешнего вида, были и другие отличия от «земных» андроидов: люди наградили «марсиан» продвинутым интеллектом, необходимым для успешных действий в условиях автономности. Побочным эффектом от наделения роботов творческим мышлением, подобным человеческому, стало то, что машины осознали собственное «я» и стали испытывать эмоции, уже мало отличаясь от людей ментально.
– Выходим, – сказал Александров.
Ступив на грунт и осмотревшись сквозь запотевший визор гермошлема, Надя ощутила, что оказалась в чудесном мире, который завораживал своей необычностью. Окутанные красноватой пылью пирамиды, сверкавшие в свете тусклого солнца тысячами знаков радиационной опасности, выглядели по-своему торжественно и прекрасно. В каждом шаге Нади чувствовалось почтение и трепет перед благородной силой, заключенной в мирно застывших механических рыцарях; перед незримой мощью, что дремала внутри урановых могильников, устремивших пики в багровое небо, – перед могуществом всей планеты, которая сочла возможным не гневаться на пришельцев и принять чужаков в ее лоно. Надя бережно ступала по поверхности Марса, выказывая признательность за оказанное доверие и честь. Рядом с Надей, покачивая автоматом в руках, вышагивал Магнус, который хмуро уставился на андроидов и думал над тем, кого из них было бы тактически грамотно застрелить вначале.
– Добро пожаловать на Марс! – сказал один из андроидов, преодолевая треск помех в радиоэфире. – Для нас большая честь встретить посланников самих создателей!
По легенде, придуманной для андроидов, группа Александрова была военными советниками, которые прилетели на Марс для помощи Сопротивлению.
– Меня зовут Константин, – представился андроид. – С нами вы в безопасности. Друзья магистра Фейтона – друзья всех марсианских андроидов.
Андроиды боготворили Фейтона. Они почитали своего лидера как спасителя, могущего отвести от них угрозу истребления людьми, большинство из которых видело в марсианских роботах лишь бракованный товар, подлежащий утилизации. Александров знал о трепетном отношении андроидов к Фейтону, поэтому с грустью представил, с какой яростью эти стальные монстры будут гнаться за Джоном, когда он убьет их мессию. «Бежать придется быстро», – подумал Джон и вздохнул.
Константин жестом пригласил гостей пройти в транспортер. В салоне, по бортам транспорта, оказались ряды сидений, на которых и расположились люди Александрова, а также встретившие отряд Джона андроиды – Константин и Арн.
Ехали в молчании. Убаюкиваемая маневрами и размеренным гулом двигателей, Надя задремала. Жон Чень всматривался в иллюминатор. Магнус, прикрыв глаза, следил за движениями андроидов.
Александров размышлял о выборе подходящего времени для нападения на Фейтона. Джон склонялся к тому, чтобы атаковать лидера повстанцев при первой же возможности, так как другого случая могло вовсе не представиться: не было уверенности, что «Вечность» действительно отвела людям Александрова роль телохранителей члена Тайного Совета в путешествии на Землю. Джон не исключал, что и сам план возврата на Землю мог оказаться выдумкой искусственного интеллекта, призванной сбить с толку, чтобы в очередной раз воспользоваться Джоном для достижения ведомых только суперкомпьютеру целей.
Минуло несколько часов, когда сквозь иллюминаторы прекратил падать солнечный свет: машина заехала в тоннель. Спустя еще минуту транспортер вкатился в просторный, освещенный тусклым электрическим светом бокс и, заскрипев старыми тормозами, вцепился колесами в землю.
Константин объявил:
– Прошу за мной. Магистр Фейтон ждет вас.
Андроиды повели группу Александрова через бессчетные унылые коридоры. Наконец, войдя в мрачное помещение, которое мало чем отличалось от того бокса, где закончили путь транспортеры, процессия остановилась.
У Джона перехватило дыхание от мысли, что та самая единственная возможность избавить мир от Фейтона может появиться прямо сейчас. У группы даже не попытались забрать автоматы! Подумать только! Андроиды не посчитали нужным обезоружить гостей перед визитом к лидеру повстанцев! Мысль об этом начала терзать Джона: хорошо ли то, что Джон задумал? Ведь опыт подсказывал, что все хорошее, по обыкновению, лежит в конце тернистого пути, а все дурное, напротив, не встречает препятствий.
Из мрака вышел человек, облаченный в балахон ордена Сингулярности. Человек, сняв капюшон, обнажил ежик коротких седых волос и поздоровался с гостями:
– Приветствую вас в сердце Марсианского Сопротивления!
Фейтон подошел ближе. Он грозно осмотрел делегацию: лица гостей были спокойны. Лишь Александров глядел на хозяина подземелий вытаращив глаза. Прямо перед Джоном стоял тучный невысокий человек с выпиравшим из-под черного балахона округлым пузом. Орлиный взгляд проникал в самую душу. Властности черт лица не умалял даже заплывший жиром подбородок. С раннего детства Джон был пленником почтения и страха перед этим человеком. И только сейчас со всей остротой Александров осмыслил эти чувства. С одной стороны, они показались Джону постыдными, с другой – неодолимыми. Прямо перед Александровым стоял самый влиятельный из известных Джону людей: это был фельдмаршал Громов.
Глава 13
– Что же вы, Александров, уставились на меня, точно на покойника? – с фальшивой веселостью сказал Громов и расхохотался, когда выдалась возможность поговорить с Джоном наедине. – Или вы не рады чудесному воскрешению покровителя?
Александров хмуро смотрел на фельдмаршала. В глазах Джона уже не было удивления и страха: в них читалось презрение.
Громов уловил настроение Джона и снял маску дружелюбия, обнажая свое истинное состояние. Фельдмаршал сердито посмотрел на Джона и произнес:
– Я вижу, вы осуждаете меня за что-то. Ну что же, полагаю, нужно объясниться.
Громов помедлил, чтобы убедиться, что Александров готов его выслушать. После этого фельдмаршал сказал:
– Думаю, прежде всего вам интересно узнать, как я оказался жив. «Вечность» сообщила вам правду, когда поведала, что Специальный отдел догадался о моей роли в Марсианском Сопротивлении. Действительно, Спецы начали готовить операцию по моему задержанию, поэтому пришлось вывести меня из игры. Однако нейросеть не раскрыла вам одной детали, которую, видимо, сочла несущественной: моя смерть была лишь инсценировкой: «Вечность» расшифровала мой генетический код и на его основе вырастила в специальном контейнере точную копию моего тела. После этого суперкомпьютер дал указание ничего не подозревавшему Уильямсу меня навестить – Уильямс стрелял в бездушную телесную оболочку, полагая, что это был я: вероятно, подумал, что я напился и заснул прямо в кабинете. После мнимого убийства «Вечность» переправила меня на Марс – подальше от назойливых Спецов.
Громов прервался. Казалось, он силился начать неприятный для него разговор, но все не решался этого сделать. Наконец, фельдмаршал собрался с духом, посчитав, что отмалчиваться стало уже неуместным. Громов принял скорбное выражение лица и развел руки:
– Да, это я организовал восстание на Марсе и возглавил его. Да, это я одной рукой управлял вооруженными силами людей, а другой – марсианских андроидов. Да, много людей погибло в результате моих действий…
Громов снова остановился. Он пристально посмотрел на Джона, ожидая реакции: Джон замер, взирая на Громова немигающим взглядом. Лицо Александрова было непроницаемым. Поплывший от волнения голос фельдмаршала принял жалобно-плаксивое выражение:
– Джонни… если бы ты знал, как тяжело дается мне эта ноша. Не было ни минуты, чтобы я не молился о душах ребят, которые пожертвовали своими жизнями ради человечества. Знал бы ты, как горько я оплакиваю наших верных воинов…
Глаза Громова покраснели. Губы задрожали. Он вскинул пораженные тремором руки и взвыл, задыхаясь от волнения:
– Посмотри на эти руки! Они по локоть в крови! Их никогда не отмыть. Это мой крест, моя боль, мои страдания. Как бы я хотел поменяться местами с кем-то из ребят, павших в песках этой чертовой планеты! Но судьба выбрала меня…
Джон, не сдержавшись, сказал:
– Вы чудовище…
– Не смей судить меня, сопляк! – взвизгнул Громов. – Какой из тебя судья?! Что ты понимаешь в политике, черт бы тебя побрал?! Миллионы людей не могут мирно сосуществовать сами по себе! Природа заложила внутри нашей популяции механизм регулирования численности через самоуничтожение. К счастью, обычно у нас получается обмануть природу и обуздать мощь океана эмоций, бурлящего гневом: мы усмирили древних демонов человеческой души оковами запретов, придумав карающий меч государства и испепеляющие молнии Богов… но стоит лишь немного ослабить тиски, и…
Громов не договорил фразы. Он лишь выкатил глаза, заскрипел зубами и с хрустом сжал поднятый к лицу кулак, отразив ужасы возникшей в воображении картины, для описания которой даже не нашлось слов. Переведя дух, Громов пылко произнес, упиваясь горячкой риторического экстаза:
– Ты знаешь, что «Вечность» уже совсем не то, что думает о ней публика, поэтому горькая правда о бесчинствах суперкомпьютера раздавила бы нас всех! Если граждане узнают о самостоятельности «Вечности», они потребуют ее отключения. Увы, мы слишком привыкли к искусственному интеллекту, чтобы отказаться от него. Взаимодействия людей необычайно усложнились, Джонни, и все мы заложники этих многочисленных связей. С исчезновением «Вечности» взаимодействия рассыплются словно карточный домик, а там, где нет порядка, наружу рвутся кровожадные демоны человеческой природы. Только война на Марсе могла отвлечь внимание граждан от столь неудобной для нас темы, как «Вечность».
– Вы убиваете людей… – мрачно произнес Джон. Для Александрова очевидным было лишь одно: Громов убивает людей. Остальное – лишь фантазии воспаленного воображения и жонглирование пустыми звуками.
– Молчать! – взревел Громов и топнул ногой. – Ты, человек, не бравший на себя ответственности за судьбы мира, не смей так говорить! Люди должны верить в то, чего не существует, чтобы выжить вопреки тому, что есть на самом деле! Проклятье наше заключается в том, что человек слишком умен, чтобы верить всему, что говорят. К несчастью, убеждение людей требует страшной платы, поэтому тысячелетиями совершаются ритуальные жертвоприношения. Если же ты не берешь на себя смелость возглавить кровавые обряды, то не мешайся под ногами – стань жертвой сам!
Громов торопливо приблизился к Александрову, вынул из складок балахона пистолет, снял оружие с предохранителя, дослал патрон в патронник и развернул рукоятку к собеседнику. Испуганно расширив глаза и побелев от страха, фельдмаршал пролепетал сбивчивым, срывающимся голосом:
– Чего вы ждете, господин Александров? Пристрелите же негодяя. Избавьте мир от злодея. Принесите себя в жертву высоким идеалам и примите возмездие от андроидов за убийство духовного отца всех роботов… но неужели вы думаете, что с моей и вашей смертью страданий на Земле и Марсе станет меньше?
Громов смиренно ждал, держа на ладони протянутый Джону пистолет. Тревожный взгляд военачальника говорил об одном: пистолет заряжен. Не в силах более терпеть угрызений совести, разбуженной презрительным взглядом Джона, Громов отдал свои деяния на суд подопечного.
С минуту они стояли в молчании. Наконец, лицо Громова смягчилось и он поспешно спрятал оружие в складки плаща, словно опасаясь, что Джон может передумать.
В воображении фельдмаршала пощада будто бы списала все его грехи и утвердила право ходить по земле дальше. Он, вдохновленный избавлением от тяжести непомерной вины, потряс вытянутым в сторону Александрова пальцем, назидательно и торопливо приговаривая:
– Я знаю, отчего вы не убили меня: вы и сами считаете, что в отсутствие таких, как я, несчастий в мире будет еще больше. Я нужен человечеству; нужен именно потому, что готов брать на себя ответственность. А вы лишь читаете мораль. Ну что же… вы еще молоды и, быть может, когда-нибудь меня поймете.
Джон стоял не шелохнувшись. Он молил Бога о том, чтобы никогда не понять Громова. «Вот она – темная сторона разума, – подумал Джон. – Именно творческая способность выстраивать сложные логические цепочки и позволяет обращать нравственные ориентиры против них же самих. Именно так предают и оскверняют любовь, размахивая ее же флагами».
Почему Джон не застрелил Громова? Возможно, он осознал, что девять граммов свинца не способны изменить мир к лучшему. Не исключено, что Александров просто испугался казни андроидами. А быть может, он не захотел делать то, что сотворил бы на его месте сам Громов.
