Александр Николаевич Козлов
Избранное. Рассказы, основанные на реальных событиях
Виталькин пруд
В каждой деревне есть участки территории, которым местные жители присвоили имена. Так на картах около деревни Гологузово вы не найдёте таких объектов как: «Жирятино», «Иванов мох», «Фёклина шейка», «Виталькин пруд». Сейчас уже мало кто знает, как появились эти названия. Вот только историю «Виталькина пруда» знают многие. А случилась она во время Великой Отечественной войны.
В те годы у мальчишек после игры «В войну» любимой была «Попы – гонялы». Правила игры простые. Водящий отвечает за городок, который перед игрой ставится в «дом». Каждый игрок кидает свою палку – биту вначале игры от черты, а затем с того места, куда она падает после броска. Задача игрока – попасть в городок так, чтобы тот улетел как можно дальше. Водящий ставит городок «на попа» там, где тот упадёт. Бита, улетевшая за городок, считается «сгоревшей». Игроки двигаются вперёд до тех пор, пока последняя бита не пролетит мимо городка, и все биты будут «сгоревшими». Тогда водящий хватает городок и бежит к началу игры, а игроки, которым во время игры запрещено пересекать линию городка, бегут за своими битами и с ними догоняют водящего. Водящий ставит городок в «дом», а игрок, прибежавший последним, становится новым водящим.
Вот и в тот день около десятка мальчишек сыграли уже несколько конов. Как обычно, водящим был Виталик Крупенин. Шутник и хулиган по натуре, физически крепкий, но был немного неуклюжий, поэтому всегда отставал от игроков и прибегал к «дому» последним.
Начав игру в середине деревни у часовни, ватага гнала городок прямо по дороге в сторону деревни Игумново, обмениваясь между собой новостями и своими мыслями.
– Вот бы взорвать снаряд, положив его в костёр, – высказал свою мысль Витька Губанков, стыдливо почёсывая затылок после неудачного броска биты.
– Сапёры поля разминировали, много мин вдоль дороги наложили! – сообщил всем Витька Филатов после точного попадания в городок.
Пока ждали, когда Виталик поставит городок «на попа», Витька Губанков продолжил свою мысль:
– Игумновские ребята на прошлой неделе рванули снаряд в лесу, их теперь девчонки «партизанами» кличут.
– Вот бы и нам на Фёклиной шейке мины взорвать, здорово громыхнуло бы! – предложил Витька Сериков.
– Мины не взорвутся, даже если их в костре прижарить, у них детонаторы сапёры вывернули! – ответил Витька Филатов, он был здесь постарше всех.
– Вот если к минам снаряд подложить, вот тогда рванёт вся куча! – выдал свою мысль Ванька Французов, удачно кинув свою биту.
За разговорами игра продвигалась к концу деревни.
– От хорошего взрыва будет большая воронка, а когда она заполнится водой, там можно будет развести карасей, – вставил своё слово и Виталик.
Витька Филатов что-то шепнул Витьке Губанкову, тот достал из кармана коробок спичек и, явно хвастаясь, гордо потряс им в воздухе. Виталик краем уха услыхал, что говорят о снаряде, который можно взорвать, но, не дослушав, побежал ставить городок, далеко улетевший вперёд.
Игроки расслабились, и все очередные броски оказались неудачными. Расхватав свои сгоревшие биты, толпа ребят рванула к началу игры, только трое не побежали, а спрятав свои биты в куст сирени, направились в сторону леса. Виталик поняв, что снова будет последним в этой бегущей к «дому» ватаге, сунул в тот же куст городок и помчался догонять ребят, уходящих в лес.
– Кто много болтает, сидит дома, – сказал ему Витька Филатов, развернул в сторону деревни и дал пинка. – Не нужен он нам, проболтается ещё матери, она нам уши-то пообрывает! Знаю я её! Айда за мной! – сказал он товарищам, и уверенно повёл их в Маленький лесок, где недавно обнаружил неразорвавшийся снаряд. С тоской в глазах Виталик посмотрел им в след и, вспомнив о предложении Витьки Серикова насчёт мин на Феклиной шейке, побежал в деревню искать его.
Ребята по дороге собрали по охапке сухого хвороста. С восхищением осмотрев снаряд, решили, что он немецкий. Стали обсуждать, как лучше его подорвать.
– Игумновские говорили, что клали снаряд на костер, – сказал Ванька Французов.
– Ты предложил, вот и поднимай снаряд, а мы под него сучья подсунем, – скомандовал Витька Филатов.
– Боязно его трогать – возразил Ванька.
– Трусишь! – подзадорил Витька.
– Вовсе не трушу, просто взорваться же может! – начал оправдываться Ванька.
– Да что с ним будет, ведь не взорвался же при падении! – подстрекал Витька.
В итоге решили снаряд не трогать, а обложить его хворостом и поджечь. Когда костёр разгорелся, отбежали в сторону и залегли, укрывшись за стволами деревьев. Сучья горели потрескивая.
– Щас рванет! – пригнув голову к земле, восхищённо прошептал Ванька.
Но время шло, а взрыва не было, да и костёр вообще перестал трещать. С опаской ребята выглянули из-за деревьев. Костёр прогорел, от него осталась небольшая кучка углей, лишь по краям, то тут, то там вспыхивали и догорали остатки хвороста.
– Наверное, дров в костре маловато, снаряд не прогрелся, – сделал вывод Ванька, не вставая.
– А тебе слабо, подбросить ещё дровишек? – предложил ему Филатов.
– А если рванет? Сам-то боишься! – съязвил Ванька.
– Если бы снаряд на костер положили, уже рванул бы, а то ты нюни распустил: «Боязно!» – давил на него Витька Филатов.
Полежали ещё минут пять молча. Костёр почти потух.
– Может, по домам? А завтра повторим! – предложил Ванька.
– Так, каждый собирает охапку хвороста и подбрасывает в костёр, – скомандовал Витька Филатов, встал и пошёл собирать хворост.
Друзья полежали ещё немного и нехотя пошли за ним. Собрав хворост все гуськом, друг за другом приблизились к костру, от которого ещё шёл небольшой дымок. Порыв ветра, пролетев над костром, поднял небольшое облако пепла. Это напугало Ваньку, но боясь новых насмешек, тот пошёл вперёд. Витька Филатов тоже это увидел и остановился, не решаясь идти дальше. Последним шёл Витька Губанков, натолкнувшись на Витьку Филатова, он выглянул из-за его спины на костёр. Несколько голубых языков пламени зловеще всколыхнулись над кучкой заалевших углей, из которых торчал острый нос снаряда. И в этот момент Витьку ослепила яркая вспышка, над головой просвистели осколки, что-то острое резануло правый глаз, по ушам ударил резкий звук взрыва, и тут же удар в грудь отбросил его назад. Он упал на землю, в глазах потемнело. Сквозь гул в ушах Витька услышал стон. Приподняв от земли тяжёлую гудящую голову, он понял, что смотрит одним левым глазом. Поднеся ладонь к правому глазу, он ощутил что-то мокрое. Рука была в крови. Рядом с ним стонал Витька Филатов. Чуть ближе к образовавшейся воронке без движений лежал Ванька.
Виталик и Витька Сериков услышали взрыв, они в это время уже усердно перетаскивали мины с поля в кусты за Фёклиной шейкой. Они тут же хотели бежать к месту взрыва, но передумали и решили закончить начатое дело.
Весть о том, что от взрыва снаряда на месте погиб Ванька Французов, Витька Филатов умер по дороге в больницу, а Витька Губанков остался без глаза, быстро разлетелась по деревне. Виталькина мать не находила себе место. Зная характер сына, она была уверена, что он тоже был там. Когда под вечер Виталик пришёл домой в грязных ботинках, она ремнём добивалась от него признания, что он тоже был там. Плача не столько от боли, а сколько от обиды, Виталька клялся, что его там не было. Мать так и не поверила, что её шалопай остался в стороне от этого взрыва.
– Прибью, если узнаю, что ты ещё раз к минам близко подойдешь, – подвела мать итог своего допроса.
Потирая «мягкое место», пострадавшее от ремня, Виталька в уме всё же прикидывал, как осуществить свой план. Ведь они с Витькой Сериковым уже всё подготовили, не хватало только снаряда или миномётной мины, чтобы сдетонировать всю сложенную ими горку из мин.
Неделю Виталька сидел дома, мать не выпускала его даже на улицу. Наконец, она разрешила ему выйти из дома и принести воды с колодца. Тут-то Витька Сериков и доложил ему, что нашёл мину у Игумновских пацанов, но они за неё требуют кисет махорки. Виталькин дед выращивал себе табак-самосад, который осенью развешивал сушиться на чердаке и пользовался им в течение года. Улучив момент, когда никого не было дома, Виталька влез на чердак и взял там несколько веток самосада. Ободрав листья в кулёк из газеты, он передал табак Витьке Серикову. Через несколько дней мина лежала в укромном месте у забора. Но дед заметил пропажу табака, и Виталька опять получил взбучку. Его обвинили в курении, а домашний арест продлился ещё неделю.
В деревне из уст в уста передавалась история, рассказанная милиционеру Витькой Губанковым. Виталик внимательно слушал её несколько раз, и каждый раз пытался представить себя в месте того взрыва, если бы ребята взяли его с собой. Нет худа без добра, из этой истории он понял, что надо быть осторожнее самому, и ещё надо будет контролировать дорогу, чтобы случайная подвода не попала в зону взрыва.
И вот очередной мощный взрыв потряс деревню. В некоторых домах даже вылетели стёкла из оконных рам. Женщины с тревогой бегали по деревне, разыскивая своих сыновей. Виталькина мать, вооружившись ремнём, вышла на крыльцо. По прогону мимо их дома со стороны взрыва пробежал Витька Сериков, а ведь его с Виталькой последнее время часто видела вместе.
– Витька! Витька, постой! – закричала она.
Витька с испугом посмотрел в её сторону, и, ускорив бег, помчался к своему дому. Материнское сердце ёкнуло, ноги подкосились. Ухватившись рукой за балясину, она так и села на ступеньку крыльца. Обливаясь слезами, она потряхивала рукой с ремнём и приговаривала: «Только приди домой! Только приди…». Она видела, как в сторону взрыва пробежала группа сельчан, все старались не смотреть в её сторону. Время шло, слёзы кончились, но тоска и тяжесть в сердце сковывали всё её тело. Она тупо смотрела перед собой и шептала молитву. Когда Виталька тихо открыл калитку и медленно вошел во двор, она попыталась подняться, но не смогла. Бросив ремень на землю, она закрыла лицо руками и зарыдала, приговаривая: «Слава те Господи! Слава те Господи…»
А всё произошло так. Рядом с горкой из мин Виталик с Витькой наложили большую кучу хвороста, в середину которой поместили миномётную мину. Когда костёр разгорелся, Виталик отправил Витьку охранять дорогу со стороны деревни, а сам побежал по дороге в сторону леса. Договорились встретиться после взрыва у воронки. В томительном ожидании Виталик ждал взрыва, который должен был вот-вот прогреметь. И тут из леса выехала подвода. Виталик помчался ей навстречу, махая руками. Мужик ехал в соседнюю деревню. Сбиваясь и заикаясь, Виталик вначале стал рассказывать о каких-то сапёрах, но, в конце концов, признался, что в костре рядом с дорогой лежит мина, которая должна взорваться. Виталик показал безопасный и более короткий проезд вокруг поля и даже проводил немного. В это время и раздался взрыв, а в небо взметнулось чёрное шарообразное облако, похожее на гриб. Взрыв был такой силы, что Виталик невольно присел на корточки и зажал уши ладонями, но было поздно, голова гудела, а в ушах стоял шум и свист.
Витька первым примчался к месту взрыва, не найдя там друга, начал кричать и звать его. Ответа не было. Зловещая тишина леса напугала Витьку, и тот побежал в деревню. Спустя некоторое время Виталик пришёл в себя и поспешил к месту взрыва. Витьки там не было, посмотрев по сторонам, Виталик увидел его, бегущего по дороге в деревню. Шанса догнать его у Виталика не было, и он грустно поплёлся домой, предчувствуя горячую встречу с матерью. Перед деревней он встретил соседей, которые с радостью закричали: «Да жив он, смотрите-ка, жив!» «А мы его уже похоронить хотели!»
Воронка от взрыва к осени заполнилась водой, а со временем, этот водоём все стали называть «Виталькин пруд».
Заколдованное счастье
Пелагея сидела в саду на лавочке, дочка с внучкой пололи грядки. Помочь бы, да куда там, отработалась, уже за девяносто перевалило. Жизнь прожита, а какая она была? Какой могла быть? Часто мысленно она возвращалась с этим вопросом в прошлое. Её свадьба с Николаем вначале 1945 была скромная, война ещё не закончилась, да и денег не было. Николай пришёл с фронта без ноги, на протезе. Пенсия по инвалидности маленькая, Пелагея работала в стеклодувной артели, тоже копейки получала. Собрали только близких родственников, но всё ровно получилось большое застолье. Гости выпили "За молодых", покричали "Горько", стали дарить подарки. Кто-то дарил наволочки на подушку и желал хорошего сна, кто-то вручал что-нибудь из посуды и желал хорошего аппетита. Дошла очередь и до тётки жениха – Акулины. Та взяла буханку хлеба, отрезала с обеих сторон горбушки и, со словами: "А теперь посмотрим, хорошие ли зубы у молодых", – одну сунула в руки жениху, а другую невесте. И добавила: "Грызите!" Молодые добросовестно съели эти горбушки. Эта история со временем затерялась бы в памяти Пелагеи, но через год состоялась свадьба у дочки Акулины – Марии.
Неудачно жизнь у Марии складывалась. В сорок первом забрали её жениха на войну, поженится не успели, а проводила-то его видать хорошо! Проводила так, что забеременела. Жених погиб на фронте в первые месяцы войны. Родилась девочка, но в трёхлетнем возрасте она умерла. После победы в местную артель устроился новый рабочий, Ванька Виноградов. Высокий, неуклюжий и худой до такой степени, что получил кличку – "Жирный". Пошли слухи, что Акулина приворожила его к своей дочке. По деревне стали шептаться и про другие её проделки. Пелагея не верила в это. Свадьба Марии и Ивана была богатая – наряды, угощения. Пышностью и роскошью пытались затмить позор невесты, родившей в девках. И вот в разгар веселья Пелагея решила показать, что не в первый раз гуляет на свадьбах, тоже знает обычаи. Взяла буханку хлеба и повторила тост Акулины. Но горбушки молодым передать не успела, на неё набросилась Акулина. Выхватив горбушки, она бросила их Пелагее прямо в лицо. "Сама жри!"– со злобой сквозь зубы процедила она. «Но ведь ты же сама заставила нас с Колькой на нашей свадьбе их грызть», – растерянно проговорила Пелагея. "Вот и грызите их всю жизнь", – отрезала Акулина. Помнит Пелагея, как её тогда холодным потом обдало. "Да ты и впрямь колдунья что ли? – не ожидая от себя такой смелости, спросила она. "Каждый как может себе счастье добывает", – расплывчато ответила Акулина. С той свадьбы они перестали знаться, словно и не были родственниками. А Пелагее долго эти горбушки покоя не давали. Даже у батюшки в церкви совета просила, тот сказал: "Молись! Бог всё видит!"
Давно это было. Не получила Акулина от своего колдовства счастья. Ушла в мир иной вскорости вместе с мужем. У Марии счастливой жизнь тоже не сложилась, детей больше у неё не было. Ванька Жирный хозяином оказался плохим, да и умер рано. Хоронили Марию дальние родственники. Дом её продали, а новые хозяева его разобрали и построили свой. "Бабушка, пойдём пить чай!" – прервала её раздумья внучка. "Иду, иду!" – отозвалась Пелагея, мысленно возвращаясь в прошлое, где она прожила с Николаем в любви и мире почти сорок лет, столько позволили ему военные раны. Родила ему четверых детей. Хоть и жили бедно, влезая в долги, но детей подняли, вот и внуки уже подрастают, а в доме всегда был уют и звучал детский смех. Разве это не настоящее счастье!
Горькие итоги правильного решения сладкой задачки
Однажды зашел я в гости к старым друзьям. Захватил с собой, как говорится, "бабе цветы, детям -мороженое", вернее шоколадку. Но просчитался, у них в это время была в гостях бабушка с внучкой. Я сразу не заметил её и подарил шоколадку сыну товарища. Тот, взяв её, быстро удалился в свою комнату. "Вот сладкоежка, спрячет сейчас и ни с кем не поделится", – покачала головой мама, и полезла в холодильник за продуктами. Мы с товарищем разговорились.. Бабушка, взяла внучку за руку и сказав нам:"Вы тут без нас справитесь",– удалилась в детскую комнату, хитро подмигнув нам на прощанье. Мы замолчали и прислушались.
– А ты не хочешь угостить нас шоколадкой? – начала разговор бабушка.
– Я её уже съел, – сказал малыш.
– А хочешь, я расскажу тебе историю из моего детства?
– А она интересная и смешная?
– Это интересная история.
– Ну, если интересная, расскажи.
– Было мне тогда лет двенадцать, – начала свой рассказ бабушка. – Жили мы в деревне. Семья наша была большая, шесть человек. Мама с папой, да нас детей четверо, старшие сестра с братом, я и младший брат. Мама домохозяйкой была. Семья, хозяйство, огород, в общем, домашних забот с утра до позднего вечера ей хватало. Работал один отец, зарплата небольшая была, денег от получки до получки не хватало. Поэтому жили бедно, вкуснятины всякой, которые вы сейчас видите каждый день, у нас не было. Получит отец получку, идем в магазин и закупаем на месяц лишь основные продукты – масло подсолнечное, муку, сахар, соль, макароны, пшено.
Сладости редко видели, но к чаю каждому мама выдавала по два кусочка сахара. Их можно было растворить в стакане с чаем, или пить чай вприкуску с сахаром. Можно было грызть кусочек сахара зубами и запивать чаем. А можно было попросить маму, и она специальными кусачками колола кусок сахара на мелкие кусочки. Тогда мы клали в рот кусочек сахара, и запивали чаем, потом брали следующий кусочек, и опять делали несколько глотков чая. Так мы продляли это сладкое удовольствие. Редко, в основном в дни получки и по праздникам, мы получали по одной конфете.
Я, наверно, как и все девочки, очень любила сладкое, и из-за этого даже иногда обманывала младшего брата. Сидели мы с ним за столом рядом. Мама расколет наши куски щипцами, каждому положит кучкой на стол. Брат сразу ладошкой свою кучку накроет и по кусочку из-под неё вытаскивает. Я всегда раньше брата свой сахар съедала, сижу и караулю, когда он отвлечется и приподнимет свою ладошку. Иногда специально провоцировала его, в самовар пальцем ткну, смотри, мол, какой нос у тебя синий! Он в самовар уставится, а я цап его кусочек, и в рот. Иногда он не замечал пропажу, а то и уличал меня в краже, но было поздно, сахар был уже у меня во рту. Брат сразу начинал реветь, а отец отвешивал мне подзатыльник. Мама откусывала от своего куска кусочек и отдавала брату. Тот вытирал слёзы, и довольный показывал мне язык. Ведь, знала, что получу от отца подзатыльник, но так сладкого хотелось… – бабушка тяжело вздохнула и замолчала на несколько секунд.
– Ну рассказывай, что было дальше, – с нетерпением поторопил бабушку внук.
– Так вот, как-то, перед очередной получкой, подсолнечное масло закончилось. Заняла мама у соседей два рубля, дала мне бидончик и отправила в магазин, наказав, чтобы я купила один литр подсолнечного масла за один рубль восемьдесят копеек, а сдачу двадцать копеек принесла ей.
Магазины в то время были не такие, как сейчас, супермаркеты. Помещение было разделено прилавком и витриной на две половины. Одна для покупателей, а на второй, за прилавком, продавщица тетя Дуся с товаром. На прилавке весы, да не такие, как сейчас, в супермаркетах, и даже не такие со стрелкой, как на рынках. А две чаши на коромысле с уточками. На одну чашу помещали продаваемый товар, на вторую чашу клали гири, и определяли вес товара. У каждого покупателя под продукты были тряпочные мешочки, у кого белые, у кого цветные. В них продавщица насыпала большим металлическим ковшом муку, сахар, пшено, соль.
А подсолнечное масло продавали в разлив из большой бочки. Продавщица накачивала масло из бочки специальным ручным насосом в большую кастрюлю, и мерной кружкой с длинной, как у половника, ручкой черпала из кастрюли и вливала в принесенную посуду покупателя. У каждого для этого был свой сосуд – у кого большая красивая бутылка, у кого крынка, у нас был трехлитровый бидончик.
А ещё у продавщицы были счеты, сейчас их, наверное, только в музее и увидишь. На деревянной рамке несколько рядов проволочек с десятью костяшками. На нижнем ряду каждая костяшка соответствует одной копейке, на втором ряду – десяти копейкам, третья проволочка разделяет рубли и копейки. Четвертая и выше – это рубли. Выдаст тетя Дуся какой-нибудь товар, и на счетах пальцем перебрасывает косточки справа налево: рубли – щёлк, десятки копеек – щелк, копейки – щелк. Выдаст второй товар, опять: щёлк, щёлк, щёлк. И так после каждого товара. В конце вся сумма за покупки на левой стороне. Покупатель расплатится, тетя Дуся счеты за левый край возьмет, правым по прилавку стукнет, все костяшки в правую сторону съедут – счеты в исходном состоянии, и значит может походить следующий покупатель. Можно на очередь и не глядеть, по одному звуку счет можно определить, сколько покупателей отоварилось.
Так вот, покупателей в тот день, было много, в живой очереди стоят, разговаривают, витрину разглядывают. А нам-то, детям, как интересно было смотреть на недоступные сладости, представлять, как лакомишься ими, да слюнки глотать. Вот стою я в очереди, изучаю витрину, и вдруг вижу цену карамели в подушечках. Всего девяносто копеек за килограмм! В уме сразу сладкая задачка сложилась: «Сколько масла надо недолить в бидончик, чтобы сэкономить на сто грамм карамели?» А училась я хорошо, считать умела, и быстро в уме решила эту задачку.
Подошла моя очередь, я протягиваю бидончик продавщице и говорю: «Тётя Дуся, налейте, пожалуйста, не литр масла, а на пятьдесят грамм меньше. А на оставшиеся от литра девять копеек, взвесьте сто грамм подушечек. И дайте сдачу двадцать копеек». И отдаю ей два рубля.
Посмотрела тётя Дуся на меня с подозрением и говорит: «Поди, мать – то, наверно, велела купить ровно литр масла. Это ты сама решила себе карамелек – то купить?»
«Да нет, мама так сказала, мол, хочется вечером чайку с подушечками попить», – соврала я.
«Ну, ну! Но если мать придет с претензиями, что я недолила масла, я всё расскажу. И если ты обманываешь, тебе должно быть стыдно, ведь пионерка, поди, в школу-то с красным галстуком ходишь!» – сердито проворчала тетя Дуся.
Покраснела я, но ничего не сказала. Тётя Дуся налила масла, взвесила сто грамм подушечек в бумажном кульке и дала двадцать копеек. Не поднимая глаз, я выбежала из магазина. Мне было стыдно. Казалось, все в магазине догадались, что я вру.
Отойдя недалеко от магазина, я развернула кулек, и быстро, одну за другой, сжевала две подушечки. Но вместо ожидаемого удовольствия, на душе появилась тяжесть, и в голове промелькнула тревожная мысль: «А вдруг и правда мама заметит, что масла меньше и пойдет ругаться с тётей Дусей? И та расскажет правду! И все об этом узнают!» Мне стало стыдно и страшно. Я представила, как на пионерском собрании все будут осуждать мой поступок, а вдруг ещё и исключат из пионеров. И буду я ходить без галстука, и будут на меня все показывать пальцем и говорить: "Обманщица!" Мне так стало жалко себя, что я чуть не заплакала. Я бегом побежала домой и сразу с порога всё рассказала маме и расплакалась.
Мама ругать меня не стала, только, тяжело вздохнув, сказала: "Тут на хлеб денег нет, а ты конфетами одна захотела полакомиться". Она убрала кулек в шкаф и добавила: "Ну ладно, вечером будем пить чай с твоими конфетами".
Вечером, мама достала кулек и, вместо сахара, раздала всем по две подушечке. Всем, кроме меня. В кульке карамелек оказалось ровно десять. Посмотрев на меня, мама сказала: "Все по справедливости, Юля купила на всех карамельки, но свои две подушечки случайно съела по дороге из магазина".
Я покраснела, мне было очень стыдно и обидно, но не за то, что я осталась без сладкого, а за то, что мама обманула всех из-за меня, она ведь не сказала всей правды. Я заплакала и выбежала из кухни в комнату, упала на свою кровать и уткнулась лицом в подушку. Прошло немного времени, я услышала легкие шаги возле своей кровати. Подняв голову, я увидела маму и младшего брата. Мама протянула кулек и сказала: «Все вернули по одной карамельке для тебя!». А младший брат протянул на ладошке свою карамельку и сказал: "Возьми и у меня, мне одной хватило чаю попить".
И тут я поняла, что все считают, что я хорошая, что я о них думала, когда покупала конфетки! И даже младший брат. А я же думала только о себе. Я плохая, я лгунья. Я опять заревела и уткнулась носом в подушку. Мама сунула кулек мне в руку и со словами: "Любим мы тебя, глупая!" – погладила по голове. "Идем отсюда, – сказала она брату, и рукой подтолкнула его к выходу – Юля успокоится и придет пить чай". А я так в слезах и уснула. Вот такая история случилась со мной, – закончила свой рассказ бабушка.
– Хорошо, что ни кто не узнал, что ты тетю Дусю обманула, – сказал малыш.
– Да, ни кто не узнал, а мне до сих пор стыдно за этот поступок. А, ведь, я и не хотела есть твою шоколадку, я проверяла тебя на жадность! А ты ещё и обманул меня, – грустно сказала бабушка.
Мы не видели выражения лица малыша, а лишь услышали его рыдания и причитания: "Я не жадина и не обманщик! Вот шоколадка, возьмите сколько хотите!" Жена друга вскочила и хотела пойти в комнату, но друг её остановил. "Сиди, они сами разберутся!" – сказал он.
Из-за рыданий мальчика мы не слышали, что говорила ему бабушка, но мальчик перестал плакать, и вскоре они вошли на кухню. Мальчик протянул маме шоколадку и сказал: "Давайте пить чай с шоколадом!" Мама взяла шоколадку и улыбнулась. Мокрые глаза мальчика радостно засияли…
