Александр Николаевич Лекомцев
Чиновник в разведке
Влюблённая пара, Алевтин и Эльвира робко, но в один голос принялись объяснять Мусе, что они пьют мало и очень редко. Но она так выразительно и внимательно посмотрела на них своими бардовыми глазами, что отказаться от предложения принять самогона «на шару» отказаться было трудно. Потому и дружно выпили, и почти сразу же Колякина показалась им милой и умной собеседницей.
После третьёго тоста «за мир и дружбу между народами» они закурили. Муся лично сотворила три большие самокрутки из клочка газеты «Великая справедливость» и задымили. Надо сказать, что без запаса махорки на сутки Калякина не выходила даже по малой и большой нужде на улицу. Практичная была.
Сломавший два передних зуба во время употребления пирожков Мунин надрывно закашлялся, но бодрости духа не потерял. Он тут же на своей бренчалке сыграл что-то весёлое и задороное. Как обычно, продемонстрировал свою способность к импровизации. Колякина задорно сплясала.
Завершив музицирование, Мунин натужно принялся кашлять.
– У тебя, Алевтин, видать, девяносто процентов лёгких повреждено после жуткой перенесённой болезнью по причине свирепствующего брендовируса, – предположила она, дымя табаком очередной самокрутки. – У тебя такой тяжёлый и потусторонний кашель, как у моего дедушки перед смертью.
– Да я просто дыма наглотался, – пояснил Мунин. – Мне кажется, что от него даже космонавты на околоземной орбите задыхаются.
– Нет, Алевтин, – возразила Шуткова. – Космонавты не задыхаются. Они очень высоко. Но вот вертолётчики, вполне, могут… А такое обстоятельство может привести к авиационным катастрофам.
– Я тебя сразу же полюбила, Эльвира, – от волнения голос Муси дрожал, – за то, что ты очень умная.
– Да я знаю, Мусенька, – согласилась с ней Шуткова. – Я в себе это давно замечала. Меня по этой причине даже младшим редактором в книжное издательство «Свободное дыхзние» на работу не приняли.
– Не справедливо! – Колякина вскочила на ноги, сжав кулаки. – Почему тебя туда не взяли, Эльвирочка?
– Там нужны опытные сотрудники, – пояснила Эльвира, – но значительно тупее, чем я. Издательская политика…
– Я, как губернатор Курбутунской области, распоряжусь, – Мунин бережно усадил Мусю на кучу валежника, – тогда… Впрочем, уже не распоряжусь. Там самый главный начальник мерзкий клоун Федя Клюмин. С чем у тебя пирожки, Муся?
– Они с варёным подорожником, – ввела своих новых знакомых в курс дела Калякина. – А для того, чтобы они не разламывались, делались твёрдыми, мама добавляет в тесто немного цемента, но без песка.
– Гениально! – воскликнула Шуткова. – Я тоже так буду делать. Отличный кулинарный рецепт. Как ты на это смотришь, Алевтинчик?
– Положительно, – сказал, закашлявшись, Мунин. – У меня во рту осталось ещё много зубов. Десятка полтора.
– Когда доберётесь до места, Алевтин, – посоветовала Колякина. – Ты себе новые вставишь, на штифтах. Можно и запасных в твоём рту штуки четыре пристроить. У тебя же не только физиономия, но и губы резиновые и всё… остальное. Места хватит.
– У меня же, Муся, только лицо такое, – уточнил Мунин. – я же тебе рассказывал.
– Да шесть раз, – кивнула она головой. – Я помню. А вот кашель у тебя не очень хороший. Болезненный. Надо будет потом облепить твоё тело крупными листьями подорожника, а тебе неподвижно полежать на одном месте часа три. Это растение любую болезнь, как рукой, снимает.
Мунин на мгновение представил себя облепленным листьями лекарственного растения и хрипло рассмеялся. Конечно, нелепый вид. Но если такая процедура необходима для здоровья, то, пожалуйста.
Долго засиживаться они не стали. Отправились всей компанией в избушку к Мусиной бабушке. Может быть, она знает, как пройти у нужнику «Ольховый аромат». Да и надо было спешить. Вероятно Агафья Леонидовна сейчас настолько голодная, что от грусти и тоски грызёт берёзовые чурки. Впрочем, бабушка Муси, пусть даже почти лежачая, но в прыжке ногой запросто могла укокошить даже самую ловкую или просто проворную летучую мышь. А мясо этого крылатого существа питательно.
Жители некоторых зарубежных стран подают её в жареном виде с вареным рисом в самых лучших ресторанах и кафе. Не всё же питаться улитками, лягушками, змеями и серыми воронами. Жаркое их кузнечиков и различных червячков уже кое-где входит в моду. Молодцы!
Сравнительно быстро они преодолели путь в полтора десятка километров и пришли к бабушкиной избушке. Они шли, пошатываясь из стороны в сторону, но легко и свободно. Скорей всего, силы им предавал самогон из пятилитровой грелки.
Почему-то Агафьи Леонидовны дома не оказалось. А во дворе избушки они увидели свежую могилу с холмиком воткнутой в него берёзовой палкой.
– Ну, вот, добрые охотники мою дорогую бабусю похоронили. Она, всё-таки, умерла с голоду, – роняя слёзы, прошептала Муся. – Наверное, у неё внезапно закончились пирожки, которые я ей приносила четыре недели тому назад.
– Может быть, она, как раз, от пирожков этих и умерла, – Мунин присел рядом с Мусей, перед свежей могилой. – Съела за один раз много штук и… отравилась, или челюсти сломала.
– Надо было пропустить их через мясорубку, – тяжело вздохнула Шуткова, присоединяясь к их компании. – У каждого своя судьба.
– Что вы говорите, господа? – возмутилась Калякина. – Как можно умереть почти от свежих пирожков с подорожником?
Но тут они оба увидели живую и здоровую и невредимую Агафью Леонидовну. Она шла к своей избушке и несла на больных плечах два тяжёлых деревянных ящика. Её квадратная физиономия не казалось особо свирепой, всего лишь напоминала говорящую коробку из заокеанских анимационных фильмов. Но даже великий и могучий Рембо, персонаж воропаевских анекдотов и прибауток, казался бы по сравнению с ней скромным подростком, который регулярно впадает в панику при виде всего того, что движется. Кошки, мыши, тараканы, мухи и, конечно же, люди.
Приостановившись на момент, она полюбопытствовала:
– Чего в дом-то не заходите?
– Да мы вот, бабушка, сидим у твоей могилки, – незатейливо поставила в известность Агафью Леонидовну внучка. – Решили сразу же тебя и помянуть, а потом уже и в избушку зашли бы, заодно и самогон твой поискали. Наш-то закончился.
– Может быть, тебе, Муся, такое и неприятно слышать, но я живая, – ответила старуха. – В общем, вставайте, и пойдём чай пить.
– Кого ж тогда ты здесь зарыла, бабушка? – полюбопытствовала Муся. – Сначала грохнула, а потом и закопала. Так?
Пришлось и могучей по телосложению старушке, по сути, лежачей больной, присесть на бугорок и пояснить тупым головам, что и к чему. Заодно она познакомилась с Алевтином и Эльвирой, которые уже ничего не боялись.
Никого Агафья Леонидовна не убивала, а принесла сюда восемь ящиков тушёнки, то есть консервированного мяса. Старушка не спеша прогуливалась вокруг своего жилища и обнаружила в шести километрах от него стихийную свалку. Вероятно, богатые бизнесмены-торгаши таким образом освободились от просроченных продуктов, которые, скорей всего, предназначались только для уважаемых и «сложных» господ и дам.
Не простолюдинам же продавать пусть просроченную, но нормальную тушёнку. Лучше уж отвести её далеко в лес и там оставить. Восемь ящиков с банками она вот закопала на… потом и пометила место берёзовой палкой. А вот эти два, девятый и десятый, несёт домой, чтобы угостить и дочь свою, Зинаиду Петровну, и внучку Мусю, да и, вообще, всех, кто заглянет к ней в гости.
А пирожки, которые Муся приносила, она в пищу не принимала, а бережно складировала рядом со своим домиком. Из них она со временем баньку построит. Пирожки твёрдые, прочнее любого кирпича и камня. Да и гвозди ими хорошо забивать, и для обороны они годятся. Бабушка нескольких лесных разбойников изрядно покалечила этими пирожками. Но кто знает, может, бандиты уже и вылечились и снова заглянут в гости. Общительные.
Минут через десять вся компания устроились за столом. Открыли сразу десять банок с тушёнкой. Агафья Леонидовна, как интеллигентный человек, достала из шкафчика пятилитровую банку с самогоном и, понятное дело, алюминиевые кружки, и всякое такое, что можно было кушать без опаски.
На огонёк, то есть на дым из трубы на крыше, явились охотники, конечно, без добычи, но зато с солидным запасом самопального спирта. Сели вместе и справно выпили. Мунин в перерывах между приёмов спиртного играл на бренчалке и пел романсы, тоже собственного сочинения. В смутные времена расцвета поп-культуры и постреализма вполне успешно котируется то, что не так уж давно считалось хламом и отходами человеческой жизнедеятельности. Заодно охотники популярно объяснили Алевтину и Мусе, как можно добраться до «Ольхового аромата».
Самая широкая тропа вела от избушки Леонидовны, как раз, туда. Да и пройти-то придётся всего-то каких-то двадцать километров. Ерунда.
Ранним утром, придя в относительное сознание, Алевтин и Эльвира отправились в дорогу. Добросердечная старушка Агафья дала им в дорогу двадцать банок тушёнки и пол-литровую бутылку с самогоном. Это для того, чтобы идти им было веселее.
Конечно же, они делали частые привалы, и в пути их застал вечер, а потом и ночь. Они устроились в густом ельнике, даже устроили из трав довольно удобную постель.
– Вообще, – уже почти трезво заметила Эльвира, – жизнь у каждого человека не так проста, как кажется на первый взгляд. Порой многие из тех, кому мы завидуем, страдают гораздо больше ем все остальные.
– Даже падишахи или цари? – Алевтин был удивлён тому, что услышал от своей будущей жены. – Никогда не поверю в то, что миллиардеры или проходимцы, вроде Слепозадова, от чего-то страдают.
– Ты не исправим, мой добрый мужчина с резиновой рожей. Никто ведь толком не ведает, в чём заключается счастье – ни бедные, ни богатые. Да ведь и всё сегодня может быть так, а завтра по-иному.
– Наверное, ты права. Никто не знает, что может с ним произойти завтра. Но, всё-таки… Когда владеешь миллиардами долларами, чувствуешь себя уверенней.
– Я всё чаще и чаще в этом сомневаюсь. Ну, да ладно. Давай пару раз сольёмся в одно целое, а потом будем спать.
– Да, конечно.
Он крепко обнял свою единственную и неповторимую. Может быть, это и есть человеческое счастье? Скорей всего, так и есть. Только бы оно продолжалось как можно дольше и… чаще.
За два-три километра до конечной точки не такого уж и длительного, но целенаправленного похода Алевтина и Эльвиры можно было легко и свободно по зловонному резкому запаху, причём, без практического использования компаса, определить то, в какой стороне находится волшебный нужник. Даже с завязанными глазами желающие соприкоснуться с истинным чудом могли запросто, широкими шагами, передвигаться в нужном направлении.
Крепко держась за руки, Мунин и Шуткова, выбрели к ольховой роще, где в самом центре небольшого совсем молодого фруктового сада, на мощном и безумно красивом гранитном постаменте гордо возвышалось жалкое и не очень большое дощатоё сооружение. Вокруг этого удивительного архитектурного комплекса на коленях передвигались люди самых разных возрастов и национальностей. Их было не меньше двух или даже трёх сотен.
Лица подавляющего большинства были густо измазаны чудодейственными экскрементами, и издавало такую жуткую вонь, что Алевтин и Эльвира чуть было ни оказались в активном обморочном состоянии. Но, всё же, они смогли собраться и не упасть на грязные травы, от которых тоже исходил острый специфический запах.
Их морально приободрил и поддержал мужчина с тёмно-красными усами в белой сорочке, в чёрном фраке и в цилиндре такого же цвета. Понятно, что, штаны на нём тоже имелись, как и лакированные туфли.
– Вам безумно и неслыханно повезло, уважаемые господа, – низкорослый, но весьма упитанный мужчина во фраке сделал лёгкий поклон. – Именно, я числюсь здесь начальником и распорядителем всего того, что происходит в чудодейственном нужнике и вокруг него. Я, если понятно выразиться, в месте активного почитания и поклонения являюсь главным смотрящим.
Красноусый и круглоголовый мужик с большим уважением к своей персоне назвал своё имя, отчество и фамилию – Альфред Сидорович Мажорский. Они тоже коротко сообщили ему, кто они и зачем сюда явились.
Услужливый Мажорский поспешил сообщить им, что все услуги здесь платные потому, что иначе в нынешнем мире быть уже и не может. Но на этот счёт Мунин выразил некоторое удивление и даже недоумение. Он ведь наивно и, по его мнению, справедливо предполагал, что подобные особенные места не должны оплачиваться теми людьми, которые пришли сюда за бычьим здоровьем, будущим обогащением и отправкой через очко сортира в один, из сопутствующих земному, замечательных миров.
– Такой аттракцион для народа должен производиться задарма, – убеждённо заметил Мунин. – Ведь должно же в Воропании существать что-то во имя и на пользу народа.
– Как же вы так можете рассуждать, дорогой вы наш Алевтин Скорбеевич? – пристыдил его Мажорский. – Прямо вы меня расстроили. Конечно, всё для народа… Но ведь везде и всюду теперь услуги оказываются за плату. А в нашей фирме «Ольховый аромат» эта плата умеренная, но на основе рыночных отношений.
– Ну, хорошо, – заверил Мажорского Алевтин. – В качестве платы я сыграю вам пять или шесть раз что-нибудь музыкальное.
– Предложение, конечно, заманчивое, – пробормотал директор и владелец фирмы «Ольховый аромат», – но оно меня не устраивает.
– Не обижайтесь на Алевтина, уважаемый Альфред Сидорович, – сказала Шуткова. – Он уже очень взрослый, но до сих пор ни черта не понимает в нашей жизни. За последние два-три года он абсолютно оторвался от жизни. Он уже давно не знает, что сколько стоит. Предполагая, что ему кажется, что на дубах строго обязаны вызревать не жёлуди, а бананы и ананасы.
– Я так не считаю, Эльвира, – возразил Алевтин. – Я с раннего детства понял, бананов там нет.
– Мне очень приятно, господин Мунин, – без всякой иронии и сарказма определил Альфред Сидорович, – что вы очень наблюдательны. Это не может не радовать. Мне даже приятно, что вы носите с нашим уважаемым губернатором Курбутунскеой области одни и те же имя, отчество и фамилию. Правда, внешне вы абсолютны не похожи.
– Мы с ним лицами очень одинаковые, – возразил Мунин. – Кроме того, губернатор не он, а я. Неужели вы этого ещё не поняли?
– Нет, не понял, – честно признался Мажорский. – Мне трудно такое постичь, даже невозможно.
– Не переживайте, Альфред Сидорович, – заверила Мажорского Эльвира. – И куда нам теперь? – Мы ведь пока здесь не ориентируемся.
– Конечно, ко мне в контору пройдемте, молодые люди! Я здесь не только генеральный директор, – сказал Мажорский, – но и владелец фирмы, как уже сообщал. Там, у меня в кабинете, сразу же определимся и незамедлительно произведём необходимую и реальную оплату за оказанные услуги. В данном случае, я говорю не о себе, а только о вас, мою юные путники.
Относительно бодрой походкой Алевтин и Эльвира направились вглубь ольховой рощи. Там, далеко в стороне от сортира-нужника располагалось около десятка оранжевых вагончиков, в которых жили и работали сотрудники частного предприятия «Ольховый аромат». Об этом красноречиво говорила вывеска на двери оранжевого вагончика Мажорского. Да и на зелёном полотнище флага, развивающегося на крыше, большими чёрными буквами было написано название фирмы.
Правда, Мунин хотел было заметить, что аромат-то, конечно, очень ощутимый, но далеко не ольховый, но передумал. Зачем портить отношения со здешним начальством?
Устроившись на довольно удобных стульях и поставив свои рюкзаки и бренчалку на пол, Алевтин и Эльвира приготовились слушать Альфреда Сидоровича, сидящего за не очень большим и широким столом.
Очень вежливо и обстоятельно Мажорский объяснял Алевтину и Эльвире то, какие услуги его фирмы им придётся оплачивать. Даже уже появление их здесь и получение важной информации из уст самого Альфреда Сидоровича стоило предположительно не таких уж и великих, но, всё же, денег. Кроме того, возможно, им пару месяцев придётся обитать в двухместной арендованной палатке.
Оригинальный городок со своеобразным жильём располагался чуть ниже вагончиков начальства фирмы «Ольховый аромат».
В оплату основных услуг входило, по утверждениям Мажорского, прекрасное, калорийное трёхразовое питание с доставкой в палатку. Всё на самом высоком уровне. Похоже, что крайне не имущий и не сумевший получить банковскую ссуду под… мощные проценты человек, к удивительному нужнику доступа иметь не мог.
Но Мунин по складу своего открытого характера и ума был уверен в том, что оплата за все услуги должна быть мизерной. Он давно уже не держал в своих руках крупных денежных купюр. Ничего не поделаешь, резкая смена жизненной ситуации, меняет представление практически любого человека об окружающем мире и действительности.
Ходить по большой и малой нужде Мунину и Шутковой разрешалось за деньги строго только в священный сортир. В другом месте этого делать нельзя. За это полагался немалый штраф. Кроме того, им придётся убраться отсюда всенародно опозоренными и, возможно, побитыми. Если не палками, то руками и ногами. Но, может быть, кто-нибудь смышлёный использует для этой процедуры обычный кусок базальта или гранита, которых вокруг и так же под ногами, вполне, достаточно.
Кроме того, в оплату за проживание на своеобразном духовно-душевном курорте входили обязательные процедуры, от массажей всех частей тела с применением фекалий до регулярных масок из экскрементов.
Требовала ощутимых затрат, по заверениям Мажорского, непосредственно отправка людей через своеобразный портал, то есть очко нужника, в благостный мир. С духовым оркестром и цветами, в торжественной обстановке, погружение в дерьмо, естественно, обойдётся, ещё дороже. Но вариаций множество. Одного провожают под бой барабанов, другого под благостное пение собравшихся, третьего – тихо и скромно.
– Дело даже не в оплате, – сказала Шуткова. – Лично мне не совсем понятно, почему организовалась такая длинная очередь. Мы с Алевтином должны будем отправиться отсюда только после несколько желающих уйти в сказочный мир.
– Если их всех пропустить вперёд, то нам придётся не два месяца ожидать, а в три раза дольше, – предположил Мунин. – Ведь вы же сказали, что в течение дня отправляют в дальнюю дорогу только одного клиента.
– Хочу вас успокоить, дорогие Алевтин Скорбеевич и Эльвира Варламовна, – мужик с красными усами им лукаво подмигнул. – Очень многие господа и дамы за несколько дней до начала своего возможного путешествия категорически отказываются покидать родные привычные места.
– И много таких? – задал вопрос Алевтин. – Или наблюдаются отдельные случаи?
– Не отдельные, а систематические, – очень широко улыбнулся Мажорский. – Эти не совсем решительные люди начинают судорожно объяснять, что им достаточно и того, что они регулярно обмазывали себя с ног до головы испражнениями.
Начальник, если точнее, то генеральный директор и владелец фирмы «Ольховый аромат» Альфред Сидорович Мажорский сразу же любезно объяснил, что деньги, заранее выплаченные клиентами за организацию отбытия людей в лучший мир, им не возвращаются ни при каких обстоятельствах. Таково непреложное правило.
При такой, особой ситуации, по заверениям Мажорского, Алевтину и Эльвире если и придётся ждать очереди, то никак не больше месяца. Может быть, всё произойдёт и гораздо раньше.
За отдельную, дополнительную плату Альфред Сидорович подробно им объяснил, почему очень многие в самый, можно сказать, последний момент отказываются отправляться в путь. К сожалению, иные скептики и нигилисты не до конца верят тому, что с такого чудесного погружения их жизнь где-либо продолжится. Напрасно не верят. Ведь водолазы или, точнее, дерьмолазы время о времени исследуют специализированный котлован и не находят там даже малейших признаков человеческих трупов.
Некоторые господа и дамы, в силу своей душевной слабости и нерешительности, не находят в себе силы нырять, просто сказать, в гавно. В общем, причин таких отказов много. Впрочем, порой личное дело граждан решать собственную судьбу.
Окрылённый возможностью отбыть, вероятней всего, в райские места через относительно короткое время Алевтин развязал тесёмки рюкзака и принялся судорожно искать на самом дне пакет с деньгами.
– Плачу за двоих! – торжественно выкрикнул Мухоедов. – За себя и свою будущую супругу, которую я основательно полюбил! Там, в ином, справедливом мире, я уверен, всё бесплатное и… сколько угодно! Я накопил и принёс с собой одиннадцать тысяч тридцать два рубля и двенадцать копеек.
– Вы, уважаемый Алевтин Скорбеевич, – Мажорский приподнялся со стула, – обладаете уникальным чувством юмора. Но у нас таковой не котируется. Я вот сейчас вдохнул большую порцию воздуха, а выдохнуть не могу. Не получается.
– Да ведь я же серьёзно, Альфред Сидорович, – Алевтин продолжал поиски денег в рюкзаке. – Я всё вам отдам! До копейки. Сдачи не надо! Я уже заранее безмерно богат и счастлив. Разве вы на это не обратили внимание?
– У вас, господин Мунин не только физиономия резиновая, – заметил Мажорский, – но и юмор такой же.
Разгладив левой ладонью свои пышные красные усы, владелец фирмы сел на стул. Громко кашлянув, он назвал необходимую сумму для оплаты. Для убедительности повторил сказанное ещё несколько раз.
От услышанной информации Мунина почти в буквальном смысле так тряханула какая-то, внутренняя и неведомая сила, что он навзничь упал со стула, как будто срезанный коварной снайперской пулей. При этом плотно зажмурил глаза. Денежную сумму, которую они должны были заплатить за прекрасную будущую жизнь, давно уже не мог себе представить. Он только иногда вспоминал, что когда-то был миллиардером, но уже отчётливо поверить в это не мог.
Эльвира, подняв ладонь правой руки вверх, ударила левой по своему рюкзаку. Этот характерный жест успокоил Мажорского и Мунина. Они оба почти мгновенно пришли в себя, понимая, что деньги у Шутковой имеются. Ей было не так сложно накопить необходимую сумму. Всё-таки, она не хала-бала, а симпатичная молодая женщина с солидным эротическим опытом. Ведь, что греха таить, в повседневной жизни мужчины пусть гораздо эмоциональней, чем представительницы слабого пола, но не практичны. Отдельные экземпляры, обладатели личных самолётов, шикарных яхт и заморских дворцов, не в счёт. Те крайне бережливы.
Водрузив рюкзак прямо на столе Альфреда Сидоровича, миловидная, но серьёзная девушка, без эмоций и довольно резво отсчитывала необходимую сумму. Образовалась довольно солидная куча денег. Что ж, за светлое будущее надо платить.
Она подвинула деньги к дрожащим рукам Мажорского и коротко распорядилась:
– Пересчитайте, Альфред Сидорович!
– Я уже пересчитал, Эльвира Варламовна, – повеселел Мажорский. – Ведь я следил за вашими руками. Но я обратил внимание на то, что у вас в рюкзаке осталось ещё очень много денег. А ведь у нас имеется масса самых приятных и дополнительных услуг.
– Не надо! – ответила она. – Пока обойдёмся без них. Но мне показалось, что вы нам ещё не всё рассказали. Мы с Алевтином Скорбеевичем, моим прекрасным будущим супругом, должны быть в курсе всего.
С этими вескими и убедительными доводами владелец фирмы «Ольховый аромат» и её генеральный директор спорить не стал.
Бережно он спрятал деньги в один из пока ещё пустующих сейфов, лаская их своим масляным и, пожалуй, нежным взглядом. Набрал код замка и захлопнул чугунную дверцу хранилища ассигнаций и, в близкой перспективе, всего самого ценного. Таких сейфов здесь находилось около десятка. Получается, что фирма, его владелец и основные чиновники не особо бедствовали.
Чтобы не смущать Мажорского, Эльвира крепко завязала тесёмки рюкзака и опустила его на пол. Альфред Сидорович несколько сдержано кашлянул, и продолжил делиться с Шутковой и Муниным необходимой и обязательной информацией.
Им приятно было узнать, что психологи фирмы в обязательном порядке обязывали или убедительно просили, чтобы человек перед отправкой в светлый мир что-нибудь этакое, красивое спел. Таким образом, путешественник, то есть практически ныряльщик в месиво, состоящее из экскрементов и мочи, освобождался от негативных эмоций, получается, что своеобразно разгружался и… вдохновлялся. Да и очень важно было войти в справедливый и процветающий мир через своеобразный портал с широкой улыбкой на лице и добрыми намерениями.
Оценивал исполнение песни каждого отбывающего в прекрасную обитель специальный рецензент, старый, одновременно седой и лысый, музыкальный критик, кандидат каких-то там наук, трижды лауреат престижной премии в области разного рода и вида творчества «Союз самых гениальных» Гильен Алкеевич Капуцанов. Этот сплочённый коллектив и существовал для того, чтобы поощрять творческие изыски друг друга, разумеется, за счёт налогоплательщиков, абсолютных лохов и зомбированных граждан.
Оказывается, что на выдумки богата не только голь, но и, вполне, процветающие господа и дамы, чьи прекрасные судьбы оберегала и прикармливала, конечно же, ни в коем случае не круговая порука, а крепкое содружество… избранных. Но подобные явления происходили только в Воропании и в некоторых странах иных обителей.
Иногда Капуцанов, в редких случаях, имел полное право перенести отправку господина или дамы, несомненно, в райское место, на более поздний срок, если песня была скверно исполнена или оказывалась не очень патриотичной.
Буквально через пару часов в благодатный, запредельный край через основное, самое широкое очко в нужнике-портале, должен был отправляться в дорогу пятидесятилетний здоровяк, безработный, но в прошлом токарь-станочник широкого профиля Матвей Викентьевич Полторатов. Споёт песню и готов будет к ответственному и важному прыжку в пучину… фекалий, вернее, в своё личное светлое будущее. Жена Августина Пантелеевна давно уже там.
А их тридцатилетняя дочка Маша не бедствует особо, После окончания технического университета пристроилась в фирму по перепродаже импортного сантехнического оборудования. Жить можно. Но вот им, её родителям, под старость лет, счастья захотелось, немного пожить по-человечески пожелалось. Что же здесь плохого, если человек ищет, где лучше, а рыба, где глубже?
Сразу же за пределами кабинета-бытовки Мажорского, Алевтин поинтересовался у своей будущей верной и нежной супруги, откуда у неё взялись такие большие деньги. Ведь не болотная же нечисть выплачивала ей солидные гонорары за изящную походку и обворожительную улыбку.
– Эти вознаграждения, получены мной, Алевтин, от тех господ, которых я эротически утешала, – пояснила Шуткова. – Кто имел деньги, тот и платил.
– Щедрые люди, – заметил Мунин. – Мне радостно за них, Эля.
– Не щедрые. Их просто было не так уж и мало. Да и на кой чёрт деньги мужикам, которые идут топиться на прекрасное лесное озеро Финиш? Я хотела купить нормальную квартиру, а не развалюху, но даже этого пока не хватает…
– Ничего, в другом мире всё будет проще. Поселимся в небольшом, четырёхэтажном особнячке. Нам многого не надо. Мы же не какие-нибудь там разбойники или олигархи. Нормальные люди.
– Немного странно, но я, почему-то, тоже верю, что именно так и произойдёт.
Они направились в сторону палаточного городка, где для них уже всё было приготовлено. Мажорский позвонил по сотовому телефону тому, кому надо, и отдал необходимые распоряжения.
После не такого уж шикарного, но, вполне, сносного обеда отправились Мунин и Шуткова к площади перед волшебным нужником. Там свою песню перед отбытием в лучшие, цивильные места готовился исполнить Матвей Полторатов с небольшого возвышенного места, мраморного круга. В целях экономии петь надо было без какого-либо музыкального сопровождения. Алевтину Мунину было категорически запрещено вмешиваться в этот процесс, используя бренчалку.
Все отбывающие должны находиться в абсолютно равных условиях. Мунин смерился с этим и наблюдал вместе со своей будущей супругой за тем, как народ собирается на площади, перед нужником.
Надо сказать, что процедура требовала того, чтобы все находились в стоячем положении. Строго следуя некоторым демократическим догмам, аксиомам и постулатам, креслами, стульями и обычными табуретками в данной праздничной ситуации не пользовались даже Альфред Мажорский и Гильен Капуцанов. Уважаемые господа охотно демонстрировали, что понятия «равенство, братство и свобода» не совсем пустые звуки.
Они дают о себе знать в такие вот торжественные минуты. В любой ситуации и критику наводить следует пусть с гадкой, но очень добродушной улыбкой на лице.
В связи с тем, что песен всякого рода гражданами и гражданками, отбывшими на новые благостные места, было… озвучено предостаточно, музыкальный критик Гильен Алкеевич Капуцанов и ответственный психолог Раиса Самсоновна Шаманюк решили упростить задачу. Пусть поют, что хотят, но на относительно высоком или допустимом уровне. Но рэп или речитатив не допускался. Если уж петь, так петь.
Любое вокальное откровение, романс или баллада обязательно должны были посвящаться замечательной и неповторимой личности Генриха Генриховича Слепозадова или, в крайнем случае, господам и дамам из его ближайшего окружения. Так решили Мажорский, Капуцанов и другие чиновники фирмы «Ольховый аромат».
Но не так уж много проживало в Воропании людей, которые по всякому рыбьему лицу запросто могли определить, что перед ним за… птица. Проще сказать, опытный физиономист всегда обойдёт сторонкой и тщательно замаскированного негодяя и чудилу, ряженного под человека. Даже запросто угостит его сигаретой. Но только с тем обязательным условием, чтобы тот не набивался к нему в друзья или в хорошие знакомые.
Причина проста. Практически у всех хватает личных проблем, и брать на себя чужие, вступая в нерушимый международный союз лохов, не рационально и не совсем конструктивно. Теоретически так, но на практике многое происходило иначе.
С некоторой тревогой, в силу обстоятельств, неумелый и навсегда отвратительный вокалист Полторатов, стоя на специальном мраморном круге, смотрел на собравшуюся толпу. Не обладая даже приблизительным талантом певца, он от волнения жадно глотал воздух широко распахнутым и частично беззубым ртом. Так поступает, к примеру, карась, когда его какой-нибудь рыболов-любитель вынуждает побыть на берегу.
Относительно доброжелательный, но принципиальный музыкальный критик Капуцанов сразу же настоятельно посоветовал вокалисту собраться с мыслями и стараться вложить всю душу, не фальшивить.
Вся беда заключалась в том, что Матвей Викентьевич Полторатов уже исполнял перед собравшимися душевный романс, а потом и героическую ораторию о господине Слепозадове. Но сделал он это на низком уровне. Можно сказать, что не медведь, а слон наступил ему на ухо. Но как же можно отправляться в чудесное путешествие, не имея ни голоса, ни слуха? Что там, в процветающих краях, подумают счастливые люди о Воропании? По этой причине руководящие и основные представители фирмы «Ольховый аромат» отложили его отбытие в прекрасный мир.
