Александр Николаевич Лекомцев
Переселение после встречи
Лина: – Вы, Альберт Карлович, по-настоящему мёртвый человек! И мне вас немного жаль.
Альберт Карлович: – Помилуй, Линочка! Я даже очень живой человек. Может быть, чересчур практичный. И поэтому с полной ответственностью заявляю. Если ты что-то расскажешь своей маме о том, что я пытаюсь уделить тебе некоторое внимание, то из этого ничего хорошего не получится. Да и Аннушка тебе не поверит и, скорей всего, посчитает, что это ты пытаешься, как-то, оправдать свою сексуальную тягу ко мне. Логично? Да! Потому что ты, Линочка, стала женщиной, не утолив своих страстей.
Лина: – У вас, Альберт Карлович, гнилая философия. А ведь вы не бич и не бомж, а преподаватель по истории зарубежной литературы (вяло). Может быть, станете и доктором наук, а заодно и профессором. Но каким? Гнилым! Если вы не псих и не придурок, значит, монстр! А молчу я только потому, что мне жалко маму. Просто, не хочу её расстраивать.
Альберт Карлович (наигранно сурово). – Хорошо! Но если не я, то кто-то ведь у тебя обязательно должен появиться. Ну, не, по так называемой, любви. Но естество потребует своё. Ты это должна понять! Молодой, здоровый организм, причём, женский…Ясное дело, молодым и ласки хочется. И всяких разных выкрутасов… в постели (и в шутку, и в серьёз). Ты думай, Лина, решайся. Я всегда готов оказать тебе сексуальную помощь и поддержку. И не переживай ,не бери близко к сердцу, никто об этом ничего и никогда не узнает. И тебе, и мне, кстати, реклама ни к чему.
Лина: – Какая удивительная и наглая пошлость! Запомните, Альберт Карлович, одну непреложную истину. Увы, мне приходиться вас поучать. Запомните, что ничего в этом мире нельзя скрыть от других. Ничего! Всё слышимо и видимо. Это к тому, чтобы вы были поосмотрительней. Господь ведает обо всём.
Альберт Карлович (рассеяно):– Значит, ты большее дерьмо, чем я. Ты ведь, Лина, в мыслях допускаешь, что сексуальная связь между мной и тобой возможна. Всего-то на всего, ты боишься кары небесной.
Лина: – Но это ты через край хватил! (резко). Запомните раз и навсегда, Альберт Карлович, что выдавать желаемое за действительное – не только признак плохого воспитания, но проявление симптомов явной прогрессирующей шизофрении. Если бы я вас полюбила, такого несуразного и нагловатого, то любые отношения между нами были бы естественны и чисты. Но я люблю и всегда буду любить только своего Диму. Кстати, он только что мне звонил. И я делюсь этой радостью с вами, уважаемый отчим.
Альберт Карлович (задумчиво): – Лина, у тебя не шизофрения, а что-то гораздо более серьёзное и опасное. То, о чём ты говоришь, детским лепетом назвать никак нельзя. Ты, моя дорогая, сошла с ума. Но у меня есть друг, очень хороший врач-психиатр. Он успешно лечит самые сложные психические заболевания.
Лина: – Пусть он лечит не меня, а вас, Альберт Карлович. Но даже и вы не безнадёжны. Придёт время, когда прозреет слепой и немой заговорит, и услышит глухой.
Альберт Карлович (саркастично): И на берёзах начнут расти апельсины. Полнейший бред! Скажи, что ты шутишь, Линочка, и я успокоюсь
Лина: – То, о чём я говорю, ни какой не бред! Дима только что позвонил и сказал, что придёт ко мне.
Альберт Карлович (с досадой): – Теперь я понял, что ты шутишь. Всё может стать предметом шутки, но только не это. Но если ты говоришь об этом, вполне, серьёзно, то это гораздо страшней. Как ты можешь такое говорить, Линочка? Ведь образованная девушка, без пяти минут дипломница. Кто к тебе придёт? Дмитрий? Откуда? С того света? Ты хоть соображаешь, что оттуда никак не возможно позвонить и даже послать поздравительную открытку! Чушь! Я серьёзно обеспокоен и озадачен. Тебе обязательно, Линочка, следует побыть на лечении в психиатрической больнице годика три-четыре (вполне, серьёзно). Но мой друг, психиатр Рогов. тебя вылечит, возможно, гораздо раньше. Я не медик, но предполагаю, что такое возможно. Так что, подумай о моём предложении, Лина. Впрочем, в данном случае твоего согласия никто и не будет спрашивать.
Лина (с досадой): – С вами, разговаривать, Альберт Карлович, что с деревом!
Альберт Карлович: – Теперь я начинаю осознавать, как прекрасно то, что между мной и тобой ничего не было… сексуального.
Лина: – Не было и не может быть, ни с вами, и ни с кем другим. Возможно, те, кто отдаются вам, идут на такие опрометчивые поступки не от хорошей жизни.
Альберт Карлович: – Значит, ты считаешь своих подруг по курсу, будущих педагогов, проститутками? Не хорошо!
Лина: – Им не дано таковыми быть. Проституция – это профессия. Они же – просто любительницы крупных ощущений и мелких подачек, в виде, бутылки дешёвого пива. Придёт время – и они сами будут платить, лишь бы зацепить первого встречного на минут пятнадцать-двадцать. А их половая связь с вами – хоть какая-то минимальная гарантия, что они выйдут на диплом. Им надо любыми способами закончить университет. А вы думали, Альберт Карлович, что вы не отразимы, как Аполлон Бельведерский? Вы – мечтатель-извращенец?
Альберт Карлович (разгорячено): – Я не думаю, что я Аполлон! А ты? Кто же ты?! Обликом – не красавица. Но умалишённая и уже давно. То, что с тобой происходит, ни в одни ворота не лезет. Вбила себе в голову, что тебе звонили с того света и даже назначили свидание. Ну, ни идиотизм ли это?
Лина:– Ничего я себе в голову не вбивала. Я строю свою жизнь, как могу. И представьте себе, Альберт Карлович, не на прошлом, а только на настоящем. У вас в каждом кармане по синице, а у меня – журавль в небе! И он мой, и ни чей больше!
Альберт Карлович (встаёт с кресла): – Вот уж, воистину, дурак думкою богатеет! Бойтесь данайцев, дары приносящих! Эти дары тебе твоя собственная фантазия принесла с того света. Понимаю, ты до сих пор замужем за мертвецом. У тебя и по сей день стоит штамп в паспорте, говорящий о том, что ты – замужняя женщина. Это аморально и противозаконно.
Лина: – Дима навеки мой! (садится в кресло). И я не вижу его мёртвым. Я ощущаю его рядом с собой. Он живой, любимый, заботливый, ласковый. Он часто приходит ко мне во сне. А сегодня вот позвонил. Не забыл обо мне.
Альберт Карлович: – По-моему, Линочка, я глубоко заблуждался в своих обещаниях и прогнозах. Тебе не поможет ни один самый великий психиатр или экстрасенс мира. Тебе надо бы дружить с головой, девочка.
Лина:– Это вы, Альберт Карлович, лишены разума. У вас, не обижайтесь, мёртвый мозг и сердце.
Альберт Карлович (возмущаясь): – Ну, знаешь, это уже наглость с твоей стороны! (задумываясь). Увы, надо признать, что в чём-то, Лина, ты почти права. Что же поделаешь, если я такой. Но когда я читал лекции на вашем курсе, то смотрел только на тебя. Хотя я уже говорил, что ничем особым ты не привлекательна. Но вот представь себе, смотрел только на тебя. Кстати сказать, это было давно. Ты ещё не была замужем, да и я не знал о существовании твоей мамы. Теперь мы живём с тобой под одной крвшей. Но врать не буду, я, вполне, смогу прожить без твоих ласк и прочего, Сольвейг моя! (с иронией). Правда, Сольвейг – это чистота нравственная и непорочность. А ты не такая, как она. Ведь любить мёртвого – безнравственно! Страшное извращение.
Лина: – Нет в Мироздании ничего мёртвого. Все мы одно целое. Даже в камнях шевелятся сердца. Даже вы, хоть и ходячий труп, но окончательно не умерли. Господь ничего и никого не убивает, он просто перераспределяет энергию Мироздания, фильтрует её.
Альберт Карлович (просительно): – Прекрати, Лина, так грубо разговаривать со мной. Ты, как никак, хоть не родная, но моя дочь (взрывается). Немедленно прекрати! Дзен буддизм мне не понятен! Я его не признаю! Живи земными проблемами. Радуйся земной жизни, греши, совершай ошибки, но только не хорони себя преждевременно! Болит за тебя душа.
Лина: – Я и не подозревала, что у вас, Альберт Карлович, есть душа.
Альберт Карлович (собираясь уходить): – Лина, голубушка, выбей всю эту дурь из головы! (почти страстно). И всё-таки, после того, как я понял, что у тебя не всё в порядке с головой, я ещё больше желаю с торбой сблизиться. Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Ведь хороший секс часто переходит в глубокие духовные чувства и приносит настоящую радость.
Лина: – Ничего не понимаю! То вы желаете со мной сблизиться, то нет. Противоречите сами себе, как малое дитя. Жаль мне вас, Альберт Карлович, ибо вы не ведаете, что творите. Бог вам судья, а моя мама всё увидит и сама поймёт.
