– Поздно ты сообразил, Скворцов, что и к чему, – в зал вошёл обнажённый Ларичев и никого уже особо не удивил своим видом и присутствием. – Не знаю, огорчу я вас или порадую, но стартовые системы ваших «Фаэтов» окончательно вышли из строя.
Почти все вскочили со своих мест.
Буланов тут же дал распоряжение по мобильной связи старшему штурману Родиону Деревцову, чтобы тот попробовал запустить двигатели «Гермеса». Ответ получил для всех неутешительный. Стартовая система не действовала.
– Порадовал же ты нас, покойничек, – урезонил Ларичева начальник экспедиции. – Тебя что, голый и пожилой пупсик, веселят наши неприятности? Так, Сергей Антонович?
– Говорю, как есть, – ответил Ларичев. – А насчёт покойников, вот что скажу. Мы, здесь, на Рарнаизе, гораздо живей и разумнее, чем вы. Вашим земным умом этого не понять. Желаю всем только добра! Всё происходит, именно, так, как и должно происходить. Вас очень крепко обняла эта планета. Вы ей понравились. Не подумайте, что я злорадствую. Ни в коем случае. Сочувствую и одновременно радуюсь за вас. Исчезаю!
Сергей Антонович растворился в пространстве, подобно фантому. Честно сказать, Буланова радовало то, что он теперь уже точно останется на этой планете, никто его не свяжет, не усыпит, не отправит его на Землю.
Текущие дела складывались самым невероятным образом. Вышли из строя и два космических катера, которые могли бы доставить их на «Артемиду». Инженеры и техники только разводили руками. Буланов бессилен был что-либо предпринять.
На «Тритоне» дела обстояли точно так же. Что касается «Сатира», то с этим «Фаэтом», вообще, отсутствовала даже самая элементарная связь. Не теряя времени, воин-боевик Радмил Зорев быстро слетал на реактивном гелеокоптере на место приземления и стоянки «Сатира» и вскоре вернулся назад с неутешительными новостями. На этом «Фаэте» не осталось ни души.
Он нашёл только записку, написанную от руки командиром космического корабля Александром Маркеловым: «Стартовая система, двигатели космических катеров, связь вышли из строя! Мы уходим! Кто-то нас зовёт, мы должны идти. Мы не в силах сопротивляться. Это, наверное, и есть Великий Разум. Прощайте друзья!».
– Картина Репина «Припыли», – невесело пошутил Акимов. – Что ж, вечность так вечность. А я собирался по прилету на Землю походить ещё на рыбалку. Люблю с удочкой на берегу озера или речки посидеть. Видать, уже не получится.
– Связывайся, Буланов, через головной путь управления с «Артемидой»! – дал распоряжение Скворцов. – Я не приказываю… Я советую. Пусть немедленно снимаются с орбиты и отправляются в обратный путь. Хоть кто-то из нас останется в живых…
– Я уже связался с ними, – послышался печальный голос старшего штурмана Деревцова. – Только что… «Артемида» падает на грунт Блефа. Системы мягкой аварийной посадки не действуют. Техника вышла из строя.
– Чёрт меня дёрнул притащить всех вас сюда, на верную гибель! – выругался Скворцов. – Если бы я сюда заявился один, то уж тогда – плевать!
– Так ведь жизнь продолжается, Олег Борисович, – дрожащим голосом, со слезами на глазах прошептала лингвист Зденова. – Правда ведь?
– Правда, Аннушка, – сказал Скворцов. – Всё – правда, дети мои. Но больно уж она жестокая… эта правда. Да и что это за жизнь, мне лично не ведомо.
А через полчаса в пяти-шести километрах от «Гермеса» раздался мощный взрыв. Это упала «Артемида». Буквально все, по молчаливому согласию Скворцова и Буланова, заняли места в планетоходах и отправились на место катастрофы.
Пусть так, но они-то проводят своих товарищей в последний путь. А вот кто устроит проводины им, самым последним? Начальник экспедиции и командир экипажей «Фаэтов» тоже устроились среди других, в «Броске».
То, что увидели на месте падения учёные и навигаторы «Гермеса» и «Тритона», повергло их в ужас. Надо было обладать великим самообладанием, чтобы спокойно взирать на огромную чёрную воронку, груды металла, отдельные мелкие фрагменты тел. Всё разметало на расстояние нескольких километров. Никто долгое время не мог вымолвить ни слова. Но, наконец-то, Скворцов сказал:
– Занимаем свои места в машинах! Жаль, наших товарищей. Вечная память и слава покорителям космоса! Любоваться тут нечем. Все возвращаемся на «Гермес»! На «Тритоне» уже делать нечего, он тоже не взлетит.
– А дальше-то что? – спросил Радмил Зорев. – Что будем делать дальше?
– Приспосабливаться к жизни в новых условиях, – ответил Скворцов. – Пока жизнь продолжается, а там посмотрим. Я знаю не больше вашего.
Но сразу покинуть место происшествие им не удалось. Несколько человек потеряли сознание, пришлось им оказывать срочную медицинскую помощь.
Особенно долго пришлось выводить из обморочного состояния биологов Полину Лурнову и Берту Кауфман, и ещё ранее, относительно спокойную и уравновешенную, лингвиста Беллу Пропескову. Вынесли общее решение: остаться рядом с местом катастрофы ещё на полчаса. Надо было прийти в себя и успокоиться почти всем.
Вдруг под ногами несколько раз вздрогнула почва. Толчки были настолько ощутимы, что несколько человек не удержались на глазах.
– Нам ещё тут землетрясения не хватало, – сказал старший штурман «Гермеса» Родион Деревцов. – Сплошные издевательства со стороны этого… безответного Великого Разума. Не желает он слышать нас и понимать.
– Он, действительно, нас не видит и не слышит, – вставая на ноги, сказала Анна Зденова, – и не собирается этого делать. Уничтожил бы уж нас всех разом! Проще бы было. Но жаль, конечно, я ещё толком-то и не жила.
Но почва не просто шевелилась. Началось восстановление «Артемиды» и всего остального. Фрагменты машин и механизмов, человеческих тел летали и ползли друг к другу, собирались в единое целое. Начался процесс репродуктивной регенерации. Через полчаса исчезла и воронка, а на оранжевой траве, на твёрдой почве стоял, целый и невредимый, «Фаэт». Восстановилось буквально всё.
Обнажённые люди, учёные и навигаторы, ожившие, воскрешённые, собранные фактически по мельчайшим частям, весело общаясь на каком-то непонятном языке, уходили в сторону ближайшей густой рощи. Она тоже восстановилась, от пепла не осталось и следа…
Несколько учёных с «Гермеса» и «Тритона» интуитивно направились в сторону уходящих, но воины-боевики преградили им путь. Роман Панфилов сказал:
– Какой смысл общаться с существами, непохожими на нас? Ведь погибли одни, а возродились совсем другие.
– Но там у меня двоюродный брат, – сказала медицинская сестра Мальва Базалева. – Ведь должна же я сказать ему хоть пару слов…
– Успеешь, Мальва, – своеобразно успокоил её Акимов. – Очень скоро все мы станем такими вот голыми… пупсиками.
Наблюдая за всем происходящим, Буланов не проронил ни слова. Он был уверен в том, что он гораздо больше, чем многие другие, понимает, что происходит. Не просто продолжается жизнь, а на более высоком и не совсем обычном уровне.
За все свои, ещё и не очень-то долгие, годы жизни Владимир так и не научился преодолевать чувство одиночества… Внешне он всегда был общителен, но внутренне, душевное состояние Буланова было всегда строго определённым. Да, именно, состояние одиночества, страшное, гнетущее.
Но сейчас он стал совершенно иным, с тех самых пор, как встретил на Блефе-Рарнаизе свою единственную любимую, белокурую, синеглазую девушку Елену Копылову. Владимир верил и чувствовал, что отныне и навсегда, они будут вместе. Ничто их не разлучит, может быть…
Об этом Буланов думал ночью, на борту безмолвного «Гермеса». Многие не спали, не только вахтенные, но даже и часть «переселенцев» с «Тритона». Но сейчас смешно и нелепо было несение любой службы. Они здесь не защищены и не способны никому противостоять. Всё находились в беспредельной и безусловной власти великого безответного Нечто, или Разума-Отца, кумира местных жителей.
Буланов, не спеша, оделся, взял в небольшой рюкзак запас продуктов, проверил свой пистолет, бластер-огневик… Но зачем всё это? Ведь очень скоро, самым настоящим, образом на нём растает, подобно тончайшей корке льда, вся одежда. Всё остальное тоже.
Он зашёл в отсек пульта управления космическим кораблём, где Родион Деревцов находился в полном одиночестве. Скучал, ибо нести вахту, практически, на безжизненном корабле было не только смешно, но и тоскливо.
– А это ты, Володя! – сказал он. – Всё-таки, решил уходить?
– Мне надо идти, Родион.
– Мы все скоро покинем корабль. У меня здесь, оказывается, родители. Я их видел издалека. А потом пойду с ними и я… дальше. Возможно, без них. Оказывается, это огромная планета – всего лишь, пункт переселения.
– Да. Блеф – своеобразный собиратель, накопитель небольшой части мирозданческой энергии. Мы ведь тоже – энергия. А теперь вот мы попали сюда.
– С Олегом Борисовичем будешь прощаться?
– Я простился с ним вчера. Он всё понял. Уверен, что Скворцов, из своего окна-иллюминатора пошлёт мне мысленно вслед пару добрых мыслей и напутствий. Возможно, это будут отборные маты.
– Нуда, он же телепат.
Они подали друг другу руки, а потом обнялись, и Буланов вышел из отсека управления. Прошёл по транспортному коридору «Гермеса», кивнул в знак приветствия вахтенному воину, одному из космических боевиков Павлу Свиридову, с «Тритона».
Пока ещё действующий робот-привратник по сигналу открыл перед ним аварийный люк, и Владимир, окунувшись в лавину ослепительных лучей, спустился по трапу на грунт планеты Блеф. Буланов спешил.
Разноцветная трава шелестела под его ногами, иной раз длинные, крепкие и широкие её стебли захлёстывали ноги космонавта. Нет, они не удерживали землянина от опрометчивых шагов, а просто, как бы, говорили Буланову, что они – самая настоящая реальность, не выдумка, не фантазия.
Он торопливо искал Елену Копылову среди зарослей кустов и в рощах. Не так далеко от себя он увидел женский силуэт, обнажённую фигуру. Владимир окликнул девушку. Закричал во всю силу лёгких: «Лена!!!». Неужели, это не она? Ошибся? Обознался? Фигура удалялась от него. Но он шёл следом за ней и звал:
– Лена!!! Лена!!!
Девушка остановилась. Но он понял, что это не его любимая. Совсем другая, не похожая на Копылову. Низкорослая, черноволосая…
– Ты звал меня, человек Земли? – спросила она. – Иди же ко мне!
– Нет! Не ты мне нужна! – Буланов едва переводил дыхание. – Мне нужна моя давняя знакомая Елена Копылова! Моя единственная и неповторимая…Ты знаешь её?
– Да, я знакома с ней, – маленькая девушка прищурила свои чёрные глаза. – Она – твоя земная любовь. Понимаю. Но разве я хуже, чем она?
– Я не желаю сравнивать тебя с ней. Мне нужна только моя Елена.
– Она найдёт тебя, когда придёт время. Елена слышит тебя. А пока побудь со мной. Ты никогда об этом не пожалеешь.
– Я не могу.
– Тогда прощай и оставайся один!
Черноволосая девушка исчезла, будто её и не было рядом с ним. Он обратил внимание на то, что совершенно голый, без оружия и запаса продуктов. Но ведь ему теперь больше ничего и не надо на этой благодатной планете. А свою Елену он отыщет.
Чтобы не ощущать голода, достаточно сорвать любой сочный плод, висящий на ветке, над головой, а жажду утолит один из многочисленных чистых родников…
Он присел на большой круглый и горячий валун, перед ним, в воздухе, почти перед глазами появилось крутящееся огненное, оранжевое кольцо и оно беззвучно задало космонавту вопрос:
– Веришь ли ты в то, что ищешь, и пока не в силах найти?
– Если бы я не верил, то не искал бы.
– Возможно, ты догнал, лишь тень, рождённую твоим воображением. Её не сможешь ни обнять, ни утешить…
– Кто ты?
– Я тот, кого вы называете Великим Разумом.
– Зачем же ты собрал здесь всех нас? Не для того же, чтобы читать морали. Ведь лишив людей прошлого, ты обязан одарить их грядущим, но не простым, а рождённым минувшим. Или я не прав?
– Ответа от меня не жди! Сам всё поймёшь.
Огненное кольцо вмиг рассыпалась на мельчайшие частицы, которые упали в густые травы. Из зарослей кустов к нему навстречу вышла Елена.
Она подошла к нему и сказала:
– Ничего не умирает. Может быть, мы останемся здесь или через мгновение окажемся в другом месте. Неважно. Главное, что везде, всюду и всегда мы будем вместе.
Буланов встал с камня, взял за руку свою любимую, и они направились в глубину рощи. Таких, как они, на Блефе-Рарнаизе были не миллионы, а многие миллиарды. Для всех во Вселенной, в Мироздании всегда найдётся место для продолжения Вечной Жизни, планета для счастья и любви, пространство для мирной и радостной жизни. Пусть любой горизонт, всего лишь, условная и даже воображаемая линия, но за ним ведь будет – следующий, и так до… бесконечности.
А Великий Разум находится везде и всюду рядом с каждым… после «рождений» и «смертей» его, и на любом отрезке бесконечной дороги. Не стоит страшиться ни его объятий и ни таких планет, как Блеф… Они знают, что делают.
Сейчас Буланов понимал многое, к примеру, и то, что упавшая на грунт Блефа «Артемида» – не вселенская утрата, а семя, брошенное в благодатную почву. И оно взошло. Новые крепкие ростки и побеги даёт посеянное.