Александр Николаевич Лекомцев
За холмами кутерьма
За решётками – жульё.
Может, я соврал моментом.
Ведь нельзя же без прикрас…
Здесь же правит интервенты.
А такое – не про нас.
Президент у нас хороший,
Пламенно в народ влюблён.
Не мантулим мы за гроши,
Процветаем, как и он.
С грустью пёрнул гном-бедняжка,
Не нарочно, он не псих.
Просто стало гному тяжко
И обидно за своих.
Чтобы мысль была короткой,
Я общенье упростил,
Из мешка бутылку с водкой
Я достал и… угостил.
Не был гном в душе холопом,
Зрел протест его внутри.
Звали старикашку Пропом
Умники и тупари.
Проп нормальный был, не гнида,
Не замызганная кладь.
Лучше не отыщешь гида,
Чтобы малость погулять.
Показал рукой мне замок,
Где с рекою слился луг.
Проживал без всяких рамок
Олигарх в нём и говнюк.
– Звать Страшилищем порчушку, -
Проп заметил, – он не раз
Припадал к Большой Кормушке,
Поимел и нефть, и газ,
Лес, алмазы, да иное.
Средь разбойников он свой.
Чмо нахальное, блатноё,
Перекормленный шпаной,
Миллиарды на кармане…
Люди гадам – по хренам.
Он в России, как в шалмане
По утрам и вечерам.
Лично я ему покуда
Не дарил великих благ.
Всё прибрал к рукам паскуда,
Оттопырил у бродяг,
Обобрал людей обычных…
Бесы вбили нас в долги.
Эта нечисть из столичных.
С ними спорить не моги!
Он – Страшилище с рожденья.
Цвёл когда-то при вождях…
И мечтаю каждый день я,
Чтоб его увидеть прах.
Спорить я не стал, однако.
Быть Стращилищем – позор.
Загрызи его собака!
Заруби его топор!
2.
«Не думай о секундах свысока».
Поэт был гениален. Всё законно.
Стоят они, как шкворень у быка,
Когда вы в гроб легли до… пенсиона.
Страшилищ много… Не долбить вола!
Все круговой повязаны порукой.
Приятели и родичи козла…
Стал с ними президент последней сукой.
Да, впрочем, был таким с рожденья он,
Продажной шкурой. Жополиз – без риска.
Его назначил царствовать на трон
Палач первостатейный чмырь Редиска.
Покивал он пьяной рожею:
– Пусть Подонок правит бал.
Он по жизни отмороженный,
По-рождению, вандал.
Олигархам служит верою,
Он давно под них прилёг.
Стал продуманною стервою
Этот славный паренёк.
Нынче родичи Редискины
Процветают – на мази.
Стали все Подонку близкими.
Здесь хоть хреном тормози!
Он повязан с Прибамбасками
И с подобною роднёй.
Мир сверлит свиными глазками
И в мороз, и в летний зной.
Он людишек околпачивает,
Олигарх и не дурак.
Членом груши околачивает…
Неспроста и не за так.
Подошли мы к замку грозному,
Рай страшилищный сполна.
Все охранники серьёзные,
При оружии шпана.
Вдруг Страшилище увидел я
Над забором, в вышине.
Зрелище меня обидело,
Но устроило вполне.
Окруженный весь холопами,
На террасе дармовой
Кофе пил он красной жопою.
Извращенец, оё-ёй!
Проп сказал мне, успокоя:
– Шура, не гони бузу!
У него лицо такое,
Жопа, как у всех, внизу.
Понял я, магнаты сраные,
(Как я раньше не вникал?).
По своей натуре странные,
Будто поросячий кал.
Шли к Страшилищу разные гады,
Вероятно, брели на банкет.
Проп про всех рассказал. Это ж надо!
Много знал, пусть почти не брюнет.
В бардаке мне соседнем тревожно,
Как жуку в лошадиной моче.
Появлялась за рожею рожа
С кипой роз на бугристом плече.
Шла лохань… пенсионного фонда,
С круглой задницей. Шарм городской.
Если проще, она – анаконда,
На крови разжирела людской.
А когда-то была шалашовкой
И давала толпе у ручья.
С грандиозной такой подготовкой…
Эта старая стерва ничья.
На хренах поднялась она сходу,
Ей Страшилище дюже помог…
Он когда-то в далёкие годы
Член, понятно, носил между ног.
Стала грозной начальницей сука,
В жизнь внесла пенсионный… обман,
Чтоб не деньги платили без звука,
А насмешки и жидкий туман.
Но потом уже, на смех несушкам,
Стариков превратили в нули.
Сам Подонок и разные шлюшки
Их без пенсий к гробам подвели.
В общаке все тузы оборзели.
Чтоб в стране процветало жульё,
Конституцию на хрен надели,
А ведь стряпали сами её.
– На поисках счастья по объявленью
К Страшилищу, как-то, она однажды пришла, -
Проп мне поведал. – В неге и томленье,
«Хвост» теребила его, но поднять не смогла.
Он оказался импотентом жутким,
Но с кучей «баксов», миллиардер уже.
Он, вместо страсти, ей дарил незабудки,
Конфеты в баночках – монпансье и драже.
Но был он добрым лишь к… «лебедям», от природы.
Относился к людям, как к своим рабам.
От их стараний он имел доходы,
Какие не снились всем другим жлобам.
Но покорила гада она ржавым «корытом»,
По-простонародному, утомлённой «бедой».
Теперь она – паинька, на стариков сердита.
Её подруги панельные остались все с бородой.
– Проблем, – сказал я, – здесь гора.
Да не простых, а жгучих.
В расход пустить давно пора
Поганых мерзких сучек.
Из иномарки, как и все,
Явился клён кудрявый.
Точнее, кент во всей красе,
С охранной оравой.
– Да то ж Страшилищный сынок,
Владелец трёх заводов, -
Сквозь зубы тихо гном изрёк. –
Уродец из уродов!
Ещё по-молодости он
Девчушек грубо лапал.
Но был он в сексе не силён,
Пошёл корнями в папу.
Слегка, полгода, был женат
На придорожной твари.
Расстался с ней юнец-магнат,
Она же – при наваре.
Та история проста,
Проще банного листа.
…Мальчик девочку не бил,
Мальчик девочку любил.
По обличию, амбал,
Он супругу не майнал.
Но она, кусок фуфла,
Виброчлен приобрела.
Виброчлен – за вжиком вжик…
Мальчик сам себе – мужик,
Потому что у девчушки
Есть для секса погремушки.
Импотент и хитроплёт
Не умеет – не… поёт.
Был бы член, как у быка,
Он бы шкворил облака.
В мир пришла вибропора.
Бабы-девоньки, ура!
Он конечно, не скопец,
Но свернул в кольцо конец.
Но какой с мальчонки спрос?
Не для девок этот пёс.
Каждая ему б дала,
Но он скромный, не со зла.
Мальчик был большой фантаст,
А теперь он – педераст.
Жизнь подстила из подстил
Он спокойно упростил,
И мальчонка, как во сне,
В непонятной суетне.
Я змеёнышу успешно
Посочувствовал сполна.
Он совсем не этим грешен,
И не в том его вина.
Не причём его либидо…
Если тут мозги напрячь,
Для народа он, что гнида,
Экзекутор и палач.
Ладно, хватит про больного…
Я увидел, как идёт
Очень гордо, не хреново
Тоже юный идиот.
Не глаза, а две петарды,
По наружке – дуболом.
Мама мает миллиарды
В министерстве силовом.
Потому и обнаглела.
Процветает юный… пэр.
Взяткам, кражам нет предела,
