Воевода Биркин.
Семенов.
Поспелов.
Колзаков.
Минин.
Аксенов.
Темкин.
Губанин.
Лыткин.
Нефед Минин
Татьяна Юрьевна.
Марфа Борисовна.
Гриша, юродивый.
Всякие люди Нижнего Новгорода, обоего пола.
Слепые.
Площадь в Кремле недалеко от собора. Начинает рассветать.
Часть народа толпится на паперти у собора, между ними Губанин. Вбегает Лыткин.
[Губанин, Лыткин, народ.]
Лыткин.
Отцы мои! Вот страсти-то!
(Увидав Губанина.)
Родимый!
Что за напасть, скажи?
Губанин.
Кака напасть?
Лыткин.
Зачем в большой-то колокол звонили?
Как начали звонить, я так и обмер,
Ну, думаю, беда, опять всполох
От воровских людей.
Губанин.
Да ты опомнись!
Перекрестись!
Лыткин.
Зачем в большой-то били?
Нет праздника.
Губанин.
Чтобы народу больше
Понабралось. От Сергия прислали
К нам грамоту, теперь ее читают.
Лыткин.
Я сдуру-то подумал, что всполох,
Велел домашним собирать всю рухлядь
Да поскорей за каменную стену.
Тут у ворот под горкой и сложили.
Губанин.
Кто о душе, а ты о суете.
Лыткин.
Ну, ты еще меня учить-то молод.
Губанин.
Нельзя пройти, а хочется послушать,
Уж ничего б, кажись, не пожалел.
Лыткин.
Послушал бы и я. Посторонитесь,
Почтенные! Попробуем пройти.
Проходят. Народ мало-помалу протесняется в собор. У паперти открывается кучка слепых, которые были скрыты народом.
Слепые (запевают).
Живал себе славен на вольном свету,
Пивал, едал сладко, носил хорошо,
Золотые одежи богат надевал,
Про милость про Божью богат не давал,
Про нищую братью богат забывал.
Заря занимается. Народ выходит из собора. Все утирают слезы Слышны голоса: «Подайте слепому, убогому! Сотворите святую милостыню». Мальчики уводят слепых на паперть. Народ становится стенами, образуя улицы для выходящих из собора. Выходят Воевода, Биркин и Семенов.
[Воевода, Биркин, Семенов и народ.]
Воевода (утирая слезы).
Вы видели, как плакал весь народ,
Вы слышали тяжелые рыданья!
Какие слезы! Боже! Прав Кузьма:
С таким народом можно дело делать
Великое. Взгляните, эти слезы —
Не хныканье старух и стариков;
В них сила страшная; омывшись ими,
Народ готов на подвиг. Хоть на битву
Веди его, хоть в монастырь честной,
Хоть на небо.
Семенов (со слезами).
Великую ты правду,
[Василь Андреич], говоришь. Я стар,
Заматерел в грехах; а Божье слово
В час утренней молитвы возвышает
Мне душу грешную, и рвутся цепи,
К земле гнетущие!
Воевода.
Конец страданью,
Заметно по всему. И страшно будет
Отмщение за пролитую кровь.
Биркин.
Потерпят и еще.
Воевода.
Вот ты увидишь,
Что этот день начало избавленья.
Народ проснулся. Даром так не плачут.
Поверь ты мне: заря освобожденья
Здесь, в Нижнем, занялась на всю Россию.
(Уходит.)
Входят Аксенов, Поспелов, Темкин, Губанин, Лыткин и несколько народу.
[Биркин, Семенов, Аксенов, Поспелов, Темкин, Губанин, Лыткнн и народ.]
Аксенов.
Сейчас наказывал Кузьма Захарьич
Сказать народу, чтоб не расходился.
Пожалуй, после всех и не сберешь.
Теперь в соборе заказал молебен
Он ангелу-хранителю Косьме —
Бессребренику. Вы поговорите
С народом-то, пока молебен кончат.
Темкини Губанин отходят к народу: один в одну сторону, другой в другую.
Темкин.
Почтенные! Маленько подождите:
Кузьма Захарьич хочет говорить.
Губанин.
Коли не в труд, повремените малость:
Кузьма Захарьич приказал просить.
Минин выходит из собора.
[Те же и Минин.]
Минин (с лобного места).
Друзья и братья! Русь святая гибнет!
Друзья и братья! Православной вере,
В которой мы родились и крестились,
Конечная погибель предстоит.
Святители, молитвенники наши,
О помощи взывают, молят слезно.
Вы слышали их слезное прошенье!
Поможем, братья, родине святой!
Что ж! Разве в нас сердца окаменели?
Не все ль мы дети матери одной?
Не все ль мы братья от одной купели?
Голоса.
Мы все, Кузьма Захарьич, все хотим
Помочь Москве и вере православной.
Минин.
И аще, братья, похотим помочь,
Не пожалеем наших достояний!
Нe пощадим казны и животов!
Мы продадим дворы свои и домы!
А будет мало — жен, детей заложим!
Голоса.
Заложим жен! — Детей своих заложим!
Минин.
Что мешкать даром, время нас не ждет!
Нет дела ратного без воеводы:
Изыщем, братия, честного мужа,
Которому то дело за обычай,
Вести к Москве и земским делом править.
Кто воеводой будет?
Голоса.
Князь Димитрий
Михайлович Пожарский! — Князь Пожарский!
Другого нам не надо!
Минин.
Воля Божья!
Пожарского избрали мы всем миром,
Ему и править нами. Глас народа —
Глас Божий. Выборных людей пошлем.
Просить и кланяться, чтоб шел к нам наспех.
Теперь, друзья, несите, кто что может,
На дело земское, на помощь ратным.
Я — Господи, благослови начало —
Свои, копленые и трудовые,
Все, до последнего рубля, кладу.
Несколько голосов.
И мы, и мы все за тобой готовы
Отдать свою копейку трудовую!
Другие голоса.
Что деньги! Деньги дело наживное;
Как живы будем, наживем опять.
Минин.
Да из собора я послал Нефеда,
Чтоб из дому несли, что подороже:
Жены Татьяны поднизи и серьги,
Весь жемчуг, перстни, ферязи цветные,
Камку и бархат, соболь и лисицу;
Да взяли б у святых икон взаймы,
На время только, ризы золотые.
Пошлет Господь, оправим их опять.
Голоса.
Всё отдадим! — Теперь не до нарядов!
В нарядах суета мирская ходит!
Начинаются приношения.
[Те же и народ.]
Минин.
Ты, Петр Аксеныч, стань, блюди казну!
Ты, дедушка, не знаю, как назвать-то, —
Постой у денег! Принимайте вместе!
Аксенов и старик всходят на лобное место и принимают приношения. Минин сходит.
Биркин.
Нет, в Нижнем принялись за дело крепко.
Здесь делать нечего, а подобру
Да поздорову лучше убираться.
Семенов (подходит к Минину).
Обидел я тебя, Кузьма Захарьич,
Прости меня!
Минин.
Господь тебя простит.
Семенов.
Я мнил, смущаем дьявольским прельщеньем,
Что грубый ты и гордый человек,
Что ради славы суетной ты ищешь
Владычества над равными тебе
И временной корысти. Просвещает
Господь мне очи ныне. Зрю в тебе
Поборника по вере православной,
Ясносиятельной и непорочной,
И кланяюсь тебе, прости меня!
Минин.
Не у меня, у Господа прощенья
Проси! А я обид твоих не помню.
Семенов.
Ну, и спаси тебя Господь за это!
Не откажите малый вклад принять
От многогрешного раба Василья.
(Отходит с Мининым.)
Народ более и более теснится у лобного места. Начинают приносить даже вещи, что и продолжается до конца действия.
[Те же, без Семенова.]
Губанин (Темкину).
Пойти домой, принесть свое хоботье!
Оставлю чашку щей да хлеба на день —
С меня и будет.
Темкин.
Погоди, успеешь!
Мы первые пошли на это дело,
Не спятимся. Что, Лыткин замолчал?
Губанин.
Ты знаешь, Лыткина именье близко:
Он в город перенес, боясь всполоху;
Как давеча к обедне зазвонили
В большое било, он и испугался.
Темкин.
Ну, ладно ж! Погоди, Василий Лыткин!
(Лыткину.)
Ай, Вася! Вот хвалю! Так, брат, и надо!
Лыткин.
А что?
Темкин.
Да как же! Ты свои пожитки
Все приволок. Чего-нибудь да стоит.
Лыткин.
Да нешто я про вас?
Темкин.
А про кого же?
Лыткин.
Я для сохранности принес.
Темкин.
Ну, полно
Шутить-то с нами.
Лыткин.
Да какие шутки!
А вот возьму да и пошлю домой.
Темкин.
Покойников с погосту в дом не носят.
Лыткин.
Так что же вы хотите?
Темкин.
Вот покличем
Мы молодцов, перетаскают мигом.
А из мирской казны не отдадут.
Губанин.
Да и просить-то стыдно.
Лыткин.
Что ж вы, грабить
Меня хотите?
Темкин.
Как же быть с тобой?
Неволя заставляет, сам доводишь!
Лыткин.
Не погубите!
Темкин.
Вот что, брат Василий!
Дай деньгами! Пожитков мы не тронем.
Губанин.
Ведь деньги все с тобой. Боясь всполоху,
Все до копейки из дому унес.
Лыткин.
А много ль?
Темкин.
Все отдай!
Губанин.
Ну, половину!
Лыткин.
Ой, много!
Темкин.
А заспоришь, хуже будет.
Губанин.
Ну, третью деньгу дай!
Темкин.
С лихой собаки
Хоть шерсти клок.
Губанин.
Как на миру решили?
Темкин.
Развязывай кошель-то, сосчитаем!
Все трое садятся на землю и считают деньги.
Три доли ровно, видишь. Две тебе,
Сбирай в мошну, завязывай потуже!
А третью часть сыпь в шапку, да и с Богом
Пойдем все вместе, отдадим с поклоном.
Подходят к Аксенову.
Примай-ка, Петр Аксеныч!
Лыткин подает шапку.
Аксенов (высыпает деньги и возвращает шапку).
Вот спасибо!
Не ожидал я от тебя, Василий.
Лыткин.
Я на мирскую нужду не жалею.
(Отходит.)
Уж только знает грудь да подоплёка,
Как мне легко. Одна теперь надежда —
Богатое приданое мне взять.
Входит Колзаков.
[Те же и Колзаков.]
Колзаков (Минину).
А я что дам? До нитки домотался!
А надо бы беречь на черный день.
И у меня добра довольно было,
Да сплыло все. Теперь людям завидно.
Не то завидно, милый человек,
Что хорошо живут да чисто ходят,
А то завидно, что добро несут,
А мне вот нечего. И одежонка
Вся тут. Да! Погоди! Тельник на шее,
Серебряный, большой. Ну, слава Богу!
Нашлось-таки, что Господу отдать.
(Снимает.)
Возьми! Возьми! Пускай хоть раз-то в жизни
Пойдет на дело и моя копейка.
Входят Татьяна Юрьевна и Нефед. За ними несут сундуки и ларцы.
[Те же, Татьяна Юрьевна и Нефед.]
Heфед.
Как, батюшка, изволил приказать,
Так точно мы, по твоему приказу,
И сделали — всё принесли сюда.
Минин.
Вон, видишь, Петр Аксеныч собирает!
Кладите в кучу, после разберут.
Татьяна Юрьевна.
Вот, государь ты мой, Кузьма Захарьич,
Ты приказал жене твоей, Татьяне,
Прислать тебе жемчуг и ожерелья,
И с камешками перстеньки, и всю
Забаву нашу бабью. Я не знаю,
На что тебе! Я все в ларец поклала,
Не думавши, взяла и принесла.
Ты дума крепкая, Кузьма Захарьич,
Ты слово твердое, так что нам думать.
Минин.
Сама Петру Аксенычу отдай!
Татьяна Юрьевна.
Все, государь, исполню, что прикажешь.
(Отдает.)
Входит Марфа Борисовна; за ней несут сундуки и ларцы.
[Те же и Марфа Борисовна]
Лыткин.
Никак, весь дом несет! Прощай, невеста,
Приданое! Останусь ни при чем.
Марфа Борисовна.
Богатое наследство мне осталось
От мужа моего и господина.
Отцы и деды прежде накопили,
А он, своим умом и счастьем, много
К отцовскому наследию прибавил,
И умер в ранних летах; не судил
Ему Господь плоды трудов увидеть.
Покрасоваться нажитым добром.
Благословенья не было от Бога
Мне на детей, — одним-одна осталась
Хозяйкою несчетного добра.
Добра чужого: я с собою мало
В дом принесла. Искала я родных;
Родни его ни близкой не осталось,
Ни дальней. Вздумала я — догадалась
Раздать казну за упокой души,
И весело мне стало, что заботу
Такую дорогую Бог послал.
И вот, благословясь, я раздавала
По храмам Божьим на помин души,
И нищей братье по рукам, в раздачу,
Убогим, и слепым, и прокаженным,
Сиротам и в убогие дома,
Колодникам и в тюрьмах заключенным,
В обители: и в Киев, и в Ростов,
В Москву и Углич, в Суздаль и Владимир,
На Бело-озеро, и в Галич, и в Поморье,
И в Грецию, и на святую Гору,
И не могла раздать. Все прибавлялось —
То долг несут, то кортому с угодий,
И, не внуши вам Бог такого дела,
Ни в жизнь бы мне не рассчитаться с долгом.
(Отходит к стороне.)
Народу все больше прибывает на площадь.
Один из толпы.
Вот шесть алтын, две деньги!
Другой.
Зипунишко!
Подают. К лобному месту подходит толпами.
Голоса.
Вот наши деньги из квасного ряду! —
Из рукавичного! – От ярославцев! —
Костромичи собрали – принимайте! —
Стрельцы Колзакова.
Баима сотни!
Поспелов.
Вот праздник так уж праздник! Ну, веселье!
Минин.
Не явно ли благословенье Божье!
Теперь у нас и войско, и казна,
И полководец. Недалеко время,
Когда, вооружась и окрылатев,
Как непоборные орлы, помчимся.
За нас молитвы целого народа,
Детей, и жен, и старцев многолетних,
И пенье иноков, и клир церковный,
Елей лампад, курение кадил!
За нас угодники и чудотворцы,
И легионы грозных сил небесных,
Полк ангелов и Божья благодать!
Вбегает юродивый.