Александр Петрович Игумнов
Осколки памяти
Старик застонал, как от зубной боли, встал с подушек, обхватил голову высохшими, с выступившими венами руками: «Кто бы знал, сколько слёз негодования и ненависти я пролил в той тюрьме. Даже Абдуллы не было рядом. Я устал жить, я ждал смерти как избавления, но Всевышний и на этот раз смилостивился надо мной! В борьбе за власть этот выродок пал и был убит русскими во славу Аллаха! Теперь я уже не верил никому. К руководству страной пришёл Бабрак Кармаль. Боясь не удержаться у власти, он обратился за помощью к русским. Против русских я ничего не имел, но их вмешательство в наши дела принял как сигнал к действию. Мне нужен преемник моего дела, и я нашёл его в лице Ахмат-шаха Масуда, может быть, он сможет закончить дело моей жизни?»
Вдруг он вспомнил о сыне, который учился военному делу в Советском Союзе, а сейчас верной и правдой служит Кармалю: «Его тоже зовут Ахматом, может быть, поэтому я и поверил Масуду? Нет, жить без веры нельзя, это мой последний шанс. Я сам поведу этот караван и, если мне удастся добраться до Ахмат-шаха, останусь у него, найду своего сына, посмотрю ему в глаза, покараю предателя. О, Аллах, благослови меня на последний в моей жизни путь!»
* * *
Транспортные вертолёты вырулили на взлётно-посадочную полосу. Звено прикрытия капитана Михаила Чиркова рассредоточилось клином метрах в двухстах, на траверсе командного пункта.
– Омар! Я-347-й, карту выполнил, взлет парой, – нарушил эфир голос Кузнецова.
– Взлёт разрешаю. Счастливого пути!
– Понял, взлетаем.
Вертолёты оторвались от бетонки, зависли и перешли в разгон скорости. Под колёсами замелькали проволочные ограждения, склады, фигурки людей. Невдалеке от военного городка пролегла оросительная система, вблизи которой раскинулись мандариновые и апельсиновые рощи, справа виднелся город Джелалабад. Город рассекала автомобильная дорога, соединяющая юго-восток со столицей страны, она делала характерный крюк возле водохранилища в районе Чёрной горы. По ночам на Чёрной горе зажигались костры, хорошо видимые на десятки километров, это обогревались враги, с тоской смотревшие на город, залитый светом электричества. Душманов неоднократно выбивали оттуда, но они упорно возвращались обратно, укрепляли горные вершины и занимались добычей лазурита.
Пара восьмёрок Кузнецова на предельно малой высоте и максимальной скорости неслась над зелёной полоской долины. Вверху и сзади примостились, похожие на щук, остроносые двадцать-четвёрки. «Начпо» поменял курс и неожиданно услышал в наушниках весёлый голос капитана Чиркова:
– 347-й! Смотри прямо.
Вертолёт Кузнецова был в развороте, а правая полусфера кабины закрывала обзор. Он вопросительно взглянул на штурмана, «правачок» незамедлительно ответил:
– Чирков тренируется, по Чёрной горе залп произвёл.
– Ну, как мы их? – вновь нарушил эфир голос капитана.
«Начпо» не удержался и коротко заметил:
– Иди, проверь…
– Я – Омар! Что у вас за пальба? Кто и куда?
– 261-й доложит, – ехидно заметил Кузнецов. После длительного замешательства раздался недовольный доклад капитана Чиркова:
– Обстрелял противника на Чёрной горе, на всякий случай.
– 261-й, с вами все ясно. По прибытии доложите подробно.
– Будет капитану банька, комполка ему «харакири» сделает, – оживлённо заявил «правак».
– И поделом, нечего в белый свет палить, – отозвался борттехник. – Интересно, попал или нет?
– Навряд ли, а ему попадёт и от меня, это точно, – откликнулся «Начпо». – Прекратите болтать, смотреть в оба по сторонам.
«Начпо» не только пилотировал, но и успевал сам наблюдать за изменяющимся ландшафтом местности. По склонам долины громоздились отвесные скалы, прорезанные тонкими жилками высохших речушек. Местами долина расширялась, и отвесные скалы сменялись пологими склонами, к которым притулились серые постройки глинобитных дувалов. Чем ближе к границе, тем унылее и сиротливее они выглядели. Большинство дувалов покинуты людьми, брошены с трудом возделанные поля, угнан скот, и только дикие звери и пришельцы из-за границы скрывались в полуразвалившихся кишлаках. Кузнецов вдруг почувствовал жуткое одиночество и страх перед могучей силой природы. «Как жалок и крошечен человек, как одинок в стремлении покорить неизведанное, завоевать Вселенную, – подумал он. – Люди жили здесь столетиями, убирали хлеб, растили детей, любили и умирали. Пришла беда и поставила крест на сложившемся за сотни лет укладе жизни, нарушилась гармония человеческих отношений, разобщила и раскидала по свету трудолюбивых крестьян. Земля оскудела, покрылась песком и пылью, выкопанные колодцы засыпал песок, а могилы умерших сравнял с пустыней ветер, только развалины дувалов напоминают о прошлой жизни людей. И над всем этим погибшим крошечным миром, как и сотни лет назад, возвышаются снежные вершины гор, бегут по весне полноводные горные реки, бродят в поисках пищи дикие звери, светит яркое солнце и плывут по небу облака. Люди приходят и уходят, а Вселенная без конца и края, будет всегда! «От философских мыслей его отвлёк легкий толчок в плечо. Кузнецов встрепенулся и вопросительно повернул голову.
– Вышли в заданный район, командир, – прокричал на ухо борттехник. – Сейчас начнём кордебалет. Этот маневр Шурик разработал.
Сколько раз Кузнецову, как летчику, приходилось бывать в заданном районе? Во все направления пролегли трассы винтокрылых машин. И всё так просто и обыденно в мирной жизни, но заданный район на войне – это нечто другое.
Он резко повернул вертолёт влево, перевёл переключатель на стрельбу из бортовых пулеметов, нажал на кнопку. Оба пулемёта ударили короткими оглушительными очередями прямо по горизонту. Литвиненко передёрнул затвор носового пулемёта, вправил патронную ленту и задорно стукнул кулаком по стволу. Пулемёт как будто этого и ждал, рыкнул и затараторил. Юрий приподнял ствол и веером полоснул длинную очередь по пикам горных вершин. В кабине неприятно запахло пороховыми газами. Кузнецов приоткрыл боковой блистер и отчётливо услышал, как выстрелили пушки группы прикрытия, впереди по курсу возникли фонтаны вздыбившейся земли и камня, раздался ракетный залп ведомого вертолёта капитана Ваканова. Неуправляемые ракеты уносились с бешеной скоростью и врезались в скалы. Вертолёты загасили скорость и произвели ложную посадку, взлетели, постреляли и снова сели, и так три раза в разных местах.
– Идём в квадрат 43, разворот вправо 45 градусов, – дал команду штурман.
«Начпо» довернул нос вертолёта на прямо в горловину ущелья, и вдруг услышал слабые хлопки выстрелов с земли. Он непроизвольно отшатнулся к бронеспинке сидения. Пуля прошила обшивку вертолёта и вышла в правый блистер, чудом не задев остолбеневшего от неожиданности борттехника. Он осторожно потрогал пальцами рваную пробоину и воскликнул:
– Бьют с крупнокалиберного, командир!
Ещё одна пуля заставила вздрогнуть всех. Она снова вошла с левой стороны, ударила по приборной доске и, чудом не разбив приборы, рикошетом ушла под нижний обрез переднего стекла. С невероятным скольжением, изменяя диапазон скоростей, выводил вертолёт «Начпо» из-под убийственного огня пулемёта, как привязанный, за ним следовал ведомый вертолёт капитана Ваканова. В эфире раздался тревожный голос капитана Чиркова:
– 347-й! Что там у вас?
– Нас обстреляли крупнокалиберным. 261-й, как поняли?
– Вас понял. Иду на снижение, прикрою…
Кузнецов настороженно взглянул вниз и отпрянул от блистера. Кучка людей в разношёрстных халатах залегла за россыпью мелких камней, и показалось, что целились и стреляли только в его вертолёт. Штурман быстро передёрнул предохранитель автомата и одним нажатием на спусковой крючок выпустил весь рожок куда-то вниз, в сторону стрелявших людей, громко крикнул:
– Командир, вижу! Они под нами справа.
– Понял. 347-й, полный вираж влево! Заход с прямой по середине ущелья!
По прямой, как на учениях, издалека теперь заходили вертолёты на залегших за камнями людей. Почти в упор, наверняка, Юрий Литвиненко выпустил всю ленту крупнокалиберных патронов, его побелевшие пальцы продолжали давить на гашетку умолкшего пулемёта. Сзади справа раздался мощный залп ведомого вертолёта капитана Ваканова, через пять-шесть секунд ударили вертолёты огневой поддержки, ракеты кучно легли на землю, перепахав каждый метр каменистого грунта. Зашли на повторный круг.
– Я – 347-й, захожу на посадку! 348-й и 261-й, прикройте меня! Десантуре приготовиться!
Вот и земля, покрытая черной копотью от разрывов ракет. Неожиданно почти из-под колес вертолета выскочил человек и, размахивая руками, бросился бежать по руслу высохшей реки. Бортовой техник, перезарядив пулемет, дал короткую предупредительную очередь, которая пересекла дорогу беглецу. Он упал на колени, схватился за голову руками и замер на месте.
– Не стрелять, возьмем живым! – скомандовал Кузнецов.
Афганцы Ахмат и Хасан, а за ними и лейтенант Кудрин выскочили из вертолёта и подбежали к вращающему обезумевшими глазами человеку, подхватили его под руки и волоком затащили в вертолёт. Десантники осмотрели трупы и, прихватив оружие убитых, влезли в грузовую кабину.
– Девятерых накрыли, командир, живых и раненых нет, пулемёт вдребезги, – доложил Кудрин.
– Хорошо! Взлетаем, идём к месту высадки.
Наконец-то земля покрылась вечерними сумерками, солнце спряталось за вершины гор, и лишь звено поддержки капитана Чиркова виднелось на фоне потемневшего неба.
– Командир! Под нами район высадки, квадрат 43. Ветер 340. Можем десантировать, – доложил штурман.
– Хорошо. Десантникам приготовиться. Высадка с режима висения, – дал команду «Начпо».
Олег Кудрин приподнялся с сидения, поправил висевшие на ремне гранаты, передёрнул затвор автомата, десантники последовали примеру командира. Ахмат громко прокричал:
– Пленного возьмём с собой, допросим на земле в спокойной обстановке.
«Начпо» утвердительно кивнул головой и привычными координированными движениями рук и ног загасил скорость. Стрелка указателя подошла к отметке 50 км/ч, когда раздался тревожный голос капитана Чиркова:
– 347-й! По курсу 1,5–2 км вправо наблюдаю лежачих вьючных, единиц шестьдесят-семьдесят. Что будем делать, командир?
Считанные секунды Кузнецов принимал решение, нажав на кнопку «Радио»:
– 261-й! Передайте Омару – иду на проверку каравана. Штурман, объясни Кудрину ситуацию, пусть готовит гвардейцев к высадке!
Вот она, горка, разворот и перед глазами – сбившиеся в группу животные, верблюды и ослы, насторожив уши, прислушивались к шуму приближающихся вертолетов, на спины животных были навьючены длинные деревянные ящики и тюки. Людей не было видно, это и насторожило Кузнецова. Он три раза нажал на кнопку СПУ, что для экипажа означало: «Будьте готовы». Борттехник вновь припал к пулемёту, а штурман высунул ствол автомата в прорезь двери. Обычно караванщики приветливо махали руками или советскими флагами, группировались на пригорке и терпеливо ждали соблюдения необходимых формальностей проверки, здесь все было странно, не по привычной схеме.
– Проверить пулемётом, командир? – спросил борттехник.
– Не надо, может, мирный. Будем садиться.
Ночь быстро опускалась на землю, ещё немного и придётся возвращаться на базу. Кузнецов уже догадывался, что эта встреча с караваном не случайна, что-то должно было случиться. Так и произошло.
Звонко бухнул первый выстрел английской винтовки, глухо протарахтел автомат, в ночную тишину ворвалась разноголосица беспорядочной стрельбы, из-под туш животных показалась вооруженная охрана. «Начпо» толкнул ручку управления вертолётом от себя и с левым креном отошёл от каравана в сторону от ущелья в какой-то боковой каньон. Звено прикрытия открыло стрельбу по периметру ущелья, снаряды рванули вблизи каравана, но урона не нанесли. По неписанному закону, после предупредительных выстрелов караванщики должны поднять руки и выйти на открытое место, но по группе прикрытия ударил тяжелый пулемёт, застрекотали автоматы.
– 263-й! Поднялись давление и температура левого двигателя, вероятно, пробита маслосистема. Разрешите отстреляться и возвратиться на базу. Как поняли? Приём, – раздался в эфире взволнованный голос командира ведомой пары боевых вертолетов группы прикрытия.
– Возвращайтесь. Всем внимание! Открыть огонь на поражение! – дал команду Кузнецов.
Земля вздрогнула от десятков снарядов, вонзившихся в её тело. Пара боевых вертолётов из звена капитана Чиркова, с пробитой маслосистемой, выпустив весь боезапас и бухнув на прощание кормовой пушкой по каравану, ушла на север в сторону аэродрома. Неуправляемые ракеты вертолётов огневой поддержки рвали всё живое на своём пути. И людей, и животных разносила в клочья злая сила, вырвавшаяся на волю, вверх полетели ящики, вьюки, тела животных и людей. Но ещё строчил заколдованный пулемёт, неслись в сторону вертолётов огненные трассы.
– 261-й, подавите пулемёт! Произвожу посадку.
Раздался залп пушек ведущей пары прикрытия, вторым заходом пара капитана Чиркова прочесала караван из пулемётов. Кузнецов краем глаз успел заметить, как подкашивались ноги гордых верблюдов, и они неуклюже падали на землю. Вислоухие ослы пытались вырваться из огненного мешка, но сползшие со спин на землю ящики не давали беднягам тронуться с места. И только сорвавшиеся с привязи лошади с громким ржанием уносились прочь, в ночной сумрак, подальше от грохота и канонады.
«Начпо» выполнил разворот в наветренную сторону и произвёл посадку, ведомый вертолёт капитана Ваканова сел рядом. Кудрин дал команду, и десантники один за другим покинули вертолёт.
* * *
Усман Алиханов осмотрел пустые стены шатра, достал из сундучка туго набитый землёй мешочек и сунул его в карман. Он встал на колени лицом на восток, склонил плешивую голову и долго читал молитвы, усердно отбивая поклоны. В последний раз плавно провёл по лицу ладонями и решительно направился к выходу. Около шатра били копытами и беспокойно ржали застоявшиеся, почуявшие близкую дорогу лошади. Его верные воины расположились у костра и пили чай, увидев своего повелителя, вскочили на ноги и почтительно склонили головы. Эти люди были оттуда, с родины, его земляки, и он, как мог, заботился о них, оберегал и лелеял, и они поклонялись ему, верили каждому слову, были преданны и надежны. Усман окинул их взглядом, негромко заговорил:
– Я отправляюсь на родину, поведу караван к Ахмат-шаху Масуду. Дорога трудна и опасна, кто не хочет идти со мной, может остаться в кишлаке, я не буду держать обиды, у каждого своя дорога в жизни. Я свою прошёл и возвращаюсь на могилы предков, вы свободны в выборе. Да продлит Аллах вашу жизнь!
За его спиной послышался приглушенный шёпот, вперёд выскочил Мамед Керимов, тридцатилетний великан с живыми детскими глазами и шрамом, пересекшим щеку надвое. Упав на колени перед стариком, он заговорил:
– Господин! Осыпь своей милостью верных своих воинов, не обижай сыновей Аллаха. Мы выбрали дорогу и не свернём с неё, умрём, но не бросим своего хозяина и командира.
Старик обнял за плечи верного джигита, посмотрел в его преданные глаза и троекратно расцеловал.
– Я горжусь тобою, Мамед. Если бы у меня был такой сын…
– Мы все твои сыновья, умрём, но не покинем тебя, – под восторженно одобряющий гул голосов закончил Мамед.
– Спасибо вам… Помолитесь, попросите у Аллаха прощения грехов, и через пять минут выступаем.
Усман подошёл к старому своему адъютанту и положил руки ему на плечи.
– Помнишь, в Ферганской долине ты искал меня трое суток? Я был на могиле у Лизы и взял на память горсть земли, вот она в мешочке, в кармане. Хотя и была она не нашей веры, но мы искренне любили друг друга. Высыплешь землю в мою могилу, такова моя последняя просьба к тебе, мешочек с землёй, где бы я ни погиб, ты найдешь на моем теле. Двигайся за нами в одиночку, я хочу, чтобы ты похоронил меня. Не перечь, прощай, друг…
Они обнялись, как два старых, засохших дерева. Абдулла по-простецски, всей пятерней вытер выступившие на глаза слёзы и прошептал:
– Всё сделаю, как ты просишь, Усман.
Алиханов отстранил от себя Абдуллу, крепко поцеловал в жёлтые потрескавшиеся губы, резко повернулся, подошёл к склонившему голову коню, похлопал его по огненно-рыжей гриве и вставил ногу в стремя, Абдулла помог ему запрыгнуть в седло. Подняв руку вверх, Усман произнёс одно единственное слово: «Вперёд!» Всадники гикнули, лошади сорвались с места и понеслись вдогонку за лошадью Усмана, Абдулла остался один.
Солнце закатывалось за дальние горы, когда Абдулла услышал далёкий гром, он выскочил на улицу и прислушался. Снежная лавина в середине лета? Гром в ясном небе? Может быть, показалось? Он засеменил на торговую площадь, где ещё был народ. Знакомый торговец мукой, обтерев белую пыль с лица, произнёс:
– Стреляют. И когда это кончится?
Старый Абдулла подошёл к торговцу, дрожащим голосом спросил:
– Где стреляют?
Тот махнул рукой:
– Везде стреляют, а сейчас там, за перевалом, на севере. Вам плохо? Может, чем помочь?
Абдулла уже не слышал его. Не чувствуя под собой ног, он поспешил обратно в шатёр, собрал в рюкзак свои пожитки, сунул в него ломоть хлеба, запасся водой, зыркнув по сторонам, спрятал кошель с золотом на груди, подобрал крепкую, суковатую палку, повесил на неё сапоги, поклонился и босиком отправился в путь. Он шёл на север, по следам хозяина, наверняка зная, что скоро встретится с ним.
* * *
Выпрыгнув из вертолёта, лейтенант Кудрин огляделся. Впереди что-то горело и гулко взрывалось, по долине стелился еле видимый дым, щипавший глаза и оседавший чёрной копотью на землю, вечерние солнечные лучи затерялись в вершинах гор, дневной зной сменился вечерней духотой. По бокам вертолёта залегли Дектярев и Неделин, метрах в двадцати от хвоста примостился пулеметчик Виктор Озеров со своим незаменимым ручником. Подняв облако пыли, метрах в тридцати выполнил посадку второй вертолёт. Открыв блистер, капитан Ваканов помахал рукой. К нему подбежал сержант Садыков, что-то спросил и оглянулся в поисках Кудрина. Олег сам подскочил к сержанту:
– Садыков, зайдешь к ним в тыл, обойдешь караван по кромке долины. Постарайся не обнаружить себя, я ударю в лоб, – прокричал, сложив ладони рупором, Олег.
Сержант, перекинув ремень автомата через плечо, покивал головой, хрипло ответил:
– Понял, командир, возьму первое отделение, мы быстро.
– Ударишь только после нашей атаки, впрочем, смотри по обстоятельствам. Дашь знать красной ракетой. Всё понял?
Садыков весело козырнул и попытался еще что-то сказать. Олег толкнул его в плечо и бросился догонять основную группу десантников во главе с сержантом Ефремовым.
– Ахмат, командуешь левым флангом, Ефремов, руководишь правым, я в центре! Взять караван необходимо до темноты. Короткими перебежками, марш!
Олег пробежал несколько метров, когда шальная пуля сорвала панаму с его головы, и он, больно ударившись коленкой о камень, плюхнулся на землю, поискал глазами укрытие и, перевернувшись, спрятался за круглой скалой. Лежа на животе, с любопытством ощупал аккуратную дырочку правее кокарды, поморщился и засунул панаму под ремень, скосил глаза в сторону и увидел торчавшие толстые подошвы армейских ботинок. Потянул за ногу, в ответ кто-то лягнул его по скуле. «Живой!» – обрадовался Олег. – Он рванул тело за обе ноги, и радист Ларин юзом влетел в укрытие.
– Миша, где рация?
Радист с трудом оторвал голову от земли, посмотрев на командира бессмысленными глазами.
– Рация где? – спокойно повторил Кудрин. В глазах Ларина мелькнул страх и ужас, он по-мальчишески шмыгнул носом, вытерев его рукавом маскхалата, ответил:
– В вертолёте, впопыхах забыл, думал, вернёмся…
– Успокойся, Миша. Давай по-пластунски к лётчикам за рацией! Слышишь, пулемёт заговорил? Пусть прижмут «духов» к земле и подавят его. Действуй, я тебя прикрою.
Опомнившийся радист виновато взглянул на командира, развернулся и ловко, как ящерица, пополз обратно, вскочил на ноги и, петляя, как заяц между камнями, двинулся короткими перебежками. Кудрин слегка высунулся из-за камня, прицелился и короткими очередями ударил по встречным огонькам, сверкающим в наступающей темноте. Кто-то рядом пустил длинную очередь в небо. Спохватился, выровнял прицел и уже спокойно повёл огонь по каравану. Дружно заговорили автоматы всей наступающей цепи десантуры. Лейтенант облегчённо вздохнул, как он сам, так и его ребята оправились от внезапного встречного огня «духов». Пройдёт немного времени, и они возьмут этот окрысившийся караван. В это время вертолёты огневой поддержки встали в круг и, беспрерывно пикируя, атаковали остатки каравана. Наконец-то обнаружили замаскированный пулемёт. Капитан Чирков ударил из пушки. Песчаный грунт вздыбился, завалив огневую точку и похоронив пулемётчика. Кудрин под прикрытием огня вертолётчиков вплотную подполз к каравану, вскочил на ноги и метнул гранату. Мельком увидел Ахмата, Неделина, Дектярева… Десантники, яростно строча из автоматов, опередили его и ворвались в расположение каравана. Кудрин быстро сменил рожок и, стреляя короткими очередями, бросился следом. Кто-то закричал «Ура!», он подхватил звонким голосом и закружился в вихре рукопашной схватки.
Садыков собрал своё отделение у подножья каменистого плато, энергично жестикулируя, объяснил задачу. Оставив лишнее снаряжение, десантники двинулись в противоположную сторону от каравана, пробежали с полкилометра. Сержант оглянулся и увидел, что они вышли на открытую местность, приказал продвигаться ползком. Преодолев на животах не одну сотню метров, они очутились в тылу каравана. Теперь Садыков терпеливо ждал атаки основной группы, тревожно вслушиваясь в звуки отдаленного боя, Самошвили открыл портсигар и протянул сигарету сержанту:
– Закури, Рустам, утро вечером мудро. Лейтенант даст, и мы поддадим и задавим эту гидру революции.
– Контрреволюции, – поправил Садыков, чиркая спичкой о коробок. – И не мудро, а мудренее.
– Я и сказал: ликвидацию беспорядка будем делать, – попытался разговорить сержанта неунывающий Самошвили.
Садыков отмахнулся от друга-говоруна, переполз к краю ущелья, прижавшись к гладкой скале, выглянул наружу. Они сделали большой крюк, и караван был намного ближе, чем он ожидал. В сгущающихся сумеркам Садыков видел далёкие силуэты «двадцатьчетвёрок» и яркие вспышки в центре каравана. Атака вертолётов разрешила мучивший его вопрос «когда атаковать?» Как завороженные, смотрели десантники на работу винтокрылых машин. Вертушки стремительно носились на малой высоте, сотрясая тишину ракетными залпами, уничтожая всё живое на земле.
Несколько ослов с налитыми кровью глазами пронеслись мимо, волоча за собой обрывки верёвок и привязных ремней, проковылял исполосованный осколками верблюд, метрах в двадцати от них он упал на передние ноги и дико закричал. Из горла хлынула кровь, и бедняга захлебнулся ею, повалился на бок и задергался в предсмертной агонии.
Садыков зло сплюнул, затянулся сигаретой и бросил окурок под ноги.
– Всё, ребята, пора, приготовьте гранаты.
Он достал ракетницу и выстрелил, махнул рукой и побежал в сторону шарахавшихся от него ослов. Преодолев метров триста, разгорячённый сержант увидел первых врагов. Кучка оставшихся в живых «духов» ещё сопротивлялась в центре каравана, а часть бежала вслед за ослами. Самый трусливый и прыткий оказался в первых рядах отступающих. Его ужасающий вопль при виде наступающих десантников пронёсся над ущельем и тяжёлым эхом отозвался в горных вершинах. Садыков огрел его прикладом и, вертанув автомат в руках, расстрелял в упор короткой очередью. Крик застрял в горле душмана, и он тяжело свалился на землю. Сержант запнулся за распластанное тело и рухнул рядом, через него перескочил Самошвили с автоматом в одной и гранатой в другой руке. Навстречу ему поднялся поджарый, заросший бородой великан. Кацо нажал на спусковой крючок, но выстрелов не последовало. «Кончились патроны», – промелькнуло в голове, вспомнил про гранату и швырнул её, которая волчком покатилась под ноги великану. Душман ловко прыгнул в сторону, спрятал голову за тушу мёртвого верблюда и замер в ожидании взрыва. Самошвили упал в метрах трёх от него и инстинктивно прикрылся руками. Прошло несколько секунд, пока враги поняли, что граната не взорвалась. Оба поднялись с земли, встретились глазами. Кацо выругался по-грузински, душман хмыкнул по-своему. Одновременно вскочили на ноги и бросились друг к другу. В руках душмана мелькнул нож, но очередь автомата сержанта Садыкова сразила его наповал. Грузин дрожащей рукой смахнул выступивший пот со лба. Почувствовал, как нервно дрожат колени.
– Рустам, – прерывающимся голосом выдавил он. – Я плачу долг…
– Ты лучше про патроны не забывай, – крикнул обогнавший его сержант.
Попавшие в огневой капкан душманы походили на диких зверей, стремившихся, во что бы то ни стало, прорваться через заслон охотников под командованием Садыкова. Сержант столкнулся с невысоким юрким коротышкой лет двадцати. Они упали и покатились по земле, царапаясь и сворачивая шеи друг другу. Душман подмял сержанта, придавил коленом грудь, выворачивая, ломая руки, дотянулся до горла и сомкнул грязные пальцы на шее Садыкова. В глазах сержанта потемнело, спазмом сдавило горло. Он отчаянно выгнул спину, рванул «духа» за волосы, слабеющей рукой вытащил нож, подвешенный на боку комбинезона, теряя сознание, изловчился и со всей оставшейся силой вонзил его под левую лопатку врага. Подбежавший Самошвили столкнул с сержанта хрипяшего «духа», несколько раз ударил Садыкова по щекам, открутил колпачок фляжки и насильно влил воду в рот. Садыков поперхнулся и закашлялся, с трудом открывая глаза.
– Будем жить, Рустам. «Духа» сильно тебя задушил?
Сержант, тяжело дыша, прошептал:
– Ничего… До свадьбы заживет.
* * *
Прошло несколько томительных минут. Работали двигатели, и где-то наверху тарахтела пара Ми -24. «Начпо» открыл блистер. В лицо брызнул выброшенный из выхлопного патрубка двигателя тёплый воздух, послышалась трескотня пулемёта и гулкие хлопки винтовок, по бокам и сзади вертолёта залегли десантники. Лиц не было видно, лишь силуэты вырисовывались на фоне потемневшей земли. Кузнецов повернулся лицом к штурману:
– Молодец, Кудряш, и об охране не забыл! Как с топливом?
– До дома хватит.
– Ну и ладно. Подождём Кудрина и домой. Что там видно?
Штурман высунул голову из кабины и всмотрелся в ночной сумрак.
– Тьма, как в преисподней. Кто-то бежит к нам.
В кабину влетел Миша Ларин и возбуждённо затараторил вслух:
– «Духов» полно, нас прижали к земле, голову не дают поднять, гады. Лейтенант приказал подавить пулемёт и расстрелять караван. Я не взял рацию, бегу обратно. Всё.
– Передай Кудрину: мы взлетаем через десять минут, о дальнейших действиях договоримся по рации. А ты смотри, головой за связь отвечаешь, умри, но рацию сбереги, иначе, труба дело.
– Всё ясно, командир.
Штурман дружески подмигнул сконфуженному радисту. Юрий помог надеть ему ремни рации на плечи, шлепнул Ларина по спине:
– Помни, раззява, что командир тебе сказал.
По переговорному устройству раздался спокойный голос «Начпо»:
– Штурман, займись расчётами, будем взлетать без включённых фар. Рассчитай время прохода по ущелью и точку набора высоты.
– Понял, командир. Смотри, 261-й атакует!
– Вижу, позови сержанта Дектярева.
Кузнецов высунулся из кабины и прокричал в ухо подбежавшему командиру группы прикрытия вертолёта:
– Мы взлетаем. Забирай своих и к лейтенанту, передай – после набора высоты выйдем на связь. Всё, выполняй!
К Дектяреву подбежали трое десантников, и вся четвёрка бросилась к каравану. Кузнецов нажал на кнопку «Радио»:
– 347-й, произвожу взлёт! 348-й, взлёт одна минута, скорость 120, смотри маяк. Набор в квадрате 40. 261-й, вам выход в квадрат 40. Набор высоты после выхода из ущелья.
Уверенным движением «Начпо» отдал ручку управления от себя, открыв блистер, бросил взгляд в кромешную темноту. Вся эта масса каменистых нагромождений просматривалась тёмным сплошным пятном по границе ущелья, будто какое-то чудовище сжимало и раздвигало свои огромные ручищи, пытаясь сомкнуться и раздавить вертушку, осмелившуюся нарушить покой гор. Наконец чудовище как бы нехотя разжало ладони, выпуская пленников на волю. Кончилось ущелье, полегчало на сердце.
– Командир, вошли в квадрат 40, – доложил штурман.
– 347-й, квадрат 40, набор 1200. 348-й, дистанция три, набор и выход на базу самостоятельно. 261-й, наблюдаете проблесковый?
– 261-й, наблюдаю южнее 2–3.
– Следуйте на точку самостоятельно. Я – 347-й! Волга! Как слышно? Приём.
В наушниках затрещало, откуда-то издалека прорезался голос лейтенанта Кудрина:
– Я – Волга, слышу вас хорошо, докладываю обстановку: караван взят, тьма оружия, бросить не могу, остаюсь до утра. Как поняли, командир?
– Вас понял, решение правильное. Слушай внимательно: сигналы ракетами, как договаривались на базе, рабочая частота прежняя. Над вами постоянно будут дежурить вертолёты, указывай место удара. Много осталось недобитых?
– Пока не знаю, но постреливают.
– Как потери?
– Двоих насмерть, пятеро раненых.
– Держись, мы скоро вернёмся. Ни пуха, ни пера тебе, Олег.
– К чёрту! Вам счастливо добраться…
* * *
После посадки на аэродроме подполковника Кузнецова пригласил командир полка подполковник Томарев. Лицо командира выглядело усталым, сказывалось волнение за исход операции. В кабинете находились командир десантно-штурмового батальона майор Востротин, начальник разведки бригады капитан Быстров и капитан Чирков. Томарев подошёл к стене и отодвинул занавеску, прикрывающую крупномасштабную карту.
– Докладывайте подробнее, подполковник, что, где и как?
«Начпо» взял указку и подошёл к карте.
– В район высадки мы вышли нормально, выполнили ряд необходимых ложных маневров, уничтожили замеченную группу «духов», одного захватили в плен. В момент приземления в квадрате 43 капитан Чирков обнаружил замаскированный караван, по нам открыли сильный огонь, нервишки не выдержали у «духов». Чирков сделал предупредительный выстрел из пушки, в ответ ударил пулемёт. Я принял решение на уничтожение каравана.
– Вы уверены, что это не мирный караван?
– Абсолютно. Во-первых, они выступили на ночь глядя, хотя известно, что ночные передвижения через границу запрещены, во-вторых, открыли огонь по нам, не из допотопных ружей, а из современных винтовок и автоматов. В-третьих, лейтенант Кудрин подтвердил очевидное, там и сейчас не прекращаются выстрелы.
– Убедительно. Продолжайте.
– Я связался с лейтенантом Кудриным. Он принял решение брать караван. Мы согласовали дальнейшие действия. Прошу нашим экипажам продолжить работу, мы освоились в заданном районе, и нам будет легче, чем другим.