Александр Сергеевич Зайцев
Путина
– Эй, псина – в конце зала раздался приманивающий свист, дородный дядька, видно, закончил есть и развернул на полу остатки, маня собаку рукой. Серый не заставил себя долго ждать, за ним устремилась и девчонка.
– Жень, да посиди ты – только успела сказать ей мать вдогонку, печально поглядела ей вслед, потом перевела глаза на меня – опять со мной месяц разговаривать не будет.
– Из-за собаки – спросил я, догадываясь об ответе.
– Ага – вздохнула она – к родственникам едем, а там своей живности полно, и мы еще свою приведем. Она меня уже третий год просит о собаке, а куда нам собаку, сами не лучше.
– Не переживай милая – вдруг влез в наш разговор дедок, он сидел справа от меня, женщина с удивлением поглядела на старика, а он наклонился к ней и вполголоса добавил – за собачку не переживай, не долго ей жить осталось.
– Да что Вы такое … – спутница моя аж занемела на полуслове и посмотрела на меня, круглыми от страха глазами, ища помощи.
– Ты, чего дед несешь – повернулся я к соседу.
– Ты на меня юноша не зыркай – спокойно ответил старичок – я тут не причем, на причале его местные собаки сожрут, традиция у них такая, еще с царских времен, каторжанских, всех новеньких они так встречают.
– Не может быть – не поверил я – чтобы собаки собаку ?
– Смотря, какие собаки – по-философски закончил за меня сосед.
– Чего же мне делать – женщина засуетилась, руки ее судорожно мяли пуховой платок – Женька увидит, нельзя этого, а мне с баулами его не удержать.
– Помоги, парень – она смотрела на меня, косясь на дочь, которая спокойно стояла в стороне, дожидаясь пока Серый справится с угощением – уведи его с причала, а там как-нибудь уж, а дочке скажем, что ты его с собой забираешь, в армию служить.
–Да мне то он куда.. – поначалу попытался отказаться я, но картина, которую могла увидеть маленькая девочка заставила меня согласиться – только поводок мне какой-нибудь нужен, не удержу я его за холку, здоровая псина.
– Держи – старик протянул мне отрезок веревки – должно хватить, только запомни, если вдруг вокруг тебя свара начнется, беги со всех ног, на лоскуты разорвут, и екнуть не успеешь.
Господи, думаю, вот еще влез в историю, дед, вроде не болтун, люди же кругом, не уж то не помогут отбиться от собачей своры, на пароме собак штук десять бегает, надо в первые ряды на высадке пробиться, успею проскочить как-нибудь в первых рядах.
От этих грустных мыслей меня отвлекло появление Женьки и Серого, который трудолюбиво облизывался, совершенно не догадываясь, о своем незавидном будущем.
– Ну-ка Серый, иди ко мне – начал я свою роль первым, похлопав рукой по голенищу сапога, пес повернулся ко мне и осторожно приблизился. Я достал из кармана свою последнюю заначку, два бутерброда с рыбой, и скормил их псу, осторожно прилаживая поводок на его крепкую шею.
–Жень – продолжила игру женщина – дядя Серого с собой в армию забирает, он там будет служить, там много собак живут, ты же знаешь, что с нами ему нельзя.
– Правда – на меня устремился ясный детский взгляд.
– Правда – ответил я, стараясь не смотреть в Женькины глаза – будет при деле, как и все остальные, охранять и защищать.
Пока Серый ел, веревка его не тревожила, но когда бутерброды закончились, он заартачился, но я обманул его, отдав конец поводка девочке, они стали играть с веревкой, так что к концу нашего путешествия Серый привык к своей привязи.
На пароме просигналили ревуном, подходили к Холмску, мы, несговариваясь, стали пробираться поближе к трапу в толпе таких же торопыг. Через головы я старался рассмотреть причал, волнение в проливе поутихло, можно спокойно стоять, не хватаясь руками за все подряд. На берегу суетились люди, все как обычно, много встречающих, собак среди них я насчитал штук пять, и то, некоторые были с хозяевами, на поводках.
Чего это дед мне тут наплел, с этими шавками Серый и без меня справится – думал я, разглядывая причал и его окрестности, и тут, повернув голову вправо, увидел наконец-то, кто нас поджидает. Метрах в трехстах, где был уже голый берег, среди черных скал собралось около полусотни собак, некоторые, нехотя, цапались между собой, но большинство спокойно сидело и, не отрываясь, смотрело на приближающийся паром. От этого спокойного взгляда сотни собачьих глаз меня начал бить колотун, Женина мама, заметив, что я закаменел, посмотрела в туже сторону и схватилась руками за поручень.
– Пробирайтесь быстрее к самому трапу, на выходе постарайтесь как можно быстрее увести дочку, – нагнулся я к ней.
Она повернула ко мне белое от страха лицо и только кивнула в ответ, потом, кое-как собралась и повернулась к Женьке – давай, дочка, прощайся с Серым, нам надо вперед идти, чтобы первыми к автобусу успеть.
Девочка молча обняла собаку за шею, прижалась к ней, Серый, по ходу прощания успел вылезать ее с ног до головы, потом рванулся, было за ними, но я удержал его, стараясь ласковыми словами объяснить ему, что спешить некуда. С берега подали трап, и мы потихоньку начали двигаться к выходу. Пока мы шли к трапу, я все думал, что же эти волки будут делать, на приступ что ли пойдут, тут же сотни людей. Но оказалось все гораздо проще.
Как только мы с Серым спустились с трапа на причал, в людской толпе я заметил пару местных дворняг, возле них уже крутилось с десяток псов, которые плыли вместе с нами. Серый тоже устремился туда, но я вернул его обратно, вертя головой во все стороны, стараясь разглядеть его прежних хозяев. Это меня и сгубило. Пес повторил свой рывок, да так мощно, что я грохнулся на колени и выпустил веревку. Когда я вскочил, Серый уже вертелся в куче себе подобных, эта «свадьба» стала стремительно удаляться к тем зловещим черным скалам, засланные «дамы» свое дело знали, весь будущий «обед» радостно бежал рядом с ними.
– Серый, стой, ко мне – закричал я – ко мне, ко мне дурень!
Пес затормозил, обернулся на секунду, и опять рванул за остальными. Они стремительно неслись навстречу своей смерти, странно, но местное зверье и с места не сдвинулось, все только встали и внимательно смотрели на приближающихся новичков, как будто ждали, пока новенькие не пересекут какую-то зловещую черту.
– Стой, Серый, стой, ко мне – что есть сил, заорал я вслед.
– Поздно, хана твоей псине – раздалось позади меня. Сказано это было так спокойно и буднично, что меня покорежило, я развернулся, чтобы заехать в рожу этому наблюдателю, но впереди раздался собачий визг, все, началась бойня. Возле черных скал все смешалось в один клубок, из которого вылетали какие то тени и опять бросались обратно в кучу, ветер принес обрывки предсмертного хрипа, собачий рев разом покрыл все вокруг, заглушая прибой. Я еще раз обернулся, стараясь рассмотреть в толпе маму с дочкой, но, слава Богу, их нигде не было видно.
– Смотри-ка, кто-то вырвался – произнес кто-то из наблюдателей.
От места побоища к нам навстречу летела какая-то точка, с десяток таких же бросилось за ней, но рассмотреть беглеца было невозможно. Они настигли его, завертелась собачья драка, но герой опять отбился и рванул к нам. Солнечный зайчик, пару раз сверкнул на нем, и я понял, что это Серый, это от его каштановой спины отражается солнце.
– Стой, стой идиот, разорвут же – закричали мне в спину, но мне было все равно, во мне кипела страшная злость и к этому расчетливому зверью и к этим людям, спокойно взирающим на эту местную достопримечательность. Слева от меня шел какой-то забор с колючкой, краем глаза я увидел часового на вышке, он что-то кричал мне и махал руками. Серый, теперь я его ясно видел, летел ко мне навстречу изо всех сил, за ним неслась местная кодла, до него оставалось не больше сотни метров, когда его опять сбили с ног. Огромный лохматый черный кобель ударил его сбоку, валя на спину, и накрыл его своей тушей, тут же подоспели другие, раздался страшный предсмертный собачий визг. Дальше все понеслось как во сне. У меня в руках оказался обломок металлического уголка, видно подобрал сходу, не раздумывая, я ударил по черепу первой же подвернувшейся мне собаке, собачьи мозги разлетелись в разные стороны. Руками и ногами я стал расшвыривать в разные стороны эту кучу, висевшую на Сером, отбиваясь от злобной своры, пока не добрался до их вожака. Он повернул ко мне свою окровавленную морду, отрываясь от глотки Серого, тот лежал мешком, и спокойно посмотрел мне в глаза, оценил, и не раздумывая, прыгнул на меня. Ударом уголка я сшиб его в сторону, но остальные поняли команду своего командира. Собачьи клыки рванули меня сзади, под коленом, мне вцепились в руки, я закрутился на месте, раздавая удары направо и налево, и думая только об одном, не упасть, не упасть. Сильный толчок в грудь опрокинул меня на спину, каким-то чудом я успел перевернуться на живот и закрыть лицо руками. В затылок мне дыхнуло мерзкое зловоние звериной пасти, дикая боль била по ногам, по шее, теряя сознание, я закричал, что было сил. Откуда-то, издалека, грохнул выстрел, еще один, потом рядом, как будто бы над ухом ударил Калашников, раздался собачий визг, и все стихло. Я не мог двинуться, все тело горело как в огне. Послышались крики, приближающийся топот, опять ударила автоматная очередь.
– Исламбеков – раздался надо мной властный голос – добей эту сволочь. Грохнул одиночный выстрел, рядом со мной что-то захрипело, забулькало. Меня осторожно перевернули на спину, в лицо ударил водопад.
– Жив – на меня смотрел капитан, по погонам из ВВ, рядом с ним еще два бойца шумно отдувались от быстрого бега.
– Жив – прохрипел я, слизывая воду с лица, – дайте попить.
– Дадим, дадим по первое число, – пошутил капитан и повернулся к стоявшим рядом солдатам – Каримханов, дай фляжку и бегом за носилками и людей еще возьми, бугай здоровый, не унесем.
– Ты прапор совсем дурак – капитан осторожно приподнял меня за шею и прислонил фляжку к губам – куда тебя хрен понес, опоздай мы, от тебя и подметок бы не осталось, это же зверье натуральное.
Он пнул ногой куда-то в сторону, превозмогая боль, я повернул голову и увидел рядом с собой черного вожака, лежащего в луже крови. В оловянных глазах его застыла смертельная злоба, с прикушенного языка еще сочились капельки слюны. Рядом с ним валялись трупы еще двух собак, а дальше лежал Серый. Я попытался посмотреть на свои ноги, но боль волной пошла по всему телу, я выгнулся и застонал.
– Терпи парень – капитан насильно уложил меня – лежи, не дергайся, сейчас мы тебя в санчасть потащим.
– Что у меня там – простонал я.
– Ничего у тебя там – ответил капитан, вытаскивая из кармана платок и засовывая его мне за шею – порвали тебя, особенно ноги, лежи спокойно, чтобы от болевого шока не загнуться. Повезло тебе, что на вышке Ислам стоял, он у нас стрелок известный, молодец, догадался без команды пальнуть, если бы он эту черную образину с первого выстрела с тебя не снял, сожрали бы тебя без остатка.
Я хотел поблагодарить стоявшего рядом солдата, напрягся, но боль опять запульсировала, да так сильно, в глазах замелькали светлячки, и я провалился в темноту.
Очнулся на койке, рядом медсестра капельницу прилаживает, слабость, рот открыть не могу, весь в поту, как бычок в томате.
– Очухался герой – сестра с одного раза нашла иглой вену – лежи молча, сейчас доктора приведу.
Через пять минут в палату вошел старший лейтенант, положил на тумбочку пачку документов и присел на стул рядом со мной.
– Как самочувствие – задал он неожиданный вопрос.
– Ничего – отвечаю, только слабость и мокрый весь, как лягушка, переодеться бы мне, а то, как дите малое.
– Что дите, так это прямо в точку – засмеялся он в ответ – а что мокрый, не мудрено, трое суток в жару провалялся, интоксикация у тебя братец была страшная, температура за сорок два, собирались уже в госпиталь, на переливание крови тебя отправлять.
– Что со мной – спросил я – что с ногами, саднит страшно.
– С ногами, как ни странно, все в порядке, – ответил он – еще побегаешь, как давеча, а вот на правой руке сухожилие задето, дня через два прооперирую тебя, гарантий не дам, сухожилие штука сложная, а пока лежи, сил набирайся. В часть твою отзвонили, через два дня к тебе заменщик приедет, заберет твоих молодых. Документы забери.
– Да, чуть не забыл – доктор обернулся на пол пути – тут тебя под твоими окнами посетитель дожидается, сейчас приведу, а то замучил он нас всех.
Какой еще посетитель, думаю, наверное, знакомые мои с парома, что я девчонке скажу, не уберег Серого. В коридоре раздался шум, захлопали двери, женский голос за дверью сочувственно произнес «о Господи, бедолага».
– Давай, давай проходи, – доктор широко распахнул дверь и чуть отошел в сторону, освобождая проход, – проходи, там твой спаситель.
В комнату осторожно просунулась собачья морда, вся в запекшейся крови, мама дорогая, это же Серый, узнав меня он заковылял ко мне, поскуливая и хромая на все четыре лапы, но, не дойдя до кровати совсем немного кулем грохнулся на пол.
– Да как же ты нашел меня – вырвалось у меня непроизвольно.
– По запаху – ответил за Серого доктор и, увидев мой недоуменный взгляд, засмеялся – не смотри на меня так, я тут не причем. Сразу после тебя появился, перед КПП двое суток просидел, гнали его, а он ни в какую. Мне бойцы сказали, что это, наверное, тот пес, из-за которого ты чуть жизни не лишился, вот я и пустил его за ворота, а то местные его быстро оприходуют, ни тебе об этом говорить.
Ну, проведал и пошли – обратился врач к Серому – вставай, поднимайся. Пес дернулся, стараясь подняться, но не смог, заскулив от боли, тяжело опустился на пол. Он жалобно смотрел на старшего лейтенанта, стуча хвостом по полу, как бы извиняясь за свою немощь.
– Оставьте его тут – попросил я доктора – пусть еще немного посидит.
– Только до вечера, а то мне комбат шею намылит, вечером я ему какой-нибудь угол организую – разрешил старший лейтенант, и как бы предваряя мою следующую просьбу, сказал – осмотрю я его, что можно будет сделать, сделаю. Ты сам выздоравливай и домой отправляйся, а то со своими способностями ты мне тут быстро ветлечебницу организуешь.
– Послушай – я остановил доктора в дверях – чего вы не перестреляете этих тварей, ведь они и на вас скоро бросаться начнут.
– Раза три отстреливали, но все без толку, в крови, что ли это у них, пройдет месяц, они опять собираются очередной паром встречать – ответил он и закрыл за собой дверь.
Мы остались одни. Превозмогая боль, я приподнялся на кровати, чтобы по лучше рассмотреть собаку, Серый тоже сделал попытку подняться и подойти ко мне, но опять неудачно, он скреб когтями по полу и скулил от боли и от обиды, что не может встать.
– Сиди, сиди спокойно – постарался успокоить я его – набегались мы с тобой, теперь лежать надо.
Мо слова успокоили пса, он положил израненную морду на лапы и шумно вздохнул, не сводя с меня своих благодарных глаз. Под его присмотром я заснул. Проснулся от прикосновения его шершавого языка, Серый все-таки дополз до меня и осторожно, не касаясь бинтов, лизал мои пальцы. У меня такой ком в горле встал, слезы рекой текут, уставился в потолок и реву.
Жидков осекся на полуслове, полез за сигаретами. Молчание прервал Степаныч, он крякнул, поднялся на ноги и пошел от костра в сторону спавших, там раздалось недовольное ворчание, кто-то конкретно помянул и Бога и душу и всех остальных. Степаныч вернулся к костру с фляжкой в руках, разлил всем по кружкам.
– И сколько ты там провалялся – спросил Гера, вытирая рот ладонью.
– Три недели – ответил Жидков, кивком головы поблагодарив Степаныча за угощение, – разлохматили меня конкретно, да еще сорок уколов в живот получил на сладкое. Доктор умница, и меня выходил и Серого заштопал. Я, когда ходить стал, пошел собаку проведать. Поселили его в сарае, стриженный, весь в зеленке, чудо какое-то с хвостом, но ничего, живой, в халат вцепится и не отпускает меня от себя. Капитана, который меня спас, навестил, отблагодарил как смог.
– И что же – спросил комбат – из всей толпы народа, который рядом с тобой на причале стоял так никто и не кинулся на помощь?
– Нет, похоже – Валентин отрицательно замотал головой – никто, да и что туда без оружия соваться, верная смерть.
– А дальше – спросил Степаныч.
– А дальше поехали мы домой – ответил Жидков – на причале я долго смотрел на то зловещее место, где месяц назад мне доходчиво объяснили, что не всякая собака – друг человека. Там было пусто, только ветер гонял по скалам какие-то обрывки, общество соберется скоро, через два дня новый паром.
Привез я Серого домой, Тамара, как увидела меня без штанов, давай охать, картина очень нерадостная. Понятно, какие у них отношения сложились, Серый поначалу пару раз к ней с лаской сунулся, а потом, как – будто и нет ее совсем, что прикажет, сделает, а так никакого внимания. Один раз, от дури своей, она на него веником замахнулась и задницей сервант встретила. В квартиру захожу, Тамара на серванте верхом, вся в слезах, вся посуда на полу, пришлось мне Серого в сарае определить, от греха подальше. А потом меня в Хурбу перевели, ну а дальше вы все знаете, сами видели.
– Видели – задумчиво произнес Гера – двое ему жизнью обязаны, помнишь Степаныч, как он, один, тигра держал, пока ты по снегу карабин свой шарил. Жалко, редкая собачка была, большинство, как на тигриный след встанут, уши в трубочку и визжат от страха.
– Было дело, пришлось мне тогда постираться на совесть – подтвердил бригадирские слова Степаныч под общий смех и добавил – давайте спать парни, три часа всего осталось, пошли Валентин, а то заснешь завтра за рулем, холодно уже плавать.
У костра остались комбат с бригадиром. Гера, тоже было, засобирался, но комбат остановил его вопросом.
– А кому еще Серый помог, кто второй-то? – спросил он.
– Андрюха – ответил бригадир, стоя над комбатом, – смотри киножурнал « Хочу все знать»
– Ты Гера совсем прибурел на должности своей – заострился Андрей – Вальку без спроса охмуряешь, я ведь и обидеться могу.
– Есть немного – бригадир внимательно посмотрел в сторону, куда ушли Жидков и Степаныч, и опустился на место – к хорошему месту грех не привыкнуть, не обижайся.
Он полез в карман, достал сигарету и долго мял ее в руке, то ли с мыслями собираясь, то ли решая говорить или промолчать. Закурил, пуская дым через ноздри.
– Второй дома сидит, в стенку глядит – сказал он в пол голоса – кстати, вот на его место я Вальку и сватаю. Не было никакого шатуна, наплели мы Валентину про медведя. Послали нас тогда за тигром, он за январь умудрился почтальона и еще двух скотников сожрать. Приехали на место, а работы уже нет, местные без нас справились. Надо начальство из края ждать, лицензия на нас оформлена, акты, протоколы, тигр, он хоть и людоед, но еще и общесоюзная ценность. В деревне праздник, повод, сам понимаешь, не малый. На гулянии мои соколы с местными охотниками сцепились, обычный пьяный спор, у кого грудь больше. Вы мол, ребята известные, слов нет, весь Дальний Восток про Вас наслышан, так давайте посмотрим, кто первый в деревню снежного барана принесет. Круторог скотинка сложная, высоко живет, к подножию спускается изредка, охота на него большого умения требует, набегаешься по камням досыта. Убить это пол дела, надо еще и достать потом. Утром ушли по трое, от нас Жора, Сергей и Степаныч, с собаками, Серый в том числе, мы без него за тигром никогда не ходили.
– А ты чего не пошел – удивился Андрей.
– Хотел пойти, из-за тигра пришлось остаться, начальство вот-вот должно было подъехать – ответил бригадир, задумчиво глядя на пламя, потом выдохнул – живоглот чертов, надо было идти, я бы тогда Жорку удержал, дурака этого заполошного. А теперь….
Деревенские на пятый день вернулись – продолжил бригадир – с пустыми руками, через три дня Серега со стариком, тоже не солоно хлебавши, без собак, все ободранные, злые как черти, у Степаныча правое колено разбито, еле доковылял. Где Жорка, спрашиваю, куда собак подевали. После матерщины мне рассказали, что Жора забрал собак и погнался за стадом в одиночку, Сергею пришлось старика тащить домой, с карниза сорвался, хорошо, что снег был, летом бы расшибся наверняка. Продуктов у Жорки надвое суток оставалось, крайний срок завтра должен вернуться. Ждем. Через три дня собаки приплелись, Серого среди них не было. Не удивительно, не было еще случая, чтобы пес бросил человека в тайге, но возвращение остальных собак признак невеселый, что-то случилось. Собрали две бригады, и пошли искать, дошли до места, где Жорка остался один. Одна группа продолжила подьем по склону гольца, другие разошлись по разным сторонам, пытаясь подняться на вершину хотя бы с трех сторон и на всякий случай осмотреть подножие горы. В случае неудачи они должны были вернуться и подняться на вершину по нашим следам, там было назначено место сбора. Наверх вскарабкались, уже стемнело, нашли небольшую котловину для ночевки. Ни человека, ни собаки, только звериные следы, да и тех немного. Утром, не дожидаясь остальных, распалили два больших костра и стали стрелять, в надежде, что Жорка услышит выстрелы или дым, вершина гольца была господствующей в радиусе 20-30-ти километров, не мог же он по гребням дальше ускакать, если живой откликнется. К полудню к нам поднялись остальные, у них тоже ничего, подняться в других местах невозможно, сплошь отвесные скалы, и барану не залезть, не то, что человеку. Странно, что Серый до сих пор не появлялся, он то наверняка должен был услышать выстрелы. Он с нами вел вольный образ жизни, иногда пропадал дня по два, но всегда безошибочно находил нас в тайге, поводок терпел, когда требовалось его присутствие, а так постоянно просился на волю. Это только когда Валька с нами, он как привязанный, ни на шаг от хозяина. В общем, середина дня, надо, что- то решать. Поскольку Жорка был на вершине, другого пути у него просто не было, я предложил опять разделиться на две группы и разойтись. С вершины гольца было два пути, влево по скальному гребню можно было добраться до края котловины и с нее спуститься вниз, другая группа спустится по карнизам до звериной тропы, которая еле угадывалась в зарослях стланика, она круто уходила вниз, к подножию гольца.
– Ты что дорогой – со всех сторон на меня смотрели удивленные глаза – ума лишился, мы только что на него снизу смотрели, там и муха не удержится, не вздумай соваться на гребень. Это он издалека такой простой, у Вас все такие отчаянные.
– Так ведь если обратной дорогой пойдем только к ночи спустимся – я тоже стал распаляться – считай, день потеряем, третью неделю человек в тайге, мороз под тридцать, срок на часы пошел.
– Подожди командир, не кипятись – один из местных, высокий парень взял меня своей клешней и развернул в сторону гребня – посмотри-ка лучше вон на ту вершину, да не туда смотришь, правее бери, дальше, где сосна растет.
Его палец, похожий на танковый трак, сдвинулся вправо, в направлении двух небольших пиков удивительно правильной треугольной формы, расположенных на скальной гряде, один за другим. За ними я увидел небольшую вершину, солнце освещало снежный пик, на самом краю которого приютилась небольшая сосенка. Площадка просматривалась полностью, ничего подозрительного я не видел.
– Ну и чего – я обернулся к парню, его, кстати, Владимиром звали.
– Смотри внимательней – он приложил ладонь ко лбу, защищая глаза от яркого солнца – видишь марево над ней, я его полчаса уже наблюдаю, то пропадает, то опять появляется.
Я стал усиленно всматриваться, стараясь сосредоточить взгляд на каком-нибудь неподвижном предмете, находящемся на этой площадке. Выбрал сосну, с минуту она стояла неподвижно, а потом как бы заструилась, такое ощущение, что от нагретой солнцем вершины идет пар.
– Точно, точно – закивали мужики, они столпились у обрыва и, не отрываясь, смотрели на вершину.
– Что же это значит – голос мой задрожал, неужели есть надежда.
– Это значит, что там где-то костер – уверенно ответил парень – наверняка он у подножия, дым рассеивается, остается только столб теплого воздуха.
– Сколько до нее – я прикинул расстояние – километров десять, может двенадцать.
– Это по прямой – согласился парень – а по земле все двадцать будет, если не больше.
– Мужики – заторопил я всех – давайте ходу, на гребень не пойдем, половина со мной напрямик, по карнизам до тропы, а половина назад по склону, в обход, только не сбейтесь, чтобы Вас потом ждать не пришлось.
– Не придется – заверили меня – слушай бригадир, не лез бы ты туда, там и летом не каждый пройдет, а зимой и подавно, пошли все вместе назад, быстрее получится.
– Родные – взмолился я – давайте рискнем, время уходит, может, успеем до темноты на место выйти, бог его знает, что там за костер, кто у него греется.
Четверо согласились идти со мною, остальные заспешили в обратный путь. Пока мы спускались до тропы, хватаясь за все, что хоть как-нибудь держится, я мысленно благодарил того парня, умница, ведь углядел же, так бы разошлись сейчас, и сайгачили бы по тайге без пользы. Добрались до стланика, еле приметная тропка круто уходила вниз, следы копыт говорили о том, кто ей пользуется. Где на ногах, где на заднице, мы спустились с гольца метров на двести. Вдруг, тропа стала уходить вправо, к краю широкой котловины, которая лежала прямо перед гольцом. Что делать, идти по тропе стало опасно, очень крутой наклон, спускаться дальше, на дно котловины, в надежде найти проход. Решили пройти по тропе, не успел я сделать и двух шагов, как снег подо мной просел, и я заскользил вниз. Перевернувшись на живот, я распластался на склоне, пытаясь замедлить скольжение, хватаясь руками за кустарник. Остановился метрах в ста, ниже по склону, мужики, глядя на меня начали спускаться по уступам на дно котловины. До места старта я добрался за час, осторожно, где на коленях, где по-пластунски, рисковать больше нельзя. Теперь надо догонять своих, они были уже далеко внизу, только не спеша, а то и опередить можно. Спустился с гольца, а парни уже идут мне навстречу, поворачивай обратно, говорят, не пройти тут, недаром тропа ушла в сторону. Провались все пропадом! Матерясь, мы стали карабкаться вверх по уступам, критику в мой адрес я терпел молча, иногда она даже помогала мне. На вершину выбрались уже в полной темноте, о том, чтобы спуститься с гольца по склону, попытаться догнать вторую группу я и не заикался, могли бы запросто скинуть меня обратно. Переночевали, на рассвете, вдруг, откуда-то с подножия гольца бахнул выстрел, за ним еще один, мы ноги в руки и вниз. Не доходя метров триста до подножия горы, с тропы я увидел внизу дым от костров, возле начала подъема расположился какой-то лагерь. Мы ускорили шаг и через полчаса увидели своих, нам навстречу поднимались двое, тот высокий парень, который разглядел костер и еще один.
– Ну что – закричал я с уступа срывающимся от волнения голосом – нашли, живой.
–Живой – Владимир поднял голову, стараясь рассмотреть меня снизу, увидел, улыбнулся – живой, живой.
Слава тебе Господи, ну Жора сейчас я тебя метелить буду. Подошли к лагерю, а народ уже в путь собирается, костры погашены, только нас ждут. Возле костра, на самодельных носилках лежал Жорка. Лицо все забинтовано, один нос торчит, кисти рук тоже, из- под рукавиц бинты торчат, на правую ногу мужики наложили шину, видать перелом.
– Что с ним – спросил я и положил ему руку на плечо, тихонько потряс, – Жорка, Жорик.
– Оставь его, спит он, – Володя убрал мою руку с Жоркиного плеча – идти надо бригадир, времени мало, до дома еще двое суток скорым шагом. По дороге расскажу, тронулись мужики.
– Что с ним – повторил я свой вопрос, стараясь не отставать от носилок.
– Перелом, видать сорвался с горы, померз сильно, и рассомаха его погрызла местами – коротко объяснил Владимир – мы ему промедол вкололи на всякий случай, и сладким чаем напоили.
– Как рассомаха – удивился я и тут вспомнил о Сером – подождите мужики, а где собака, с ним же собака была?
– Не было собаки – ответили мне – рассомаха была, а собаки не было. Были там следы какие-то, но собачьи или волчьи, разбираться времени не было. Он без сознанья был, когда мы нашли его, руки и лицо в крови, видать, стерва, недавно ушла, нас услышала. Растормошили его кое-как, еле языком ворочает, ослаб с голоду. Вокруг себя все, что можно пожог, на карачках, видать ползал, прав ты был бригадир, не долго ему оставалось.
Чушь какая-то, про себя думаю, чтобы Серый человека в беде оставил, не было такого никогда, шесть лет с ним ходим. Ладно, разберемся, когда Жорка в себя придет.
