Александр Тимофеевич Филичкин
Проза. Рассказы книга 1
Анатолий
После окончания школы, я поступил на вечернее отделение строительного института Самары, где проучился пять с лишним лет. Среди моих однокашников был один парень, о котором я хочу рассказать. Звали его Анатолием. Он работал в отделе капитального строительства Куйбышевского мясокомбината. А жил он рядом со своим предприятием.
Как-то раз, я пришёл к нему в гости и увидел такую картину. Возле забора, который окружал комбинат, стояло несколько двухэтажных домов. Судя по внешнему виду, их возвели в начале пятидесятых годов.
Между ними приткнулся небольшой детский садик. Все эти здания глубоко ушли в почву. Так что, полы первого уровня оказались чуть ниже, чем тротуар. Во время сильных дождей, вода высоко поднималась и иногда, проступала меж прогнившими досками.
С другой стороны небольшого посёлка располагался жиркомбинат, с третьей молокозавод, ну, а напротив, через дорогу сильно чадила сталелитейная фабрика. Люди, живущие в том замечательном месте, могли, не выходя из квартиры, точно сказать, какой ветер сегодня на улице.
Если пахнёт подгнивающим мясом, то воздушный поток дует с юга. Если несёт какой-нибудь химией, с запада. Если тянет прокисшим уже молоком, значит с севера. Ну, а коли воняет горелым железом, то с востока. Некоторые, особо чуткие граждане, могли уловить и все прочие румбы, откуда летели «душистые» атмосферные массы.
Какое-то время, мой одногруппник обитал в общежитии, в восьмиметровой конурке с двумя молодыми соседями. Потом, он женился на работнице того же госпредприятия, и дирекция пошла навстречу сотрудникам.
Парней отселили и предоставили комнатку в распоряжение молодоженов. Но не долго, они там шиковали вдвоём. Скоро у них родился сынок, и стало так же тесно и шумно, как и раньше.
По две стороны, от жилья Анатолия, за дощатыми перегородками находилось с десяток других помещений. В них так же ютилось много людей. В конце коридора имелась тесная кухонька с парой газовых плит, душевая и, конечно, уборная.
Ни с того ни с сего, один из парней, вдруг решил, научиться на чём-то играть. Он обращался к друзьям и знакомым и брал на пробу предметы, что производили какую-то музыку. Он перепробовал шесть или семь инструментов, и по неизвестной причине, остановился на мандолине.
Соседи по комнате работали с ним в разные смены. Едва они уходили, как парень начинал тренировки. Дела шли достаточно плохо, он очень медленно продвигался впёрёд, но отличался невероятным упорством.
Слышимость в общежитии оказалась прекрасная. Так что, удивительно скоро, дребезжащие звуки, что доносились из-за тоненьких стен, довели всех до бешенства. Парня в глаза назвали лишь композитором и попытались с ним поговорить по душам.
Но меломан оказался несгибаемым стоиком и, плюс ко всему, прекрасным боксёром. Он дал всем достойный отпор и с неимоверным упорством продолжал заниматься. В конце концов, соседи смирились с его странной манией, и перестали совсем замечать бесконечные гаммы. А они, почему-то, никак не могли превратиться хоть, в какую мелодию.
В дальнем углу комбината располагалась большая площадка, покрытая толстым асфальтом. Там постоянно хранились крупные кости, извлечённые из разделанных в цехе животных. Кусочки мяса, что остались на них, съедали бродячие кошки, собаки и разнообразные птицы. В первую очередь, вороны и галки, которые слетались туда с разных сторон.
Ранним утром, во всех районах Самары, пернатые просыпались с восходом и проводили между собой перекличку. Они с оглушительным карканьем поднимались с деревьев, образовывали огромные стаи и очень организованно направлялись на Безымянку, на место кормёжки. Вечером, ближе к закату, сытые падальщики, тем же порядком, возвращались назад. Они устраивались на толстых ветках и спали там до утра.
Очищенные таким странным способом, кости перемалывали на муку, которую добавляли в кормушки скоту. Кроме того, из неё варили столярный клей. Он был очень хорош. Застывал достаточно быстро и держал очень крепко. Вот только вонял очень противно. Со временем от него отказались все потребители, и перешли на синтетику.
Как-то раз, моя дорогая жена сильно простыла, долго болела, и врачи предложили ей есть побольше говяжьей печени. Я сходил в магазин и узнал, что она появляется там очень редко.
Я помчался на рынок и с удивлением узнал, что этот, не очень вкусный субпродукт, неожиданно стал деликатесом. Цены на него взлетели до неба, и платить за него сумасшедшие деньги не поднималась рука. Ни у меня, ни у жены. Тем более, что в нашей семье совсем не любили это странное кушанье и принимали его, как лекарство.
Я вспомнил про Анатолия, с которым ходил в институт. Позвонил ему на работу и спросил, не мог ли он для меня выписать на мясокомбинате два-три килограмма печёнки? Он мне ответил, что нет проблем. Завтра же он всё сделает. Потом, по делам окажется в моём спальном районе и завезет мне покупку.
На следующий день, я вернулся с работы. Моя милая мама мне сообщила, что приезжал мой приятель и привёз огромный портфель, доверху наполненный печенью.
Как потом выяснилось, там оказалось двенадцать с лишним кило. Мама пригласила гостя в квартиру и напоила его чаем с печеньем. Пока он угощался домашними плюшками, она вымыла испачканный в крови саквояж, и отдала парню те деньги, что он потратил на субпродукты.
Кстати сказать, на данную сумму, на рынке удалось бы купить лишь полкило такого продукта. Вот только, было бы значительно лучше, если бы я поступил именно так.
Потому, что во-первых, печень заняла почти всю морозилку у нас в холодильнике. Во-вторых, моя жена и маманя, съели всего по несколько ложек жаркого, приготовленного из говяжьей печёнки.
Большую часть мы бесплатно раздали родным, а всё остальное мне пришлось употребить самому. Мол, сам покупал, вот и ешь. Так что, я регулярно давился деликатесом ещё более года.
После окончания стройинститута, мы с Анатолием встречались достаточно редко. Меж тем, он не оставался на месте, стремительно рос и к середине восьмидесятых годов занял место начальника ОКСа. Чуть погодя, стал замом директора по строительству своего комбината.
Как-то раз, мы с ним столкнулись на улице, и он предложил мне работу в «своём» проектном бюро. Я пришёл для осмотра, который должен был проводиться в их же медпункте.
Первое, что меня поразило, было обилие разных плакатов, висящих на стенах всех помещений. Все они оказались на одну только тему и рассказывали о тяжёлой болезни под названием ящур. Мне некогда было читать убористый текст, и спросил у врача: – Что это такое?
Выяснилось, что это очень опасный недуг, что вызывает воспаление суставов. Его передают человеку разные виды животных.
– Так это касается тех, кто постоянно общается с разным скотом, а мне придётся работать в проектном бюро. – успокоился я.
– Нет! – оборвала мои рассужденья медичка: – Это профессиональное заболевание на комбинате. Им может заразиться каждый сотрудник.
– Каким это образом? – удивился я этим словам.
– Люди, которые работают с разным скотом, приходят в заводоуправление, где находятся проектировщики, и посещают столовую. Они оставляют возбудителей ящура на перилах, на ручках дверей, и вообще, где угодно.
Я тут же ответил, что всё понимаю, ушёл с мясокомбината и больше туда никогда не являлся.
Но прежде, чем я вышел на улицу, меня в проходной остановила ядрёная молодица лет тридцати, одетая в чёрную форму так называемой, ВОХРы. Она предложила поднять руки к небу и хорошенько обшарила моё стройное тело от воротника куртки до самых ботинок.
Когда я шагал мимо большого забора, что окружал комбинат, то вспомнил историю, которую мне как-то раз рассказал Анатолий. Какое-то время назад, у них в разделочном цеху работал мужчина. В отличие от всех остальных, он зимою и летом ходил на работу в кедах огромных размеров. Каким-то таинственным образом, охрана узнала, что каждый день он брал с конвейера пару кусков лучшей вырезки, размером десять сантиметров на тридцать.
Но сколько его не проверяли на проходной, никогда ничего найти не могли. В конце концов, ВОХРовцы заставили мужчину разуться. Выяснилось, что в его внушительной обуви, вместо тоненьких стелек лежат два куска прекрасной свинины, завёрнутые в полиэтилен.
Таким образом, он каждый день, приносил с комбината больше одного килограмма свежего мяса. Мало того, по дороге оно хорошо отбивалось ногами, и его можно было сразу же жарить. Что, собственно, он и делал всегда.
Началась КАТАстройка, грянула разгул демократии, и на комбинате провели выборы руководителя. Главными претендентами на данную должность оказались сам Анатолий и его старый друг. Не помню, как его звали, но несколько раз мы все втроем, играли в футбол возле их общежития. Причём, входили в одну команду.
Два этих парня в один год окончили техникумы, и пришли по распределению в одну и ту же контору. Мой приятель имел диплом инженера-строителя, а его верный товарищ, являлся технологом по переработке животных на мясо.
Они жили в одной тесной комнате, до тех пор, пока не обзавелись красивыми жёнами. Но и после такой перемены, они продолжали дружить, только теперь это делали семьями.
Короче сказать, Анатолий проиграл эти выборы с минимальным отрывом. Неделю спустя, на комбинат приехало три чёрных джипа. Десяток бандитов ворвались в кабинет к молодому директору и поговорили с ним по душам. После чего, назначили «стрелку», для обсужденья размеров ежемесячной дани, которую нужно будет платить за «крепкую крышу».
Мой приятель услышал об этом и позвонил своему старому другу, который когда-то работал парторгом в районном отделении КГБ СССР. Тот переговорил с кем было нужно.
После чего, из «конторы» прислали десяток крепких бойцов. ГБшники выскочили из чёрных машин с помповиками. Они приблизились к оробевшим вдруг рэкетирам и заявили, что если ещё только раз, увидят их вблизи комбината, то перестреляют их всех к чёртовой матери.
Бандюки молча уехали, а комбинат стал платить отступного новым «защитникам». Сумма была даже чуточку больше. Весь этот спектакль, весьма походил на обычный «развод местных лохов».
В начале девяностых годов, новый начальник начал выдавливать с комбината тех старых сотрудников, кто его знал с давних времён. Одним из последних ушёл Анатолий. Меж тем, как ещё перед выборами, руководитель дал клятву, что занятая им высокая должность, не повлияет на их крепкую дружбу.
Для начала, старого друга назначили директором фирменного магазина от комбината. Правда, самой точки торговли, как таковой, пока ещё не было. Имелось лишь несколько комнат, арендуемых в здании. К тому же, совершенно пустых.
Наконец, мой приятель отремонтировал и оборудовал все помещения, и надёжно наладил продажу мясопродукции. И тут, его вдруг понизили до уровня зама директора.
На его прежнюю должность назначили чьего-то близкого родственника. Через несколько месяцев, Анатолий ушёл и с этого места. Причём, по собственному желанью начальства.
Спустя один год, оборудование крупнейшего мясокомбината Самары, разошлось за бесценок. Каким-то мистическим образом, оно всё попало в руки родных руководителя, избранного всем коллективом. Предприятие тут же закрылось, а все люди, что там усердно трудились множество лет, остались без всякой работы.
Языковой барьер
Как говорил, когда-то давно, Александр Сергеевич: – Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь.
Времена постоянно меняются, а подход к образованию народа остаётся всё тем же. По крайней мере, у знакомых мне школяров. Не знаю, как дела обстоят в настоящие дни, но все мои однокашники уверенно следовали указанию великого Пушкина.
Я тоже не особенно отличался от них и поэтому, не столько учил английский язык, сколько его «проходил». Вернее сказать, благополучно шмыгнул мимо него в средней школе, а затем, в институте.
На мой взгляд, это было верным решением. За всю мою долгую жизнь, данный предмет мог мне пригодиться раз пять или шесть. Однажды, ко мне в Самаре подошли иностранцы, которые, насколько я понял, хотели узнать, как можно проехать от улицы Революционной до берега Волги?
Как это ни странно, но я вспомнил кое-какие слова. Помогая себе разными жестами, я довольно подробно объяснил, где находится остановка и на какой трамвай им нужно сесть.
Не знаю, поняли меня эти люди или же нет, но они мне сказали: – Thank you! – то есть: Спасибо! – и устремились в указанном мной направлении.
Кроме того, я четырежды я ездил за границу страны, где можно было поупражняться в чужом языке. Дважды я так и сделал, и оба раза достиг определённых успехов. Сначала я расскажу о первом из случаев.
В восьмидесятых годах прошлого века, я с группой комсомольских работников поехал по турпутёвке в Болгарию. Мы путешествовали в междугороднем автобусе и по дороге туда и обратно, заодно осмотрели Румынию.
Перед нашим вояжем, нас проинструктировали в райкоме компартии и посоветовали всем подтянуть знание иностранных наречий. Якобы, за рубежом на нём все говорят.
Большинство из нас пропустили данный совет мимо ушей, и правильно сделали. Всю нашу дорогу группу сопровождал переводчик из местных. Так что, не возникало каких-либо проблем. Мало того, в Болгарии тогда все прекрасно понимали по-русски и могли очень легко объясняться с тобой.
А вот в городе Бухарест всё обстояло совершенно иначе. То ли, их сложный язык очень сильно отличался от нашего? То ли, они не были нам так благодарны за помощь во время войны, как братушки? Точно не знаю. Но я убедился в этом на собственном опыте.
Экскурсионный автобус остановился ещё ранним вечером. Нас разместили в гостинице и предоставили вечер для отдыха. Я оказался в двухместном номере с одним молодым человеком.
Мы с ним сходили на ужин, приняли душ и захотели посмотреть телевизор. Из того, что говорилось с экрана, мы ничего толком не поняли и решили, пойти прогуляться перед тем как, ложиться в кровать.
Мы прошлись по соседним кварталам, от нечего делать, заглянули в большой магазин, на местный рынок и купили какую-то мелочь. Нужно напомнить, что в те давние годы, советским туристам разрешали, иметь с собой сумму, равную тридцати с чем-то долларам.
Сами хорошо понимаете, разгуляться на них там не удастся. Так что, на обратном пути у нас практически не осталось валюты. Порывшись в карманах, мы выгребли, и пересчитали наличность.
Должен сказать, что банкноты в Румынии, тогда были в четверо больше советских, но они стоили, раз в десять дешевле, чем в СССР. Убедившись в своей платежеспособности, мы воспрянули духом, и зашли в небольшой магазин.
Мы прошлись вдоль прилавков и набрели на алкогольный отдел. Там находились батареи бутылок с неизвестными нам спиртными напитками. Мы изучили все ценники и с удивлением поняли неприятную вещь. Выяснилось, что мы очень мало можем позволить себе. Самое многое, приобрести небольшую бутылочку граммов на сто пятьдесят.
Приятель взял с полки приглянувшуюся почему-то чекушку, наполненную жидкостью, похожей на водку, и заявил: – Давай попробуем эту.
Я глянул на этикетку, написанную латинскими буквами, прочёл вслух названье: –«Mastica». – и весьма усомнился. Насколько я знал из личного опыта, под этим импортным словом подразумевается густая вонючая масса, которую на стройках страны, используют, словно замазку.
Иногда её применяют для окрашивания различных конструкций или наклейки облицовочной плитки. Потом я припомнил, что так называется некий состав, предназначенный для натирания паркетных полов.
Всё это не вызвало энтузиазма во мне. Я предположил, что в бутылке находится жидкость для хозяйственных нужд, и посоветовал взять что-то другое. Однако, другие названия мы не сумели даже толком прочесть, не то чтобы понять, что же это такое? По крайней мере, на нашей бутылочке мы, нашли знакомые цифры, что означали крепость напитка. Она равнялась сорока нашим градусам.
– Пойдём-ка, спросим у продавца. – предложил мой напарник и двинулся к выходу Мы прошли через зал и увидели молодую симпатичную девушку, лет восемнадцати.
– «Видно, недавно закончила школу. Вернее всего, изучала английский язык. В Восточной Европе теперь все на нём говорят». – подумалось мне.
Мы подошли к кассе и, не заморачиваясь правилами построения фразы, я напрямую спросил: – This drink? – что в переводе должно было значить: – Это выпивка? То есть, напиток?
Девушка испуганно посмотрела на нас, и что-то пролепетала на румынском наречии. Судя по напряжению, что отразилось у неё на лице, аборигенка впервые слышала «нормальную английскую речь». Хотя должен признать, она прозвучала с лёгким русским акцентом.
Убедившись, что нас совершенно не поняли, приятель задёргал руками и удивительно живо изобразил пантомиму. Он сделал несколько привычных движений, которые, как мне показалось, мог осознать любой примитивный дикарь.
А означали они – открывание бутылки, наливание жидкости в ёмкость и опрокидывание стопки в распахнутый рот. Для верности, парень звучно прищёлкнул себя пальцем по шее.
В выражение в глазах продавщицы стало совершенно осмысленным, и она закивала головкой.
На всякий случай, я уточнил: – How much? – то бишь: – Сколько стоит?
Собеседница снова впала в прострацию.
Я осознал, что если девушка не знает столь простых выражений, то о вкусе напитка она ничего нам не скажет.
Напарник пришёл к такому же выводу и тихо сказал: – Похоже, не очень давно, она спустилась с высокогорного пастбища, где слыхом не слыхивали об английском наречии. – затем, просто достал из кармана все деньги и помахал большими купюрами у неё перед носом.
Кассирша что-то опять протараторила нам. Отчаявшись найти с ней общий язык, я взял шариковую авторучку, что лежала возле неё на прилавке, отыскал старый чек и всё это протянул собеседнице.
Причём, поводил рукой так, словно я что-то пишу. Лишь после этого она поняла, что требуют от неё покупатели и, как курица лапой, нацарапала сумму в целых и десятичных долях. Начертание знаков оказалось довольно отличным, от привычных нам цифр по-арабски, но мы их прочли и облегчённо вздохнули.
Расплатившись за небольшую покупку, туристы поспешили в гостиницу. Мы зашли в скромный номер, разулись и отыскали пару стаканчиков в маленькой ванной. В них должны были стоять наши зубные щётки и тюбики с пастой.
Мы быстро ополоснули посуду, вернулись в гостиную и, усевшись за стол, вскрыли «чекушку». Комнату сразу наполнил знакомый нам с детства, устойчивый запах «капель датского короля».
Мой приятель по-честному разделил неизвестный напиток. Я поднёс его к носу и интересом принюхался. Честно сказать, я находился в сомнении, стоит ли это мне пить?
Мой крепкий напарник, работал ветеринаром на крупном животноводческом комплексе и, скорее всего, употреблял всё подряд. Лишь бы в составе имелся этиловый спирт. Он опрокинул «стопку» в распахнутый рот, громко проглотил её содержимое и с видом знатока сообщил: – Сладкая анисовая настойка.
Я не стал так рисковать и, для начала, сделал совсем небольшой, осторожный глоток. Выяснилось, что парень ничуть не соврал. Это была спиртовая смесь из солодки, и маленькой толики масла аниса, приправленная капелькой нашатыря.
Короче сказать, подобной микстурой меня в детстве лечили от сильного кашля, что возникал после простуды. Только мама давала всего двадцать капель и разводила в столовой ложке воды.
Однако, делать нам было нечего. Не выливать же алкогольный продукт, за который уплачены последние румынские деньги? Я проглотил ту «Мастику» и ощутил, словно бы выпил лекарство из моего давнего детства. Весь вечер меня всюду преследовал его устойчивый запах.
–08.10.2023
Филичкин Александр Тимофеевич
Россия, 443076, г. Самара,
ул. Партизанская, дом 180, кв. 77
дом. тел. 8(846)2613777
сот. тел. +79277139832
электронный адрес: a.t.fil@mail.ru
a.t.fil@rambler.ru
