Александра Каспари
Одна судьба на двоих
ГЛАВА 3. Сэмпсон
– Мне очень жаль, – вдруг говорит Саманта, – я не смогу составить вам компанию за ужином. Мне нужно домой. Извинишься за меня перед миссис Уайт, Райли?
– О, конечно! Жаль, но что поделаешь! В другой раз, – притворно вздыхает сестрёнка и обнимает подружку. – Думаю, так будет лучше.
Последние слова говорит шёпотом, но на слух я не жалуюсь. Этот спектакль предназначен для одного-единственного зрителя – для меня. Пусть так. Дам девчонкам фору. Партия только началась.
– Доброй ночи, дорогая!
– Доброй ночи!
Девчонки всё никак не распрощаются.
– А мы разве не подвезём Саманту? – с наигранным удивлением спрашиваю я. – Или ты не на машине?
– Нет-нет, – протестует Саманта, – я сама. Здесь недалеко.
Сестра пытается что-то сказать, но я опережаю:
– Неужели ты думаешь, что заставлять лучшую подругу прогуливаться по ночным улицам Хестона в одиночку и на каблуках – хорошая идея?
– Моя машина на парковке, – цедит сестра.
Закидываю сумку на плечо и ловлю взгляд Саманты. Она тут же краснеет и отворачивается.
Узнать адрес девушки, которая мне понравилась, не проблема. Но навязчивое желание Райли оградить меня от общения с ней может стать реальной проблемой.
Райли небрежно бросает свой шикарный букет на заднее сиденье и садится за руль золотистого «Леопарда» с откидным верхом. Я же галантно открываю переднюю дверцу перед Самантой. Джентльмен, блин. Но то, как она смущается, мне начинает нравиться.
Сам прыгаю на второй ряд и устраиваюсь рядом с букетом. «Леопард» рычит и срывается с места. В лицо бьют потоки ветра. Волосы сидящей впереди Саманты развеваются, и я отчётливо слышу их цветочный аромат – такой же приятный, как её голос.
Девчонки обсуждают концерт. Я не вслушиваюсь. Просто наслаждаюсь звуками её голоса. Впитываю, запоминаю, чтобы после на досуге поставить на повтор, как любимый трек.
Жарко, несмотря на сумерки, и я с жадностью гляжу на распахнутые двери паба, где идёт бойкая торговля прохладительными напитками и прочим. Но ещё лучше – окунуться с головой в озеро с прохладной водой и позабыть обо всём, что «услужливо» подкидывает память…
Саманта и в самом деле живёт в паре минутах езды от колледжа. Райли останавливается у одного из коттеджей, который наш местный магнат Элиас настроил для приезжих. Насколько я знаю, строились они на скорую руку и плохо отапливаются. Надеюсь, Сэмми не пришлось проводить там зиму.
– Спасибо, что подвезли, – благодарит Саманта. – Приятного вам вечера. Пожалуйста, извинитесь за меня перед миссис Уайт.
– Непременно, – обещает Райли. – Не скучай, дорогая. Я позвоню.
– Доброй ночи, Саманта, – говорю я, открывая перед ней дверь авто, и, несмотря на сумерки, снова замечаю румянец на её щеках.
– Доброй ночи, – отвечает она как бы нам двоим и вприпрыжку поднимается по скрипучему деревянному крыльцу.
– Слюной не захлебнись, братец, – язвит сестрёнка, едва за Самантой закрывается дверь и в одной из комнат загорается свет.
– Пустишь за руль?
– Ещё чего!
– Ничего не изменилось – ты по-прежнему обращаешься с людьми, как с вещами, – вслух думаю я, и это становится моей ошибкой.
– Уж кто бы говорил! – рычит сестра.
Прыгаю на переднее сиденье. Оно ещё хранит тепло Саманты, и я, несмотря на одуряющую жару, рад окунуться в него, точно в живительную воду. Райли же глядит на меня так, будто не может решить, надавать мне пощечин прямо сейчас или до дома дотерпеть.
– Давай поспорим, – выдвигает требование. – Ты не трогаешь её – я не лезу к тебе с советами и не мешаю тебе жить.
Меня разбирает смех.
– Райли, дорогуша, я думал, те времена, когда мы спорили по десять раз за день, давно прошли.
– Мне достаточно одного.
– А мне и без споров неплохо живётся.
– Нет-нет, я тебя знаю, Сэмпсон, – приторно улыбается сестра и ударяет по газам. Машина резко срывается с места.
– Полегче, подруга, – делаю замечание, но Райли будто не слышит. Продолжает свою тему:
– Я настаиваю, чтобы ты к ней не подкатывал. Никогда и ни при каких обстоятельствах.
– Я пообещал, что ты не потеряешь подругу, – против воли раздражаюсь я. – Этого разве мало?
– Тогда можешь не рассчитывать на мою помощь.
– Не понимаю тебя.
– А я думаю, понимаешь.
Провокаторша мелкая! Стискиваю зубы до хруста, а она смеётся!..
– Ну окей, – сдаюсь я. – Я не трогаю её до праздника. Что обещаешь в свою очередь ты?
– А мне ничего и обещать не нужно! – фыркает сестра.
– Тогда зачем этот фарс, если ты заранее уверена в победе? Ну же, Райли. Выбери то, что для тебя противнее всего.
– Я? Ну… Давай так. Если до конца твоей стажировки… Нет, до конца лета ты не прикоснёшься к Сэмми, я приглашу на свидание Тайлера Конвея!
– Не думаю, что ты продержишься до конца лета! – качаю головой, с трудом сдерживая улыбку, и кошусь на розы, оставшиеся на заднем сиденье. – Такой солидный букет.
– Я и дольше продержусь, в отличие от тебя! – хмурится Райли. – По рукам?
– Чего ты хочешь от меня? Денег? Сколько?
– Не-а. Деньги я и сама могу заработать. Ты, например… – Она смешно надувает щёки, как в детстве, когда я дразнил её хомяком. – Отработаешь за меня в кафе две недели подряд.
– И всего-то? – закатываю глаза.
– Эта работа не так легка, какой кажется на первый взгляд, – обижается Райли. – А если тебе мало, спорим на целый месяц. И ты моешь мою машину.
– Месяц так месяц, – соглашаюсь я. – Саманта тоже там работает?
– И не надейся! – расплывается в ехидной улыбке сестрица. – Да, Саманта тоже там работает. Но я попрошу Веронику составить расписание так, чтобы вы работали в разные смены. Или вдруг Сэмми захочет взять отпуск.
– По рукам. – Я протягиваю свою, заранее убедившись, что простирающийся перед нами участок дороги безопасен.
Райли крепко пожимает мне руку и тут происходит нечто странное.
Воздух становится гуще и искрит, как перед грозой. С неба падает звезда. В желудке возникает противный ледяной ком, а во рту пересыхает.
– Осторожно! – хриплым голосом кричу я и, так как Райли не реагирует, выворачиваю руль резко вправо.
Прямо посередине шоссе стоит человек. Какая-то старушка. Похоже, та самая, что сидела рядом со мной в зрительном зале.
– Мэм, вы в порядке? – спрашиваю я, выскакивая из машины и мигом оказываясь рядом с ней.
– Со мной-то всё в порядке, – спокойно отвечает старуха и берёт меня за руку, – а вот вас, молодой человек, в скором времени ждут большие неприятности.
– Позвольте проводить вас к машине, – помня о последствиях шокового состояния у жертв аварии, свободной рукой подхватываю старушку под локоть, – мы отвезём вас в больницу.
– Мне не нужно в больницу, – мягко отвечает та, но руки моей не отпускает. Её пальцы тонкие и сухонькие, точно веточки, но хватка на удивление не слабая.
– Рад, если так, – как можно вежливее говорю я. – В любом случае нужно убедиться, что вы не пострадали. Доктор Миддлтон проведёт диагностику, а после мы отвезём вас домой.
– Нет, мой дорогой Сэмпсон, диагностику доктор Миддлтон будет проводить не мне, – с улыбкой отзывается старуха.
– Вы меня знаете?
Она кивает.
– Мэм! – оживает Райли. – Вам помочь? Вы можете идти?
– Да, милая, да, – улыбается старушка, – пожалуйста, будь осторожнее за рулём.
– Ох, да, извините! Я вас не задела?
– Нисколько. Я имею в виду тебя и твоего ребёночка. Не угробь его.
Пока я пытаюсь собрать разлетевшиеся мысли в кучу, рука старушки выскальзывает из моей хватки, а она сама исчезает. Просто растворяется во тьме, будто не было её вовсе!
Медленно поворачиваюсь к сестре.
– Какой ребёнок, Райли? Ты беременна? От кого? От Тайлера, что ли?
– От какого ещё Тайлера! – визжит Райли. – Не беременна я! И не планирую в ближайшее время. Старуха совсем из ума выжила!
– Кто она? Не помню такой.
– Миссис Рэндалл, – отвечает сестра, – она не в себе. Лечится в санатории, вечно болтает по пустякам. Не обращай внимания.
Мотаю головой, пытаясь отогнать наваждение, но это не помогает. Вдруг замечаю кровь на ладони. Откуда взялась? Мы таки ранили старушку?
– Миссис Рэндалл? – зову в темноту я.
Никто не отвечает.
Бросаюсь её искать, но улицы как никогда тихи и пустынны.
– Едем домой, – решаю я. – Хизер нас уже заждалась. Я поведу.
Райли не возражает, и некоторое время едем молча. Слушаем рёв мотора и далёкий гул города. Музыку включать неохота. В ушах до сих пор звучит голос Саманты. Нежный, мелодичный и в то же время сильный, словно магией заряженный.
– Может быть, я слегка погорячилась с этим дурацким спором, – нарушает молчание Райли, – но пойми и ты меня. Сэмми чудесная девушка. Она всё принимает слишком близко к сердцу. Не хочу, чтобы ты его разбил.
Я молчу. Не в моих правилах говорить плохо о своих бывших. Пусть Райли думает, как ей нравится.
На фоне окрашенного в алые и фиолетовые цвета заката отчётливо выделяется далёкий силуэт Тролльей горы. Помню, в юности мы бегали туда с Логаном и Четом наперегонки.
– Её отец серьёзно болен, – продолжает Райли, – ему противопоказан сырой климат, и Сэмми с матерью пришлось переехать из Гримторпа к нам. Сэмми очень привязана к отцу. Она училась на вокальном отделении в столичной музыкальной академии, а в Хестоне ей пришлось поступить в педколледж.
Тема об отце болезненная для нас обоих, поэтому я не нахожу ничего лучше, чем в очередной раз выставить себя бесчувственным придурком:
– А у тебя какое оправдание? Ах, точно! Тайлер! Как я мог забыть?
– Да иди ты! – фыркает Райли и ощутимо бьёт кулаком в плечо. Перед отъездом посоветовал сестре развивать силу удара, теперь вижу – даром времени не теряла. – Мне нравится здесь. Почему всем обязательно нужно жить в шумной пыльной столице, где оборотням отведены специальные беговые дорожки в парках, точно каким-то собакам? Там не бегай, тут не тявкай, а лучше вообще откажись от второй ипостаси – живи в ногу со временем! Здесь же свободно и потрясающе красиво, разве нет? Ты ведь скучал по этим краям?
– А ещё здесь вкусная пицца, – добавляю я, намекая на Тайлера, и попадаю в яблочко.
– Ты ужасный тролль, Сэмпсон! – взрывается Райли.
– Не-а. Тролль спит в недрах горы. Вон там, – указываю на маячившую впереди скалу.
– И пятьсот лет ждёт подходящего случая, чтобы проснуться. Я не маленькая, достаточно с меня твоих сказочек.
– Как скажешь.
В полном молчании мы добираемся до дома, стоящего у лесной опушки. Мне навстречу, повизгивая и махая хвостом, выбегает старина Тоби. Я глажу пса по голове и невольно вспоминаю, как вместе с отцом учил его выполнять простейшие команды вроде «сидеть» и «дай лапу», и притупившееся было чувство потери резко возвращается и топит меня с головой.
Мачеха огорчается, узнав, что Саманты не будет за ужином, но за нескончаемыми расспросами и разговорами оживает, строит планы, делится сплетнями, и вечер проходит не так уж и плохо, как можно было ожидать, учитывая отсутствие нашего с Райли отца.
ГЛАВА 4. Саманта
– Мне значительно лучше, – с улыбкой говорит отец и у меня нет причин сомневаться в его словах.
Он выглядит – не побоюсь этого слова – хорошо. Посвежел, помолодел, набрал несколько отнюдь не лишних фунтов веса. Кожа на лице разгладилась, приобрела здоровый оттенок. Здешний воздух явно пошёл ему на пользу. Да и доктор Миддлтон доволен результатами последних анализов.
А ведь ещё год назад… Боже, даже вспомнить страшно! Но память «услужливо» подсовывает разрывающие сердце картинки: отец, подключенный к аппарату искусственной вентиляции лёгких, неутешительные прогнозы врачей, заплаканная и осунувшаяся от горя мать, визит к ведьме…
– Солнышко, не плачь! – утешает отец. – Всё не так плохо, как кажется. Реабилитация творит настоящие чудеса. Я понемногу встаю и делаю первые шаги. Скоро сможем гулять с тобой по лесу!
– Как здорово, пап!
Я честно пытаюсь улыбаться, но эмоции оказываются сильнее, и я реву против воли.
– Сэмми, милая!..
– Не обращай внимания! – Я машу ладонями перед раскрасневшимся лицом. – Это от радости.
– Доктор Миддлтон рассказывал, как ты чудесно спела. Он был на концерте, – вздыхает отец и за этим вздохом так и слышится фраза: «В отличие от меня».
– Ты тоже скоро сможешь прийти на концерт, правда? – с надеждой спрашиваю я.
– А когда следующий?
– Наверное, уже в сентябре, если не считать концерта под открытым небом в праздник летнего солнцестояния. Но я могу спеть тебе в любое время, ты же знаешь. Хочешь, спою прямо сейчас?
– Спрашиваешь!..
Смахиваю последние слезинки и начинаю петь любимую папину песню. Сперва немного стесняясь и страшась потревожить покой других пациентов, и оттого слегка фальшиво, негромко и вполсилы, но постепенно голос выравнивается. Я пою с чувством. Вкладывая всю душу. И в очередной раз мысленно благодаря старушку, чьё имя так и осталось неизвестным, за то, что сохранила и не забрала мой талант в уплату за спасение жизни родного человека.
– Это волшебно, – выдыхает отец, когда я заканчиваю. – Твой голос действует сильнее любого лекарства. Ты будто душу мне вынула, отмыла, очистила и вдохнула заново.
– Ты преувеличиваешь! – смущаюсь я.
– Вовсе нет. Спасибо, дорогая моя девочка. У тебя величайший талант. Не зарывай его в землю.
– Я и не зарываю.
– Ты отправила заявку на вокальный конкурс?
– Отправила, пап.
– Молодчина. Горжусь тобой!
У папы блестят глаза. Ему же противопоказано волнение!
– А в личной жизни что? Появился парень?
– Пап!.. Ну какой парень? У меня ты есть!
Он качает головой.
– Ты слишком долго и болезненно переживаешь разрыв с Джастином, – говорит он. – Тебе стоит жить полной жизнью. Купить себе красивое платье. Сходить на свидание.
– Ну уж нет, – я пытаюсь отшутиться. – Не хочу вступать в новые отношения, мне и прошлых хватило.
– Это ты зря. Ты меня, конечно, прости, но Джастин никогда мне особо не нравился, и я тебе сразу об этом сказал. Какой-то он был ненастоящий, словно носил маску хорошего парня, а на самом деле душа с гнильцой. Уж я вижу людей насквозь. Ты как-нибудь приведи своего друга сюда, когда он у тебя появится, и я скажу, стоящий он человек или нет.
– Хорошо, папочка. Прости, мне пора на работу, не то опоздаю.
– В кафетерий?
– В кафе я работала до обеда. А вечером я иногда присматриваю за соседским ребёнком. Микки – очень милый и смышлёный малыш.
– Сэмми, солнышко, не пора ли тебе подумать о собственных детях?
– О нет, рановато, как по мне, – я смеюсь через силу, – сперва бы колледж окончить.
– Как сессия? Успеваешь со всеми своими подработками?
В его голосе слышатся нотки вины из-за того, что нам с мамой приходится браться за любую работу, лишь бы купить ему новое лекарство или оплатить услуги сиделки. Ну зачем я рассказала о Микки?
– Конечно, успеваю, па! – бодро отвечаю я.
– Учёба всегда давалась тебе легко, – ободряюще улыбается он. – Не сомневаюсь, у тебя всё получится.
Мне кажется, папа имеет в виду нечто большее, чем обычные экзамены. Быстро целую его в лоб и спешу проститься.
В последнее время тему о новых отношениях папа с мамой поднимают при каждом подходящем и неподходящем случае. А я до сих пор не рискнула сказать им всей правды. Да и никогда не скажу. Не стоит им знать об этом.
Прямо за оградой санатория начинается лес. Здесь царят покой и умиротворение. Солнечные лучи пробиваются сквозь кроны деревьев. На все лады поют птицы. Там стучит дятел, здесь прыгает с ветки на ветку любопытная сойка. На фоне яркой зелени мелькает рыжий хвост пугливой белочки.
Я вынимаю из бумажного пакета несколько орехов и оставляю на толстой ветке, где белке будет удобно их достать.
– Не бойся меня, – говорю я, – я не сделаю тебе ничего плохого. Просто хочу подружиться.
Белка глядит издалека, но подойти не осмеливается. И так который день. Но я не теряю надежды её приручить.
Гримторп, где я родилась, тоже окружают леса, но местность там болотистая, нездоровая. Здесь же настоящий лесной рай.
Описать всё то, что я увидела в первую свою прогулку по хестонскому лесу, не хватит ни страниц в моём дневнике, ни целого дня, ни даже словарного запаса, потому что от первозданной красоты природы в буквальном смысле дух захватывает, путаются мысли, а сердце быстрее стучит в груди, и остаётся жалеть только об одном – что родилась не здесь и родилась не двуликой…
Широкая тропа ведёт меня по сказочному лесу, где растут деревья такой высоты, что в пасмурные дни их верхушки скрываются в дождевых облаках. У подножья вековых деревьев вольготно располагаются пышные папоротники. Полянки устилают лиловые, белые и жёлтые цветы. В самом сердце первозданной природы моё собственное сердце потихоньку исцеляется, кровоточащие раны затягиваются, боль утихает.
Точнее, так и было до вчерашнего дня. Вчера же что-то случилось… Вроде бы ничего особенного – я в очередной раз обозначила свои границы и заявила о жизненных приоритетах, однако глубоко внутри всё равно клубится тревога.
Тропинка выводит меня в Зачарованную долину, как называют её местные. Здесь, среди живописно разбросанных камней, в окружении высоких сосен раскинулось небольшое озеро.
Я сажусь у самой воды на прогретый солнцем камень и любуюсь отражением маленьких белых облаков на водной глади. Вода такая же синяя, как глаза у Сэмпсона. А облака напоминают цвет его волос… Помимо воли перед глазами вместо завораживающих пейзажей возникает брат Райли. Он так экзотично, обезоруживающе красив! Его взгляд манит и пленит, а голос подобен волшебным звукам фагота – стоит его вспомнить, по коже помимо воли снова бегут мурашки.
В озеро летит брошенный мной камушек и опасный образ Сэмпсона идёт кругами. Я злюсь на саму себя. Что на меня нашло? Нельзя и думать в подобном ключе, иначе всё закончится очень печально.
Я осматриваюсь. Я здесь не единственная путешественница. Шумная группа туристов фотографируется на фоне озера, леса и гор, сине-серой тенью возвышающейся над стеной соснового леса. Самая высокая из них называется Тролльей горой. Местные уверяют, будто в той горе давным-давно жил самый настоящий тролль, наводящий ужас на жителей округа, и до сих пор в день летнего солнцестояния в Хестоне проводят ритуал изгнания чудовища.
Сегодня почтальон принёс мне отпечатанное на бумаге с золотым тиснением приглашение из мэрии. Я пока не решила, приму ли его, но оно меня взволновало и, что греха таить, порадовало. Приятно, что жители Хестона привыкли ко мне настолько, что посчитали достойной поучаствовать в так называемой церемонии изгнания тролля.
Не обращая внимания на галдящих туристов и меня в том числе, из леса выходит олень. Крупный, красивый, с ветвистыми рогами и на стройных ногах. Неторопливым шагом это благородное животное идёт по долине вдоль берега и скрывается в сосновом лесу с противоположной стороны озера. Я провожаю оленя взглядом, туристы – вспышками фотоаппаратов.
Телефон доставать не хочется, всё равно камера не запечатлеет всей красоты, изменит краски, исказит перспективу, не передаст ни фактуры, ни запахов. Природой лучше любоваться воочию, проживать здесь и сейчас.
Покинув облюбованное место, я снова углубляюсь в чащу. Сосны здесь растут плотнее, гуще, и запах более свежий и насыщенный. Дикая, глухая, безлюдная местность – всё, в чём я нуждаюсь сейчас. Мне требуется полная перезагрузка. Грудь переполняют эмоции и выплёскиваются песней. Слова сами складываются в рифмы, мелодия льётся плавно и естественно. Я словно пересказываю то, что вкладывает в мои уста сама природа. Тревога понемногу утихает, растворяется, кажется никчёмной и ничего не значащей на фоне красивейших лесных пейзажей, не обезображенных цивилизацией.
И замолкаю только тогда, когда за соснами мелькает белый силуэт.
– Райли? – зову я.
Медленной походкой, будто нехотя, волчица приближается и замирает в нескольких шагах от меня. Машет хвостом, склоняет голову, сверкая синими глазами.
Я видела подругу в волчьем облике лишь однажды, когда та демонстрировала своё умение изменять лик. Признаюсь, это произвело на меня неизгладимое впечатление. Очертания человеческого тела менялись на глазах как по волшебству. Превращение заняло буквально несколько секунд – и передо мной уже не девушка, а белоснежная волчица. Райли разрешила прикоснуться к своей шерсти, немного повыла, обежала вокруг меня раз-другой и обернулась обратно. Даже одежду менять не пришлось. Райли объяснила, что в момент превращения натуральная ткань трансформируется в кожный и шерстяной покров и помогает поддерживать терморегуляцию или что-то в этом роде. А вот всякие гаджеты трансформации не подлежат.
Но то было полгода назад. Я уже и подзабыла, в какую крупную и красивую волчицу умеет превращаться Райли.
– Привет! – здороваюсь я.
Насколько я знаю, двуликие прекрасно понимают человеческую речь даже во второй своей ипостаси, но изъясняться могут только на зверином языке.
Волчица кивает, отвечая на приветствие, и мы идём по широкой тропинке вместе.
– Решила побегать по лесу? – говорю я. – Я бы тоже хотела вот так, как ты. Пробежаться с ветерком, побывать в таких местах, куда обычный человек не пройдёт.
Райли одобрительно фыркает, словно отвечая на вопрос, и я решаю поддержать наш своеобразный разговор.
– А я была у отца, – продолжаю я, – он хорошо себя чувствует. Во всяком случае, держится молодцом. Доктор Миддлтон хвалит его.
Райли снова издаёт звук, похожий на человеческое «да». Я же, не скрывая восхищения, смотрю на её крупное сильное тело с длинными лапами, белую шелковистую шерсть, пушистый хвост.
– По-доброму тебе завидую. Правда. Ты сильная, ловкая, смелая. Свободная. Весь мир у твоих ног. Порой я задаю себе вопрос, что держит тебя в провинциальном Хестоне? Ты же легко можешь стать моделью, хореографом или актрисой. Но понимаю, что знаю ответ. – Я веду рукой. – Всё это. Деревья. Горы. Озеро. Птицы, белки, олени. Иногда я ловлю себя на мысли, что могла бы, как старик Тренчер, бросить всё и уйти жить в лес.
Райли зевает, делая вид, будто я нагоняю на неё тоску, и это выходит так комично, что я не могу удержать смех. Но она не обижается.
– Не хочешь превратиться, чтобы мы нормально пообщались? Нет? Прости. Ты, наверное, бежала по делам? Так беги, не хочу тебя задерживать.
Волчица мотает головой, мол, ей и так неплохо и никуда она не спешит. На загривке мелькает что-то чёрное…
– Постой!
Я протягиваю руку и тут же понимаю, что ошиблась. Никакое это не насекомое. На шее у оборотня, утопая в густой шерсти, болтаются наушники.
– Ты… не Райли?