Ветер поскрипывает в ветвях деревьев, солнце катится к западу, по шоссе громадной бесформенной массой ползёт тень далёкого облака. Невдалеке визжит бензопила. У подножья старого дуба ярко-красным пятном выделяются розы. Хизер регулярно приходит сюда, приносит цветы.
Два года назад здесь погиб мой отец.
На асфальте, в траве и даже на дубовых ветвях мне чудится его кровь, но я знаю, что на самом деле её давно смыло ливнями.
В глазах жжёт, будто раскалённого песка в лицо сыпнули. Ладонь стискивает рукоять дубинки. С трудом сдерживаюсь. Искромсать каждый куст в радиусе нескольких миль и разбить лоб о дерево – полное днище, но я способен и на худшее. Всё бы отдал за то, чтобы у Райли снова был отец, а у Хизер – муж. Если бы можно было воскрешать мёртвых, он был бы сейчас с ними.
За эти два года я стал отличным актёром. Научился притворяться, будто смирился с потерей. Будто в принципе не способен что-либо принимать близко к сердцу. Будто живу без чёртовой чёрной дыры в груди, всасывающей в себя всю боль и скорбь мира.
«Мгновенная карма», – сказал Логан.
«Николсон получил по заслугам», – говорили все.
«Мы должны жить дальше ради друг друга», – успокаивала Хизер.
Как жить дальше, если вместе с ним убили и меня?
Николсон… Я должен принять тот факт, что старый пьяница в больном бреду подстрелил офицера полиции из допотопного дробовика?
Что на самом деле они делали на шоссе, ведущем в Малфорд? Какие тайны скрывает этот старый дуб?
Я спрашивал себя об этом раньше. Теперь я ставлю вопросы иначе. Кому отец перешёл дорогу? Кого обещал вывести на чистую воду, поплатившись за это собственной жизнью? Кто подставил несчастного Николсона?
У меня имеются некоторые соображения на этот счёт, остаётся собрать доказательства и представить их суду. Для этого я и вернулся в Хестон.
Гудит мобильный.
– Стажёр Уайт! Сэм! – возмущенный голос Логана. – Что у тебя с рацией? Ты далеко от Шестой восточной?
– Рядом, – вру я.
– Так, ладно… Я для проформы спросил, но рацию всё равно сдашь на проверку, – бурчит друг и выдаёт громче: – Слушай внимательно. Шестая восточная, тринадцать. Поступил вызов от миссис Монтгомери. Она уверяет, будто кто-то влез к ней в подвал. Подозреваю, что это кот или енот, но надо проверить.
– Принято, – отвечаю я.
– Подкрепление вызвать или сам справишься? – язвит Логан.
– Своим тараканам спецназ вызывай, – отвечаю в тон ему.
Бросаю прощальный взгляд в сторону раскидистого дуба с мёртвыми цветами под ним, разворачиваюсь и на бегу превращаюсь в волка. Дубинка, телефон и рация болтаются на поясе, сплетенном из железных колец, всё остальное на время становится частью меня.
Десять минут – и я уже у миссис Монтгомери. Проверяю подвал. Логан прав – это енот. У животного повреждена задняя лапа. Я заворачиваю его в старый плед, любезно пожертвованный хозяйкой, и несу в ветеринарную клинику.
– Это всё пёс Элании Хартнелл виноват! – кричит вслед разгневанная женщина. – Сладу с ним нет! Примите, наконец, меры!
Позже звоню Логану и отчитываюсь о проделанной работе.
– Пройдись по коттеджному посёлку, – даёт задание тот, – будь на виду. И постарайся быть повежливее с людьми. Докажи им, что они не зря платят налоги.
– Миссис Монтгомери успела нажаловаться? – усмехаюсь я.
– Ты не пообещал усыпить соседского пса, – я так и вижу, как Логан закатывает глаза, – в общем, в следующий раз, как увидишь эту старуху, просто улыбнись ей, и она растает.
Я сбрасываю вызов и сразу же забываю о миссис Монтгомери и её давней вражде с соседкой. И, хотя я понимаю, что в это время Саманты наверняка нет дома, меня магнитом тянет к коттеджу, где она живёт.
– Один-один… Два-один… – считаю я, наблюдая за тем, как маленький Микки бегает от зелёной горки к красной.
Мальчику нравится, когда я веду счёт спускам. Обычно ему хватает двадцати, и мы переключаемся на песочницу или верёвочные лестницы.
К вечеру жара спадает и на детской площадке собирается много людей.
– Три-четыре, – в очередной раз считаю я и машу счастливому Микки рукой.
– Простите, а что вы считаете? – интересуется мамочка моего возраста. – Минуты до ухода домой? Счёт в «Пчеле»? Или это новая развивающая методика? Не слышала о такой.
– Это не методика, просто наша с Микки игра, – охотно поясняю я. – Он очень любит цифры и ставит перед собой цель спуститься с каждой горки, к примеру, по десять раз и достигает её, спускаясь по очереди то с одной, то с другой.
– Вот как, – озадаченно тянет девушка. – Микки – это тот кудрявый мальчик, похожий на ангелочка? В синих штанишках с подтяжками?
– Именно он, – отвечаю я, чувствуя, как за рёбрами теплом растекаются любовь и гордость за мальчика.
– А мой вон там. – Она указывает на малыша лет двух, самозабвенно ковыряющегося в песке. На нём джинсовый комбинезон и бейсболка. – Его зовут Алекс.
– Чудесный малыш, – улыбаюсь я.
– Микки совсем не похож на вас. Должно быть, весь в отца.
– Я его няня.
– О! – только и говорит девушка. – Вы часто здесь гуляете, не так ли? Я Реджи.
Я напрягаюсь, услышав это имя. Реджи… Не бывшая ли это подруга Райли?
– А вы?.. – продолжает девушка, и я понимаю, что до сих пор не представилась.
– Саманта, – не своим голосом говорю я. – Саманта Хейл. Очень приятно.
– Взаимно.
– Сколько? – спрашивает раскрасневшийся Микки, подбегая ко мне.
– Пять-пять! – рапортую я. – Ещё столько же – и перейдём на качели.
– Есть, мэм! – Микки комично прикладывает ладонь к виску и снова мчится по своим делам.
– Какой славный мальчик, – умиляется Реджи. – В такие минуты, как эта, я ни капельки не жалею, что родила сразу после школы. Колледж, карьера – всё это успеется, правда?
– Конечно, – поддерживаю я новую знакомую и ловлю себя на том, что взгляд мой то и дело останавливается на малыше Алексе. И конкретно – на его бейсболке. Что я пытаюсь под ней разглядеть? Белоснежные волосы, как у Сэмпсона?
Но у Реджи на запястье красуется золотой обручальный браслет. Значит, она замужем. И точно не за Сэмпсоном.
Я выхожу из раздумий, когда Реджи начинает прощаться.
– Была рада знакомству. Надеюсь, будем видеться чаще, – искренне улыбается она. – А нам пора – наш папочка идёт.
И, подхватывая Алекса на руки, она бежит к высокому молодому мужчине. Они обнимаются, целуются и нежничают с малышом. Тот отвечает им весёлым лопотанием. Я невольно улыбаюсь, глядя на счастливую семью, и в то же время в груди разливается жгучая зависть. Но я смотрю и смотрю, не в силах отвести взгляд.
В кармане звонит телефон. Номер незнакомый – я побаиваюсь таких, но всё же решаю ответить.
– Слушаю.
– Саманта? Здравствуй.
Этот голос невозможно забыть или перепутать с другим. По затылку точно молотком бьют – в глазах темнеет, ноги вмиг становятся ватными, а сердце, замерев на несколько секунд, начинает колотиться с удвоенной силой, словно пытаясь наверстать упущенное.
Не дождавшись ответа, он продолжает:
– Надеюсь, родители здоровы? Я скучал. Мы так давно не виделись!.. Мечтаю увидеть тебя снова и, как раньше, прижать к груди и поцеловать. Расспросить обо всём за чашечкой кофе. Надеюсь, в Хестоне найдётся приличное место, куда можно пригласить девушку? Ты ведь тоже скучала, любовь моя?
– Зачем ты звонишь? – нахожу в себе силы спросить. – Мы всё давно выяснили. Расставили все точки над i.
– Сердце болит о тебе! Лишь ты одна в моих мыслях, Саманта! – голос из заискивающего постепенно становится давящим и властным. – Не верю, что ты так легко могла позабыть обо всём, что было между нами! Неужели ты никогда не любила меня так сильно, как я люблю тебя?
Ужасно хочется сбросить вызов, разбить телефон и больше не покупать новый, но что-то удерживает меня от этого. Тело цепенеет, и я продолжаю стоять, прижимая трубку к уху, и слушать, слушать…
– Я верну тебя, дорогая, – шепчут в ухо, – непременно. Я найду тебя, где бы ты ни пряталась, сколько бы номеров ни сменила. Потому что ты любишь меня, а я люблю тебя. Мы предназначены друг другу судьбой.
– У меня есть парень, – голос слегка дрожит, но я ничего не могу с этим поделать, – и мы любим друг друга. Пожалуйста, не звони мне больше.
И сразу нажимаю отбой. С минуту или две стою, точно громом оглушенная, едва справляясь с охватившим меня страхом – липким и въедливым, своим ядом заполняющим каждую клеточку тела.
Джастин не звонил несколько месяцев, и я убедила себя в том, что он, наконец, успокоился и полюбил другую. Но он объявился снова! Откуда-то узнал мой новый номер, грозится приехать… Ну что ему неймётся, в самом деле!
– Микки? – оживаю я.
Верчу головой влево-вправо. Малыша не оказывается ни на красной горке, ни на зелёной. Нет его и в песочнице. Нет и на карусели. На верёвочных лестницах гроздьями висят малыши, но среди них нет моего кудрявого ангелочка.
– Микки! – зову я, чувствуя, как паника накрывает кипящей волной. – Извините, вы не видели Микки? Мальчика пяти лет, кудрявого, в синих штанишках с подтяжками? Нет? Не видели?.. Микки, где же ты?
Я мечусь от одной группы людей к другой, осматриваю все качели, обшариваю кусты, не реагируя на летящие в спину упрёки:
– Ребёнка потеряла! Меньше нужно по телефону трепаться! Таких, как она, вообще к детям подпускать нельзя!
Господи, что мне делать? Что? Звонить матери Микки? Звать на помощь Райли? Обратиться в полицию?
Я готова испытать на себе все кары небесные, только бы с Микки всё было в порядке!
Среди сотни типовых коттеджей Элиаса дом Саманты кажется мне самым красивым и уютным. То ли всё дело в кустах сирени, растущих под окнами, то ли в щебечущих под крышей ласточках.
У клумбы на корточках сидит женщина лет сорока пяти в джинсовом комбинезоне и резиновых перчатках. Из-под белоснежного платка выбивается отливающая медью прядь. В этой женщине я безошибочно узнаю миссис Хейл, мать Саманты, хотя до этого дня ни разу её не видел.
– Добрый день! – здороваюсь я, снимая зеркальные очки – подарок Райли. Сестра вбила себе в голову, будто все крутые копы ходят в таких очках. Не собираюсь её разубеждать.
– Добрый! – отвечает миссис Хейл.
– У вас всё в порядке?
– Да, всё отлично, – улыбается она и продолжает: – Вот, решила привести клумбу в порядок. После недавних дождей сорняки полезли, а времени на них не нашлось.
Не скажу, что клумба запущена. Видно, что здесь частенько прибираются. Когда мы с матерью переехали в Джеймстаун, у нас не хватало денег, чтобы нанять садовника, и ухаживать за газоном вокруг дома входило в список моих обязанностей.
– Могу помочь.
– Ну что вы, не стоит! Я люблю копаться в саду. Это для меня отдых.
– Если вдруг передумаете, я неподалёку.
– Вы наш новый полицейский? – Она поднимается на ноги и подходит ближе. – Я вас раньше не видела. Простите, если лезу не в своё дело, но вы очень похожи на Райли Уайт, подругу моей дочери Саманты.
– Я её брат Сэмпсон. У нас один отец. А Хизер – моя мачеха.
– Очень приятно, Сэмпсон! А я миссис Хейл. Эдна Хейл. Будем знакомы.
Она милая и приятная женщина. И очень красивая, несмотря на рабочую одежду и отсутствие косметики. И я вдруг понимаю, что в сорок с хвостиком Саманта будет выглядеть так же восхитительно, как и её мать.
Миссис Хейл снимает перчатку, и мы жмём друг другу руки. Я обращаю внимание на её сверкающий обручальный браслет. Я ни минуты не сентиментальный, но, блин, это так круто, когда у супружеских пар со стажем в отношениях всё в порядке. Браслет сияет – значит в семье мир, гармония и любовь. У моих родителей незадолго до развода браслеты потускнели, и я по наивности думал, что они сломались.
– Спасибо за готовность помочь, Сэмпсон, – тепло говорит миссис Хейл. – Надеюсь, ещё увидимся.
– Непременно, – обещаю я. – Меня часто отправляют патрулировать улицы, обращайтесь, если понадобится помощь.
Я оставляю её с уверенностью, что в самое ближайшее время стану здесь частым гостем, а затем заберу младшую Хейл насовсем, чтобы свить с ней отдельное уютное гнёздышко.
Дохожу до конца улицы и выруливаю на соседнюю. А там гуляет мелкий пацан. Просто шагает по тротуару, лениво оглядываясь по сторонам и не находя ничего интересного. Совсем один, без взрослых. Я в его годы, конечно, тоже самостоятельным был, но шериф не любит, когда дети до двенадцати лет одни слоняются по городу, тем более в каникулы. А этот малыш наверняка ещё даже в школу не ходит.
– Эй! – зову я, подходя ближе. – Привет! Я Сэм, стажёр полиции – видишь значок? Мне можно доверять. Я провожу тебя домой. Где ты живёшь?
Малой останавливается, голову задирает. Не пугается, нет, с интересом разглядывает зеркальные очки, полицейский значок, блестящие пуговицы на форменной рубашке и резиновую дубинку, болтающуюся у пояса.
– А где твой пистолет? – спрашивает.
– Не положен пока, – отвечаю честно.
– А стажёр – это такое звание?
– Это не звание. Стажёрами называют тех, кто только начинает работать в полиции или где-нибудь ещё. Когда я пройду испытательный срок, стану настоящим полицейским.
– То есть ты должен совершить подвиг, чтобы тебя называли настоящим полицейским? – допытывается малыш.
– Типа того, – усмехаюсь я. – А ты кем хочешь стать, когда вырастешь?
– Я люблю математику, – важно говорит он. А сам кудрявый такой, на ангелочка из открыток ко дню влюблённых похож. Ангелы и математика – это совместимо вообще?
– Математика – это круто. А зовут тебя как?
Мальчик не успевает ответить. Пространство прорезает любимый голос:
– Микки! Вот ты где! Я тебя обыскалась совсем! Ты зачем без спросу с площадки ушёл?
Подбегает и на коленки перед ним падает, отчего я пугаюсь, не расшибла ли? Обнимает его, тискает, то и дело проверяя, не сбил ли колени, не укусил кто. Точно мама моя. И меня словно накрывает тёплой волной, рождая за рёбрами странное щемящее чувство, которому я не нахожу ни объяснения, ни названия.
– Я пошёл за машиной, – говорит малой. – Синим фургоном. У него интересные номера.
– Какие номера? – спрашиваю скорее машинально, чем из любопытства.
– Пять-три, четыре-два, – без запинки отвечает малыш и заметно огорчается. – Я его не догнал, он быстро ехал.
– Нужно было мне сказать! Мы бы вместе пошли! – отчитывает Саманта.
– Ты была занята, – с покровительственным видом отвечает малой, – и я не стал тебя отвлекать.
– В следующий раз, пожалуйста, говори мне, куда хочешь пойти, даже если тебе кажется, что я занята. Договорились?
Малой кивает.
– Пойдём домой. – Саманта утирает заплаканные глаза, поднимается и берёт малыша за руку. Я успеваю отметить едва заметные пятна грязи на её светлых джинсах.
– Я провожу, – говорю я, а малыш неожиданно подаёт мне руку.
Мы так и бредём по улице – кудрявый ангелок посередине, я и Сэмми по обе стороны от него. Солнечный диск исчезает за Тролльей горой, в спину дует прохладный ветерок. Реальность идёт рябью, как поверхность озера, и меня вдруг настигает видение, будто мы идём так втроём далеко не в последний раз. Я, Саманта и ребёнок, держащий нас за руки.
Малой весело щебечет о том, какой кашей его кормили в детском саду и какую песенку они разучивали с мисс Эртон. Саманта внимательно слушает и в нужные моменты вставляет реплики типа «ты всё съел?» и «как здорово», но все эти слова не просто так, они идут от души – тут двух мнений быть не может.
Малыш живёт с родителями в одном из коттеджей Элиаса, недалеко от Саманты. Она передаёт его с рук на руки молодой женщине и честно рассказывает об инциденте, зачем-то приплетая и меня.
Мать, естественно, пугается и прижимает сына к себе, но через минуту бранит того за непослушание и благодарит нас за помощь.
– Пожалуйста, входите, – просит она.
Саманта бросает на меня обеспокоенный взгляд, и я прячу дурацкие очки в нагрудный карман и иду с ней. Она нуждается в поддержке. И это самое малое, что я могу предложить ей.
Сара – так зовут маму Микки – предлагает нам кофе. Мы усаживаемся в мягкие кресла и начинаем всё заново: как потерялись, как встретились, что ел Микки в детском саду… Конечно, Сара напугана, но испуг быстро проходит. Каким-то шестым чувством я понимаю, что она не держит зла на Саманту и не винит в произошедшем её одну. С улыбкой рассказывает историю о том, как сама когда-то потерялась в детстве. Хвалит способность Микки решать простейшие примеры и в то же время жалуется на то, что у её сына совсем отсутствует интерес к буквам.
– Нет-нет, у него есть способности и к языку! – восклицает Саманта и тут же сползает на коврик, где Микки строит из кубиков башню. Быстро находит кубик с красной буквой «А» на одном из боков и протягивает своему подопечному. – Какая это буква, Микки? Помнишь?
Малыш отрицательно мотает головой.
– А если её зашифровать под цифрой один? – не сдаётся Саманта.
– Я вспомнил! Это буква «А»! – радуется Микки.
– Умничка! А какая буква зашифрована под цифрой два? Найди её, – просит Саманта.
Микки безошибочно находит кубик с буквой «Б».
Сара всплёскивает руками. В её глазах блестят слёзы.
– А третья буква как называется? – продолжает Саманта.
– Третья – это «В»! Первая буква из трёх на номере того фургона, – и Микки присоединяет кубик с нужной буквой к двум предыдущим.
– Саманта, ты – волшебница! – с придыханием произносит Сара. – Спасибо тебе! Раньше он не мог запомнить ни одной буквы!
– Пустяки! – скромно отмахивается та. – Просто я подумала, что ему будет интересно поиграть в шифровальщиков.
– Давай ещё, – просит Микки.
Игра грозит затянуться надолго, но я будто прилипаю к креслу. Смотрю на нежный профиль Саманты, слушаю её ласковый голос и погружаюсь в какую-то другую, свою реальность, где совсем нет Сары, а вместо Микки на ковре играет другой малыш, пока меня самого не втягивают в игру. Рация молчит, до конца смены остаются считанные минуты. В конце концов, шериф всегда говорит, что с жителями Хестона нужно налаживать контакт. Вот я и налаживаю.
Мы покидаем гостеприимный дом Сары, когда над Хестоном вовсю сверкают звёзды, в кустах сверчат сверчки, по воздуху плывёт аромат ночных фиалок, а я зачем-то кручу в голове полный регистрационный номер того самого синего фургона. В свете редких фонарей и отблеска далёких звёзд красота Саманты приобретает какую-то новую, особенную и немного мистическую нотку, и моё сердце бьётся на максималках, а за рёбрами разливается кипяток. Если я сегодня не сделаю шаг навстречу, меня просто разорвёт.
– Спасибо, – шепчет она.
– За что? – не догоняю я.
– За то, что нашёл Микки. Мне тебя Бог послал! Я чуть с ума не сошла! Он всё время на глазах был, веришь? А тут только отвлеклась на телефонный звонок – а его и след простыл!
– Да я случайно на малого наткнулся, собирался домой отвести. Не знал, что он твой. Точнее, что ты за ним присматриваешь.
– Я ужасная няня. – Она мотает головой в приступе самобичевания. – Представить страшно, что с ним могло случиться!.. И мне бы уже никто никогда не доверил ребёнка…
– Ничего страшного не случилось, – выдаю какую-то ерунду, – он не успел далеко уйти. В Хестоне в принципе сложно потеряться. Кто-то бы перехватил его.
– Вокруг непроходимые леса, – Саманта продолжает себя накручивать, – глубокое озеро, дикие звери.
– И лучшее отделение полиции в округе, – внутренне морщусь, но лишь констатирую общепризнанный факт. В кабинете шерифа на самом видном месте торчит эта правительственная награда.
Она всхлипывает, а я продолжаю:
– Давай договоримся, что корить себя будем только в том случае, когда реально накосячим. Сейчас всё в порядке. Причин для волнения нет. Нет ведь? И это… На будущее. Если по каким-то причинам не хочешь звонить в полицию, звони мне.
И, не дав ей опомниться, диктую свой номер.
Но Саманта не реагирует.
– Дай мне свой телефон, я вобью номер, – настаиваю я.
– Я запомню. Микки научил меня любить цифры, – и она так улыбается, что моё сердце моментально нагревается до критической отметки и раздувается, грозясь выломать рёбра и выпрыгнуть ей навстречу, как у мультяшных героев.
– Пойдём пиццы поедим? – предлагаю я.
Она смотрит на меня и словно не понимает, о чём я. Точно я на каком-то восточном языке вдруг заговорил.
– Тебе нужно развеяться, – зачем-то пускаюсь в объяснения. – Это ни в коем случае не свидание. Просто дружеские посиделки. Как с Райли, только со мной.
– Нет, спасибо, Сэмпсон, – качает головой. – Извини. Мне нужно домой.
Я не настаиваю. Принимаю. Чувствую её неловкость. Она не посылает меня, не динамит, ей и правда жаль.
А может, пригласить её в пиццерию, где работает Тайлер, изначально было не самой лучшей идеей.