Алексей Андреев
Фотография
Тут-то он и вспомнил одну деталь, отложившуюся, когда сам недавно заходил в туалет. Неуверенно сказал о ней и предположил: «Может, у нее что-то диабетическое?»
Старший достал приборчик, кольнул ее в палец, проверил – сахар зашкаливал.
Бригада оживилась – старший подсел к телефону, а тот, что помоложе, вывел его в коридор и доверительно заговорил, что больницы разные, есть с хорошим эндокринологическим отделением, есть с плохим, они обязаны отвезти в ближайшую, но, если он хочет поместить свою маму в хорошую…
– Сколько?
– Полторы.
Он кивнул, сразу отдал. Стал растерянно спрашивать, чего ей надо с собой, искать по шкафам, складывать в пакет. Вдвоем с младшим усадили, он прямо на халат надел пальто, с трудом натянул на нее сапоги – вялые ноги все никак не вставлялись, не пролезали, – застегнуть их так и не удалось.
– В машине тепло, – успокоил младший…
Идти она не могла, носилки в лифт не влезали, так что спускали вниз при помощи табуретки. С двух сторон подхватили, подняли, донесли до лифта, там усадили на табуретку. От лифта спустили к почтовым ящикам, опять усадили – передохнуть: тяжелая. В машину помог поднять чем-то недовольный шофер. Там, наконец, уложили. Он сбегал обратно, все выключил, закрыл, у подъезда на секунду замер, но решил ехать в «скорой» – боялся их по пути потерять. Да и вообще, чтобы быть рядом, вместе.
Всю дорогу держал ее за руку. Она смотрела в потолок, не шевелилась, молчала, когда он спрашивал: «Ты как?» – лишь поводила в его сторону глазами, и все – силы закончились.
Молчала и в приемном покое – пока там, не торопясь, оформляли, брали анализы. На все вопросы отвечал за нее он.
При оформлении вдруг громко спросили: «А чего ее к нам-то привезли?»
Он не понял, чего им не понравилось – диагноз или что так далеко, из чужого района, – пожал плечами, кивнул в сторону бригады «скорой», которая как раз уходила. Младший от порога обернулся, игнорируя спросившую, пожелал скорейшего выздоровления…
Была уже глубокая ночь, когда поднялись в отделение. На звук открывшейся двери лифта откуда-то вышла в коридор медсестра, недовольно морщась, показала на кровать в холле, села на свой пост у горящей лампы, зевнула, принялась что-то листать.
Он поставил вплотную к кровати каталку, перетащил маму – и увидел, как она ухнула куда-то глубоко вниз – кровать была безнадежно пролёжана. И стояла у окна, которое – только сейчас заметил – было приоткрыто. До упора закрыл его – все равно тянуло, но все же меньше. Укутал в халат, сверху прикрыл одеялом, подоткнул – она никак не реагировала, похоже, сразу заснула.
Собрал вещи, постоял рядом, прислушиваясь к ее дыханию – хриплому и неровному, пошел обратно к лифту – там могла быть и лестница. У поста с сестрой остановился – та головы не подняла.
– Извините, – не знал, как это надо делать, поэтому просто держал на виду кошелек, – а можно с кем-нибудь договориться?..
– Я этим не занимаюсь, – холодно отрезала медсестра, не дав ему закончить.
Чем-то он ее раздражал…
Уже сворачивая из коридора, услышал в спину вопрос:
– Вы что – уходите?
– Да, – обернулся, – а что?
Медсестра после паузы шевельнула плечами – ну, дело ваше – и вернулась к тому, что листала.
Уходил с ощущением, что он чего-то не понимает и все делает не так. Но как надо?..
Долго ловил «левака» – машин почти не было. Наконец, какой-то парень на «девятке» согласился. Видимо, все понял – ночью, у больницы, с сумками, да еще с таким лицом. Взял очень по-божески и даже сам музыку выключил – ехали молча. За всю ночь это было, пожалуй, первым проявлением действительно человеческого участия.
Разложил ее вещи, набрал жене – она сказала, что в любом случае его дождется, спать не будет, – коротко сообщил: отвезли, вернулся, сейчас поедет. Она спрашивать ничего не стала – по его голосу все и так было понятно. Запах в квартире был каким-то чужим, не маминым, хотелось поскорее выйти.
Пока прогревал машину – вспомнил про друга, у которого несколько лет назад обнаружили диабет. И вспомнил самое важное – тот несколько раз говорил про своего бывшего одноклассника, теперь хирурга. Вроде бы работающего в больнице где-то там, в том же районе, откуда приехал…
Утром сразу позвонил – друг подтвердил: да, больница та самая. Правда, одноклассник уже года два как уволился, но всех там знает, наверняка поможет. Сейчас выясню… Через несколько минут перезвонил и успокоил: не волнуйся, я с ним связался, все будет нормально. Позже еще позвонил с подробностями: с кем одноклассник поговорил, что узнал о ее состоянии…
Состояние было тяжелое.
Он и сам это увидел, когда приехал. Перед этим еще пришлось заскочить в институт – работу никто не отменял. Хотя работник из него был в тот момент аховый – ни на чем сосредоточиться не мог…
Мама лежала уже в палате – перевели. В остальном никаких изменений не было – все такая же слабая, с неразборчивой речью, спутанным сознанием. Индифферентная ко всему. Его вроде узнала, но так, как узнают обычно надоедливого и малоприятного соседа – холодно смотрят и тут же отворачиваются, чтобы не пристал. Ему даже показалось, что она на него обижена. Только из-за чего? Что отвез сюда, сдал, избавился?.. Потом понял: нет, не обида, другое. Полное отсутствие, равнодушие ко всему. Словно была она уже не здесь, а где-то еще – где нет ни эмоций, ни чувств, ни самой жизни…
Когда брел от больницы к метро – позвонила жена: «Ну как она?» Начал было рассказывать – и прервался – голос дрожал, слова выползали какие-то лающие…
Однако тогда обошлось.
На следующий день она уже выглядела не такой отсутствующей, еще через пару дней смогла немного с его помощью посидеть, потом стала усаживаться и сама, ожила – дело пошло на поправку. О том, что было в тот вечер – ничего не помнила и с недоверием выслушала, как упрямилась, требовала, настойчиво рвалась. Спросила:
– Я что – падала? Чего-то вся в синяках.
Он промолчал – синяки, переодевая ее, уже заметил, особенно много их было на руках – там, где хватался тогда, поднимая, затаскивая на диван…
Приезжать старался к ужину, чтобы покормить – ела плохо. Соседки в палате были опытные, лежали здесь не первый раз. Давали советы: чего лучше купить, чего еще привезти, сколько денег ей оставить. И все изумлялись: ну надо же, какие бывают врачи, впервые такое увидели – в первое же утро вдруг прибежала молодая незнакомая докторша, осмотрела ее, заметила нетронутую еду, устроила скандал медсестрам, что больная не кормлена, заставила их все на кровати сменить, присела и сама – сама! – терпеливо покормила.
Он выслушивал, кивал: да, бывает. И мысленно благодарил друга, его одноклассника и ту молодую докторшу, про которую так больше ничего и не узнал – прибежала, помогла и исчезла. Из этого она хоть отделения или вообще из другого?
Покормив, мыл за всеми посуду – не столько из добросердечия, сколько из расчета: поможет он – помогут и ей. Соседки его хвалили: заботливый. Мама в ответ довольно улыбалась: да, вот такой. И тут же говорила:
– Ну что ты каждый день ко мне таскаешься, зачем? У тебя же дела, работа. Если что-нибудь понадобится – я позвоню.
И звонила утром, чтобы сказать:
– Все нормально, все у меня есть, ничего не надо. Не приезжай сегодня, отдохни.
Он и не приезжал – стал навещать через день, а то и через два…
День, когда забирал ее, выдался удивительно солнечным – наконец-то пахнуло весной. «Хороший знак», – подумал, садясь в машину. И тут же вылез постучать по ближайшему дереву.
Свернув с кольцевой, заблудился – район был незнакомый, навещать ездил только на метро, так было и быстрей и проще. Пришлось останавливаться, доставать карту, уточнять у прохожих. Более-менее сориентировался, но крюк в итоге получился изрядный.
На территорию больницы машину не пустили – нужен пропуск. Пришлось отъезжать, парковаться далеко от входа – ближе мест не было. Занес в палату одежду – мама ждала, сидела на кровати – и, по всему, сидела так давно, – пошел к лечащему врачу. Поблагодарил, неловко положил перед ней конверт. Та ловко, отработанным движением фокусника смахнула его в ящик стола, достала пропуск, стала давать последние рекомендации.
Машину подогнал к торцу здания, к служебному входу. Вновь поднялся в отделение, помог маме одеться, усадил в коляску, покатил. У двери на улицу их остановил охранник – откуда только взялся, когда заходил – вроде не было. Сказал, что здесь можно только персоналу, все остальные должны пользоваться главным входом. Главный вход находился в соседнем корпусе, со второго этажа этого к нему вела длинная галерея, потом ступеньки – коляске там не проехать. Оба это знали, однако охранник продолжал бубнить: есть распоряжение, не положено… Какое-то время они препирались, он никак не мог взять в толк, что надо просто дать денег, что-то доказывал, горячился, напирал коляской – мама сжалась и лишь беспомощно крутила головой, – неподалеку уже останавливались, наблюдали – охранник это заметил и наконец посторонился – пропустил. Затем вышел следом – не то еще на мзду надеялся, не то хотел проследить за казенным имуществом, чтобы не увезли…
Добирались долго – разгар рабочего дня, пробки. Ее и так в машине всегда укачивало, а тут особенно – слабость. Все время сглатывала, закрывала глаза, отпивала из бутылочки воду, не замечая, как та большей частью стекает по подбородку и льется на пальто, комкала в руке пустой пластиковый пакет, который попросила сразу, едва села. Но держалась, только иногда спрашивала: долго еще?.. долго?.. Когда доехали – еле смогла вылезти. Привалилась к нему, тяжело дыша, пошарила рядом дрожащей палкой, оперлась, дала захлопнуть дверцу. Медленно, с остановками, добрались до квартиры. Встреченные соседи здоровались – не слышала – вся была сосредоточена на том, чтобы дойти. В коридоре сразу обмякла на стуле, выдохнула: «Подожди, посижу…» Он сбегал на улицу, отогнал от подъезда машину, принес ее вещи. Помог раздеться, уложил. Стал рассказывать, что есть в холодильнике, хотел покормить – отказалась: «Потом, потом, не хочу… – И, уже проваливаясь в дрему, добавила: – Езжай, я тут сама…»
Дозвонился до ее поликлиники – оказалось, что у эндокринолога как раз вечером прием. Повезло! Врач напоследок дала несколько таблеток диабетона на первые дни и сказала, что выписку из истории болезни надо сразу отнести ему – он назначит дальнейшее лечение и выпишет рецепт.
В регистратуре долго искали ее карту – в конце концов оформили временную.
Поднялся к кабинету, занял очередь – и будто попал в чужую компанию, где все давно знакомы, один ты – как дурак. Многие явно друг друга знали, тихо переговаривались, делились новостями, с подходившими здоровались, к медсестре, когда выглядывала, обращались искательно и по имени, та их узнавала, с отстраненным достоинством кивала.
Быстро понял, что живой очереди нет – вызывают по записи.
Когда медсестра в очередной раз выглянула – подскочил, стал путано объяснять про больницу, про выписку, про то, что врач велела срочно ее передать…
Медсестра не дослушала, бросила: «Ждите», кивком пригласила следующего.
Он ждал. Сидел как на иголках – как она там одна?..
Прошел час, второй, очередь обновилась уже не один раз: новые люди подходили, садились, ждали, их приглашали, его – нет!
При каждом появлении медсестры подавался вперед, пытался поймать ее взгляд – тот скользил мимо, останавливался на ком-нибудь другом – его упорно игнорировал.
