Алексей Аверьянов
Девочка
Глава III
По вагону кто-то ходил, но к ней не заглядывали. Поезд набирал ход, и мерный стук колёс усыпляюще подействовал на нашу героиню, ей очень хотелось спать. Нет, не для отдыха, просто очень хотелось увидеть сон, сон с родными и близкими, от которых судьба так увела, а может, это была не только судьба. Аня решила проверить куртку. Если там был паспорт, так, может, там и ещё что найдётся.
– Так, что у нас есть? – Анечка взяла куртку и проверила карман. – Пусто, но есть второй, опаньки, что-то нашлось, – Аня расплылась в улыбке. Ну конечно, карман был пуст, но в нём явно что-то чувствовалось, не в нём, за подкладкой. Аня развернула куртку и поместила руку во внутренний карман, пусто. Аня положила куртку на столик и развернула наизнанку, что-то тяжело ударило по столу через подкладку. – Значит, что-то есть, я уверена, – зачем-то вслух продолжала она. Куртка уже стала загадкой, притягивала внимание и ждала ответа, открытия. Аня проверила подкладку с другой стороны, там было не всё ладно. Выпирал явно инородный предмет, Аня ещё раз провела рукой и нащупала молнию. Обычную молнию, прикрытую кусочком материи.
– Никогда не любила потайные карманы, но всегда пользовалась, – тот факт, что её никто не слышал, быстро приучил её говорить самой с собой вслух, обращаясь то ли к себе, то ли к невидимому собеседнику. Аня приподняла кусочек ткани и открыла саму молнию, она была такого же бледно-зелёного цвета, как и сама куртка, если не щупать или не знать, то заметить такое чудо почти невозможно.
– Так что же ты у нас прячешь? – Аня улыбнулась. – Может, ответы на все вопросы? Тогда иди ко мне, гадина мерзкая, – Аня вытряхнула чёрную коробочку. – Так я и знала, ответов не будет, – сегодня наша героиня явно была в ударе, так иронизировать её могли научить только последние события. Она села обратно и начала тяжело дышать, нервы были на пределе, голова лопалась, Анечка просто устала от всего этого. Оттого что она ничего не понимала, оттого что жизнь вообще способна выкидывать подобные вещи и в конце концов оттого что вокруг неё было одиночество. Она откинулась назад и закрыла глаза. В дверь постучали, и проводница, женщина лет сорока, вежливо попросила приготовить билетик. Аня скинула куртку на пол, и билет полетел вместе с ней.
– Аккуратнее, девушка! – проводница с сочувствием посмотрела на Аню, и та виновато улыбнулась, протянула билет с паспортом. Проводница оторвала часть билета и удалилась, Аня же приняла предыдущую позу и стала крутить в руках чёрную коробочку. Это оказался плеер с маленьким экранчиком и на сменных батарейках. Анюта усмехнулась, плеер без наушников, зачем он такой нужен? Она лениво пошевелила ногой и задела куртку. Надежда зародилась в ней, если аппарат был в куртке. Так, может, и «ушки» там найдутся? Аня нагнулась и подняла свою «шкурку». Карман, ещё один, пустой, третий, и снова пусто. Это наводило на сомнения, ведь у неё всегда в карманах много ерунды: бумажки, чеки, листовки, иногда можно и чирик завалялый найти, а здесь чисто. Может, в этом и дело? Куртку недавно стирали, и эта галиматья ещё не успела набиться? Здесь Анечку осенило: ведь плеер она нашла на ощупь, может, и наушники так поискать, благо курточка была летней и весьма лёгкой. Аня положила куртку на противоположное место и, немного подумав, села на неё. Покрутилась, скорчила задумчивую гримасу , привстала. Ткнула пальцем в то место, где ей показался бугорок, подняла пальцами то место, и её разразил истерический хохот, нервы сдали. В руках у Ани была собачка от молнии. Аня села на пол, обняв руками голову. Закрыла глаза и попыталась отдохнуть, забыться, хотелось пива, нет, даже водки, хотя абсент бы тоже подошёл, не может же приличная девушка хотеть чистого спирта. Она так сидела долго, периодически открывая глаза и смотря в пол. Поезд проехал какой-то туннель и мост, в окно светило яркое солнце и чуть припекало руки, но даже если бы оно сожгло их, сожгло в прямом смысле, до костей, поджарив живое мясо, Аня бы едва ли заметила. В глазах стало темнеть, казалось, что она куда-то проваливается, летит, голова становилась то тяжелее, то легче, но всё это было сущей ерундой. В глазах у девушки стали плясать круги и другие фигуры, перетекая одна в другую. Она вдруг забыла, как её зовут, но через мгновение это показалось слишком мелким, ещё миг, и она забыла, как дышать, но и это стала всего лишь незначительной мелочью по сравнению с тем, что переживала и чувствовала. Бедная напуганная девочка, которая едет из ничего в никуда, спрятавшаяся в своём купе под столом и обнявшая опорную палку. Время не решалось побеспокоить девушку, свет скромно освещал только самый краешек, нескромно обходя силуэт молодой дамы, всё замерло в ожидании чего-то, молекулы замерли вместе с ней, позабыли господина Броуна. И в этой идиллии, идеальной системе бытия была ошибка: как и всё идеальное, оно оказалось невечным, в дверь постучали, появился звук, дверь стали открывать, и первый звук превратился в скрип, а от скрипа произошёл и свет, Анечка очнулась от забытья. Из проёма двери на неё смотрел молодой человек.
– Вы едете одна? – незнакомый голос раздался из того места, где была дверь. Конечно, закрыться же она не догадалась.
Аня вздрогнула и вскочила, больно ударившись об столик:
– Да, одна, а вы кто?
В дверях стоял парень, чуть моложе её, но с виду довольно-таки крепкий и, как водится, в спортивном костюме. Вот только костюм был не китайской подделкой под известные бренды, а весьма добротным оригиналом с гордой надписью «Россия» и на спине RUS, как это заведено на соревнованиях, которые вышли за рамки одного района.
– Я Артём, извини, если напугал. Мы с ребятами на чемпионат едем, иду по коридору, у тебя дверь приоткрыта, сидишь на полу. Думаю, может, помочь чем могу, – парень явно был растерян и смущён, чувствовал себя виноватым в том, что напугал незнакомую девушку, и всеми силами пытался загладить вину. – Мы через два купе от тебя едем, заходи, если хочешь. Всяко будет веселее, – Артём улыбнулся и собирался выходить.
– У вас выпить есть? Хоть чуть-чуть, – не своим голосом спросила Аня, за время его монолога она вернулась в явный мир и даже вылезла из-под стола.
Артём посмотрел на неё более внимательно, но с виду приличная девушка, бросил взгляд на куртку, неряшлива и на полу сидит, но вроде приличная.
– Ты что, нам нельзя, вмиг из команды выкинут. А что, трубы горят?
– В смысле? – Аня поморщилась.
– Да ничего, надумаешь, заходи, – парень двинулся назад и дёрнул дверь.
– Подожди, я с тобой. От одиночества крыша едет, уже вторые сутки поговорить не с кем.
– А вот поговорить – это сколько угодно, – парень улыбнулся. – Но только до нуля, режим, – он виновато развёл руками.
– Так мы же вечером должны приехать. Часов в 20… – Аню эта новость сильно удивила.
– Нет, ехать чуть больше суток, а хотя тебе куда? В Северную столицу?
Аня закивала, хоть этот знает город на Неве. Не то что этот тупой и глухой водила.
– Тогда понятно, а мы в Хельсинки. Думал ты тоже, извини. А тебя чего на алкоголь потянуло?
Они продвигались по коридору довольно медленно, поезд как специально шатался, и приходилось останавливаться, держаться за что-то.
– Это от бессилия, что-то внутри говорит, что после станет легче, – Аня с неохотой поделилась информацией, но собеседник был реален и мог ответить.
Они прошли в купе, где уже сидели четыре молодых человека и один мужчина довольно сомнительного вида, хоть и в такой же спортивной форме. Артём представил всех по очереди, но Аня никого не запомнила, у неё вообще плохо было с именами. Ей показали на место, и она присела, было очень неудобно, ведь вставший сел на колени друга, но было видно, что такое им весьма привычно, но чувство неловкости Аню не покидало. Артём наклонился к мужчине и что-то прошептал ему на ухо. Тот сморщился и с силой придвинул его ближе, Артём повторил. На что мужчина подумал немного, оглядел сидящих и со всей силы ударил Артёма по губам, тот от неожиданности сел на пол и схватился за место удара.
– Да не мне, тренер, ей. Горе у неё, – с обидой, дрожащим голосом чуть не закричал Артёмка. – Я сказал, что у нас такого нет и быть не может. Но вдруг.
Мужчина встал и очень громким голосом, срываясь на крик, молвил:
– Алкоголики, мудаки, водят здесь всяких, – мельком посмотрел на девушку и подмигнул ей. – У вас режим, ничего постороннего до соревнований, – и чуть помедлив, но уже мягким, отцовским голосом, – и после тоже не надо, но это как получится.
Ошарашенные мальчишки, и до того молчавшие, сидели, вжавшись в стенки, и с опаской смотрели то на тренера, то на Аню. Тренер же повернулся ко всем спиной и что-то достал из сумки. Это оказалась большая медаль, только с очень уж толстыми краями и выдающимся центром.
– Девочка, а что у тебя случилось? – мужчина держал медаль в руках, как бы раздумывая, достойна ли эта молодая потрёпанная деваха такой награды. Аня молчала, она и сама была под впечатлением от власти этого весьма сильного и телом, и духом человека. Вся команда смотрела на тренера и ждала его решения. Тренер кивнул на дверь купе и первым потянулся за ручкой. Команда дёрнулась, предпочтя выйти большинству, а тренера и эту ненормальную оставить подобру-поздорову.
– Артём, ты привёл даму, тебе её и кормить.
С этими словами мужчина вышел, и Аня поймала взгляд Артёма, в нём читалось облегчение, а вот руки Артёма подсказывали, что надо бы выйти вслед за тренером, а то тот не привык ждать. Выйдя, Анечка увидела тренера метрах в десяти от себя и уверенным шагом двинулась к нему, прошла мимо, хоть это было и непросто, но по-хозяйски открыла дверь своего купе. Мужчина едва улыбнулся чему-то своему, далёкому и непонятному для Ани. Войдя в купе, Аня быстро подняла куртку с пола и встряхнула, вошёл мужчина и поставил медаль-флягу на стол. Сел напротив и уставился на Аню, та сразу же потеряла всё настроение, которое только начало появляться. Тренер привстал и пересел к ней, обнял. Аня с грустью и спокойствием подумала: «Сейчас насиловать будет».
– Давай рассказывай, что случилось, я не врач, но слушать умею, – мужчина улыбался, но не как маньяк, который наслаждается мукой жертвы, а скорее как отец, который с высоты жизненного опыта беседует с чадом.
Аня начала и поведала всю историю: от того, как проснулась в незнакомом городе и как попала сюда, получилось сухо и коротко. Аня даже врать не стала, чтобы всё было реальнее. Странно, но стало легче, воистину камень с души упал.
– А когда вы меня обняли, я думала, насиловать будете… – здесь Аня поняла, что этого лучше было не говорить, но тренер не смутился, только руку убрал, Аня виновато улыбнулась.
– Нет, не буду, я женат. А с моими охламонами на измену даже сил нет. Не бойся, – мужчина улыбнулся и хотел похлопать её по плечу, но только перемял пальцы и положил руку себе на колено.
– Что? Как? Почему? Я не знаю, что со мной приключилось, и это плохо, – Аня свесила голову, и ей снова хотелось плакать.
– На эти вопросы я тебе не отвечу, а вот помочь могу. У тебя деньги есть? Ах да, ты говорила, чуть больше двух сотен, негусто. Я поговорю с ребятами, может, что дадим, – мужчина рассуждал вслух, подняв лицо кверху. – Одежда у тебя есть, ночью холодно, как будто не лето. В столице Северной у тебя есть родственники, друзья, пойдёшь к ним. Тебе сейчас главное – успокоиться, не думать о плохом, – он бросил взгляд на фляжку-медаль, мирно качающуюся на столе, но так и не упавшую. – Пить будешь?
– Буду! – с яростью выпалила Аня, схватила флягу и тихо добавила грустным голосом, – наверно.
– Дело твоё, – с деланным равнодушием ответил тренер, – там крышка, под ней два горлышка. Я своим пацанам всегда так говорю: «Если беда – пей из белой, если горе – пей из чёрной, а если совсем…» – здесь мужчина осёкся и посмотрел на девушку, та кивнула и открыла крышку, – ну ты поняла, то из двух разом.
Под крышкой действительно было два горлышка с резьбой. Аня посмотрела на тренера и смущённо склонила голову, она не знала, что делать. В купе повисла томительная пауза, казалось, даже поезд стал тише ехать, ветер снова стеснялся задувать в чуть приоткрытое окно. Аня смотрела на два горлышка, чёрное и белое, три варианта и только одна попытка. Ей дали, что она просила, но последний шаг не зря называют самым трудным. Мужчина обнял её без смущения, пускай думает, что хочет, он испытывал отеческие чувства. Анечка поняла всё правильно, положила голову ему на плечо и закрыла глаза, пускай делает что хочет, ей было хорошо.
– Ты пить будешь? – мужчина вытащил фляжку из рук девушки, Аня мотнула головой, тренер закрыл крышку.
– Не выход это, напиваться, – Аня подняла глаза на мужчину.
– Конечно не выход, я и ребятам так говорю. Но вот знаешь, что удивительно: пока не побываешь на месте того, который выбор должен сделать, не поймёшь. Мои-то это уже поняли, почти всё так же сидели и думали, но никто ещё ни разу не выпил. Не из одного горлышка, – мужчина улыбнулся и потрепал Анечку по волосам, она тоже улыбнулась. Мужчина встал, отстранив голову девушки, и направился к выходу.
– Я к пацанам, если хочешь, присоединяйся.
– А что мне здесь одной делать, я больше никого не знаю… – Аня смутилась и, чуть помедлив, себе под нос добавила, – наверно, уже…
– Прочь тоска, у нас гитара есть, – мужчина улыбнулся и шагнул в коридорчик, Аня последовала за ним.
В купе было душно, рослый парень, снявший спортивную куртку и оставшийся в одной майке, забрался наверх и из кучи наваленных сумок достал гитару. Старая, вся в наклейках, царапанная и с разноцветными струнами из лески – это была настоящая гитара для походов в горы или посиделок у костра, только на такой гитаре можно играть ночью, настоящие песни с душой, пропитывая духом и сам инструмент. Аня улыбнулась, она такого никогда не видела, но это не могло не заставлять улыбаться. Юноша ловко спрыгнул, вытянув инструмент перед собой, чтобы не ударить, как святыню. По сидевшим прошёл ропот, Аня боялась, что юноша что-то ушибёт, остальные знали его и боялись за инструмент. Юношу звали Вадимом, он протянул гитару Ане, та улыбнулась и чуть отстранилась: она не умела на ней играть и немного побаивалась брать такое чудо в руки.
– Погладь её, познакомься, а то вдруг не захочет при тебе петь, – Вадин даже не улыбнулся, а был целиком серьёзен. – Вон видишь, где потёрто сильнее всего или по струнам…
Аня протянула руку и погладила гитару по наклейкам. «Больной на голову, хуже меня, наверно, так вот спрыгнул и шиндарахнулся…» – а что ещё она могла думать? Удовлетворившись, юноша отошёл и сел на освобождённое ему место.
– Не удивляйся, – прошептал Артём ей на ушко, – эта гитара его папы, он тоже спортсменом был, весь мир с ней обкатал, видишь, сколько наклеек, – Аня кивнула. – Она своенравная, действительно. Играть на ней получается только у хозяина, и если незнакомый человек слушает, может, и струна лопнуть, а то и все разом, но такого я не видел.
Аня тихо взвыла. «Наивная простая девочка, думала, убежала из дурки, где проснулась. Но нет, избранные представители поехали вместе с ней, всё это сон, всё это сон… – стала она себе твердить, чуть прикрыв глаза. – Надо же, своенравная гитара, струны сама рвёт и играть не хочет при чужих… Господи всевышний, за что? Мамочка, роди меня обратно! В какой бред я попала…» – она могла и уйти, но сидеть одной ей не хотелось больше, чем терпеть это сумасшествие. Она вымученно улыбнулась и посмотрела на солиста, тот подтягивал струны и ждал заказа на песни.
– Пусть дама закажет, любую, что возможно сыграть на гитаре, – Вадим улыбнулся искренне и без издёвки. Наверно, он действительно неплохо умел играть.
– Да я не знаю, может, вы начнёте… а я так, послушаю… – Анечка хотела как-то отвязаться от внимания.
– Вадь, давай твою любимую, а потом папину. Думаю, девушке они понравятся.
Вадя кивнул и начал, вот так, с разгону. «Просто взял и заиграл, будто знал заранее и всё подготовил, и вправду, наверно, талантливый… музыкальный аппарат», – Ане такая мысль и аналогия понравилась, она улыбнулась и сочла этакое прозвище местью за поглаживание инструмента.
Аккорды были простые, может быть, с лёгким усложнением, Аня всегда больше ценила текст, чем слова, но здесь звук и виртуозность завораживали, Вадим запел:
«Сквозь какой-то там тыщу лохматый год,
Протоптав тропинку в судьбе,
Полосатый, как тигр, Корабельный Кот
Научился сниться тебе».
Все в купе улыбнулись и тихо, чтоб не мешать друг другу, стали подпевать, а у Ани возникло чувство дежавю – где-то она это уже слышала. Может, в детстве, может, по радио, но песня ей нравилась. Тоже хотелось подпевать.
«И ползли по норам ночные крысы твоих невзгод,
Когда в лунный луч выходил Корабельный Кот.
Он входил в твой сон, разгоняя страх,
Принося уют и покой,
И блестела соль на его усах,
И искрился мех под рукой.
И небесный вагон разгружал восход и уходил пустым,
Начинался день – улыбался кот и таял, как дым».
Все были в песне, все вспоминали что-то своё, и в первую очередь сам певец: его глаза затянула дымка, петь он стал чуть тише, но песне это пошло только на пользу. Аня сама не заметила, как погрузилась в раздумье.
«И казалось, вот, он в толпе идёт,
И на нём в полоску пальто,
И о том, что он – Корабельный Кот,
Здесь никто не знает, никто.
Не видать лагун голубых в вертикалях его зрачков:
Он молчит потому, что нынче в мире расклад таков.
Если ты крутой – то полный вперёд,
В руки флаг и в справку печать.
Ну а если ты Корабельный Кот,
То об этом лучше молчать:
Это твой меч, это твой щит и твоя стезя…
От того-то Кот и молчит, что об этом всуе нельзя.
А пока над форпостом бузят ветра,
Выдирают паклю из стен,
Минус сорок пять на дворе с утра,
Флюгерок замёрз на шесте.
Ну а Кот возвращается на корабль провиант от крыс охранять,
Чтоб когда настанет пора – присниться опять».
Ане хотелось плакать, песня ей напомнила о любимом, таком далёком, но… и таком близком сейчас. В её глазах появились слёзы, и все, кто был рядом, это увидели, но Анне было всё равно, она их не видела, она была в своём мире – дома с любимыми и родными. Как тот Котик во сне. Тренер посмотрел на неё, в воздухе возникла тишина звенящая, и только стук колёс и скрип еле качающихся сидений её пытались колыхнуть. Мужчина посмотрел на юношу с гитарой и тихо, еле двигая губами, произнёс:
– Давай папину.
Юноша взмахнул рукой и запел.
«Время идёт – не видать пока
На траверзе нашей эры
Лучше занятья для мужика,
Чем ждать и крутить верньеры.
Ведь нам без связи ни вверх, ни вниз,
Словно воздушным змеям.
Выше нас не пускает жизнь,
А ниже – мы не умеем.
В трюмах голов, как золото инков,
Тлеет мечта, дрожит паутинка.
Прямо – хана, налево – сума, направо – тюрьма,
А здесь – перекрестье. В нём – или-или,
И шхуна уходит из Гуаякиля.
Не удивляйся – именно так и сходят с ума».
«Именно так и сходят с ума, – подумала девушка, – именно так и сходят», – повторила она и наклонилась к уху тренера.
– Я, наверно, пойду, устала я сегодня.
– Что-то случилось? – взволнованно прошептал он в ответ, и они оба заметили, что все пристально смотрят на них.
Музыка продолжалась, и все делали вид, что слушают именно гитару, но после того как вокалист пропустил вступление, и так всем понятное стало явным: эту песню они слышали много раз, а вот странная, испуганная и, что немаловажно, симпатичная девушка вызывала у молодых спортсменов гораздо больший интерес. Потеряв на это заключение пару драгоценных секунд, Анечка продолжила:
– Нет, всё прекрасно. Но я, наверно, всё-таки пойду, тяжёлый день выдался, – с этими словами она встала и вышла. Только за ней закрылась дверь, музыка резко стихла, и как бы по инерции струны выдавали какие-то звуки, ибо не было в тот момент большего проклятья, чем тишина – и для девушки, и для юношей, и для тренера. Аня утёрла лицо рукой и двинулась в сторону своего купе, но стоило ей дойти, как дверь скрипнула и с силой отодвинулась, из купе со спортсменами показалась голова тренера.
– Ты точно в норме? – мягким и взволнованным голосом спросил он. – Может, я чем помочь могу? Только скажи.
– Всё хорошо, устала просто, – чуть повысив голос, выдавила из себя Аня и как можно быстрее скрылась в своём купе.
Когда она зашла, в голове была только одна мысль: «Негромко!» Слёзы текли из глаз, как не течёт ливень с неба, сил не было, она еле дошла, да какое там дошла, доползла до свободного места и упала лицом в подушку. Нет, она не плакала, она выла. Бедная подушка впитала в себя столько слёз, столько горя и огорчения, сколько не каждая исповедальня за свою жизнь видела. Аня физически почувствовала, как глаза закрывает чёрная плёнка, как руки теряют чувствительность, а пальцы ног холодеют. По телу прошёл жар и холод, они смешивались, но суммы этих явлений не приходили, бедная девушка чувствовала себя камнем, который то раскаляют, то бросают в воду, тело забилось в судорогах, её кидало из стороны в сторону, вены наполнились ртутью, нет, расплавленным свинцом или даже сталью. Если вы представляете круги ада, то знайте, наша героиня их прошла все разом и на скорости такой, что свет остался далеко позади. Когда физическая боль отступила, осталась та боль, что не лечат лекарствами, боль в душе. Аня подняла голову от подушки, и руки её были исцарапаны, и одежды были её порваны, а лицо источало столь зловещий вид, что сам Маркиз де Сад бы ужаснулся, такое увидеть во плоти. Белая ярость овладела Аней, единственное, что хотелось нашей героине, – это крушить всё на своём пути, отомстить этой вселенной, отомстить этой судьбе, сломать, совратить, уничтожить столько душ, сколько получится. Но ярость отступала, Аня потихоньку успокаивалась, и она вспомнила лицо любимого, и на миг ей стало лучше, огонь и лёд смешались как надо, и ей стало тепло, она, пускай на миг, представила себя в объятиях любимого. Но миг прошёл, и её снова накрыло: она осознала, что его нет рядом и этим мечтам, возможно, никогда не суждено сбыться. Мига хватило, какой-то доли секунды хватило на то, чтобы она пришла в себя и подсознательно осознать, что же она творит, схватила мокрую от слёз подушку и всю энергию, что она хотела направить на разрушение, она применила в крик. Подушка всё заглушила или ту избыточную часть звука, которую можно было услышать вне купе. Скажу немногое: крик помог, но ценой того, что наутро подушка была в крови и не от рук, девушка кричала так, что связки стали кровоточить, и брызги сукровицы, вылетающие вместе с воздухом, безвозвратно испортили ткань. Потом сознание покинуло Аню, сильная боль по всему телу, но важнее полнейшее моральное истощение сделали своё дело, сознание покинуло бушующее тело.
