Алексей Аверьянов
Девочка
Глава Vl
На улице шёл мелкий дождик, талый снег, превращаясь в весёлые ручейки, тёк повсюду. Обходя особо большие лужи и стараясь избегать сугробов, Аня подошла к парадной. Поглаживая карман, она осознала, что ключей нет и быть не может, она даже квартиру той милой старушки не закрывала, выбежала, схватив лёгкую курточку, и смылась по улице куда глаза глядят, она бодро перепрыгнула через ручеёк и встала около двери своей парадной. Дёрнула, закрыто, этого и следовало ожидать. Дверь как-то повлияла на неё, звонить в домофон не хотелось, вдруг ответят. В смысле она услышит родной голос и сорвётся, заверещит: «Мамочка, папочка, это я – доча ваша, из дерёвни, вестимо, снегом талым на головы ваши», – нет, лучше подождать, рано или поздно кто-то же откроет эту дверь, и она прошмыгнёт. Чуть расстроившись, она отшагнула от неприступной двери, рядом была скамейка, вырванная из земли снегом, но всё же стоящая крепко, на неё Анечка и села. Откинувшись на спинку, ей что-то мешало, она чуть подвинулась, мешает в том же месте, Аня провела рукой по спине.
– О, рюкзачок, я и забыла о нём, – Аня расплылась в улыбке, – эх, жизнь-паскуда, ты налаживаешься!
Аня сняла рюкзачок и расстегнула маленькую пёструю молнию, та с неохотой поддалась, и, открыв нутро рюкзака, Аня увидела несколько записок и пакетик, протянув руку и достав комканый полиэтиленовый пакет, она развернула бумажку.
«Мы с ребятами долго спорили, но так и не придумали, что тебе положить, вот и кинули, что смогли. У тебя есть плеер, но почему-то нет наушников, теперь они у тебя есть, мы не знаем, как у тебя с деньгами, мы с ребятами скинулись и положили, что смогли, и Даня настоял, чтобы ты нас не забывала, положить тебе наш брелок, он с фонариком, так что даже он может пригодиться», – дальше шла череда подписей, но крупнее всех, заметнее была «Артём». Анечка улыбнулась, первый и последний человек, которого она узнала в этой команде, такой же странный, но добрый человек, с большим по-настоящему человеческим сердцем. Открыв пакет, она увидела и маленькие капельки наушников, и большой брелок в виде полудракона, полувыдры, а может, это вообще была белка-летун, Ане было не столь интересно, обнаружились и деньги, с мелочью и бумажками набралось пяти сотен рублей.
– Эх, ребята, как же я с вами рассчитываться буду? – Аня улыбнулась и твёрдо для себя решила, даже несмотря на то, что с ней приключилось, ей везёт, и если судьба – старая и стервозная гадина, то она такая же выдра-дракон, страшненькая, но где-то в глубине, там, где батарейки, добрая и милая. Аня хлопнула себя по коленке – хватит соплей, пора старой белке в пасть заглянуть, а если надо – и голову сложить.
И твёрдо повторяя «за Родину, за Сталина», правда, в её интерпретации это звучало как «за прошлое, за Лёлика», она смело шагнула к двери то ли бывшей, то ли ещё своей парадной. Талый снег разлетался у неё из-под ног, автомобили притихли, и птицы прислушивались к громовым шлёпаньям её кроссовок по мокрому асфальту. Она гордо подняла руку и положила на ручку, дёрнула, ещё сильнее, дверь заскрипела. Что может противопоставить молодая хрупкая девушка силам магнитного притяжения, питаемым электросетью дома? Да ничего она не может, домофон держал дверь намертво. Аня поднесла уже палец, чтобы набрать номер квартиры, но вдруг вспомнила, почему она этого не сделала раньше. Весь энтузиазм куда-то испарился. Оставалось ещё чуть-чуть, и она повернёт обратно на скамейку или вообще уйдёт, но сверху раздался звук шагов, кто-то спускался. Аня напряглась и прислушалась: кто-то ритмично спускался, она подошла к двери, и как только оттуда выскочил молодой человек, она проскочила внутрь, юноша стремительно убегал. Аня хмыкнула и стала подниматься, до своего этажа она поднялась быстро и чуть не проскочила свою же дверь, обивка была другой. Она постояла мгновенье и нерешительно нажала на звонок. В голове метались мысли, как бы себя повести? Кинуться на шею родителям или стоять с лицом в виде запечённой глины? Вот если что-то представить, красочно и чётко, то это случится либо в точности, как представил, или прямо обратно представлениям, ей не открывали.
– Эх, белочка? Что, другого придумать не могла? – наша героиня подняла голову к потолку и попробовала поговорить то ли с Богами, то ли с судьбой. – Это у меня белочка. Хватит фигнёй страдать, ведёшь себя как малолетняя дура, собраннее надо быть, – укорила себя девушка и потянулась к звонку.
Но не успела девушка докоснуться до заветной кнопки, как с той стороны ответили.
– Кто там? – голос был похож на мамин, но уж слишком молодой.
– Это Анна, – зачем-то представилась девушка.
– И что с того, а я Катя.
– Катерина Владимировна, 1976 года рождения… – Аня стала вываливать всю информацию, что знала про мать, когда простые сведенья кончились, она запрокинула голову и закрыла глаза, рассказывая о бабушке и дедушке.
– Очень оригинально, вы что, по памяти это?
Аня открыла глаза, удивилась, а только потом вернула голову в более привычное положение. Перед ней стояла мама, её любимая и родная мама. У Анечки стали подкашиваться ноги. Вот только её мама раньше была… старше, что ли. А сейчас перед ней стояла мать с фотографий, чуть старше её самой.
«Увижу Бога, морду набью», – подумала Аня и широко улыбнулась.
– Вы проходите, всё равно знаете много чего про меня, вот только я вас не помню. Мы знакомы?
– Я твоя дочь!!! – чуть не закричала Аня, а вслух, через силу сухо сказала. – Сейчас разберёмся.
Дверь за Аней закрылась, она по памяти, не глядя убрала вещи в шкаф и проследовала в ванную сполоснуть руки, как мама научила.
– Вы здесь уже были? Я вас точно не знаю, – уверенно начала Катерина Владимировна.
– Давайте пройдём на кухню, я вам всё расскажу, а там и решим, выгоните меня или ещё чего. Уже сейчас могу сказать, что ничего плохого я не замышляю и вреда вам от меня не будет, – Аня и сама опешила от такой сухости и серьёзности речей.
Она быстро вытерла руки о полотенце, оно же, как обычно, висело. Пройдя на кухню, Аня шла первая, показывая дорогу, а заодно и смотря, что изменилось.
На кухне она быстро налила в чайник воды и поставила фильтроваться новую, достала любимую мамину кружку, попутно удивившись, что она не только стоит на месте, но и вообще есть в этом варианте реальности. Достав чай, который папа привёз несколько лет назад из-за границы, и уже собираясь насыпать его в заварочный чайник, у Екатерины Владимировны не выдержали нервы.
– Кто вы? Я уже поняла, что вы здесь как у себя дома, я требую разъяснений, – срываясь на крик, чуть привстав, потребовала она.
– Вы, – Аня это подчеркнула, всё же насыпая чай в чайник. – Уже почти сами всё сказали, я здесь не как дома, я и есть дома, – Аня подняла руку, опережая очередной срыв матери. – Я, Екатерина Владимировна, ваша дочь.
Женщина ни разу не поверила и уже спокойнее наблюдала за манипуляциями незваной гостьи в холодильнике.
– Я знаю, в это очень сложно поверить и несложно догадаться, что вы меня не только ни помните, но и не можете помнить, я для вас никогда не рождалась.
– У нас с мужем нет детей, вы правы. Но мне интересно, откуда вы всё это знаете, не только то, что говорили на лестнице, но и обстановку в квартире.
– Я ваша дочь, ты моя мама, я родилась и выросла в этой квартире, я знаю здесь каждый уголок, каждую трещинку и про вас с папой знаю всё. Что может знать ребёнок про родителей.
– Придёт муж, там решим, – Екатерина заколебалась. – Как, говорите, вас зовут?
– Анна.
– Я вам верю, Аннушка, – Екатерина Владимировна проверяла. А Аню так называла только мама, и она была готова разметать всё, что было на столе, и прыгнуть на шею к матери, расцеловать её.
Когда пришёл папа, Аня опять заварила чай и по второму кругу стала рассказывать всё, что знала, вначале про мать, потом про отца, а когда она видела сомнение в его глазах, то про их с мамой брак. Всё, что знала, всё, что помнила.
– Что вы хотите от нас? – папа был непреклонен и в мистику не верил.
– Я ваша дочь, проснулась в другом месте, ехала сюда… – начала Аня, но мужчина её прервал.
– Всё это мы слышали, что вы хотите, чтобы мы сделали? Допустим, вы наша дочь, но, как вы сами сказали, из другого… – он запнулся.
– Из другой реальности, – поправила Аня, и ей самой казалось, что формулировка притянута за уши.
– Пусть будет другой реальности, но что вы хотите? Что мы можем сделать? Дать вам денег или поселить у нас?
– Я не знаю, – Аня только сейчас поняла, что и сама не знает, чего хочет. Ей нет места в этом мире, в мире, странном и непривычном, мире кривых зеркал для неё и неисправимой истины для обитателей этого мира.
– Подумайте, мы вас не гоним, и я, как глава семейства, допускаю, чтобы вы пока что пожили у нас, пока не найдёте работу. Насколько я помню, прописка у вас есть и именно у нас в квартире, так что здесь проблем нет,– он сделал паузу, раздумывая, что ещё можно сделать. – Мы с женой можем дать вам денег, в долг, практически на таких же условиях. Решайте, Аня.
– Я попробую съездить к Лёше, может, там что получится.
– Езжайте, – мужчина властно встал из-за стола и вышел с кухни.
Аня встала за ним и пошла в коридор, её догнала мать.
– Если и там ничего не получиться, возвращайся, я чувствую, ты говоришь правду, ты можешь быть моей дочерью.
Аня быстро оделась и вышла на лестничную площадку, холод ударил ей в лицо, а за спиной залязгали замки. «Морковка», ключ, засов, с той стороны закрывались на всё, что было. Аня медленно пошла по лестнице вниз, обратно на улицу, возвращаясь в неизвестность на поиски того, чего, возможно, уже и не существует.
Глава VII
Вагон нёсся вперёд по глухому туннелю, в будний день днём народу было немного. Анечка сидела погружённая в свои мысли. Глядя на пассажиров, она старалась ни о чём не думать, глаза стали слипаться.
«Эй, это ещё что за закидоны? – внутренний голос почему-то был против. – Аня, встала и бегом, пока двери не закрылись!» – продолжал он.
Аня вскочила и выбежала из вагона, расталкивая людей и бормоча:
– Депрессии мне только не хватало, всё только начинается.
А всё уже шло к концу, и можно было расслабиться, в том смысле, что время текло быстрее, чем яблоко падало на голову Ньютона. Аня незаметно для себя прошла переход и ждала поезда. Оглянувшись, вокруг опять было предостаточно народу, и откуда они берутся. Сев в поезд, девушка решила, что пускай будет, что будет, и закрыла глаза.
– Конечная, вставай, – незнакомый женский голос тронул сознание, а не более знакомая рука тянулась к её плечу.
– Вижу, – с трудом проглотив слово «отвянь», Анечка резко открыла глаза и как ни в чём не бывало пошла на выход.
Только поднявшись, минуя длинный эскалатор, Аня вспомнила, на какие чудеса способен этот мир. Нет, погода была всё так же отвратительна, этакое ранее лето, очень раннее, а дождик вообще напоминал март. Но Аня не обращала на него внимания, дома были другие, ничего похожего с тем, что она помнила. Да, она не особо любила этот район, пылко горя патриотизмом к своему дому, но выйти в абсолютно незнакомом месте – это слишком.
Подошёл автобус, вроде бы нужный, и Аня села в него хотя бы ради того, чтобы поехать и не стоять у всех на виду, глазея на многоэтажки: «Подумают ещё, что я убежала из деревни и только вчера приехала в мегаполис». Аня смотрела и думала, думала и смотрела в одну точку. Когда она там домой из того городка убежала? «Блин, вчера вечером! Да хрен вам всем! Я городской житель, родилась и выросла здесь! Мой город Питер, нет, Санкт-Петербург, столица великой и непобедимой Российской империи! Так и только так, я лучше машину в выхлопную трубу поцелую, чем корову доить буду!» Аня резко остановилась в размышлениях, чувства зашкаливали, и девушка это чувствовала. Она улыбнулась, вспомнив праздник на площади, не так уж там было и плохо, даже лучше, чем на «Парусах», к примеру. Анечка стояла и вспоминала лазеры, бьющие в свинцовое небо, и пироги, ещё тёплые после печи, хруст стекла под ногами на Невском и огромный хоровод на площади, спящего на урне упитого в хлам вчерашнего школьника и звонкий смех девушки, которая вытащила её танцевать… Аня сидела, положившая голову на стекло окна, и улыбалась, она летала из ночи пьяного алкоголем города в пьяный смехом и радостью городок. И самое удивительное: ей и там, и там было хорошо. Но всё же Петербург – её дом, отец России, её родина, и за него, прежнего, стоит сражаться, за её родной и любимый город. А может, она хочет всё вернуть, потому что не город был так хорош, а люди, что её окружали? Хорошо, не все, но её жених тоже там и родители там, значит, и её место в маленьком и уютном пятимиллионном городке.
Аня смотрела в окно, и кондуктор, подошедший к ней, удивил её тем, что это конечная. Девушка оглянулась и, извинившись, вышла. Мелкий дождик сразу же начал капать из знаменитого свинцового неба великого города. Улыбнувшись, Анечка пошла по знакомому маршруту, дома здесь были почти те же, что и были, как она их помнила. Пройдя дворами и увидев нужный дом, Аня с удивлением заметила, что нужная парадная открыта настежь. Внутри сильно пахло краской, укрывшись от запаха в лифте, она несколько секунд вспоминала этаж.
Дверцы открылись, и всё встало на свои места – этаж был нужным, и желанная дверь была перед ней. Звонок висел на старом месте, но нажимать было страшно, неизвестность давила и пугала, это было последним сучком, за который могла ухватиться наша героиня. Шли минуты, а Аня стояла перед дверью в нерешительности. Но дверь зашумела, защёлкали замки, и врата в неизвестность отворились. Аня отшатнулась назад, из дверей вышла старушка с ведром и внимательно, даже удивлённо воззрилась на девушку.
– Здравствуйте, – только и смогла вымолвить Аня.
– Анечка, а чего ты здесь? Только приехала? Что-то случилось? Почему одна? – Аня опешила от количества вопросов и не знала, как ответить. – На вот, помоги, а я тебе чаю сделаю, – и старушка протянула ведро с мусором. – Мне как раз Лёшка вкусный привёз, – и с этими словами она удалилась обратно в квартиру.
Аня быстро вспомнила, где в этом доме мусоропровод, и выполнила поручение, ей хотелось выкинуть мусор прямо на лестницу и уйти, но упоминание родного имени, да и то, что её сразу узнали, заставляло подчиниться. Невеликий же труд – мусор вытряхнуть. Возвращаясь, девушка старалась вспомнить, как же зовут предполагаемую свекровь, события последних дней всё выбили из памяти.
Вернувшись, она поставила ведро на место – туда, где оно стояло на её памяти, и стала разуваться, но появившаяся старушка отвлекла её, протянув несколько бумажек. Это были квитанции на оплату квартиры, Аня быстро прочитала адрес и имя владельца, пока хозяйка отвернулась. Там были только инициалы, но и этого хватило, чтобы вспомнить имя и отчество.
– Так чего ты одна? – Эльвира Васильевна стояла в маленьком коридорчике, ведущем на кухню.
– Поговорить нужно, вот и одна, – стала импровизировать Анечка.
– Чай готов, тебе горячий и без сахара, я помню, – свекровь улыбнулась и пошла на кухню.
Свет на кухне включён не был, но там и так было светло от слабой лампочки в вытяжке и подсветки огромного телевизора во всю стену. Ещё на кухне был маленький столик и холодильник, это Аню не удивило, как телевизор или огромное кресло хозяйки квартиры, в которое она и села, стоило только Ане появиться на кухне.
– Присаживайся, чай на плите, табуретка под столом, да ты и так всё знаешь. Ну что, опять поссорились? А я тебе говорила – мягче надо быть. Рассказывай, – и она замолкла.
Аня налила себе чаю, оттягивая время, чтобы собраться с мыслями, но, сев и сделав первый глоток, поняла, что ждать-то нечего, и начала свой рассказ. Как она проснулась и как ехала в автобусе, женщина, похоже, вообще прослушала, смотря телевизор, а когда Аня дошла до поезда, стала прислушиваться, часть с КПЗ повлияла на неё вообще странно – вероятная свекровь выключила звук и спросила о возрасте парня. Но всё равно чуть позже, когда Аня говорила про то, как шла к своим, моменте сквозном и по сути неважном, женщина остановила девушку и выдала свой вердикт.
– Я сейчас позвоню сыну, пускай сам разберётся со своей женой, я-то тебе чем помочь могу? – Аня пожала плечами. – Ну вот. А если чем могу, так говори. Не молчи до последнего, как обычно.
С этими словами она достала старенький мобильник и вышла в коридор. Но через несколько минут вернулась.
– Сын будет через час или полтора, так что можешь успеть ещё и поесть, у меня и макароны есть, и греча.
– Да, нет, спасибо, я у родителей поела.
– Брезгуешь, – женщина пристально посмотрела на девушку. – Хоть бутерброд себе сваргань, чего голый чай хлещешь, невкусно же.
Аня вымученно улыбнулась и положила сыр на хлеб, свекровь посмотрела, хмыкнула и села в своё кресло, сделав телевизор громче.
Спустя половину концерта мало разумных горе-комендантов по одному каналу и пародии на западный сериал по другому, раздался звонок в дверь.
– Ты кого-нибудь ждёшь?
– Нет, – с удивлением и лёгкой опаской ответила Аня.
– А сына моего? Муженёчка своего ненаглядного? – свекровь улыбнулась. – Иди открывай, девочка.
Аня вначале медленно встала из-за стола, потом быстрым шагом прошла по коридору и как можно мимолётнее открыла замки. Как только память подсказала, куда и что дёргать нужно, а что тянуть? Дверь открылась, и в полумраке стоял он, тот, в ком вся её жизнь, вся её любовь, последняя надежда и спасение, она дошла до конца – она его нашла.
Он вошёл, вплыл в прихожую, так казалось Ане, снял обувь и куртку. Еле-еле потянуло прелыми ногами, так, что Аня прослезилась.
– Это воры? – послышалось с кухни.
– Не дождётесь, – ответил Алексей и тихо, даже чуть грустно добавил. – Это насильники.
Аня присела на подвернувшийся стул и вытирала слёзы, в темноте Алексей не видел их, да и не рассматривал девушку, только краем сознания решил, что она очень красива, а может, это всё потому, что он видел в ней свою жену.
– А кто это? – Лёшин голос с кухни, неудачно замаскированный под шёпот.
– Красивая? – мать отвечала ему, издевательски пародируя его интонацию.
– Ну да, – сын улыбнулся. – Она на Аню похожа. Так чего звала-то, просила быстрее и важно. Что случилось?
– Да я не знаю, иди сам спроси. Ты такое всегда любил. И вообще, иди к себе в комнату.
– Мам, мне 40, какая комната? Что случилось?
– Иди, сына, у… – женщина запнулась. – Спроси, только ты здесь способен разобраться. А мне на пробежку надо, с вами на фитнес даже сходить нельзя. И носки смени, перед девушкой неудобно.
Пожилая женщина поспешно вышла из кухни и удалилась, Аня же, наоборот, вошла и села за стол, напротив любимого. Тянулось время, они смотрели друг на друга и не могли оторвать глаз, каждый думал о своём. «Как же она красива и молода, когда-то данным давно, больше чем полжизни назад, он влюбился в точно такую же…». «О Боги, я нашла его, почти его, пускай он стар, нет, он не дряхлый, просто возмужал, чуть полысел, и стала появляться седина, но это он, мой Дурашка, Кактус, не желающий бриться, Упрямец, Старая развалина, которая уже чуть ближе к этому…»
– Сколько тебе лет? – почти синхронно сказали оба, и возникло замешательство.
– Ладно, неприлично спрашивать возраст у дам. Давай так: рассказывай историю, а когда закончишь, я скажу, сколько мне лет. Хорошо?
Аня вздохнула и дёрнула плечами, вместо ответа она начала рассказ.
За окном совсем стемнело, Алексей слушал столь внимательно, что приготовленный впопыхах чай остыл, а хлеб на бутерброде ни разу не был укушен, иногда он задавал вопросы, и Анечка на них отвечала: на какие-то с радостью, а на другие – с неохотой, но, пообещав себе рассказать всё, отвечала на любые. Лёшу очень заинтересовал парень, с которым Аня была в КПЗ, а вот её приезд к родителям пропустил без должного внимания.
– …А потом пришёл ты, и вот мы сидим, – Аня умолкла и стала ждать реакции своего мужчины, она была уверена, что он её и больше ничей.
– Я обещал сказать, сколько лет мне, тебе, насколько я понял, 18, – Аня кивнула. – А мне 42, я женат, у нас с… тобой, то, что я женат на тебе, сомнений нет, вот только тебе 38, и у нас трое детей, – он полез в карман и достал огромный телефон, включил экран и протянул девушке. Там была фотография женщины, прямые золотого цвета волосы падали на лицо, чуть скрывая один из весёлых и озорных глаз, женщина улыбалась безукоризненной улыбкой, в ушах серьги под цвет волос с блестящими камнями, внизу, там, где была шея с ровным загаром, был кусочек шёлкового ворота, больше ничего видно не было.
– И зачем мне это? – Аня удивлённо спросила.
– Это ты, в смысле моя жена, фотографии несколько месяцев, это с вручения какой-то награды за вклад в развитие города. Полистай, там их много
Аня водила пальцем по экрану, фотографии менялись, но люди оставались одни и те же: эта красивая женщина, то есть Анечка в 38, Алексей, что стоял за спиной и иногда комментировал, если это требовалось. Были и дети, но Аня старалась пролистнуть побыстрее эти фото, только одна фотография заставила её остановиться, а её муж не стал рассказывать историю. Это была общая фотография, вся семья в сборе – папа Алексей, мама Аня, близнецы, Женя и Света, и старшенький Вова. А ещё были друзья, но Аня лишь мельком заметила, что старые друзья мужа тоже там и оба с парой, и её подруга там, и ещё четыре девушки, которых она то ли не узнала, то ли ещё не знала, Лёша стал рассказывать, кто есть кто, но Аня тихо остановила его, и он замолк. Девушка повернулась к нему лицом, прижалась к его груди и тихо спросила:
– Мы с тобой счастливы?
– Конечно, дорогая, ведь ты моё счастье, – он прижал её к себе ещё крепче, запустил руки в кудрявые волосы, и по его щеке скупо скатилась слеза. – Утром, когда я проснулся, у меня была жена красавица и умница, а к вечеру у меня две красавицы и умнички, откуда взялась вторая, кому расскажи, не поверят. Что же мне с тобой делать? – Аня оторвала голову от его груди и попробовала что-то сказать, но «как бы муж» прижал её обратно, поцеловал в макушку и тихо добавил, – это риторический вопрос, сделаем всё вот так вот…
Аня проснулась рано, так и было ей запланировано. Хозяйка квартиры ещё спала, а кроме них, никого и не было, Лёша уехал, и здесь её больше ничего не держало. Она подошла к окну и задумалась, вчера он предложил выход и, наверное, разумный – пожить в этой квартире, хоть и пару месяцев, она не хотела, ей обещали найти работу, но и без денег бы кормили, всё равно это не её. Она искала своего Лёшеньку, а здесь только солидный Алексей Станиславович. Нужно было уходить и срочно, ибо предложение давало столь желанное спокойствие.
Аня выбежала на улицу, лёгкая куртка не грела, она бежала без оглядки, бежала, чтобы быстрее скрыться от старого, что вывернулось и стало довлеющим настоящим. Она хотела мира и уюта, ей это давали, но что-то внутри вопило, разрывая душу: «Не то, не так, иначе должно быть». Дома сменяли друг друга, в раннем небе всходило солнце, и ни одно облачко не смело ему мешать, Аня посмотрела на небо и чуть успокоилась, солнце, как её старая жизнь, было красиво и одиноко, но каждое утро солнце разное, и старой жизни уже не будет, как нет одинакового луча света. Перейдя на спокойный шаг, она огляделась: ничего знакомого не было и, как назло, не было у кого спросить.
– И как мне метро искать? – Аня улыбнулась своим словам, произнесённым вслух. – Не хотите отвечать, сама найду, – чуть обиженным голосом добавила она и пошла вперёд.
Через пару кварталов ей надоело идти прямо и, оглядевшись («Эх, люди, животные вы социальные», – пронеслось в голове), пошла во двор. Он оказался сквозным, дома нависали над одиноко идущей девушкой.
«Это же более тысячи квартир, значит, тысячи три душ, а тел нет, – тяжёлый вздох. – Вот иду, никого нет, и в окнах не мелькают, но стоит только начать делать что-то постыдное, сразу набегут, как мухи или жуки», – мысли понеслись как река. Собственно, мысли-то было только две: «Эх, думаю, почти как Лёшка, впитала его сомнительную манеру мыслить». Второй же мыслью, даже воспоминанием было то, как она точно так же шла по безлюдной улице в маленьком городишке и спас её от безумия случайный автобус. Аня остановилась, огляделась, кругом дома, небо над головой, окна на все восемь сторон света и трава под ногами, куда идти, может, кому и известно, но вот его здесь нет. Аня подошла к проблеме креативно: закрыла глаза одной рукой, а вторую вытянула и закружилась. Когда голова потеряла ориентиры, девушка остановилась и пошла туда, куда перст указал.
– А что? Дурацкому миру – дурацкие методы, – пробормотала она, чтобы хоть как-то самой себе объяснить поступок.
Дома, ларьки, пустошь, дома. Аня плелась сквозь двор, обходя здания и те места, где по неведомым причинам таковых ещё нет, люди то появлялись, то пропадали, девушка пробовала догнать нескольких, но те пропадали неведома где и как. Устав, она присела на скамейке, возле какого-то подъезда, безлюдье её уже не пугало.
– Тоже мне мегаполис, пять миллионов и где? Да ну вас всех.
Сложив руки на груди, она закрыла глаза, тишина ударила по ушам, просочилась в мозг и превратилась в тонкий писк. Анечка вспомнила, как её учил жених слушать воздух.
Она открыла глаза, глубоко вздохнула и, вздыхая медленно, закрыла веки. Отбросить все мысли, есть, отстраниться от всех звуков, здесь и так глухо, услышать писк воздуха, от него и так мозгу больно, слушать, наслаждаться. Радостного было мало, а много было неудобств. Аня уже хотела вернуться, как писк дрогнул и померк на мгновение. Её выбросило в реальность, опешив, девушка смутилась и только спустя долгие пару секунд всё вспомнила и осознала. Решив попробовать снова, она быстрее дошла до нестерпимого писка и упёрлась в него, как в стену, было больно ушам, мозгу, хоть он и не болит, да объясни это психике. Писк давил, и уже всё тело сдавила неведомая сила, Аня подумала, что нужно завязывать, но услышала крик, кричали из-за писка, она это просто знала. Она попробовала прислушаться, воспринимая писк как просто звук, который следует вытеснить из сознания, писк на мгновение стал тише.
Около часа ушло на то, чтобы расслабиться и вытеснить из сознания звук броуновского движения молекул воздуха, да и не то чтобы вытеснить, а сделать тише, не обращать внимания. Кричал тот самый человек, который и обучил Аню этому трюку, способу релаксации, как говорил Лёшка. Аня и вправду расслабилась, но скорее от галлюциногенного голоса любимого, нежели от чего-то там ещё. Они попробовали говорить, девушка хотела завалить парня вопросами, но он не знал ответов, ссылаясь на то, что он не то чтобы реален и больше является частью её подсознания, нежели живой личностью, хотя и связан с прототипом. Аня устала, почти все силы уходили на то, чтобы быть расслабленной и сосредоточенной одновременно.
– Где метро? Это ты знаешь, – отчаянье и противоборство двух желаний овладели ей: закончить всё это, уйти, стукнув дверью, и как можно дольше говорить с парнем, пускай полуфальшивым, но ведь он есть.
– Знаю, я же здесь недалеко живу, иди между двумя высокими домами до красного магазина, потом налево, и метро будет там.
Аня открыла глаза посмотреть, что за здания. Резкая боль пронзила почти всё тело, как будто она неудобно положила руку, нарушив кровоток, а потом попробовала взять стакан этой рукой. Застучало в висках, кровь, как расплавленное олово, потекла по венам, мышцы не слушались, невольно Аня накренилась и стала падать, за долю секунды писк ударил по ушам и сразу сменился тихими звуками города, которые грохотали сейчас громче рёва самолёта, но в тот же миг девушка услышала последнюю фразу любимого.
– Придумай людей, поверь в них, что они есть. Тогда они появятся, они… – он кричал так, как невозможно кричать, будь он реален.
Аня упала на скамейку, тело еле вздрагивало, останавливаясь.
– Лёша, люди, помощь… – всё, что она прошептала, еле шевеля губами, собственный голос казался подобен раскатам грома, тело ушло на перезагрузку.
Аня очнулась почти сразу, голова болела, а в пальцах кололо, вены взбунтовались и как будто решили поднять русла, да ещё и чесались везде. Она уже разделяла тело и душу или дух, девушка путалась, так душе-духу было легко, уютно и тепло, может быть, даже тем самым теплом, что счастьем зовётся. Она огляделась и расплылась в улыбке, она увидела людей, и они её видели и вроде сбегать не пробовали. С третьей попытки Аня встала, тело ещё плохо слушалось или Аня его плохо слушала, она вспомнила, что на один вопрос она всё же получила ответ и знала, где метро.
Алексей ошибся, метро было не справа, а слева, а так всё правильно сказал, Аня не стала удивляться, в этом мире может быть всё что угодно, а воздух она слушала в первый раз, а то, что в обморок упала, так здесь как в дайвинге – кессонная болезнь, сама виновата. О том, что стоит ещё раз попробовать, Аня уже думала на эскалаторе в окружении десятков людей и здесь, она быала по-настоящему счастливой, так, на пару минут, но мир казался прежним.
Опять метро? Эх, чтобы люди делали без этих норок и железных червей, которые так великодушно позволяют забраться внутрь и кататься, ехать, мчатся туда, куда тебе нужно. А лучше всего стремиться туда, где тебя ждут, где всегда рады, домой или к друзьям, главное, чтобы там было много народа и все тебе были рады. Одиночество, оно, конечно, хорошо, но всё должно быть в меру, уж лучше всю жизнь искать уединения, чем найти его, оглянуться, а позади пустота и кругом пустота, и никому ты не нужен, нет больше той взаимозависимости, на которой так много стоит. И мучительная мысль, что оно когда-то было способом убить, перед этим, конечно, просверкав чуть ли не всеми оттенками безумия.
