Алекс Энкиду
Раб
Когда он очнулся, увидел над собой солнце. Оно палило истерзанное тело нещадно. Несмотря на жестокую боль поработившую казалось все его существо, он вдруг продолжил ночной разговор с собирателями меда.
Он лежал и думал:
– Солнце – господин человека. Когда оно хочет победить, тогда жарит неимоверно, испепеляя живительные родники!
Он вспомнил рваную сухость во рту тогда когда от засухи в его стране Острона стали падать замертво люди…
– Может это война Солнца с человеком? Солнце, зачем я тебе? Ничего у меня для тебя нет. Что ты заберешь у меня? Жизнь? Но она и во все дни твоя, да и зачем моя маленькая жизнь такому большому божеству? Может, Солнце воюет с Луной? Бьется за меня? Не хочет, чтобы я принадлежал ей, круглолицей красавице Луне, дарительнице снов. На Солнце даже посмотреть невозможно. Может оно жестокая уродина? А добрая Луна вся навиду. Она дает сладкие мечты…
Боль пронзает его… как же больно!
– Ни Луна, ни Солнце, ничто небесное не может унять боль. Боль сильнее и больше всех… Это она истинный господин человека, ей все люди принадлежат… Это она подчиняет себе любого, она лишает самого сильного веры в себя…
И он впал в забытье. Очнулся он только утром. Первый же робкий луч Солнца вернул ему сознание. Выдох боли из его уст выполз низко, у самой земли как утренний новорожденный туман…
Пушистая рыжая земля…. умирающая от жажды… Надо идти. Долг воина превыше боли! Он вспомнил вчерашние мысли.
– Не боль хозяин! Но кто хозяин мой? Ни Луна, ни Солнце, ни боль! Не знаю… Нет господина, кроме другого человека! Аллагар погибает, я теперь зачем? Дойду до города, а дальше? Не хочу больше… – мысль его запнулась. Что он больше не хочет?
– Больше не хочу драться…. Не хочу! Нет господина и всё бессмысленно!…. Есть только долг и надо его выполнить… Один вопрос: про какую силу говорил царь Аллагар? Где она хранится? Причем здесь перстень для благословенной Эриды, когда надо драться с врагами? И о каком сокровище говорил хромой кузнец? Надо не думать, надо идти. Пусть будет то, что будет… Ждет благословенная Эрида, ждут люди – добрые и мирные.
Он вставал медленно, с перерывами, сначала на четвереньки, потом на колени. Боль раскаленным металлом из кузницы пронзила его от пяток до головы и тысячами осколков, разнеслась по всем дальним уголкам тела… – Он подумал: «Как долго длится утро!». Но встав во весь рост, снова ощутил в себе волну силы.
Вдруг увидел на земле зеленый блеск изумруда. Кожаный мешочек, в котором хранился перстень, был разрублен. Он с большим трудом поднял его, сдул с него крупицы песка. Без мыслей смотрел на добрый и сильный изумруд. Надо было как-то не потерять его… Никогда бы не посмел … но… сейчас… Он попытался надеть перстень царя на палец… это кощунство… но теперь уже можно… это конец пути, и он с силой, через боль пытался всунуть распухший палец в кольцо, но не получилось, и тогда он зажал перстень в кулаке и с появившейся опять яростью пошел в сторону Острона. Пришло чувство освобождения и от глупых и упорных мыслей, и от боли. Он и одним мечом положит врагов, сколько бы их не было. Он пошел, исподлобья смотря упрямо вперед, не моргая, а за ним оставался кровавый след… Дикарей больше не было. Раббэ много времени потратил на бои. Он чувствовал как уходят силы. Понимал, что может опоздать. Внезапно подумал: Может быть Аллагар уже погиб и ему теперь не нужно торопиться? – он тут же откинул предательскую мысль.
Тело болело. Идти было трудно. Но внутри себя он твердо знал, что должен идти как можно быстрее. Пройти ущелье. Пересечь хребет и путь будет закончен. Это не больше одной луны пути.
Аллагар не может погибнуть, пока Раббэ не доведет до конца начатое дело.
В одной руке у него был перстень царя Аллагара, в другой – белый меч от кузнеца Шамгу. Ни то, ни другое он выбросить не мог. На крутом склоне он не смог удержаться без помощи рук и упал. Падение на камни было слишком жестоким. Он потерял сознание. Вскоре очнулся. Сильно мучила жажда. Боясь пошевелить истерзанным телом, жадно стал слизывать росу с камней. Вдруг он встретился со взглядом пумы. Она облизывала своего детеныша и совсем почему-то не обращала на него внимания. Этот взгляд он помнит из глубокого детства, из которого уже не сохранилось ничего, кроме этого единственного взгляда его матери…. Этот взгляд он часто видел ночью, когда уходил в мир таинственных образов и видел то, что днем закрывает Солнце. К нему приходила женщина. Она была одна, но напоминала многих сразу. В ней была и его мать, которую он совсем не помнил днем, и кормилица, которую он видел одним глазом через плотную грудь с теплым молоком, и все женщины без числа, которых он жестоко брал в любых местах по требованию своей плоти, и была еще одна – странная женщина из ниоткуда, он точно знал, что никогда ее не встречал в светлой жизни. Все эти женщины сливались в одну и смотрели на него так, что хотелось забыть свою силу и не возвращаться в мир дневных дел. И только долг бдительно охраняющего своего господина заставлял его покинуть царство ночных образов. И каждый раз, окончив день, он ложился недалеко от господина, и закрывая глаза, мечтал увидеть только эту женщину. Он надеялся найти ее и встретить этот взгляд всюду, где бывал, но не было даже издали ничего похожего. И только Эрида одарила его однажды этим похожим на волшебство взглядом, когда увидела его подглядывающим….. взгляд от которого он тогда стал слабым и беззащитным.
Однажды он случайно увидел царя и Эриду наедине. Они его не видели. Он не стал ни уходить, ни отворачиваться. Он был заворожен. Никогда он не думал, что может настолько задерживать дыхание. Простояв в укрытии до самого конца, он впервые почувствовал себя слабым. Не было в нем вожделения. Не было желания силы. За это короткое время в нем наступил надлом. Он увидел волшебство. Он понял, что чего-то важного в жизни не знает. Женщина и мужчина были одним целым. И это целое было сильнее физической силы. Никогда ранее он не видел, что с женщиной можно быть ласковым, а от нежности наполняться мощью. Он не знал, что так можно. Он даже не знал, какой бог дает такую радость. А когда все закончилось, царица – благословенная Эрида заметила его, но не подала вида. Их глаза на мгновение встретились. И в ее зрачках отразилась сама Инанна – богиня плодородия, утренней и вечерней звезды. И когда они уходили в поход за новой землей, Раббэ опять увидел этот взгляд, но обращенный к царю страны Острона.
И теперь, что-то слегка уловимое он видел во взгляде этой смелой, быстрой, сильной пумы. Но это зверь, а не человек… Он опять потерял сознание.
Когда очнулся окончательно, никого рядом не было. Привиделась ему пума с детенышем, или это было наяву?
Размышлять было некогда. Он должен идти, несмотря ни на что!
Чем ближе он подходил к стране Острона, тем больше облаков появлялось на небе. А горный хребет был весь укутан белым. В близких и теплых облаках он вдруг увидел образы… Сознание его от ран и усталости было сумеречным, но он явно видел как его друзья, его ученики дерутся сейчас с многочисленными врагами. Он видел кто где находится, – все правильно – так как он их учил – каждый прикрывает каждого. Вместе они сплетаются в паучью сеть, через которую не просто пробиться. Они сильны и тренированы, но у них нет такого меча, как у Раббэ. Да дело вовсе не в мече! Воин всегда воин, независимо от обстоятельств. Настоящий воин может родиться только от воина. Как он – Раббэ. А люди, которые понимают коз и овец, чувствуют всходы кукурузы, находят и обрабатывают изумруды, собирают мед в горах, плавят руду, не могут родить того, у кого найдутся силы драться с восхода и до заката. Боги все рассчитывают заранее! У каждого свой долг. Так объяснял ему жрец Шамгу, когда Раббэ сетовал на плохое умение некоторых бойцов.
