В соответствии с замыслом наступления, танки были распределены между тремя стрелковыми корпусами ударной группировки 1-й гв. армии. Соответственно 93-я танковая бригада и 58-й гв. танковый полк придавались 94-му стрелковому корпусу, 12-й гв. танковый полк и 374-й тяжелый САП – 30-му стрелковому корпусу, 1-й гв. танковый полк – 17-му стрелковому корпусу. 29-й гв. танковый полк и 399-й тяжелый САП оставались в резерве командования армии, они предназначались для «парирования ударов противника и в случае необходимости для развития успеха»[14].
По плану операции к ее третьему дню 1-я гв. армия должна была овладеть Староконстантиновом, а к двенадцатому дню выйти на рубеж Южного Буга на линии Проскуров – Летичев. На этом этапе операции армия А. А. Гречко обеспечивала фланг танковых армий и сужала коридор возможного отхода немецкой 1-й танковой армии на запад до пространства между Южным Бугом и Днестром. Конкретизация задач на перехват всего пространства до Днестра предполагалась позднее.
Остальные армии 1-го Украинского фронта (13-я, 18-я и 38-я армии) получили вспомогательные задачи. Уже вне указаний Ставки по сравнению с первоначальным планом оказалась урезана задача 13-й армии Н. П. Пухова. Вместо двух танковых корпусов в операции предполагалось задействовать один (25-й тк). Задача удара 11-м тк на Тарнополь вычеркивается из приказа. Любопытно отметить, что 38-я армия на левом крыле фронта (на стыке с 2-м Украинским фронтом) должна была подготовить операцию во взаимодействии с 1-й танковой армией. Последняя в тот момент находилась в резерве на восстановлении и пополнении. Задачей двух армий было содействовать соседу в наступлении на Гайсин, начав наступление на четверо суток позже войск И. С. Конева.
В целом в ходе подготовки операции войска фронта были пополнены материальной частью, боеприпасами, а за счет пополнений численность личного состава стрелковых дивизий удалось довести до 6–7 тыс. человек.
С воздуха войска 1-го УФ поддерживала 2-я воздушная армия в составе четырех отдельных авиадивизий (из них две ночные), трех авиакорпусов и одного полка разведчиков. К 1 марта 1944 г. 2 ВА насчитывала[15]:
Истребителей (Ла-5, Як-1, -7, -9) – 249 (222 исправных и 27 неисправных);
Штурмовиков – 130 (97/33);
Бомбардировщиков (Пе-2) – 59 (52/7);
Ночных бомбардировщиков (У-2 и Р-5) – 192 (149/43);
Разведчиков (Пе-2) – 19 (10/9).
Итого – 649 самолетов, из них 529 исправных и 120 неисправных.
Численность ВВС 1-го УФ, прямо скажем, не поражает воображение (даже если не сравнивать с 3 тыс. самолетов 16 ВА под Берлином). Значительную часть авиапарка в 1944 г. все еще составляли ночные бипланы, ценность которых с точки зрения пробивания дороги наступающим войскам была очень условной. При этом по замыслу штаба фронта предполагалось весьма интенсивное воздействие на противника: в первый день операции планировалось выполнить 1800 самолето-вылетов, на второй день – 1500, на третий – 1200. Даже без поправки на переменчивую весеннюю погоду такое количество вылетов наличными силами требовало большого напряжения сил.
Немецкие солдаты, 1944 г. Основным вооружением рядовых германской армии весной 1944 г. оставались карабины 98к. Штурмовых винтовок МР-43 было немного, и погоды на фронте они не делали.
Последние изменения в плане наступления произошли уже после трагических событий вечера 29 февраля 1944 г. Командующий 1-м Украинским фронтом генерал армии Н. Ф. Ватутин и член Военного совета фронта генерал-майор К. В. Крайнюков возвращались из поездки в штаб 13-й армии в г. Ровно. Следующей целью поездки был штаб 60-й армии в г. Славута. Решив срезать путь, четыре машины с командующим, офицерами штаба и охраной в количестве 10 человек свернули на проселочную дорогу и у села Милятин натолкнулись на отряд бандеровцев численностью в 200–300 человек. В перестрелке Ватутин был тяжело ранен, потерял много крови. В Киев были вызваны лучшие врачи, в том числе известный хирург Н. Н. Бурденко, но спасти Н. Ф. Ватутина не удалось. Н. Ф. Ватутин умер 15 апреля, на тот момент ему было всего 42 года.
Вместо Н. Ф. Ватутина командующим 1-м Украинским фронтом 1 марта 1944 г. назначили маршала Г. К. Жукова. Именно он буквально в последние дни перед операцией внес изменения в план наступления 13-й армии, в штаб которой ездил Ватутин в тот роковой день 29 февраля. По первоначальному плану операции армия должна была нанести удар в направлении на Броды в обход Кременца с запада. Однако уже в первый день командования фронтом Жуков приказывает 13-й армии прочно удерживать рубеж от Рожище до Дубно, «25 тк иметь на Луцком направлении. Перегруппировок в связи с планом наступления временно не производить»[16]. Армии оставили только задачу поддержки одной дивизией наступления 60-й армии. Судя по всему, это решение прорабатывалось еще с Н. Ф. Ватутиным. На черновике еще февральского приказа 13-й армии имеется пометка «прочно удерживать этот рубеж, обеспечивая главную группировку фронта от ударов пр-ка с запада»[17]. Однако последствием этого решения стало усложнение задачи 60-й армии по выходу на рубеж Зборов – Тарнополь с занятием важнейшего узла дорог – Тарнополя.
Что же заставило командующего фронтом в последний момент отказаться от наступления 13-й армии под Дубно? В своих мемуарах Г. К. Жуков никак не прокомментировал этот момент. Однако имеющиеся в настоящее время сведения позволяют предположить, что оборонительную задачу 13-я армия в последний момент получила неспроста.
В обороне? В кратком очерке Проскуровско-Черновицкой операции, подготовленном в штабе 1-го Украинского фронта в ноябре 1944 г., в отношении планов противника указывалось: «Противник на всем фронте перешел к жесткой обороне…»[18] Получатель очерка в военно-научном управлении Генштаба генерал-майор П. П. Вечный сделал напротив этой фразы ехидную пометку: «а ранее он наступал?» Однако ни генерал Вечный, ни писавший очерк полковник Глинка из отдела по изучению опыта войны штаба 1-го УФ тогда не знали, что в штабах группы армий «Юг» и немецкой 4-й танковой армии лелеяли далеко не оборонительные замыслы.
Буквально за два дня до того, как в адрес штаба 1-го Украинского фронта отправилась директива Ставки с предложением «отрезать южной группе войск немцев пути отхода на запад в полосе севернее р. Днестр», штаб немецкой 4-й танковой армии подготовил свои предложения «по проведению операции с целью дальнейшего укрепления положения на северном фланге 4-й ТА». Подписан он был командующим 4-й танковой армией генералом танковых войск Эрхардом Раусом, одним из самых опытных немецких танковых командиров, участником боевых действий на территории СССР с 22 июня 1941 г. В преамбуле документа указывалось:
«Не подлежит сомнению, что противник собирается перебросить подкрепления. Сконцентрировав их, он, вероятно, начнет крупными силами танков наступление в направлении Лемберга [Львова. – А. И.]. Из надежных источников поступает информация об определенном ослаблении вражеской группировки на фронте 1-й ТА. Воздушная разведка обнаружила передвижение крупных моторизованных сил по дороге Звяхель [Новоград-Волынский] – Ровно – Луцк. Перехвачены приказы противника о приведении в порядок аэродромов Ровно и Луцк»[19].
Вывод из этой в принципе правильной оценки обстановки делался несколько неожиданный:
«В связи с этим необходимо своевременно [подчеркнуто в оригинале. – А. И.] перебросить в распоряжение ТА силы, с помощью которых удастся наступательными действиями укрепить северное крыло ТА таким образом, чтобы исключить угрозу генерал-губернаторству, особенно округу Лемберг. Следующей целью операции станет уничтожение сил противника в треугольнике крепостей Ровно – Луцк – Дубно и возвращение себе района Ровно. Если эта цель будет достигнута, а в распоряжении командования армии окажется достаточно пехоты, чтобы удержать захваченный район, положение можно будет считать окончательно упроченным»[20].
В качестве потребных для операции сил Раус просил «танковый корпус с тремя полностью укомплектованными бронетехникой тд и двумя пд». Далее командующий 4-й танковой армией разбирает несколько вариантов наступления на левом крыле армии, в том числе с точки зрения удобства местности для действий танковых соединений. Любопытно, что одним из вариантов был удар на Острог, ровно «в лоб» готовящемуся советскому наступлению. Однако именно этот вариант Раус не считал перспективным ввиду трудной для наступления местности в районе Острога. Также по соображениям невыгодной для наступления местности отклонялся удар на Шепетовку в тыл советской 13-й армии. Более реалистичным Раус считал наступление примерно в тех местах, где наступала 1-я танковая группа в июне и начале июля 1941 г. Этот вариант звучал так:
«Атака частями тк вдоль ведущей на юго-восток дороги по восточному берегу Иквы. Цель – свернуть позиции противника перед XIII AK вплоть до Дубно. Потом поворот по дороге Дубно – Ровно на Ровно, основная масса наступает на Ровно по дороге Млынов – Ровно»[21].
Отстаивая именно этот вариант, Раус указывал на наличие на направлении наступления танкового корпуса дорог с твердым покрытием. Он также отмечал, что фронтальный удар на Ровно не будет «представлять особых сложностей ввиду положения противника, а также того факта, что противник здесь движется и будет продолжать передвижения (поэтому нет больших минных полей)». Также предполагалось, что танковый корпус после выхода к Ровно сможет восточнее Горыни на благоприятной для танков местности атаковать на юго-восток в тыл находящейся в районе Шепетовки группировке советских войск и тем самым закрыть брешь между LIX AK и XIII AK.
Точный состав группировки для контрнаступления в обнаруженных автором документах не просматривается. Однако можно предположить, что в нее предполагалось включить 7-ю и 8-ю танковые дивизии. Еще одним кандидатом в «три укомплектованные танковые дивизии» являлась 6-я танковая дивизия. Так, буквально за день до начала советского наступления, 3 марта 1944 г., штаб ГА «Юг» хлопотал о возвращении ей батальона на «Пантерах»:
«Группа армий просит донести, когда можно рассчитывать на возвращение батальона. Восстановление полной ударной силы 6-й танковой дивизии имеет особое значение в связи с намеченным ее боевым применением на левом фланге группы армий».
Как мы видим, командование 4-й танковой армии собиралось восстанавливать целостность фронта наступательными действиями и фактически планировало разгром советской 13-й армии. Более того, наступление на Ровно поставило бы под угрозу тылы сосредотачивающейся в районе южнее Острога советской ударной группировки. Поставив 13-й армии оборонительную задачу, Г. К. Жуков выставлял заслон именно в том месте, где планировал нанести удар Э. Раус. Что это было – интуиция или правильная оценка крупиц сведений, полученных разведкой, сейчас сказать уже невозможно. Так или иначе, 1-й Украинский фронт был готов к такому развитию событий.
Амбициозные наступательные планы Рауса выглядят довольно странно для того положения, в котором находилась германская армия на Восточном фронте в 1944 г. на страницах мемуаров. Тем не менее у этих замыслов имелись свои основания. В конце февраля и в начале марта 1944 г. командование немецкой ГА «Юг» острее всего нуждалось в передышке для восстановления сил. Лучше всего этот факт иллюстрирует состояние танкового парка некоторых ее подвижных соединений (см. таблицу).
Таблица. Безвозвратные потери и находящиеся в ремонте танки ряда соединений и частей 1-й танковой армии в конце февраля 1944 г.[22]
2 Командирские танки.
3 Машина артиллерийских наблюдателей на шасси танка Pz. III.
4 бтт – «батальон тяжелых танков», schwPz. Abt., вооружался танками Pz. VI «Тигр».
Хорошо видно, что безвозвратные потери танков частей и соединений, деблокировавших злосчастный XLII корпус под Корсунь-Шевченковским («Черкассами», как называли это сражение немцы), были существенно ниже числа находящихся в ремонте боевых машин. В случае стабилизации фронта на длительный период большинство ремонтирующихся танков вернулись бы в строй, что вкупе с поступлением новой техники позволило бы восстановить боеспособность «пожарных команд». Темпы восстановления в период затишья были достаточно высокими. Так, на 20 февраля в 509-м батальоне тяжелых танков имелось боеготовыми 20 линейных и 2 командирских «Тигра», а на 1 марта таковых было 25 линейных и 3 командирские машины[23]. Боевой опыт сражений советско-германского фронта раз за разом показывал, что именно боеспособность выведенных в резерв подвижных соединений являлась залогом успеха как в обороне, так и в наступлении.
Одновременно восстановление боеспособности танковых соединений позволяло подумать о реализации наступательных планов, в частности описанного выше предложения Э. Рауса. Кроме того, ожидалось прибытие резервов ОКХ. В своих расчетах командующий 4-й танковой армией неоднократно упоминал о необходимости получения двух пехотных дивизий. Они поспевали к концу февраля 1944 г., это были 357-я и 359-я пехотные дивизии 21-й волны, формировавшиеся с ноября 1943 г. в Польше из остатков разбитых частей и призывников 1926 г. рождения.
В ЖБД 4-й танковой армии особо отмечалось: «К обеим дивизиям следует предъявлять меньшие требования, чем к остальным, поскольку 2/3 их личного состава 1926 г. рождения». Оба соединения были укомплектованы по штату личным составом, но им не хватало средств связи и другого снаряжения.
Еще одна пехотная дивизия – 68-я – выводилась в феврале на переформирование с возможностью быстрого возвращения в строй. Переформирование шло по штату «нового типа» с «Штурмгешютцами» в противотанковом дивизионе. Однако по факту 357, 359 и 68-я пехотные дивизии самоходок не получили, по крайней мере в мартовских донесениях они отсутствуют. Прибытие этих дивизий ожидалось в первой декаде марта.
Немецкие солдаты, 1944 г. Моральное состояние солдат вермахта на Украине весной 1944 г. после череды отступлений было подавленным. Уже мало кто надеялся на успешное окончание войны.
Вместе с тем в ближней перспективе немецкое командование отдавало себе отчет относительно опасности, угрожавшей со стороны разрыва, зияющего в центре построения 4-й танковой армии. Командующий группой армий «Юг» Э. фон Манштейн впоследствии писал:
«Как только окончились бои за освобождение войск, окруженных у Черкасс, а вслед за тем и установлена связь между участками фронта, занимаемыми 1 танковой и 8 армиями, командование группы армий отдало приказ о переброске крупных сил на левый фланг. Из состава 1 танковой и 8 армий были выделены для переброски 1, 11 тд и 16 тд из 3 тк. За ними вскоре должны были последовать для сосредоточения в районе Проскурова за 4 танковой армией 17 тд и артиллерийская дивизия. Этими же армиями были выделены в распоряжение 4 танковой армии 7 тд, лейб-штандарт и 503 батальон тяжелых танков. Эти соединения должны были войти в состав 48 тк и сосредоточиться в районе Тарнополя. В то время как 3 тк была поставлена задача предотвратить прорыв или остановить прорвавшиеся через фронт части противника севернее Проскурова, задачей 48 тк являлось не допустить охвата западного фланга наших войск силами противника, наносящими удар на Тарнополь»[24].
Для латания бреши на левом фланге ГА «Юг» было выбрано проверенное в боях управление XXXXVIII танкового корпуса. Штаб корпуса отличился еще в боях на Чире в нояб ре – декабре 1942 г., при восстановлении фронта после окружения армии Паулюса под Сталинградом. Командовал корпусом генерал танковых войск Герман Бальк, на Чире участвовавший в бою в качестве командира 11-й танковой дивизии. Корпус всю зимнюю кампанию 1943–1944 гг. использовался в качестве «пожарной команды» группы армий «Юг». В подчинение XXXXVIII корпуса первоначально передавались дивизия «Генерал-Губернаторство», 7-я танковая дивизия и так называемая группа фон дер Баха. Несколько позднее, с началом советского наступления, корпусу передали дивизию «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» и 503-й батальон тяжелых танков. Состояние танкового парка этих соединений и батальона «Тигров» показано в таблице.
Таблица. Состояние бронетехники переданных XXXXVIII танковому корпусу соединений на 1 марта 1944 г.[25]
3 В числителе боеготовые машины, в знаменателе – в краткосрочном ремонте.
4 Согласно донесению от 2 марта в штаб XXXXVIII корпуса, NARA T314 R1180 frame 319.
5 Согласно донесению от 2 марта в штаб XXXXVIII корпуса.
6 Согласно донесению от 2 марта в штаб XXXXVIII корпуса.
7 Tigers in Combat I. Р. 130.
Довольно странно выглядит наличие двух «Пантер» в сугубо пехотном соединении – дивизии «Генерал-Губернаторство». Однако эта практика передачи танков пехотным соединениям имела место, и ее проявления удивят нас еще не раз.
Серьезной проблемой на тот момент была укомплектованность мотопехотных частей немецких подвижных соединений. Все шесть мотопехотных батальонов, разведывательный и саперный батальоны «Лейбштандарта» по состоянию на 28 февраля находились в состоянии «истощенный», т. е. менее 100 человек боевой численности, солдат и офицеров, непосредственно ведущих бой[26]. Из артиллерии в дивизии сохранились по батарее легких и тяжелых полевых гаубиц и батарея реактивных минометов. Одним словом, боевая ценность элитной эсэсовской дивизии была на тот момент невысокой.
Необходимо отметить, что Э. фон Манштейн в приведенной выше цитате несколько лукавит или, скажем так, упрощает ситуацию. Дело в том, что по личному распоряжению Гитлера дивизия СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» выводилась из боя для последующей переброски на запад, где ее предполагалось переформировать и восстановить после тяжелых боев. Дивизия была выведена в район Базалии и впоследствии вынужденно задействовалась для сдерживания советского наступления. Впрочем, нельзя исключать, что район вывода для погрузки в эшелоны был выбран сознательно, с дальним прицелом на «вынужденное» использование.
Еще одной важной задачей для командования группы армий «Юг» стало укрепление фронта обороны под Староконстантиновом. В начале марта на этом направлении оборонялся LIX армейский корпус 4-й танковой армии. К слову сказать, к тому моменту различие между танковым и армейским корпусом в германской армии было почти стерто. Иной раз танковый корпус мог объединять исключительно пехотные дивизии, а армейский корпус иметь несколько танковых дивизий. В начале марта LIX армейский корпус являлся ярким примером последнего. В его составе находились 6-я и 19-я танковые дивизии, танковая дивизия СС «Дас Райх», 96-я и 291-я пехотные дивизии, а также целый ряд отдельных частей танков и САУ. Командовал корпусом формально сугубо пехотный командир генерал-лейтенант Карл Фридрих Вильгельм Шульц. Однако приглядевшись к его биографии, понимаешь, что Манштейн не зря доверял использование танковых соединений именно этому человеку. Дело в том, что с весны 1942 г. Шульц был у Манштейна начальником штаба 11-й армии (начальником оперативного отдела Ia армии был Теодор Бюссе). Позднее, в ноябре 1942 г., Шульц становится начальником штаба группы армий «Дон», которой командовал Манштейн. Наконец, в ноябре 1943 г. – январе 1944 г. Шульц командовал III танковым корпусом и руководил действиями танковых дивизий.
Сам Э. фон Манштейн характеризовал Шульца в мемуарах следующим образом:
«Во время самой тяжелой обстановки в зимнюю кампанию 1944 г., в дни гибели 6 армии, он был для меня особенно ценным помощником. Этот храбрейший человек отличался железными нервами. […] Позже, командуя уже корпусом на фронте группы армий «Юг», он стоял, как утес во время прибоя»[27].
Характеристика, как мы видим, достаточно лестная. Впоследствии Шульц дорос до командующего группой армий «Г» на западе. Я подробно останавливаюсь на личности генерала Шульца, поскольку LIX корпусу суждено было сыграть весьма важную роль в описываемых событиях.
На момент начала советского наступления подчиненные LIX корпусу дивизии трудно было назвать танковой армадой. Состояние парка бронетехники соединений корпуса показано в таблице.
Таблица. Численность боеготовой бронетехники переданных LIX армейскому корпусу соединений на 1(4) марта 1944 г.[28]
2 На 23 февраля 1944 г., на момент получения приказа на переброску, NARA T313 R70 frame 7307003.
3 На 27 февраля. Hinze R. Op. cit. Р. 357.
4 На 1 марта 1944 г., NARA T313 R408 frame 8700996.
5 Боевая группа.
6 Батальон тяжелых танков «Тигр», на 1 марта 1944 г., NARA T313 R408 frame 8701010.
7 25 линейных «Тигров», 3 командирских «Тигра» и 2 «Бергепантеры».
8 Бригада САУ «Штурмгешютц», на 4 марта, NARA T313 R75 frame 7313068.
9 Бригада САУ «Штурмгешютц», на 4 марта, NARA T313 R75 frame 7313068.
10 Батальон истребителей танков, САУ «Хориссе» с 88-мм орудием, на 4 марта, NARA T313 R75 frames 7313068.
Отсутствие точных данных о планах Красной армии на данном участке вынуждало немцев в обороне размазывать имеющиеся у них силы и средства между несколькими соединениями. 276-я и 280-я бригады штурмовых орудий были приданы 19-й танковой и 291-й пехотной дивизиям соответственно. Передача «Штурмгешютцев» танковой дивизии была призвана компенсировать нехватку танков. Также в 19-й танковой дивизии еще сохранились штатные противотанковые САУ «Мардер» на шасси танка 38 (t) (10 боеготовых на 1 марта)[29]. 100 % новичком в корпусе был 88-й тяжелый батальон истребителей танков «Хорниссе», формировавшийся с декабря 1943 г. и прибывший на фронт только в конце февраля 1944 г. в составе 45 машин (42 боеготовых на 4 марта[30]). Это было, безусловно, ценное приобретение: комплектный батальон САУ с длинноствольной 88-мм пушкой. Их также разбросали по разным участкам фронта. 1-я и 2-я роты батальона «Хорниссе» были приданы 19-й танковой дивизии и дивизии СС «Дас Райх» соответственно, а 3-я рота осталась в резерве командования LIX корпуса.
Кроме новейших «Хорниссе» в состав LIX корпуса входил 616-й батальон истребителей танков РГК, вооруженный более старыми САУ «Мардер» с 75-мм орудием (17 боеготовых машин на 4 марта)[31]. Имелись в составе корпуса также экзотические для того периода формирования 482-я и 484-я роты истребителей танков, вооруженные реактивными ружьями «Офенрор». Тогда, весной 1944 г., ручные противотанковые средства были еще экзотикой. Роты с «Офенрорами» достались 291-й пехотной дивизии. Артиллерия LIX корпуса располагала дивизионом САУ «Хуммель» на гусеничном шасси, что было особо актуально в условиях начавшейся распутицы, дивизионом легких гаубиц, буксируемых тягачами RSO, 10-см пушками и батареей мощных и дальнобойных 170-мм орудий.
Надо сказать, что накачка LIX армейского корпуса подвижными соединениями произошла незадолго до начала советского наступления. Так, 6-я танковая дивизия получила приказ на переброску под Староконстантинов только 23 февраля 1944 г. и уже 26 февраля сосредоточилась в указанном районе. Боевая группа «Дас Райха» выдвинулась под Шепетовку также сравнительно недавно, в середине февраля, и с 18 февраля участвовала в боях на этом направлении.
По немецким мемуарам и некоторым историческим работам может сложиться обманчивое впечатление, что в 1944 г. бои вели немногочисленные отряды вермахта, буквально тонувшие в море наступавших «монголов». Если обратиться к реальным цифрам численности немецких соединений, то получается следующая картина (см. таблицу).
Таблица. Численность личного состава (число рационов, «едоков») некоторых соединений 4-й танковой армии на 1 марта 1944 г.[32]
2 На 5 марта, NARA T314 R1524 frame 905.
3 На 28 февраля 1944 г., NARA T313 R70 frame 7307086.
Как мы видим, общая численность соединений вермахта даже после кровопролитной зимней кампании 1943/1944 гг. оставалась достаточно высокой. Пехотные дивизии были несравненно более многочисленными, нежели стрелковые дивизии Красной армии. Из числа танковых дивизий только боевая группа «Дас Райха» имела сравнительно небольшую численность, но это объяснялось частичным выводом дивизии на переформирование на запад.
Колонна 16-й тд на марше. На переднем плане БТР SdKfz251.
Кроме того, в вермахте широко практиковалось усиление одних соединений за счет других. Это приводило к некоторому перемешиванию войск, но данная практика сохранялась с 1941 по 1945 г.[33] Соответственно 19-я танковая дивизия была усилена, во-первых, отдельными частями из состава 8-й танковой дивизии. Это был так называемый «танко-гренадерский полк Нейсе» (один сильный и один средней силы мотопехотный батальон), зенитки и САУ с 75-мм орудием. В итоге в составе 19-й танковой дивизии насчитывалось 5 «Веспе» и 6 «Хуммелей», 11 «Мардеров» с 75-мм орудием и еще 2 САУ этого типа, переданные из 8-й танковой дивизии[34]. Во-вторых, ей были подчинены подразделения 9-го танкового полка 25-й танковой дивизии. Все это делало 19-ю танковую дивизию серьезным противником для войск 1-й гвардейской армии.
Командир немецкой 4-й танковой армии Эрхард Раус. Бывший офицер австрийской армии сделал неплохую карьеру в вермахте.
Воевал на Восточном фронте с 22 июня 1941 г.
Всего же 4-я танковая армия на 1 марта 1944 г. насчитывала 314 066 человек, в том числе 232 125 человек личного состава армии, 14 754 человека войск СС и полиции, 26 833 человека персонала люфтваффе и 9444 «хиви» (в основном в тыловых частях)[35]. Таким образом, хотя Красная армия весной 1944 г., безусловно, обладала численным перевесом над вермахтом, это численное превосходство совсем не походило на бурный поток, захлестывающий небольшие островки армейцев и эсэсовцев. Также необходимо подчеркнуть, что разграничительные линии объединений сторон не совпадали. Соответственно по состоянию на 1 марта 1-му Украинскому фронту противостояла не только немецкая 4-я танковая армия, но и часть сил 1-й танковой армии.
Несмотря на размывание понятий «танковая армия» и «танковый корпус», в вермахте, безусловно, оставались штабы, раз за разом использовавшиеся для руководства подвижными соединениями. Таковым был III танковый корпус Германа Брайта, выдвигавшийся в район Староконстантинова в составе 1, 11 и 16-й танковых дивизий и 210-го батальона штурмовых орудий. Управление корпуса прибывало в Проскуров уже 4 марта. Именно III танковый корпус являлся тараном, пробивавшим дорогу к окруженной под Корсунь-Шевченковским группировке. Теперь его решено было задействовать для обороны с перспективой наступления (по вышеописанному плану).
Первой из подчиненных Брайту соединений перебрасывалась 1-я танковая дивизия. В ходе запланированных перегруппировок немецкие войска столкнулись с теми же проблемами передвижения в условиях распутицы, что и Красная армия. Так, 1-й танковой дивизии из района к западу от Винницы предстояло пройти около 200 км до Красилова (южнее Шепетовки). Главные силы дивизии сосредоточились в районе Проскурова к 2 марта 1944 г., но состояние их после марша было плачевным. Доля боеготовой техники упала до 50–55 %. Автомашины, полугусеничные тягачи и БТРы танко-гренадерских полков и артиллерийского полка оказались разбросанными по обочинам дорог на пути в Проскуров из-за разнообразных поломок. Один из дивизионов артполка был полностью обездвижен ввиду отсутствия тягачей. При этом Проскуров еще не был конечной точкой путешествия по «бездонным» дорогам. Остаток пути мотопехота проделала пешком.
В сравнении с другими соединениями 1-я танковая дивизия находилась не в худшем состоянии, кроме того, она была оперативно пополнена в процессе перегруппировки. Так, в конце февраля из четырех ее мотопехотных батальонов один был средней численности (300–400 человек боевой численности) и три – слабыми (100–200 человек боевой численности). Кроме того дивизия сохраняла сильное артиллерийское звено: 8 батарей легких полевых гаубиц, 8 батарей тяжелых полевых гаубиц, 12 буксируемых и 4 самоходных 75-мм противотанковых пушек[36]. Часть артиллерии была самоходной. По состоянию на 21 февраля в дивизии насчитывалось 4 «Веспе» и 2 «Хуммеля». В условиях начинающейся распутицы это давало определенное преимущество.
Гусеничная техника 1-й танковой дивизии была спасена от утомительных маршей по грязи – ее отправили по железной дороге в Проскуров. Сюда же прибыли на пополнение 23 «Пантеры» для 1-го танкового полка. Однако платой за сохранение ресурса техники за счет перевозки на платформах стала скорость перегруппировки соединения в целом. Первые подразделения 1-го танкового полка прибыли в Проскуров только 5 марта, заметно позже главных сил дивизии.
Надо сказать, что к тому моменту танкисты дивизии обрели опыт применения и веру в новую технику. Г. Гудериан в своем докладе Гитлеру № 610/44 от 4 марта 1944 г. цитировал донесение 1-го танкового полка:
«В настоящей форме «Пантера» совершенна для боя. Она далеко превосходит Т-34. Почти все небольшие недостатки устранены. Она далеко превосходит Т-IV по своему вооружению, броне, проходимости и скорости. Время жизни мотора в настоящее время 700–1000 км».
Последним шагом командования ГА «Юг», который немцы успели сделать перед началом советского наступления, стало перераспределение сил между армиями. Соответственно LIX армейский корпус и XXIV танковый корпус передавались 1-й танковой армии, а сама 1-я танковая армия передавала свой правофланговый VII корпус соседу – 8-й армии. Надо сказать, что фактически переподчинение соединений произошло, когда 1-й Украинский фронт уже перешел в наступление – в 9.00 4 марта. Начавшееся наступление вынудило внести коррективы в распределение дивизий по корпусам, 1-я танковая дивизия была подчинена LIX корпусу. Отставание собственных танков и артиллерии соединения было компенсировано передачей ей 616-го батальона истребителей танков, 509-го батальона «Тигров», дивизиона «Хуммелей» и дивизиона легких гаубиц на тягачах RSO.
Нельзя не отметить близнецовой похожести перегруппировок конца февраля и начала марта 1944 г. по обе стороны фронта, пусть и с разными целями. Штабисты перенарезали разграничительные линии, готовили приказы о переброске соединений, пусть и с разными целями. Советская сторона это делала в рамках подготовки к наступлению, немецкая – с целью упрочнения фронта обороны. Все замысловатые перемещения словно разворачивали главные силы группы армий «Юг» фронтом на северо-восток, для отражения наступления 1-го Украинского фронта. Выше было показано, какие сложности вызвало решение начинать операцию 4 марта советской стороне. Однако промедление лишь усиливало оборону 1-й и 4-й немецких танковых армий, удар последовал в разгар затеянной Манштейном перегруппировки.