Алексей Макаров
Паулина. Морские рассказы
Это надо было зайти в трюм из тоннеля, который вёл в машину. В трюме пройти вдоль борта, открыть одну из дверей и спуститься вниз на пару палуб по узенькому скоб-трапу. Потом согнуться и проползти, чуть ли на четвереньках, к рулевой машине.
Помещение рулевой небольшое. Так что Серёге, при ежедневном обслуживании рулевой здесь придётся нагибать голову, а то точно не доживёт до конца контракта.
Помещение для рулевой машины находилось в таком неудобном месте, что я представления не имел, что за проектировщики его сотворили. Как они сюда засунули рулевую машину и всё оборудование для неё? И, вообще, как надо эксплуатировать и ремонтировать её?
Я осмотрел рулевую машину с помещением. Вроде бы сама рулевая смазана и все маслёнки полны тавотом. Подергал за рычаги. Они показались мне расхлябанными. Глянул на один и выставил его на упор. Зазор между штоком и втулкой оказался около двух миллиметров. Невольно подумалось:
«Ничего себе, как же она ещё работает? Как же штурмана руль перекладывают?»
Тут же с Мишей достали тавот, набили тавотницы, протавотили всю рулевую машину и вернулись в машинное отделение, где за столом важно восседал Серёга.
Несмотря на весь его вид глубоко уставшего человека, я соизволил ему заметить:
– Серёга, я понимаю, что ты устал, – от такой вводной у Серёги чуть ли не вывалилась из рук кружка с горячим кофе, – но одной из важнейших твоих задач с утра у тебя будет делать замеры всех топливных и всех малых танков по машине. Затем слазить в рулевую, смазать её и доложить мне, что эта работа тобою проделана. Понятно?
От такого приказа у Серёги округлились глаза, перехватило дыхание и полностью пропало дальнейшее желание пить кофе. Неспешным жестом он отодвинул кружку с ароматным кофе и, стараясь не выдать волнения от полученной информации, сделал необходимую паузу, а затем весомо произнёс:
– Ладно, я постараюсь. Но есть ли необходимость в том, чтобы делать это каждое утро? Я могу это делать и через день.
Я уже примерно представлял, какую линию мне придётся гнуть с нашим генсеком и поэтому, как можно мягче и доходчивее пояснил:
– Серёжа, я тебе сказал, что это надо делать каждый день для нашей же безопасности. Я не знаю, как поведет себя рулевая машина, потому что зазоры у неё во втулках уж очень большие. Мы их хотя бы тавотом немножко забьём, и она будет хоть как-то смазываться. А пока попробуем на этих полках в токарке, – я ткнул в открытую дверь ЦПУ, ведущую в токарку, – найти хоть что-нибудь для неё.
Серёга на моё пояснение что-то невнятно пробухтел. Типа того, что теперь человеку уже и с утра никакой жизни не намечается, только одна работа ему светит на ближайшие полгода. Как же ему несчастному, одинокому мотористу одолеть всё это? Где же ему найти силы на столь непосильную работу?
Всё это он бубнил таким несчастным голосом, что несведущий человек сразу бы поверил ему.
Но, посмотрев в мои непреклонные глаза, он благосклонно согласился, важно кивнув головой. А так как рабочий день уже закончился, то мы пошли в кают-компанию на ужин. Переодеваться не хотелось. Для этого пришлось бы подняться в каюту, помыться, переодеться, поэтому мы сели за столы, не переодеваясь, подстелив под себя газетки, чтобы не испачкать кожаные кресла.
Не успели взять вилки с ложками, как забегает старпом, плюхается в своё кресло и скороговоркой сообщает:
– Так! Всё, ребята, готовимся к отходу. Вам часовая готовность. Сейчас к восемнадцати закончится оформление документов, а после девятнадцати лоцман будет на борту. Так что будем отходить. Буксиры заказаны. Особо не расслабляйтесь!
Ну что же. Отходить, так отходить. Сделаем мой первый отход. Недаром я весь день потратил на изучение судна. Теперь это закрепится практикой и надолго заляжет в мой мозг.
Закончив ужинать, мы вернулись в ЦПУ. Требовалось что-то делать, если поступил приказ о подготовке двигателя к отходу.
Сделав соответствующие записи в журналах, мы начали готовиться. Как это делается на этом судне, я ещё не знал. Зато Львович оказался на коне.
Он запустил машинный компьютер, прокрутил валоповороткой главный двигатель и запустил все насосы. Я ходил вместе с Львовичем и выполнял всё то, что необходимо для запуска.
С важным видом Львович провернул главный двигатель на воздухе, а потом и запустил его на топливе. Дизель легко разогнался и равномерно заработал. В ЦПУ сразу почувствовалась его работа, что я даже пошутил:
– Может нам наушники тут одевать?
– Да нет, не стоит, громче не будет, – со знанием старожила, ответил на мою реплику Львович.
Во всяком случае, так оно и оказалось, когда двигатель развил полные обороты. Шум от его работы оставался прежний.
Прогрев главный двигатель, я позвонил на мостик и передал вахтенному помощнику данные об остатках топлива на отход. Топливо опять пришлось всё перемерять и пересчитывать. Помощник всё тщательно записал, а я передал управление двигателем на мостик.
Двигатель так и продолжал работать на оборотах холостого хода, потому что он работал на винт регулируемого шага и этот шаг сейчас регулировался только с мостика.
Обороты двигателя оставались неизменными – семьсот пятьдесят оборотов в минуту. Это показывало, что электронный регулятор поддерживал этот режим должным образом и все форсунки на цилиндрах нормально работали. Об этом свидетельствовала и температура выхлопных газов, постоянно контролируемая нами по показаниям бортового компьютера.
По аварийному телефону позвонил капитан и сообщил, что лоцман на борту и судно начинает движение.
Двигатель натужно загудел, что свидетельствовало о том, что капитан увеличил разворот лопастей винта. Температуры по цилиндрам поползли вверх. Всё находилось в пределах нормы. Промелькнула мысль:
«Ну, слава Богу. Хоть тут всё работает нормально», – но я всё равно чутко прислушивался ко всему происходящему, сплюнул через левое плечо, постучал по деревяшке и пошёл делать обход работающих механизмов, ощупывая и прослушивая каждый из них.
Через минут сорок вновь позвонил капитан:
– Ну, все! Лоцмана сдали! – Радостно сообщил он. – Давайте начинать вводить главный двигатель в режим полного хода.
Перед этим Олег мне рассказывал, что тут работал один румынский капитан, который ногой управлял главным двигателем и из-за этого форсунки от резкой нагрузки, то есть от резкой подачи топлива, не выдерживали и лопались.
Двигатель имел специальную систему отвода протечного топлива сигнализирующую, что если какая-то из двенадцати форсунок лопнула, то об этом выходил специальный сигнал. Какая именно это форсунка, легко определялось по компьютеру.
Для того чтобы поменять повреждённую форсунку, требовалось остановить главный двигатель. Конструкторы двигателя так неудобно смонтировали форсунки на нём, что замена повреждённой форсунки могла занять час или полтора.
Намного позже, когда мы уже приобрели опыт по замене форсунок, то укладывались и в час, но первую форсунку мы с Серёгой меняли часа два.
После распоряжения капитана о вводе двигателя в режим полного хода он сам с мостика понемногу начал увеличивать нагрузку до полного хода. Тем временем я постепенно снимал ручное ограничение нагрузки. Когда нагрузка достигла девяноста процентов, капитан вновь позвонил в ЦПУ и поинтересовался о состоянии главного двигателя и режиме его работы. Когда я ему подтвердил, что всё в порядке, то он разрешил покинуть машинное отделение.
Я отпустил Мишу и Львовича из ЦПУ, а сам ещё раз спустился в машину, обошёл её и прослушал все механизмы. Вновь поднялся в ЦПУ, переключил аварийную сигнализацию себе на каюту и тоже пошёл на выход.
Пройдя уже полностью освещённый длинный коридор с задраенными дверями и лазами, я вышел на палубу.
Глубоко вдохнул тёплый и чуть влажный морской воздух. На горизонте с правого борта ещё виднелась земля. Судно шло на юг – в Аргентину.
«Паулина» шла в балласте, подгоняемая лёгким ветерком. Атлантический океан баловал. На календаре – зима, а здесь, в Южном полушарии – лето, тепло и светит неяркое закатное солнышко.
Нормальная, приемлемая, европейская температура. Дышалось легко и свободно.
В машинном отделении тоже не жарко, но вдувные вентиляторы мы оставили в работе. Машинное отделение располагалось в корме судна, поэтому их вой едва доносился до надстройки.
На всех предыдущих судах, чтобы уйти от постоянного шума работающих механизмов, я вечерами ходил на бак, где часа по два гулял.
После рабочего дня в машине всегда хотелось тишины. С моей профессией судового механика – её всегда не хватало. Если на корме в районе машинного отделения всегда ощущалась вибрация корпуса судна от работающих механизмов и шум от их работы, то здесь и не требовалось никуда ходить, ведь сама надстройка находилась на баке. Для меня это было непривычно. Но, ничего! Человек привыкает ко всему.
***
Впервые дефицит тишины я ощутил на ледоколе «Адмирал Макаров», где работал третьим механиком. Тогда мне исполнилось двадцать шесть лет. Мне по многу часов приходилось находиться в машинном отделении среди работающих главных дизелей.
По специфике своей работы ледоколы в полярке почти не имели стоянок. Они постоянно куда-то шли, проводя суда с грузами с востока на запад и возвращались обратно уже с судами, опустошившие свои трюмы в полярных портах.
Ледокол имел девять только главных дизелей, да вспомогательных ещё восемь штук. Общая мощность главных дизелей составляла сорок тысяч лошадиных сил. Мне тогда приходилось постоянно заниматься перекачками топлива и балласта, поэтому я крутился днями, а то и ночами в машинных отделениях ледокола пополняя танки топливом, откачивая льяла трюмов и перекачивая балласт.
Тогда о наушниках никто и понятия не имел. А если они и были, то их носили неохотно. Не одевали их из-за бравады. Мол, мешает слушать ритм работы машин. Из-за этого многие механики были глуховаты, да и у меня в ушах постоянно стоял какой-то шум.
И вот, как-то раз после очередной бункеровки в Певеке, нас вывезли на природу.
Автобус остановился на полпути между Певеком и Валькумеем. Нас со всем нашим скарбом, закусками и выпивкой выгрузили и оставили якобы подышать свежим воздухом.
Воздух, и в самом деле, оказался великолепен. На небе – ни единого облачка. В тундре – ни ветерка. Июльское солнце жарило не на шутку. Если бы не берёзки по пояс, то представлялось, что ты находишься не за Полярным кругом, а где-то у нас в Приморье.
Народ сразу кинулся собирать грибы, а я по распадку между сопок пошёл подальше от галдящей толпы возбуждённых моряков. Через пару десятков шагов я уже не слышал этого гвалта.
Тут я подметил одну интересную особенность. Вокруг стояла абсолютная тишина несмотря на то, что рядом находились люди. Их я видел. Они что-то, наверное, кричали, жестикулировали руками, но я их не слышал, а когда кто-то из парней полез на сопку, то до меня донеслись все слова их разговоров. Я разбирал каждое их слово. Даже шуршанье выскакивающих из-под ног камней, мне явственно слышалось.
А вокруг царила только тишина.
Я растянулся на тёплом мхе и слушал эту тишину. Стало различимо журчанье ручейка. Слышалось шуршание листвы знаменитых карликовых берёзок. Даже появившегося невдалеке евражку я услышал ещё перед тем, как он встала домиком, чтобы поподробнее рассмотреть меня. Но я по-прежнему лежал без движений, впитывая в себя окружающую тишину всеми клеточками своего тела.
Наверное, я уснул под воздействием такой целительной тишины и очнулся лишь от того, что меня пнул в пятку мой котельный машинист Сашка Оборин. Он забеспокоился, что я куда-то пропал и пошёл меня разыскивать.
Найдя меня спящим на мху среди камней и берёзок, он, как всегда, с серьёзным видом толкал меня, стараясь разбудить.
– Ты чего это тут разлёгся? Водка уже заканчивается, а ты тут валяешься. Смотри! Не достанется тебе ничего, – беспокоился он обо мне.
Так мне так не хотелось покидать этот мир тишины и покоя! Но делать нечего. Я поднялся и вместе с Сашкой пошёл в прежний мир шума и суеты.
***
На палубе стояли Миша с Львовичем. Они любовались на вечерний закат и напивались свежим воздухом и тишиной.
Увидев меня, Львович подошёл ко мне:
– Ты сигнализацию переключил? – поинтересовался он, раскатисто произнося своё «р».
– Да. На свою каюту, – утвердительно кивнул я головой.
– Это ты зря сделал, – Львович посмотрел на меня. – Тебе пока первые дни не надо этого делать. Всё равно меня будешь звать на помощь. Я пойду и переключу её на себя, чтобы ты хоть первые дни ночью не подскакивал. Я обычно хожу в машину ближе к полуночи, проверяю всё, а после этого до утра иду спать. Бывает, что и ночью срабатывает сигнализация, особенно если работает сепаратор тяжёлого топлива. Он на ходу у нас постоянно работает. Бывает, что он не справляется с работой. Автоматика его уже на ладан дышит. Поменять бы, а Миша всё не может найти какие-то катушки на реле.
Миша сразу же отреагировал на замечание Львовича:
– А что я? Я знаю, откуда их взять. Только надо мне конкретно сказать, когда это вам надо.
– Ну, и откуда же их взять? – с ехидцей посмотрел Львович на Мишу.
– А вот с сепаратора дизельного топлива, можно их взять, и поставить на тяжёлое топливо. Но тогда надо у сепаратора дизельного топлива находиться постоянно. Он без этих реле на автомате работать не будет. Если у него пойдет перелив топлива, то без автоматического контроля, всё топливо уйдёт в сливную цистерну. А так как мы им почти не пользуемся, то с него и снять будет их можно. А поставим мы их назад, когда придут запасные.
Я посмотрел на воодушевлённого идеей Мишу и поинтересовался:
– А когда они придут? – на что Миша недоумённо пожал плечами. – Ну, так вот и давай, попробуем завтра это сделать. И тогда мы не будем подскакивать ночью, и будем спать спокойно до утра, – Миша задумался, а я даже усмехнулся, от того, что мне показалось, что в Мишиной голове зашуршали шарики-ролики. Но, кивнув головой, тут же выдал своё согласие:
– Ладно, завтра с утра будем делать.
Мы ещё постояли на палубе, любуясь прекрасным вечерним закатом, который можно наблюдать только в море и разошлись по каютам.
Я поднялся на мостик. В кресле у радара сидел капитан, а штурман с циркулем что-то отмечал на карте.
Капитан молча поприветствовал меня взмахом руки и по-прежнему продолжал наблюдать за горизонтом. Я глянул в радар. По нашему курсу никого не наблюдалось. Что он там так усердно наблюдал? Только где-то слева сзади милях в десяти отблёскивала небольшая группка судов. По всей видимости там рыбаки вели ночной лов рыбы.
Капитан, увидев, что я интересуюсь радаром, пояснил:
– Это рыбаки. Там есть банка. Рыбку они там ловят, – и поинтересовался: – Как там в машине?
– Всё нормально. Второй сегодня на ночной вахте, – коротко пояснил я.
– Угу, – капитан кивнул головой и продолжил смотреть куда-то вперёд.
Я зашёл в штурманскую, где третий помощник что-то рисовал на карте. Мы ещё с ним не познакомились. Конечно, я видел его в кают-компании и по телефону передавал ему сведения об остатках топлива, но в разговоры с ним ещё не вступал. Сейчас как раз появилась та возможность, когда можно спросить у него о письмах.
На предыдущих судах разрешалось по спутниковому телефону звонить домой и отправлять электронные письма, но для этого требовалось покупать карточку у капитана. А как происходит эта процедура здесь – я не знал. Этими делами как раз занимался третий помощник. Вот с этими вопросами я и обратился к нему.
Третий оказался высоким, сухощавым, доброжелательным молодым человеком. На вид – примерно лет за тридцать. Мы разговорились. Он из Мариуполя. На судне уже три месяца. Списываться пока не собирается. Хочет подкопить деньжат и построить дом, поэтому будет продлевать контракт. Так что мне с ним предстоит работать всё время моего контракта.
Отвлёкшись от карты, он объяснил мне процедуру связи с домом. Мы тут же отправили письмо в компанию о присвоении мне номера, по которому я смогу в дальнейшем сам связываться с домом и в котором указывались реквизиты тех, с кем бы я хотел поддерживать связь.
Закончив дела на мостике и пожелав всем спокойной вахты, вернулся к себе в каюту. Разделся и долго стоял под душем, смывая дневную усталость. Потом спустился в кают-компанию. Сделал «сиротский» бутерброд, поднялся в каюту, заварил чай, сел у телевизора и включил очередной сериал. Всё! Морская жизнь началась.
Глава вторая
Переход до Аргентины занял почти трое суток. Погода стояла хорошая. Почти не качало. Только с юга шла почти не ощущаемая небольшая зыбь. Вечером я выходил на палубу и до самого заката солнца дышал чистым морским воздухом.
Шум работы главного двигателя не доносился до надстройки и поэтому в ней царила относительно тишина. Только когда «Паулина» уж очень сильно зарывалась носом в волну встречной зыби, слышались стуки якорей о борт. Хоть боцман и принайтовал их должным образом, но, иной раз, когда «Паулина» особенно зарывалась носом во встречную зыбь, всё равно слышались их удары.
На третьи сутки судно подошло к порту назначения с красивым названием Comodoro Rivadavia и там его уже ждали.
Лоцман с ходу завёл судно в порт и поставил его к причалу.
После остановки главного двигателя и приведения машины в стояночный режим я вышел на палубу.
С интересом осмотревшись, обнаружил, что «Паулина» в гордом одиночестве стоит у небольшого причала, рассчитанного на два судна. Поражала чистота причала и отсутствие какой-либо техники на нём.
То есть погрузка предполагалась своими кранами. Для этого требовалось ввести в работу ещё один дизель-генератор, а так как второй дизель-генератор находился в нерабочем состоянии, то придётся использовать ещё и аварийный дизель. Но этого никто до нас ещё не делал. Хотя на одном из контейнеровозов мне приходилось так поступать, когда там вышел из строя один дизель-генератор.
Схема работы дизелей позволяла сделать это и на «Паулине».
Вернувшись в машину, я позвал Мишу, и мы с ним этот вариант опробовали. У нас это хорошо получилось. Запустили аварийный дизель-генератор (АДГ) и погоняли его некоторое время. Он наработал всего-то сто пятьдесят часов с постройки, а судну уже исполнилось четырнадцать лет.
Один дизель-генератор фирмы «Катарпиллер» мощностью пятьсот пятьдесят киловатт вполне мог обеспечить работу двух кранов, а если они не будут работать на полную мощность, то и аварийный дизель не потребуется. Поэтому мы с Мишей пришли к выводу, что пусть пока АДГ стоит в резерве. Он сам запустится автоматически, если пойдёт перегруз мощности по кранам.
Закончив с испытанием дизель-генераторов, мне захотелось пройтись по земле.
Миша не отказался составить мне компанию. Мы спустились с ним на причал и бродили почти до самой темноты, ведя различные разговоры. Ведь Миша из Мурманска. Было что вспомнить, а Мишины рассказы о новом Мурманске я слушал с большим интересом.
Ночью выгрузка не велась. Она начнётся только с восьми утра и продолжится до пяти вечера. Такие правила порта.
Я никак не мог представить, как грузчики погрузят десять тысяч тонн цемента за двое суток, как сообщили нам портовые власти.
Всё решилось очень просто. С утра начали подъезжать грузовики с платформами, шестью мешками цемента каждый весом по пять тонн. А так как каждый кран имел грузоподъемность по триста пятьдесят тонн, то поднять шесть мешков с цементом за раз они могли легко.
Краны работали очень медленно, на них сидели наши матросы, специально обученные для этого. Береговых крановщиков для безопасной работы кранов, компания не привлекла. Судно сконструировано для перевозки крупногабаритных и тяжеловесных грузов, поэтому матросы обучались работать именно на таких кранах. А грузчикам оставалось только стропить груз на автомобилях и расставлять его в трюмах.
Спросив утром у капитана разрешение, я занялся заменой форсунок на главном двигателе. Львович за переход подготовил две форсунки.
На переходе я снял индикаторные диаграммы, чтобы проверить работу главного двигателя и мне они не понравились. Выхлопные газы имели большие значения, да и нагрузка распределялась по цилиндрам неравномерно. Из своего многолетнего опыта я сделал вывод, что что-то случилось с форсунками.
После замены форсунок я их опрессовал. В результате оказалось, что у одной из них корпус имел трещину, а у второй подклинивала игла. Вот почему температура выхлопных газов оказалась выше обычной. Причина неправильной работы двигателя прояснилась.
Новые распылители на форсунки отсутствовали. Даже бэушных распылителей на них оставалось всё меньше и меньше, а когда доставят запасные форсунки – неизвестно, но судну надо работать, а мы должны обеспечивать эту работу.
Как менять форсунки на этом двигателе, ни я, ни у Серёги не знали. Только Львович имел опыт по замене их. Да и то – теоретически. За его двухмесячный контракт он поменял только одну форсунку. Ну, а сейчас нам всем предстояло приобрести этот навык.
Первая форсунка вышла за полтора часа, вторую поменяли уже за час. Навык стал появляться. Теперь, если в море придётся проводить такую работу, то мы сможем произвести её гораздо быстрее.
После замены форсунок, главный двигатель запустили и проверили его работу. Двигатель начал работать ровнее и намного лучше, что показывала температура выхлопных газов.
Серёга с Львовичем смотрели на меня уже по-другому. Ведь они работали вместе со мной, а не я вместе с ними. Я сам устанавливал приспособление для выпрессовки, сам крутил гайки. Они только подавали мне инструмент и помогали вытягивать форсунку с места её посадки. Так что мой авторитет в их глазах не упал. Я в их глазах оказался не хуже предыдущего стармеха.
Но, приближался обед. Перед выходом из ЦПУ я приказал Серёге наводить порядок по машине, а Львовичу продолжать выбирать из бэушных распылителей новые и готовить их к работе.
Пообедав, решил зайти к капитану. Уж очень мне хотелось сходить в город. Капитан находился на мостике и что-то чертил на картах. Когда я подошёл к нему и заглянул в них, то увидел, что он делает прокладку до Магелланова пролива.
Увидев меня, капитан оторвался от работы и исподлобья посмотрел в мою сторону:
– Ты что-то хотел, чиф? – поинтересовался он.
– Да, капитан. А можно мне сходить в город? Хочу посмотреть, что это за Аргентина такая. Я первый раз в Аргентине. Хочу погулять, да сувенир какой-нибудь купить, – капитан, несмотря на мою просьбу, безмолвно смотрел на меня, поэтому я пояснил: – Я всегда покупаю сувенир в таких странах. У меня дома в моём кабинете все стены увешаны ими.
– Иди. Вижу, что с двигателем у тебя на сегодня все дела закончены. Так что я тебя не держу, – безразлично пожал он плечами.
– Одному, да в незнакомом городе не очень-то удобно гулять. Давай, сходим вместе, – с надеждой на сближение, предложил я капитану. Но тот отмахнулся:
– Не могу. Надо прокладку закончить, да и агент придёт через пару часов.
– Но я даже не знаю, куда идти надо, – не отставал я от него, в надежде, что от он всё-таки не откажет в моей просьбе.
– А я тебе на карте покажу, – видя мою настойчивость, предложил капитан. – Смотри, – и начал водить по карте порта карандашом, а потом уже показывать пальцем через окна мостика ориентиры на берегу.
Делать нечего. Придётся идти одному.
Вернувшись в каюту, я переоделся и спустился вниз на главную палубу.
Там стоял второй помощник со старпомом. Они мне пальцами показали направление к выходу из порта и ориентиры, как добраться до гостиницы, где можно поменять деньги и как потом выйти на торговую улицу.
Я вышел на берег около трёх часов дня. Погода стояла прекрасная. Температура воздуха не меньше двадцати градусов тепла. В лёгкой ветровке я чувствовал себя очень комфортно.
Куда идти – я понятия не имел. Знал только путь по карте, который объяснил мне капитан, поэтому пошёл по памяти до ближайшей гостиницы, где можно поменять деньги. А вот когда деньги окажутся в кармане, то тогда можно и искать места, где их можно потратить.
С собой я прихватил фотоаппарат и не спеша шёл по порту, попутно фотографируя всё, что заинтересовывало меня или то, что казалось необычным.
Дойдя до проходной, я на первом светофоре повернул направо и вышел на широкую улицу, предположительно ведущую к гостинице.
Суббота, три часа пополудни, поэтому на улицах стояла тишина обычного провинциального городка. На моём пути не встретилось ни одного пешехода и только иногда проезжали легковые машины.
Я никуда не спешил и шёл, разглядывая и читая вывески на домах. Все они написаны по-португальски. Или по-испански. Для меня что так, что эдак – одинаково. Потому что, ни тот, ни другой язык я не знал. По-английски вывесок я не обнаружил, но вывеску отеля, я прочёл издалека и, прибавив шагу, подошёл к первой цели своего путешествия.
Войдя через стеклянную вертушку в холл гостиницы, огляделся. Справа находилась стойка, за которой стоял одетый в униформу молодой парень.
Подойдя к стойке, я обратился к клерку.
Радостно, как будто он увидел сошедшего с небес Господа, услужливый клерк что-то начал быстро говорить по-испански. На что я сделал непонимающую гримасу и, как можно вежливее, попросил его:
– А не могли бы мы говорить по-английски, – клерк моментально перестроился и с хорошим испанским акцентом повторил свой вопрос:
– Чем я могу быть Вам полезен, сэр?
Ну, сэр, так сэр. Какой я ему сэр? Но я обрадовался, что хоть кто-то поймёт мою просьбу, и сможет объяснить мне дальнейший путь.
Насколько мне позволял опыт пребывания в Южной Америке, я знал, что здесь спрашивать кого-либо о чём-либо на улицах и в магазинах по-английски – бесполезно. Для жителей этого континента главным языком являлся язык их страны, то есть – испанский или португальский. Других языков для них не существовало. Да что говорить про Южную Америку! Если взять нашу Россию. Там тоже никто тебе не ответит ни на английском, а тем более, на испанском. Ну, а если на немецком, то это будет шедевр: нихьт шиссен, хэндэ хох или Гитлер капут. Так что я радовался, что в этом отеле, за этой стойкой нашёлся человек, который сможет хоть что-то мне объяснить.
– Я бы хотел поменять доллары на песо. Возможно, ли это сделать у вас здесь в отеле? – с глубокой надеждой обратился я к клерку.
– Конечно, сэр, – заулыбался клерк. – Наш курс в гостинице вот такой, – и он показал мне табличку с обменным курсом.
– Но я бы хотел поменять только пятьдесят долларов, – и достал сто долларовую купюру.
Клерк полез куда-то вглубь стола и долго копался в нём. Ничего не найдя, он с виноватой улыбкой развёл руками:
– К сожалению мелких долларов, на сдачу у меня нет. Я могу Вам поменять только сто долларов. Но Вы можете пройти в банки на соседнюю улицу и там совершить обмен. Но, сегодня суббота и, наверное, банки уже закрываются. Так что маловероятно, что Вы сможете поменять свои пятьдесят долларов, – выдав такую информацию, он по-прежнему с радостью смотрел на меня.
Что оставалось делать? Надо менять целый стольник.
«Потрачу я не больше пятидесяти, а остальное отдам или второму помощнику, или Вальку. Ведь они тоже собирались пойти в город после ужина», – решил я для себя и протянул клерку банкноту.
Тот моментально вытащил калькулятор, положив его передо мной. Пощёлкав на нём кнопками, он показал результат своих расчётов.
– За ваши сто долларов, сэр, – вежливо продолжил клерк, – я Вам даю …, – и запутавшись в произношении цифр по-английски, он показал мне цифры на табло калькулятора.
– Отлично! – я с такой же радостью, как и агент, согласился с его расчётами.
Получив согласие на обмен, клерк отсчитал песо и передал их мне.
Взяв деньги в руки, я долго разглядывал каждую купюру. Ведь я впервые видел аргентинские деньги, а клерк превратно понял мои манипуляции:
– Не волнуйтесь, сэр, это не фальшивые деньги. У нас в отеле их не может быть. Мы все банкноты проверяем на тестере, – и показал мне на машинку, стоящую на краю стола.
– Нет, нет, – успокоил я клерка, – не переживай. Всё нормально. Просто я никогда в жизни не видел аргентинские деньги, – на такое известие клерк лучезарно улыбнулся, а я продолжил: – А как мне пройти на центральную улицу? – задал я важнейший для себя на данный момент вопрос.
– О! Это очень просто! – с готовностью откликнулся клерк. – Выйдите из отеля, перейдёте улицу, повернёте налево и на следующем перекрёстке вы на неё выйдите. У нас здесь всё рядом. Наш городок не такой уж и большой.
Поблагодарив, сияющего клерка, я вышел на улицу, прошёл указанным маршрутом и точно, оказался на центральной улице. Это мне стало понятно по обилию магазинов и пешеходов.
Я по-прежнему шёл не спеша, разглядывая витрины и вывески, стараясь, хоть что-то, прочесть на них.
Банки были ещё открыты, и я зашёл в один из них.
Обстановка, как и во всех небольших банках. Но, с небольшой разницей. У входа стоял охранник с пистолетом на боку. Он подозрительно посмотрел меня, окинув взглядом с пяток до макушки, пристально заглянул в глаза и, ничего не сказав и не изменив позы, пропустил внутрь. Приветственно махнув ему рукой, я вошёл в банк.
У входа стояли банкоматы, а в глубине зала сидели за стойками клерки.
Подойдя к одному из банкоматов, я обнаружил, что там, где обычно находилась наклейка с перечнем обслуживаемых карт, ни карточки Visa, ни Mastercard нет. Там обозначались карточки только местных банков. Тогда я подошёл к стойкам и обратился к одному из клерков по-английски:
– Скажите, пожалуйста, а Вы можете поменять доллары на песо? – симпатичный молодой человек что-то начал лепетать мне по-испански.
Из его объяснений я окончательно понял, что здесь я ничего не узнаю и ничего не добьюсь и что делать мне здесь нечего.
С облегчением вздохнув, что правильно сделал, что поменял деньги в отеле, я вышел из банка. Хотя в отелях курс всегда не выгодный, но, тем не менее, деньги поменяны, и я могу сейчас сделать любые покупки.
Прогуливаясь по улице, я по-прежнему разглядывал витрины, вывески и людей, попадавшихся мне навстречу. И тут я подметил интересную особенность. Почти все они оказались креолами. Европейских лиц почти не попадалось. В каждом лице или угадывалось, или явно просматривалось что-то индейское, да и одежда отличалась от европейской.
Хотя все встречающиеся мне пешеходы и одеты по-европейски, но то тут то там попадались люди то в интересной шляпе, то в сарапе, то в одежде с какими-то экзотическими узорами.
Я с интересом разглядывал новый для меня город и людей, абсолютно не обращавших на меня внимания и, убедившись, что им до меня нет никакого дела, достал фотоаппарат и принялся фотографировать интересные места городка.
Вскоре на глаза мне попалась сувенирная лавка и я зашёл в неё.
