Алексей Мельников
Записки репортера
День Победы или карнавал войны?
С 9 Мая в стране определенно что-то происходит. Праздник Победы всегда понимался нами, как день окончания войны и начала мира. Как черта, подведенная народом под неимоверными страданиями, понесенными во имя жизни на земле. Как рубикон в молохе войны. Как восход солнца после затяжной тьмы. Как неприкосновенный запас памяти об ужасах массового истребления одних людей другими.
Изначально 9 Мая был у нас самым мирным праздником. Потому что праздновался мир. Без грохота танков и ракет на главных площадях. Без гортанных команд военачальников. Без топота тысяч солдат с ожесточенным оскалом на лице. Без массово облаченных в пилотки и гимнастерки детей и их родителей. Без радующихся ранней милитаризации населения больших начальников. 9 мая был праздником не войны, а мира. Днём победы, а не карнавалом войны.
Увы, мы стали в войну рядиться. Сами – и наряжать в неё детей. Не только школьного, но и ясельного возраста. Такого массового движения карапузов в военных гимнастерках и пилотках, какое наблюдалось в минувший День победы, никогда не было. Никогда и нигде. Двух-трехлетние изображали солдат. Самых настоящих. Счастливые папы и мамы несли их на руках. Куда? К войне или к миру?
Пока их учат только войне. Причем в форме детских утренников, костюмированных карнавалов и шумных дискотек. Наверное, это сегодня считается патриотичным – изображать войну. В неё проникать и обживаться в оной, как у себя дома. Определять врагов. Уметь накапливать ненависть. И, если что, быть готовым излить эту ненависть на головы наших противников. А их, даже по прошествии многих десятков лет после Победы, опять не убывает.
Поэтому, видимо, милитаризация 9 Мая стала всё сильнее набирать темп. Празднование мира постепенно стало обрастать всё более милитаристскими атрибутами. Всё более срежисированными постановками. Всё глубже проникающими доводами в пользу ношения военного белья.
9 Мая надо разучиться маршировать, плясать и наряжаться. А научиться скорбеть и молиться. Прекратить обучать малышей воевать, а научить их миру. Снять с них эти лилипутские гимнастерки и пилотки. Облачить их в мирные сарафаны и шорты. Избавить день памяти о трагедии от элементов шоу. Дешёвого. И всё больше пропитанного пошлостью. Казённым кретинизмом.
9 мая становится всё более фальшивым и напомаженным. Это чувствуют все. Дети – не исключение. Театральность праздника проникает в самую сердцевину отмечаемой даты. Становится доминирующим мотивом. Смыслом. Целью. День Победы в войне должен стать Днём Победы над войной.
Советы потустороннего
Писатель Проханов нашёл рецепт превращения российских чиновников в вождей
Если насквозь реакционный русский царь Николай I назвал умнейшим писателем России своего современника – Пушкина, то ещё в большей степени прогрессивный губернатор Калужской области Артамонов сегодня наверняка укажет на другую фамилию – Проханов.
По версии обладминистрации и подведомственной ей печати, это лучший писатель РФ. Во всяком случае никакому другому современному литератору отечества калужское начальство не благоволило с такой силой, не привечало его столь часто и не ласкало с такой любезностью, как «светоносного мракобеса» (в такое высокое звание его услужливо-торжественно короновала губернаторская пресса) – Александра Андреевича Проханова, громкого советского монархиста, певца российской великодержавности, а за оно с ней – и созидательного тоталитаризма.
Почувствовавший в Калуге знакомый имперский дух, монаршьи обычаи и тоталитарные привязанности, «светоносный мракобес» отвечает взаимностью и в столь же торжественных эпитетах расхваливает чудодейственность царственных механизмов управления губернией, одаривших оную этакой богатырскостью, или, как нынче пишут в газетах – «экономическим чудом». «Русский фактор в Калужской губернии проявился появлением здесь глубинно русского человека, имя которому Артамонов, – торжественно вещает писатель Проханов. – Истоком всего того, что здесь процветает и прорастает, является он. Это не значит, что он супермен, гигант и чудотворец. Нет. Он – человек, у которого сердце соединено с этой землей и с этим народом».
Нельзя сказать, что именно земля Калужская открыла Проханову секрет появления в том или ином месте «глубинного человека». По-русски – вождя. По-китайски – кормчего. Отнюдь. За секретами выковывания настоящих вождей, лидеров и солнцев наций певцу великодержавности приходится ездить гораздо дальше подмосковных губерний. Например – в КНДР, где Александр Андреевич уже из первых уст консультируется у корейских товарищей, как они с завидным постоянством куют и куют свои «солнца нации».
«Можно ли сказать, что вождь соединён двумя пуповинами, которые питают его соками: одна пуповина связывает его с народом, а другая связывает с небесами?» – интересуется писатель Проханов у второго человека в Трудовой партии Кореи товарища Ким Ги Нама.
На что искушённый в технологии выковывания вождей северокорейский руководитель отвечает: «Наши вожди – товарищи Ким Ир Сен, Ким Чен Ир и сейчас товарищ Ким Чен Ын – всегда подчёркивали, что народ для них – это небо. Девизом товарища Ким Ир Сена были слова "Поклоняться народу, как небу". В этих словах глубокий смысл, в них заключено поклонение народу и самоотверженное служение ему».
С подсказки северокорейских товарищей, что вожди рождаются точно не на земле, а, как минимум, между оной и небесами, Проханов выбирает нужное направления для своей мысли и чистосердечно доносит её до своих «учителей»: «Сейчас для российского президента очень важна проблема вождя. Кто он, Владимир Путин? То ли он отличный менеджер, который пришёл к управлению корпорацией. Или он лидер. Либо он – вождь. И мы, идеологи, пытаемся объяснить, как Путин превращается из лидера в вождя».
Нет сомнений, что «превращение» это писатель Проханов найдёт, как оправдать, попутно, наверняка распространив технологию объяснения и на феномен вождизма этажом, или даже двумя – пониже. Скажем, уровня не президентского, а областного. Примерный вариант сотворения губернского «солнца нации», может в интерпретации Проханова выглядеть так: «Большинство управленцев, руководителей новой волны – это менеджеры, которые не чувствуют духовной связи, которые не чувствуют любовь. Для них любовь является смехотворной характеристикой, они мыслят категориями эффективности или карьерными соображениями. Артамонов – удивительный калужский, русский человек, который любит эту землю и любит свой народ… Для меня Калужская земля и Артамонов – это реализация русской мечты, в том числе и моей личной мечты… Я не вижу недостатков Артамонова. Конечно, они есть, но я их просто не вижу. Наверняка есть недовольные. Такие люди есть, но я их не знаю. И если сказать честно, то знать не хочу. Мне хочется найти в деятельности Артамонова подтверждение моих представлений о неизбежной русской победе. И я их нахожу».
Интересно, что «неизбежность русской победы» Александр Андреевич идейно сочлиняет с не совсем, скажем так, отечественной теорией – чучхе. Всё так же импортируя в российскую действительность наработки северокорейских товарищей. В том же задушевном разговоре с Ким Ги Намом писатель Проханов оглашает свой, довольно экзотический, надо признать, взгляд на борьбу идей в современной политэкономии: «Ныне учение чучхе очень актуально, поскольку теория марксизма практически исчезла. Американцы сегодня после прихода Трампа констатируют крах американской мечты. Мусульманский мир, который пытался предложить свой вариант вселенской идеологии, разбомблен, уничтожен. Китайцы тоже не могут предложить мечту всему миру, у них нет универсальной идеи. Возник вакуум, и в этот вакуум должно войти учение чучхе, не правда ли?»
Пока неясно – готова ли областная власть продвигать столь смелые идеи своего главного литературного кумира – пойти путём товарищу Ким Чен Ына. Который, в свою очередь, как показал разговор Проханова с северокорейскими «учителями», является иконой для самого великодержавного писателя. Во всяком случае, Проханов, что тот измученный долгой дорогой и неутолимой жаждой лицезреть божественную святыню паломник, кладёт ей издалека «нижайший поклон», не будучи допущен смотрителями в храм, а только – на его дальние ступени…
Понятно, что в феномене «любимого калужского писателя» много шутовства, позёрства и мещанской пошлости. Многим сваренный им идеологический компот кажется несъедобным. Иные, наоборот, не брезгуют и раскупают под видом сильного снадобья под названием «Тиран»: принимать по три чайные ложки перед едой – и вырастишь в вождя. Что потом с этими вождями будет – рецепт не уточняет. Зато история – учит. Одна беда: ученик пошёл забывчивый…
Улица Луначарского
О них в нынешние новоимперские времена прочно и, похоже, с облегчением забыли. Улица имени первого наркома просвещения –Луначарка – впрочем, в Калуге имеется. А вот облдрама с колоннами от Анатолия Васильевича – своего советского крёстного – по умолчанию отреклась. Хотя прежде именем главного пролетарского эстета охотно бравировала.
Калуга – «колыбель космонавтики». И этим обязана Циолковскому. Об этом знают все. Но Калуга ещё и – колыбель раннего русского марксизма. Благодаря угодившим сюда на рубеже XX века в изгнание (кого только в Калугу не изгоняли?!!) Богданову(Малиновскому), Луначарскому, Скворцову (Степанову). Об этом вспоминать у нас нынче не принято. Факт этот, по разумению местных начальников, в нынешние времена скорее компрометирует город, нежели его восхваляет. Поэтому его лучше забыть…
«Я думаю, – вспоминал Калугу 1899-1901 годов сосланный в неё Анатолий Луначарский, – что в то время в России немного было городов, где можно было отметить такой кружок сил марксистов». Во-первых, в старокупеческой Калуге проповедовал неистовый Александр Богданов (Малиновский) – забытый русский гений, будущий соратник, а впоследствии оппонент Ильича, писатель, философ, врач. Сюда после многомесячной отсидки в Таганской тюрьме прибыл бойкийна всевозможные языки и напитанный новейшими европейскими воззрениями 24-летний Анатолий Луначарский. Здесь же в рабочей среде уже изрядно пообтёрся еще один классик марксисткой пропаганды и будущий вождь одиозного Союза безбожников Иван Скворцов (Степанов).
«Мы жили в Калуге необыкновенно интенсивной умственной и политической жизнью, – продолжал вспоминать свою бурную марксистскую молодость Луначарский. -… яначал интенсивную пропаганду в кружках, собранных из учителей и учащейся молодёжи, а затем в организации рабочих Калужского железнодорожного депо».
Социал-демократия в губернии пошла бурными всходами, увенчавшимися совсем уже невероятным побегом – примыканием к реформаторам одного из крупнейших местныхпромышленных магнатов, Дмитрия Гончарова, владельца Полотняно-Заводской бумажной фабрики, предводителя уездного дворянства, аристократа и большого эстета. И, тем не менее, внедрившего у себя на фабрике в пику многим крупным заводчикам большинство нововведений социал-демократического толка:8-часовой рабочий день, участие рабочих в прибылях (скажем так, прообраз народных предприятий) и то, что нынче в компаниях преподносят, как «социальный пакет».
Обо всём этом, повторяем, на родине первых шагов русского провинциального марксизма теперь не вспоминают. О том, скажем, что зачатки социальных реформ в русском капитализме появились в стариннейших гончаровских владениях, помнивших и Пушкина, и Екатерину, и Петра. Два с половиной века исправно снабжавших Россию парусиной и бумагой и только сегодня по неведанным никому причинам объявивших о своём банкротстве.
Век с небольшим Полотняно-заводская фабрика напротив кипела. Дмитрий Гончаров жил нововведениями. Луначарский перебрался из Калуги к нему. Рьяно проповедовал уловки прибавочной стоимости, борьбу с капиталом, читал Пушкина и Шекспира, набирал очки неукротимого трибуна реформ и пролетарского проповедника. «Конец моего пребывания в Калуге я проводил действительно в каком-то кипении, – писал впоследствии Луначарский, – и нисколько не удивлялся, когда товарищи, недавно посетившие Калугу, рассказывали мне, что память обо мне там до сих пор не заглохла». Увы, Анатолий Васильевич, заглохла…
Имя Луначарского окружено множеством штампов. Сегодня, главным образом, нелицеприятных. (А кто из ленинской когорты может сегодня похвастаться другим?)«Краснобай и баламут» – самые безобидные из них. Как писатель и философ – явно слаб. Как управленец – изощрённей. Как оратор – гениален. Острый ум. Багаж знаний. Отличное владение массой языков. Советский барин. Зодчий пролетарской культуры. Любитель славы. Плаксивый и капризный. Готовый помочь и одновременно боящийся просящих.
«Он лоснится от самодовольства, – делился о нём впечатлениями Корней Чуковский. -Услужить кому-нибудь, сделать одолжение – для него ничего приятнее! Он мерещится себе как некое всесильное благостное существо, источающее на всех благодать. Страшно любит свою подпись, так и тянется к бумаге, как бы подписать… Публика прет к нему в двери, к ужасу его сварливой служанки, которая громко бушует при каждом новом звонке. Тут же бегает его сынок Тотоша, избалованный хорошенький крикун, и министериабельно-простая мадам Луначарская – все это хаотично, добродушно, наивно, как в водевиле».
Годы спустя, «водевиль» с Луначарским закончится. Анатолий Васильевич умрёт скоропостижно во французском Ментоне, сын Тотоша – старший лейтенант Анатолий Луначарский – падёт смертью храбрых в Великой Отечественной войне, память о первом наркоме просвещения просуществует ещё несколько десятков лет и постепенно сойдёт на нет.
Двунациональный русский
Похоже, в России живут два русских народа. Одного – меньше, второго – больше. Первые – скорее европейцы, вторые – ни то, ни се: ни к Европе не притулились, ни к Азии. Застряли где-то посередине. Первых не надо путать с «элитой». Равно как и вторых не стоит отождествлять с так называемыми "простыми" людьми. И в тех русских и в этих полно как представителей рафинированной интеллигенции, так и абсолютно нерафинированного пролетариата.
Главный водораздел "русский-русский" проходит не по признаку элитности или отсутствия таковой, а в более ментальной плоскости. Можно сказать – в самой ментальной из всех плоскостей, а именно: в плоскости – это один народ, а это совершенно другой. Хотя – тоже, живущий в России и говорящий на чистом русском языке. Короче, в России нынче сосуществует, как минимум, два народа.
Многие считают, что Россия – европейская страна и должна иметь европейский вектор развития. В более-менее осмысленной полемике практически все сходятся на её "европейскости", но при этом ссылаются на каких-то мифических людей, которые где-то существуют и считают иначе. Ни разу люди, которые считают Россию азиатской страной, предъявлены не были. При этом они через запятую перечисляются, как некие мифические оппоненты тем, кто считает, что Россия – европейская страна.
Имитация полемики относительно "европейскости" или "азиатскости" России при фактическом отсутствии такой полемики – явление нездоровое. Либо надо перестать говорить, что такая полемика существует, и признать, что это – национальный консенсус, либо предъявить людей, которые придерживаются противоположной точки зрения. Допустим, такой человек нашёлся.
Этот человек ставит под сомнение очевидность тезиса о европейском векторе русской ментальности. Что "европейскость" России – отнюдь не аксиома, а раз это так, то все дальнейшие национальные стратегии, которые используют, не очень подходят…
О чем, то бишь, он? О том, что Россия непременно должна быть европейскою страной, но таковой далеко не для всех является. Вот серьезные аргументы против ее "европейскости". Первый – нас не считают европейцами сами же европейцы. Турция для ЕС ближе, чем Россия. И это – прискорбный факт.
Второй довод против – явно преувеличенная христианизация страны. Тяга к Христу, безусловно, сильно возвышает нас в глазах цивилизованной Европы, да беда в том, что тяга эта на поверку оказалась дутой. Не может христианин, вышедший из народа, буквально через несколько лет после того, как отменили официальное православие, расстреливать священников и топором рубить иконы.
Это невозможно, однако русский народ это легко сделал. Это означает, что после тысячелетия христианства на Руси оно не пустило корни и не стало элементом национальной ментальности. Не было массовых народных восстаний по защите батюшек. Народ наоборот с интересом на это смотрел. И это – тоже факт…
Следующий довод в пользу "антиевропейскости" России – наш способ воевать. Тотальный, скифский, не армиями, а народами. Так в Европе никто кроме немцев не воюет. Полное неумение проигрывать и подчиняться чужеземцам. Далее – мы не по-европейски не мобильны. Люди пишут на телевидение и в Кремль о малости зарплаты вместо того, чтобы отправиться в заброшенные деревни и спокойно растить кур с поросятами. Далее – верим, как никто в хорошего царя. В Ельцина, Путина, Артамонова…
Словом – не очень-то европейская мы нация. В большинстве своем не европейская. Правда, и не азиатская – тоже. Получается, мы – страна двунациональная. Есть большой народ в России и есть малый. Русский и русский (никакой не еврейский, украинский или таймырский). У одного приоритет – государство, ее территориальная целостность. У другого – личность, права человека, жизнь, в конце концов. Два совершенно разных народа внутри одной нации. У двух таких народов нет ничего общего, кроме языка. Хотя на самом деле и язык у двух русских народов разный – одни и те же слова они понимают по-разному. Патриотизм, государство, приоритет…
И никак не хотят соединяться эти две разновеликие половинки. Никак…
Европейцев и неевропейцев очень трудно отделить, сепарировать по какому-то определенному принципу – по имущественно-образовательному цензу, по цвету глаз и т.д. Потому что внутри каждой социальной группы есть и те и другие. Поэтому решение поиска национального консенсуса в России путем физического уничтожения меньшинства невозможно – этих людей невозможно идентифицировать. Более того, у значительной части нации в одном человеке сидят и те, и другие. Нужно каким-то мирным путем помирить две нации в рамках одного российского государства. И тот, кто решит эту проблему, тот, как считают исследователи русского-российского лексикона, спасет Россию.
Впрочем, есть вероятность того, что лексикон этот может быть не реализован в принципе. То есть, стратегия выживания страны есть, однако следовать ей никому не удастся. Как тот загадочный Ферма, уж несколько веков к ряду терзающий пытливые умы математиков недоказуемостью всего лишь одной малюсенькой формулы. Закон вроде бы открыт, а воспользоваться им никто не может.
Страна всерьез задумалась о том, с какого возраста надо уважать в российском гражданине личность. Представитель думской фракции КПРФ кинорежиссер Владимир Бортко недавно предложил – с самого раннего. А именно внес в Думу законопроект, обязывающий учителей обращаться на «вы» ко всем ученикам, начиная с первачков. Идея вдумчивыми парламентариями, естественно, была отклонена. Очевидно, как сверхреволюционная. Даже – для склонных к таким шагам коммунистов.
Выкать или тыкать?
Страна всерьез задумалась о том, с какого возраста надо уважать в российском гражданине личность. Представитель кинорежиссер Владимир Бортко недавно предложил – с самого раннего. А именно внес в Думу законопроект, обязывающий учителей обращаться на «вы» ко всем ученикам, начиная с первачков. Идея вдумчивыми парламентариями, естественно, была отклонена. Очевидно, как сверхреволюционная. Даже – для склонных к таким шагам коммунистов.
«Выкать» у нас не всегда принято. В школе – особенно. «Выкает» да еще в очках – значит гнилой интеллигент. Во дворе таких били. Потому что – среда вокруг иная: пролетарии, проходные, обыски на вахтах, мат в курилках, домино, судимости, ходки, тесные общаги с одним сортиром на этаж, двадцать лет в очереди на однушку, портреты вождей в кабинетах начальников. В общем – на «вы» разговор тут явно не к селу. То ли рано его еще заводить, то ли – уже поздно.
И вообще может получиться ерунда. Пронизавший в последнее время российскую (что самое печальное – детскую и юношескую) лексику мат уже подразумевает бессмысленность обращений в этой среде на «вы» к кому бы то ни было. Матершинная среда отменяет уважение к личности изначально. Как хоронит его антикультурная агрессия, развязанная против россиян российским же телевизором. В этом, так сказать, «культурном» бульоне обращение учителя к ученику в форме – «уважаемый двоечник Петя, будьте так любезны дать мне дневник для вызова Ваших уважаемых пьяниц-родителей, в связи с тем, что вы курите и материтесь» – в самом деле кого угодно покоробит.
Получится как в «Джентельменах удачи», когда кадровые уголовники (почему-то самые любимы в нашем отечестве киногерои) осваивали литературный русский язык: «Этот нехороший человек Василий Алибабаевич, мне на ногу батарею скинул, падло…»
