Алексей Михайлович Величко
Догматическое единство и раскол Церкви
II
Между тем, несмотря на очевидность и естественность этого вечного процесса богопознания, практики Римо-католической и Восточно-православной церквей в этом отношении во многом различны. С одной стороны, мы публично признаем, что «с тех пор, как люди начали усвоять себе догматы, преподанные в Откровении, и низводить их в круг своих понятий, эти священные истины неизбежно стали разнообразиться в понятиях разных неделимых – так бывает со всякой истиной, когда она становится достоянием людей»17. Но с другой, Восточная церковь с давних пор допускает только охранение того, что первоначально раз и навсегда дано в христианском Откровении. Хотя едва ли можно сказать, что с XIV столетия не возникало никаких догматических вопросов, требующих соборного размышления и разрешения.
Напротив, Римо-католическая церковь пошла путем развития догматов, уже в XI веке добавив Символ Веры «Filioque», т.е. утверждением, что Святой Дух исходит не только от Отца, но и от Сына. Особенно явственно противоположность подходов проявилась, как кажется, во времена Реформации, когда лишь через принятия важнейших догматических декретов («О Символе Веры», «О канонических Писаниях», «О первородном грехе», «Об оправдании», «О святейшем таинстве Евхаристии») и разработки Католического катехизиса на Тридентском соборе 1545-1563 гг. Римо-католическая церковь была в буквальном смысле слова воссоздана на Западе18.
Конечно же, во многом именно эти противополагаемые друг другу практики предопределяют разлад в жизни христиан Запада и Востока и являются предметом многих злословий с нашей стороны, нередко явно надуманных. Едва ли можно сказать без опасения впасть в «уличный» патриотизм, будто нововведения Римо-католической церкви о непорочном зачатии Пресвятой Богородицы, чистилище, Filioque, безошибочности Римского понтифика по вопросам Вероучения имели своим мотивом сознательное искажение католиками Святоотеческого учения и Предания. Или являют собой неизбежное следствие той духовной жизни, которую эта Церковь вела в течение последнего тысячелетия.
Мы упоенно говорим о сохранении Восточно-православной церковью «неповрежденной и чистой» христианской веры, как нам ее открыл Господь, проповедали Апостолы и изъяснили Вселенские Соборы, Отцы и Учители Церкви19. Утверждаем, что католические нововведения «унижают святых Отцов I Вселенского Собора, как будто они о Сыне и Духе Святом богословствовали несовершенно», «оскорбляют Отцов III, IV, V, VI и VII Вселенских Соборов, которые вслух при всей Вселенной провозгласили Божественный Символ во всех отношениях совершенным и полным»20.
Заявляем, что с IX столетия и по сей день Западная церковь исповедует Вероучение искаженное, измененное в сравнении со святоотеческими образцами. И даже в запале спора готовы воссоединиться с католиками при условии, что те докажут, будто бы «из учения божественных отцов и богособранных Вселенских Соборов когда-то до IX века еще православная Римская церковь на Западе читала Символ Веры с прибавкой Filioque, или употребляла опресноки, или принимала учение о чистилищном огне, окропление вместо погружения, непорочное зачатие Приснодевы, непогрешимость Римского епископа»21.
Продолжая перечень грехов и прегрешений католиков, нередко утверждают, будто догматом о собственной непогрешимости Римский папа отверг епископальное устройство и упразднил Соборы, создав вместо епископов некую коллегию, как совещательный при себе орган22.
III
Никоим образом не предвосхищая серьезного богословского исследования этих обвинений, которые, разумеется, должны быть произведены опытными богословами, а их результаты утверждены Вселенским Собором, не можем не обратить внимание на очевидные несуразности, ошибки и преувеличения. В первую очередь, не вполне понятно, почему допустимой временной границей объявлен именно IX век? Межкафедральные конфликты между Римо-католической и Константинопольской (главным образом) церквами регулярно встречались и в более раннее время, и позднее IX столетия. Что не мешало, однако, обоим Церквам поддерживать единство. Достоверно известно, что египетские христиане еще в XII веке поддерживали с Римским престолом евхаристическое общение («communio in sacris»), а представители Александрийского патриарха присутствовали на Латеранском соборе 1215 г., как равноправные участники23
Очевидной нелепицей звучат слова о том, что Отцы III Вселенского Собора 431 г. «слух провозгласили Символ Веры». Как известно, главным организатором этого собрания являлся св. Кирилл Александрийский, одним из желаний которого было не только ниспровергнуть ересь Нестория, Константинопольского архиерея в 429-431гг., но и «поставить на место» столичную кафедру, незаконно, по мнению египетских епископов, занявших второе место в диптихах после Рима. По этой причине III Вселенский Собор был явно антиконстантинопольским, и его Отцы провозгласили не Никео-Цареградский Символ Веры, а Никейский, как он был сформулирован еще в 325 г.24
Едва ли можно признать верным утверждение, будто Восточная церковь всегда призывала католиков отвергнуть свои новации, тем более Filioque, на которое, якобы, первым обратил внимание лишь святитель Фотий, Константинопольский патриарх в 858-867 и 877-886 гг., а затем уже и патриарх Михаил Керуларий (1043-1059), правда, внесший Filioque всего лишь на 13 позицию (!) в перечне обвинений против латинян. Ссылка на то, что Filioque впервые появилось в официальных католических документах лишь в IX столетии, также должна быть всецело отнесена к числу явных недоразумений, поскольку уже давно установлено, что эта редакция Символа Веры не просто была торжественно провозглашена на Толедских соборах VI века, но и хорошо известна в Риме, где нисколько не сомневались в допустимости такого изложения христианского Вероучения25.
Одним из первых об исхождении Святого Духа от Отца и от Сына учил еще св. Иларий Пиктавийский (315-367), и многие исследователи полагают, что уже к концу IV века на Западе сложился догматический консенсус относительно Filioque: «Символы, Соборы и папы авторитетно учили, что Святой Дух исходит от Отца и Сына»26.
Об исхождении Святого Духа не только от Отца, но и от Сына довольно явственно писали также такие великие Отцы и Учители Церкви, как святитель Амвросий Медиоланский (340-397), Августин Блаженный, епископ Иппонский (354-430), Римские папы – святитель Лев Великий (440-461), святитель Григорий Великий (590-604) и другие27.
Не говоря уже о том, что политическая подоплека этих богословских обвинений совершенно очевидна, нельзя не отметить, если речь идет по существу, что, по авторитетному мнению В.В. Болотова (1853-1900), вывод св. Фотия, ставший первопричиной антилатинских движений, «не имеет принудительной диалектической силы, т.к. Filioque встречается у таких отцов и писателей, которые Вселенские Соборы принимают, следовательно, не считают это воззрение противоречащим их определениям»28.
Это убеждение разделяет и современный, не менее авторитетный и обстоятельный богослов (впрочем, не он один): «Формула Фотия (только «от Отца». – А.В.) – вовсе не итог святоотеческого богословия; это альтернативная формула, изобретенная специально для целей антилатинской полемики, и православный богослов может с чистой совестью считать фотианство для себя необязательным, не имеющим статуса догмата, каковой ему может придать только Вселенский Собор»29.
Безусловно, только незнанием предмета спора можно объяснить утверждение, согласно которому католики лишь с какого-то позднего времени начали употреблять опресноки вместо квасного хлеба на Литургии. По крайне мере, в своем письме патриарху Михаилу Керуларию папа Лев IX (1049-1054) прямо заявлял, что это – древняя, исконная практика: «Вот уже почти 1020 лет прошло с тех пор, как пострадал Спаситель, и неужели вы думаете, что только теперь от вас Римская церковь должна учиться, как совершать Евхаристию»30. И, разумеется, он нисколько не лукавил.
Еще менее исторически выдержанным нужно считать утверждение, что-де до IX века Римский епископ никогда не претендовал на первенство и непогрешимость в вере. Но общеизвестно, что уже в I в. папа св. Климент (88-97), ученик Апостола Петра, в своем послании к Коринфской церкви решительным тоном требовал повиновения Риму как высшему арбитру в разбираемом споре: «Если кто-нибудь из вас не будет повиноваться тому, что Иисус сказал через Нас, пусть знает, что он совершает большой грех и подвергает себя страшной гибели»31.
