Все сказанное давно и широко известно и едва ли нуждалось бы в повторении, если бы не возникла необходимость использовать эти исторические прецеденты как фон для обозначения еще более значимого участия императора в делах Церкви. А именно для констатации того факта, что само понятие «Церковь», т.е. определение, какое религиозное общество вправе именоваться этим именем, а какое – нет, являлось прерогативой императорской власти.
Первый полнокровный пример дал уже св. Феодосий Великий (379-395). В Константинополе, 27 февраля 380 г., император громогласно заявил: «Нам угодно, чтобы все народы, управляемые нашим милосердием и умеренностью, твердо держались той религии, которой поучал римлян св. Петр, которая верно сохранялась Преданием и которую в настоящее время исповедует первосвященник Дамас (Римский папа в 366-384 гг. – А.В.) и Александрийский епископ Петр (патриарх в 373-374 и 379-380 гг. – А.В.)– человек апостольской святости. Согласно с учением апостолов и правилами Евангелия, будем верить в единое Божество Отца, Сына и Святого Духа, соединяющихся с равным величием в благочестивой Троице. Последователям этого учения мы дозволяем принять название христиан кафолических (выделено мной. – А. В.), а так как всех остальных мы считаем за сумасбродных безумцев, то мы клеймим их позорным названием еретиков и объявляем, что их сборища впредь не должны присваивать себе почетное наименование церквей. Кроме приговора Божественного правосудия, они должны будут понести строгие наказания, каким заблагорассудится подвергнуть их наша власть, руководимая небесной мудростью»20.
В последующем императоры св. Лев I Великий (457-474), Юстин I (518-527) и св. Юстиниан Великий квалифицировали, как незаконные самопровозглашенные религиозные общества, отстаивавшие собственные редакции христианских догматов. Единственно легитимной в глазах императора, а, следовательно, и всего общества, являлась православная Церковь, верная Халкидонскому оросу.
Так, в 82‑й новелле, изданной в 544 г., св. Юстиниан Великий писал: «Что касается еретиков, не почитающих ни Бога, ни наказаний, которыми угрожают им наши суровые законы, тайно сходящихся на сборища и устраивающих свои крещения, то я считаю благочестивым деянием принудить их этим эдиктом оставить свое еретическое безумие и поспешить примкнуть к Святой Божией Церкви, в которой исповедуется истинное учение и проклинаются все ереси вместе с их защитниками»21.
Помимо этого, св. Юстиниан лишил еретиков права распространять свои учения, поставлять клириков, иметь храмы, осуществлять общественное богослужение и совершать таинства и требы. Иными словами, вообще не признал такие общества религиозными и объявил нелегитимными. Интересно заметить, что царские прещения распространялись и на их членов, как римских граждан – опять к вопросу о сосуществовании Церкви и государства. В частности, еретикам запрещалось занимать государственные должности, приобретать рабов, заниматься публичным воспитанием детей. Брак православных с еретиками считался прелюбодеянием, и супруга покойного не обладала правом вступления в наследство. Дети от супругов-еретиков передавались в государственные сиротские учреждения, причем их непременно воспитывали в православной вере. Как правило, еретикам не разрешалось выступать в качестве свидетелей в суде22.
Вполне допускаем что эти практики вызовут отторжение у сторонников «церковной чистоты». Но не следует забывать, что только и исключительно благодаря этому Церковь, как корабль, постоянно терзаемый бурями ересей, прошел через Сциллу и Харибду, не потерпев урона. А что полезно для Церкви, то и является правомерным и единственно правильным.
Если далее взглянуть «по диагонали» веков, то без труда обнаружится, что и в последующие века императоры поступали аналогичным образом. И лишь благодаря этой практике Церковь оказывалась многократно спасенной от цунами ересей и внутренних неурядиц.
Для примера можно привести события времен Реформации, когда перед императором Карлом V (1519-1556), как и перед венценосными особами во Франции, Испании, Португалии и Германии возникла дилемма: какую именно Церковь следует признать христианской и легитимной: Римо-католическую, Лютеранскую или Кальвинистскую? Надо сказать, что волна Реформации в считанные годы буквально разметала Римо-католическую церковь, оказавшуюся на грани катастрофы. Более того, сами протестанты, первоначально сплотившиеся вокруг Кальвина и Лютера, вскоре раскололись на множество различных толков, которых, тем не менее, объединяла ненависть к католикам и желание реформировать Церковь и христианское вероучение.
В чешских землях лютеранство вызвало радикализацию «утраквистов», спровоцировав между ними раскол на консервативное и реформаторское крылья, а также породило многочисленные течения, отстаивавшие еще более крайние взгляды. Это были «анабаптисты», «одержимцы», бесновавшиеся в молитвенном экстазе, «адамиты», учившие, что нагота и промискуитет возвращают невинность райского сада, «унитаристы», отрицавшие Божественную природу Христа, и многие другие. Лютеранство процветало там, где большинство составляли немцы, в частности почти целиком захватило Австрию, где девять немцев из десяти являлись протестантами. Но, например, в сельской местности Венгрии с 1530-х гг. популярным стал кальвинизм.
Предпринятая в 1528 г. инспекция монастырей и приходов Священной Римской империи германской нации повсюду обнаружила глубокое разложение. В Шотландском монастыре, основанном ирландскими монахами, расположенном в самом центре Вены, осталось всего семеро братьев, а студентов в Венском университете набралось лишь три десятка. В докладах инспекторов сообщалось о монашках, оставивших служение и взявших себе мужей или отправившихся странствовать по дорогам. В штрийском Адмонте монахини не только держали у себя протестантские книги, но и расхищали монастырское имущество. В целом, к 1530 г. протестанты составляли большинство в ландтагах Верхней и Нижней Австрии. Похожей была ситуация и в Венгрии23.
Даже некогда благочестивая Бавария склонялась к тому, чтобы принять Реформацию. Симония, распущенность, продажность священства достигли такой степени, что Баварский герцог Альберт V (1550-1579) с прискорбием констатировал: во всей Баварии удалось обнаружить всего четырех (!) клириков, не живущих открыто со своими конкубинками (сожительницами)24.
Франция, раздираемая гражданскими войнами, вызванными религиозным противостоянием католиков и протестантов, находилась не в лучшем положении. В Польше протестанты также смело бросали вызов католикам. А в 1561 г. Молдавский князь Яков Гераклид (1561 -1562) стал первым европейским монархом, официально перешедшим в протестантизм.
В последующие годы вся австрийская элита и дворянство соседних герцогств на 80-90% перешла в протестантизм. Даже крестьяне-католики требовали, чтобы причастие подавали под двумя видами всем католикам. Там, где священники отказывали это делать, их изгоняли, либо паства расходилась по другим приходам. Монастыри в самых католических частях Тироля пришли в упадок. В крупном цистерианском монастыре в Штамсе к 1574 г. оставалось лишь двое престарелых монахов. А зонненбургские монахи ели и пили в местных тавернах, при этом посетители уверяли, что эта обитель не так плоха, как другие. В 1571 г. во время папской инспекции кафедрального собора в Бриксене, в Италии, из всего капитула в наличие оказалось лишь 5 клириков, но и они тут же отреклись от своих обетов, едва их призвали к послушанию25.
Поразительно: тысячу лет Римо-католическая церковь воспитывала человека, имея для этого все необходимые средства. И тем не менее, взяв книгу Лютера в руки, западный христианин с легкостью отверг наследие отцов и дедов. В эту минуту, когда от решения императора зависело все, исключительно благодаря Карлу V предпочтение было отдано Римо-католической церкви, а не протестантским конгрегациям. Хотя, с точки зрения политической выгоды, императору, пожалуй, было бы практичнее принять сторону лютеран или кальвинистов – не однозначные, мягко выражаясь, отношения между императорской властью и Римской кафедрой в течение минувших веков ни для кого не являлись секретом. Рассказывают, что молодой монарх являл в эти минуты твердость п вере и едва ли не в одиночку отстаивал строго католическую точку зрения, возвышаясь даже до пророчества. Как потомок Римских императоров, Испанских королей и Австрийских эрцгерцогов, он заявил, что искоренит ересь, даже если ему придется поставить на карту собственную жизнь, тело и душу26.