Алексей Михайлович Величко
«Македонские легенды» Византии
Ученик и племянник св. Фотия, хара́ктерный и один из самых образованнейших людей своего времени, Мистик вовсе не собирался уподобляться покорному воле императора св. Стефану или св. Антонию II Кавлею. Конечно, в перипетиях последующих событий присутствовал и личный аспект неприязненных отношений патриарха к василевсу и его отпрыску (очевидно, скрытая месть за дядю, который был смещен с патриаршей кафедры решением царя), но это было не главным.
Личность нового патриарха не следует ни демонизировать, ни идеализировать. Как и св. Фотий, Николай Мистик являлся человеком идеи и отдавал ей себя всего целиком, не размениваясь на «мелочи», к которым он относил вопрос о преемственности царской власти и личности будущего императора. Убежденный в превосходстве священнической власти над царской, он делал все, чтобы новый принцип получил право на жизнь в Византийской империи. Однако эта идея шла вразрез с устоявшейся практикой управления Римским государством и Церковью и вела прямым ходом к грядущему разрыву отношений с Римской кафедрой.
Встретились два решительных характера, ни в чем не уступающие друг другу, и Льву VI пришлось уже в ближайшее время с опаской поглядывать в сторону патриарших палат. Отсутствие законного наследника являлось, собственно говоря, его личной проблемой, поскольку брат царя Александр официально также являлся императором, а потому после смерти Льва становился законным преемником власти. Отношения с ним у Николая Мистика складывались самые лучшие, а настрой мыслей и душевные качества соимператора навевали куда более позитивные и оптимистичные мысли в голове столичного архиерея, чем личностные качества Льва Мудрого, серьезно стеснявшего клерикальную партию.
11 мая 903 г. император со свитой как обычно явился в храм Св. Мокия, день памяти которого отмечался, и тут на него неожиданно набросился некий человек с дубиной в руках. Только чудо спасло императора: орудие убийства в полете столкнулось с паникадилом и потому удар, пришедшийся на Льва Мудрого, был заметно ослаблен. Все же рана оказалась серьезной, хотя и не смертельной. Преступника поймали – им оказался некий Стилиан – и долго пытали, пытаясь найти сообщников, но тот так ничего и не открыл. Однако этот инцидент зародил в душе Льва VI подозрения, что покушение было организовано окружением его брата Александра при тайном и молчаливом согласии патриарха Николая Мистика. По-видимому, эти мысли были далеко не безосновательными, но подозрения, как известно, к делу не пришьешь, а потому никто из подозреваемых не пострадал140.
Но буквально через год произошла еще одна история, усугубившая подозрения царя относительно своего брата и патриарха. В августе 904 г. полководец Андроник Дука получил приказ царя соединить силы с адмиралом Имерием и напасть на арабский флот в Эгейском море. Но в силу тайных интриг не успел к битве, в которой византийцы нанесли арабам поражение. Испугавшись наказания, Дука вместе со своей семьей и отданным под его командование отрядом отправился в крепость Кавала, что в Иконии, где прожил зиму с 904 на 905 г.141
На письма царя Андроник не отвечал, а когда узнал, что за ним направлен отряд под командованием доместика Григора Ивиритца, просто перешел на сторону сарацин. В это время ко Льву Мудрому прибыло несколько перебежчиков из числа слуг Андроника, и среди них оказался личный нотарий изменника, доставивший императору переписку Дуки с различными лицами, проживавшими в столице. Одно из них принадлежало патриарху Николаю Мистику. Особый интерес вызвало то обстоятельство, что в письме архипастырь умолял Андроника, которого величал будущим императором, быть предельно осторожным и не доверять царю142.
Может показаться странным, но император не покарал изменника – и этот факт иногда приводится как неопровержимое доказательство в пользу того предположения, что Мистик не участвовал в заговоре, и вообще письмо оказалось подложным. Но на самом деле ситуация в Константинополе была не настолько благоприятна для Льва VI, чтобы затевать политический процесс и публично карать патриарха. Его отношения с клерикальной партией и так казались чрезмерно натянутыми, и в случае смещения Мистика царь мог получить открытую оппозицию, поддержавшую его брата и других конкурентов на властном поприще. Понятно, что в этом случае легализация его сожительства с Зоей Карбоносиной становилась практически невозможной. А ведь в это время Зоя уже ждала ребенка, наследника царя, и все признаки свидетельствовали, что он – мальчик. Поэтому император не дал хода следствию и даже скрыл от патриарха, что знает о его письме.
Но тот все равно почувствовал перемену в настроениях своего названого брата и резко смягчил свою позицию – очевидно, что все же некоторые сановники негласно донесли ему о подозрениях царя. Патриарх начал проявлять подобострастие и даже пообещал василевсу узаконить брак и статус наследника, хотя против этого открыто возражал митрополит Лаодикийский Епифаний. Более того, патриарх начал добровольно докладывать императору о тайных разговорах, происходящих среди епископов и митрополитов, и всячески ему угождал143.
Не могут не вызывать умиления картины, когда при встречах патриарх предсказывал царю рождение мальчика и уверял в благополучном исходе всех его пожеланий144. А при наступлении времени родов (сентябрь 905 г.) архиерей вместе со всем клиром молился о благополучном разрешении Зои от бремени. Примечательно, что при рождении Константина Порфирородного на небе появилась яркая комета, после этого 40 дней испускавшая лучи, и все решили, что родился новый василевс, царствие которого будет успешным145.
Здесь-то и проявилось все коварство Мистика – патриарх подтвердил свое обещание крестить новорожденного Константина как царевича, но при том обязательном условии, что царь расстанется с Зоей (!). Лев Мудрый слишком поздно понял, в какую попался ловушку: в данный момент времени только патриарх мог в привычных для византийцев формах признать Константина законным сыном и наследником императора, и потому никакое административное насилие в отношении него, включая отставку, ничего бы не дало.
Начались тайные переговоры, и в конце концов Мистик вырвал у Льва клятву выгнать Зою из дворца и навсегда прекратить с ней связь. Лишь в январе 906 г. младенец, восприемниками которого стали император Александр и духовник царя Евфимий, был крещен патриархом в царской купели.
И тут Лев вернул Мистику долг: буквально через 3 дня Зоя была публично введена императором во дворец. Патриарх негодовал, но ничего поделать не мог. В отместку он заявил царю, что никогда не повенчает их с Зоей – она останется конкубиной, сожительницей, и никогда не станет императрицей. Поняв, что мирно уладить отношения с Мистиком не удастся, император в день Пасхи 906 г. поручил придворному пресвитеру Фоме совершить Таинство и сам возложил на голову жены императорскую диадему. После этого в народе начали говорить, что Лев Мудрый был для Зои «и муж, и архиерей»146.
Долгие месяцы прошли в бесконечных спорах между архиереем и царем: Мистик все пытался убедить Льва Мудрого отказаться от Зои и дезавуировать свой брак, но император был непреклонен. Понятно, что предложение архиерея было неприемлемо для Льва Мудрого. Если мать Константина не признана законной женой императора, то при желании и права маленького сына на престол могли быть с легкостью отклонены, как незаконнорожденного царевича147.
Царь понимал, что едва ли Мистика смущают канонические основания его брака и на самом деле архиерей ведет свою почти беспроигрышную политическую игру. На кону стоял вопрос о власти, причем в различных аспектах. В первую очередь кто является властителем Римской империи – царь или патриарх. Во вторую – кто станет императором. Понятно, что оба вопроса были взаимосвязаны: личности конкретных императоров и патриархов много значили для формирования устойчивой политической тенденции в Византии. При одном развитии событий столичный архиерей мог стать лицом, властвующим над Константином, когда тому придет время принять бразды правления в свои руки. При другом сценарии Николай Мистик оказывал большую услугу брату царя Александру, отказываясь венчать после смерти Льва Мудрого его наследника на царство и передав власть тому, кто еще Василием Македонянином признан соимператором.
Следует учесть и правовую подоплеку событий, о которой много говорили позднее. В принципе вопрос о каноничности четвертого брака не был к тому времени решен со всей непреклонностью церковных и государственных законов. До св. Юстиниана I Великого и много позже четвертые браки разрешались мужчинам, и только императрица св. Ирина в 800 г. запретила третий брак, не говоря уже о последующих. Император Василий I Македонянин также в «Прохироне» посчитал четвертый брак неблагочестивым, обязав накладывать епитимию и на брачующихся в третий раз. Наконец, сам Лев VI Мудрый в одном из своих недавних законов осуждал третий брак, и теперь сам шел наперекор собственному же узаконению. Но на Западе третий и четвертый браки не считались предосудительными, и данное обстоятельство в условиях все еще единой Кафолической Церкви и только складывающейся практики на этот счет даровало императору надежду на счастливое разрешение своего вопроса.
В конце концов патриарх предложил созвать Собор и поручить ему решение этого вопроса. Лев VI согласился, но тут же внес существенные коррективы – Собор будет созван, но только для того, чтобы признать его брак каноничным и тем самым решить разом две задачи: развязать руки патриарху, сняв с того бремя персональной ответственности, и узаконить статус наследника через разрешение четвертого брака. Пожалуй, едва ли кто-нибудь станет оспаривать тот факт, что данное предложение было вполне приемлемым для обеих сторон. К сожалению, как и ранее, над патриархом довлели политические пристрастия, и он начал открытую борьбу.
В развитие мысли о способе узаконения своего брака император направил приглашение в Рим и в другие патриархии прибыть на Собор в Константинополь, но в отместку Николай Мистик наложил на Льва беспрецедентную епитимию: царю не воспрещалось посещать Литургию и слушать Евангелие, но нельзя было приобщаться Святых Тайн, кадить в храме и носить светильник во время Великого входа – обычные формы участия василевсов в богослужении148.
Но Лев VI не признал промежуточных решений и попытался довести дело до логического конца: «Пока не увижу епископов, идущих из Рима, не буду входить в храм», – заявил он патриарху. Мистик откровенно был напуган – его волновали даже не «упрямство» царя, а тот факт, что, ссылаясь на Рим и ожидая заведомо положительный ответа оттуда, император тем самым ставит под сомнение его авторитет как «Вселенского» патриарха.
Напряжение возрастало, и тогда Лев Мудрый передал патриарху через доверенных лиц Николая Мистика, что в случае несговорчивости архиерея обнародует его письма к Андронику Дуке и, как государственного изменника, низвергнет с престола. В отместку патриарх на Рождество 906 г. запретил императору вход в храм Святой Софии, перегородив ему дорогу. Мистик предупредил Льва VI: «Если попытаешься войти в храм, я тотчас выйду из него со всеми священниками». В ответ василевс произнес: «Как кажется, ты, патриарх, издеваешься над нашим царским величеством, раз так говоришь и делаешь. Уж не ожидаешь ли ты мятежника Дуку из Сирии и, надеясь на него, презираешь нас?» Он вошел в храм, но по прочтении Евангелия вышел со свитой из него149.
Вражда между царем и патриархом перестала быть тайной для столицы, и теперь обе стороны уже открыто, отбросив в сторону «политес», предпринимали меры, чтобы выиграть грядущий Собор. Первым неписаные правила нарушил Мистик, собравший у себя всех восточных епископов, пребывавших в Константинополе, и потребовавший подписать «соборную» грамоту царю о незаконности его четвертого брака. «Чтобы никто не пренебрегал своим престолом и не уступал его по отречению, но боролся до самой смертной участи. Чтобы все были тверды, непреклонны, не отрекались от Церкви, не уступали воле императора, но твердо стояли на своем», – напутствовал архиереев патриарх. «А кто не будет тверд, да будет ему анафема!»
Своему окружению он объяснял: «Если император прикажет под внушением дьявола что-нибудь противное закону Божьему, ему не должно повиноваться; должно считать несуществующим нечестивое повеление, исходящее от нечестивого человека. Никогда служитель Божий не будет повиноваться таким преступным приказаниям, и он скорее должен предпочесть утратить жизнь, чем служить такому господину»150.
В этой риторике не только звучит непривычная для Византии тональность, когда речь заходила о царях, но и обращают на себя внимание исключительно негативные предположения о характере деятельности государя. Такое ощущение, будто император только и делал, что подпадал под внушения дьявола и творил беззакония, а мудрый патриарх его обрывал и поправлял.
Это была уже неприкрытая попытка государственного переворота – ведь речь шла о прямом неповиновении царю, чего ранее никогда не случалось в Константинопольской церкви. Настала пора действовать уже императору, и 1 февраля 907 г., в день памяти святого мученика Трифона, он пригласил к себе на обед патриарха и епископов. Под конец трапезы царь спросил Мистика: «Доколе ложные обязательства и пустые обещания? До каких пор ложно измышляемые тобой распоряжения? Ты думаешь, мне неизвестны твои лукавства?»
Растерянный патриарх, не моргнув глазом, солгал, что грамота была написана им по требованию архиереев (!), но царь продолжил: «Неужели архиереи поручили тебе поощрять мятежника Дуку и подкапывать основания нашего царства?» В заключение диалога император объявил свою волю: патриарх и некоторые митрополиты должны быть изолированы до времени начала Собора, чтобы не смущать умы константинопольцев; это фактически означало недопущение Мистика на Собор.
В таких условиях византийские епископы вдруг поняли, что на Соборе они окажутся без своего главы, и это, несомненно, уронит честь Восточной церкви в глазах римских легатов, мнение которых заранее проглядывалось в ходе переписки царя с папой: они наверняка разрешат четвертый брак, как допустимый в Римской церкви. И вновь получится не равноправное обсуждение вопроса, а диктовка Римом своей позиции, которую, нет сомнений, утвердит император. И после того как в присутствии митрополитов Лев Мудрый приказал бывшим слугам Андроника Дуки зачитать старые письма патриарха мятежнику, многие архиереи решительно заняли сторону царя – это была та соломинка, которая, по известной пословице, ломает хребет верблюда.
Действительно, против Мистика свидетельствовали уважаемые люди – 2 стратига, 4 протоспафария, а также нотарий. Используя их присутствие, Лев VI немедленно предложил присутствующим архипастырям осудить Николая Мистика и низвергнуть с престола, что и произошло в действительности. Все же император не желал скандала, а потому направил опальному архиепископу столицы послание, в котором предлагал тому добровольно отречься от патриаршей кафедры, а в противном случае явиться на суд и оправдаться от обвинений в государственной измене. Немного поупрямившись, Мистик написал прошение об отречении. Разумеется, этот факт опровергал все прежние и будущие разговоры о лживости возводимых на патриарха обвинений151.
Теперь руки Льва VI были развязаны, и он, не теряя времени, предложил епископам назвать достойного кандидата на патриаршество. Но те и сами знали, какая кандидатура будет наиболее приятна царю – его духовник, престарелый и благочестивый Евфимий (907—912), бывший ученик св. Игнатия, родом из Селевкии, которому исполнилось уже более 70 лет. Их отношения со Львом Мудрым были настолько дружескими, что даже временная размолвка из-за второго брака императора не смогла их испортить, и некоторое время тому назад Евфимий был возведен царем в достоинство патриаршего синкелла. Желая всегда иметь его поблизости, василевс построил старцу монастырь Псамматий неподалеку от Студийской обители, где Евфимий и проживал. Когда духовнику доложили о выборе царя и епископов, он решительно воспротивился, говоря, что нельзя назначать другого патриарха на место Мистика, а следует простить ошибшегося архиерея. На время вопрос остался нерешенным.
В феврале 907 г. в Константинополь начали прибывать представители других восточных патриархов и римские легаты от папы Сергия III (904—911). Они имели на руках грамоту царю от понтифика, в которой тот принимал покаяние царя и разрешал ему четвертый брак. Начался Собор, на который император пригласил и сторонников Николая Мистика, но те решительно отказались, не желая вообще вступать в общение с участниками этого собрания. На соборных заседаниях сенсации не произошло: легаты высказались в том миролюбивом тоне, что третий и четвертый браки не противоречат учению Христа и святым традициям, а потому и говорить в общем-то не о чем. Если же императора и можно в чем-либо упрекнуть, то, как глава Римской империи, он заслуживает снисхождения. Их позиция нашла понимание и у представителей восточных патриархов, подписавшихся под этим решением152.
Напоследок решили обсудить дело самого экспатриарха Николая Мистика, которого нашли виновным и достойным заключения в монастырь. Поскольку патриаршая кафедра оказалась вакантной, вспомнив старые обычаи, сообща назначили на нее Евфимия – старец не стал упорствовать перед лицом представителей всей Кафолической Церкви.
Увы, это решение только привело к новому расколу в Восточной церкви: Мистик не признал Евфимия патриархом, а в ответ тот запретил в служении священников, не желавших вступать с ним в церковное общение. Некоторых даже пришлось отправить в ссылку, например Григория, митрополита Эфесского, и Фотия, митрополита Гераклейского. А из далекой ссылки Мистик посылал бывшей пастве одно послание за другим, призывая бойкотировать Евфимия. Собственно говоря, это являлось реставрацией старого противостояния «игнатиан» и «фотиан», но предмет их спора, отнюдь, не ограничивался фигурой Льва Мудрого и его четвертым браком153.
Раскол пронизал всю Восточную церковь до самых последних провинций, а престарелый Евфимий оказался не в состоянии преодолеть его и залечить духовные раны своей паствы. Но главное событие все же произошло: 9 июня 911 г. патриарх Евфимий венчал 5‑летнего младенца Константина Порфирородного на царство154. Лев VI решил свой наболевший вопрос, хотя, как мы вскоре увидим, последнее слово в этой истории осталось все же не за ним…
Как же оценить это противостояние царской и патриаршей власти? Обратим внимание на главные детали. В условиях, когда вселенские каноны не оговаривали все случаи церковной дисциплины и касались лишь конкретных прецедентов, не было ничего невероятного или преступного в том, что царь выбрал ту практику, которая открывала ему желанные возможности. Отметим: помимо субъективных мотивов Лев, как царствующий монарх, должен был задуматься над тем, что будет с государством после его естественной кончины. А ответ в данном случае совершенно очевиден – угасание очередной династии всегда приводило к общественным нестроениям, которые можно было миновать, обеспечив Римской империи законного наследника престола. И, очевидно, правы те, кто утверждал, что в итоге Лев VI Мудрый оказал значительную услугу Византии: только наличие законного наследника, вокруг которого сплотились все его приверженцы, не дало Империи погибнуть в хаосе наступившего безвластья.
«Если Македонский дом вместо того, чтобы занимать престол в течение нескольких недолгих лет, управлял Византией в продолжение почти двух веков, дав ей славу и редкое благоденствие, она этим главным образом обязана предусмотрительности Льва VI, тонкой дипломатии и спокойному мужеству, с каким этот царь преследовал свою цель, достигнутую несмотря на все трудности, несмотря на все сопротивления»155.
Глава 3. Война с болгарами и арабами
Нестроения в межцерковных отношениях самым негативным образом повлияли и на ход государственных дел. В первую очередь слабину дала жесточайшая дисциплина, установленная императором Василием I для византийского чиновничества. Льву VI, вынужденному проводить время в баталиях с собственным патриархом, было просто некогда следить за этим. Как следствие, взяточничество и административный произвол вновь стали привычными картинами в провинциях. Очень тяжелая обстановка сложилась на «арабском» фронте. Для того чтобы хоть немного понять, в каких тяжелых условиях приходилось действовать правительству Льва Мудрого, дадим общую картину событий тех волнительных лет.
Хуже всего дела византийцев складывались в Средиземноморье. В 888 г. арабы вследствие предательства захватили пограничный город Ипсила и взяли всех его жителей в плен156. Обстоятельства складывались для византийцев так, что они уже не мечтали вернуть захваченные сарацинами средиземноморские острова, думая более об активной обороне, чем о наступательных операциях. Но эта стратегия не оправдала себя. В октябре 888 г. их флот прибыл в Регнум и, пройдя Мессинский залив, встретился с арабскими кораблями. Сражение закончилось для христиан катастрофой – византийский флот был уничтожен, погибло более 7 тысяч воинов.
Преследуя отступающих ромеев, арабы достигли берегов Калабрии, а затем вернулись на свою базу в Палермо. Затем сарацины осадили город Самос, стратиг которого Паспала после штурма попал в плен к мусульманам. Правда, вскоре после этого военные действия в Сицилии прекратились, поскольку в 890 г. началась междоусобная война между сицилийскими сарацинами и прибывшими на остров африканскими берберами. Более того, сарацины заключили с византийцами перемирие сроком на 40 месяцев, произвели обмен пленными и выдали им своих заложников в качестве гарантии исполнения условий мирного договора. Но в конце концов в 900 г. берберы победили, их флот взял штурмом Палермо, и многие арабские семьи даже переселились в немногие оставшиеся на Сицилии византийские города в поисках убежища157.
Но и на других театрах боевых действий ситуация была не лучше. В 892 г., после смерти аль-Мутамида, новым халифом стал Ахмад ибн-Тальха (892—902), родной племянник покойного правителя. Твердый и решительный, смелый и удачливый, он стал одним из последних властителей арабов, с чьим именем связывались успехи внутри государства и вовне. Строгий и справедливый, он снискал любовь населения за личную бережливость и высокую образованность. Новый халиф удачно вел войны с Византией и тюрками, угрожавшими Халифату. Его войскам даже удалось пленить их правителя вместе с женой158.
Попутно императору пришлось столкнуться с волнениями на Западе, где взбунтовался стратиг фемы Лонгивардия, герцог Беневента Аиона, зять Франкского короля. Для усмирения бунтовщика царь отправил войско западных фем под командованием препозита двора Константина, но в случившемся в 887 г. сражении византийцы потерпели поражение около Бари159. Справиться с герцогом Беневента мешали все те же средиземноморские арабы, вынуждавшие византийцев буквально распылять свои силы для противодействия грабительским набегам сарацин и яростной мусульманской экспансии.
Дела в Закавказье также развивались не лучшим образом, хотя начало царствования Льва VI выглядело в этом отношении весьма перспективным. Так, в 885 г. по инициативе патриарха Малой Армении Георгия (870—888) царский венец был отдан Багратиду Ашоту (885—890). Следует сказать, что эта династическая ветвь сыграла далеко не последнюю роль в истории Армении и Грузии. Как полагают, Багратиды представляли собой знатный и старинный армянский род, первые представители которого снискали славу на воинском поприще. Хотя сохранились сведения и о том, что этот род имел древнее еврейское происхождение. В скором времени Багратиды приобрели большие земельные владения в горном массиве Малого Кавказа вблизи Аракса и даже проникли в Араратский регион. Не удивительно, что впоследствии один из Багратидов женится на наследнице Грузинского царства.
Ашот был мудрым и опытным правителем, однако одно обстоятельство оказалось выше его – царские возможности оказались весьма и весьма ограниченными. С одной стороны, Ашот должен был выплачивать дань арабам, с другой – имел обязательства и перед императором. В довершение всех бед часть армянских дворян выдвинула нескольких претендентов на царский трон, с которыми Ашоту пришлось бороться. По счастью, задача оказалась ему по силам, и в конце концов мятеж удалось подавить. Понимая, что мусульмане Курдистана всегда будут угрожать его царству, Ашот отправился в Константинополь, надеясь найти поддержку у императора, в жилах которого текла армянская кровь, и у многочисленных византийских аристократов, принадлежавших к этому же этносу.
Его поездка была чрезвычайно успешной. Государи подписали два договора – политический и торговый, армяне выставили солидный отряд воинов в помощь Византии для войны с болгарами, а ромеи обязались направить в Армению несколько полков своих воинов по окончании болгарской кампании. К несчастью, на обратном пути, в Трапезунде, Ашот скончался160.
Таким образом, в 890 г. трон достался его сыну Семпаду I (890—914), продолжившему политику отца. Вскоре он направил посольство в Константинополь и был включен в состав союзников Византии. Не желая, однако, становиться и открытым врагом мусульман, Семпад ничего не имел против того, чтобы представитель халифа возложил на его голову царский венец. Таким эффективным способом был обеспечен внешний нейтралитет Армении как «буферного» государства. Но в действительности Лев VI и Семпад I по вполне понятным причинам, как единокровные лица, поддерживали весьма дружеские отношения и даже заключили в 893 г. тайный союз против арабов. Как говорят, император называл Семпада возлюбленным сыном и уверял того в ненарушимости их союза. А Армянский царь относился ко Льву как к отцу.
И действительно, Византийский император был весьма чуток к армянским делам. Когда до него дошли сведения о том, что арабы обратили в крепости все христианские храмы в области Фасианы, которой в то время владели мусульмане, он немедленно отправил туда патриция и стратига Армениака Лалакона со стратигами Колонеи, Месопотамии и Халдеи, которым удалось вернуть храмам их прежний статус. А через короткое время магистр и доместик схол Катакал, напав на Феодосиополь, опустошил его окрестности, разрушив находившиеся там сарацинские укрепления, чем нанес сильный удар сарацинскому владычеству в тех местах.
Однако новому царю армян все равно предстояли нелегкие испытания. Для начала ему пришлось подавить мятеж, поднятый его собственным родным дядей Араксом, а затем вступить в противостояние с эмиром Азербайджана Юсуфом, недовольным тем, что Семпад начал отправлять дань халифу непосредственно, минуя, как это было в прежние годы, правителя этого региона, выступавшего в качестве посредника.
Ситуация усугублялась тем, что некто Григорий, князь Тарона, донес на Семпада халифу. Как следствие, халиф вдвое (!) увеличил дань, взымаемую с Армении. Разумеется, это привело к началу военных действий, далеко не безуспешных для мусульман – армянская армия терпела поражение за поражением. В одном из сражений сам царь был взял в плен, но даже под пытками не отрекся от христианской веры, за что был обезглавлен в Двине161.
К сожалению, личные амбиции некоторых вождей из обоих лагерей помешали далее развить положительные тенденции. Так, приход Николая Мистика на патриаршую кафедру самым негативным образом сказался и на характере отношений с Армянской церковью. Предыдущая церковная деятельность со стороны Константинополя и наиболее разумных армянских архиереев многое дала для умиротворения сторон, но формально Армянская церковь никогда не отрекалась ни от одного из своих «монофизитских» Соборов. А потому последующее рецепирование Халкидонских актов могло иметь место лишь при последовательной и терпеливой работе клира среди рядовых членов Церкви, чего, увы, на самом деле не случилось. Ситуация осложнялась тем, что армяне традиционно не только не блистали богословскими познаниями, но, напротив, были фаталистично привержены своим древним церковным обрядам и чуждались всего нового, даже если это «новое» было основательно забытым старым.
Помимо этого, в ситуацию межцерковного общения вмешались арабы, крайне недовольные постепенным сближением армян с византийцами. Уже вскоре после Собора в Ширакаване в 842 г. представитель халифа некто Исей разрешил носить перед католикосом хоругвь с крестом, что, конечно же, не могло не остаться незамеченным среди армянского священноначалия. К несчастью, в это же время в Константинопольском синоде решили подвергнуть ревизии недавние договоренности с беспокойными и не очень верными соседями. Николай Мистик не относился к фигурам, способным на компромисс, для него приемлемым было лишь тотальное подчинение своей воле. И потому в первую очередь он решил исключить все то, что не вписывалось в привычные для греков формы и традиции. Как следствие, все недавние договоренности, должные сблизить обе Церкви, в скором времени были «дружно» преданы забвению обеими сторонами. Само собой, охлаждение отношений не заставило себя долго ждать162.
Параллельно с этим продолжались, хотя и с переменным успехом, военные действия между византийцами и арабами. В 891 г. мусульманский полководец Ахмед-ад-Уджейфи соединился с двумя другими правителями арабских областей и дошел по южному берегу Малой Азии до Саланду (в древности – Селинунт), прибрежного города Западной Киликии. Армия сарацин была весьма многочисленна, к тому же ее активно поддерживал арабский флот, и потому византийцы уже собирались сдать город, как случайным снарядом катапульты с крепостной стены был убит один из вождей похода Язаман – этнический грек, перешедший в Ислам и прославившийся своими победами над бышими единоверцами. Смущенные арабы отступили от Саланду.
Однако положение дел в Италии было совершенно катастрофическим: в 891 г. сарацины прочно обосновались на дорогах, ведущих в Рим из Нарни, Риети и Непи, и в течение 30 последующих лет (!) ни один паломник не имел возможности пройти в Вечный город, не заплатив мусульманам произвольной «дани». Центральной власти на полуострове уже давно не существовало, и каждый город, каждая крепость и область были предоставлены собственным силам163.
Зато в столице Халифата набирала оборот анархия – скорый предвестник кончины единой Арабской державы. После смерти Ахмада ибн-Тальха престол занял его сын аль-Муктафи Биллах (902—908), которого по праву относят к одному из последних великих халифов арабов. Деятельный и воинственный правитель, он не считал мир естественным состоянием своего все еще громадного государства. В первую очередь халиф усмирил карматов, грабивших торговые караваны в Сирии. Затем его взор обратился против Тулунидов, захвативших его египетские владения. Несколько лет длилась война, и наконец, в 907 г., Тулуниды пали, а Египет был возвращен Халифату. Однако это стало «последней песней» воинственного правителя: в 908 г. в возрасте 35 лет он скончался164.
