Алексей Николаевич Загуляев
Ловушка. Сборник рассказов
– Как это? – теперь была очередь Павла округлять глаза.
– А вот так, – всплеснул руками капитан. – У нас здесь все знают эту историю. Странно, что ваш агент об этом ничего не сказал. Хотя, конечно, непосредственно к вашему дому это отношения не имеет. Обвинять агента в замалчивании такой щекотливой информации формальных поводов нет.
– И что за история? Вы можете мне толком всё объяснить?
– Шесть лет назад, – начал капитан, – в одну новогоднюю ночь произошла там трагедия, причины которой так и остались загадкой. Муж застрелил свою жену и маленького сына, а сам повесился у себя в кабинете на первом этаже, не оставив даже никакой записки, как это бывает в подобных случаях. Что стало поводом для этого – так и не удалось выяснить. Делом тем занимался лейтенант Павлов, но до конца расследовать не успел – сам погиб при исполнении, задерживая сбежавшего из колонии зека.
– Постойте, – прервал капитана Павел. – Как вы сказали? Лейтенант Павлов?
– Да. А вам это имя о чём-то говорит?
– Но как такое возможно?
– Что?
– Я видел этого лейтенанта сегодня ночью. Он с фонарём осматривал соседский дом.
Капитан откинулся на спинку стула и снова стал водить глазами по кругу.
– Боюсь, – после паузы сказал он, – что вас кто-то ввёл в заблуждение. Лейтенант Павлов не мог этой ночью быть в том доме.
– Но я разговаривал с ним так же, как сейчас говорю с вами. Зачем мне что-то придумывать?
– Давайте ещё раз пробежимся по фактам, – спокойно предложил капитан. – В том доме, о котором вы говорите, уже шесть лет никто не живёт. Это раз. И лейтенант Павлов не мог ни с кем говорить в последние четыре года, поскольку мёртвые говорить с живыми не могут – это два. Насколько мне видится, это факты неопровержимые, и оспаривать их не имеет здравого смысла.
– То есть, – продолжил его мысль Павел, – получается, что я либо сумасшедший, либо кто-то пытается играть со мной в игры?
– Вы сами это сказали, – подняв вверх указательный палец, подытожил капитан. – Я бы больше склонялся ко второму варианту. Но… Вы уж простите. История с прежним владельцем вашего дома может кого угодно сбить с толку. А учитывая, что вы, насколько я знаю, писатель, то воображение у вас должно быть развито превосходно. А сон разума, как известно, порождает чудовищ. Ещё раз простите, если моя логика кажется вам обидной. Но я следователь. Приходится мыслить совсем в ином, нежели вы, ключе.
На Павла нашёл ступор. Мысли его беспорядочно суетились в голове, расталкивая друг друга. Кто же мог так зло с ним шутить? И главное, с какой целью? Таких отчаянных врагов у него никогда не имелось. Собственное помутнение рассудка он исключил сразу. Причём здесь то, что он писатель? Разве писатели не умеют мыслить логически? Ещё как умеют. Может, даже почище следователей. Задача писателя, особенно если он пишет беллетристику, заключается в том, чтобы ввести читателя в заблуждение, дать ему в самом начале ложные ориентиры, дабы до самой последней страницы он не мог догадаться, в чём, собственно, фишка описываемых событий. Писатель выше логики, поскольку логика – инструмент всего лишь линейный, а решать приходится системные задачи и погружаться в параллельные связи и потому знать, чему служит каждый винтик в механизме запутанного сюжета. Нет. Он не сумасшедший. Трагедия, случившаяся с женой, само собой, подточила его нервы, но на озеро он приехал полный оптимистических настроений. И шум в доме – это не плод его воображения. Как и сегодняшний разговор с покойным лейтенантом Павловым.
– Значит, – снова заговорил Павел, – после моего звонка вы никого так и не посылали на озеро?
– Никого, – уверенно замотал головой капитан. – У нас до сих пор аврал. Свободных машин нет, как и людей.
– И что же мне теперь делать? – развёл руками Павел.
– В каком смысле?
– Если опять, не дай бог, случится что-нибудь странное, куда мне следует обратиться? Помимо психиатра.
– Если что-то будет всерьёз угрожать вашей жизни, то, разумеется, звоните в участок. В остальных случаях, боюсь, мы ничем вам помочь не сможем. И не потому, что я сомневаюсь в вашем рассудке, а потому что ресурс пока ограничен. Когда разберёмся с делами, я, если хотите, пошлю человека осмотреть дом. Но это будет нескоро.
– Ещё, – вспомнил Павел, – мне бы электрика где-то найти в городе. В том доме провод оборвался, болтается на дереве. Может закоротить.
– Провод? Не переживайте. Не коротнёт. Дом обесточен уже много лет.
– Но… – Павел хотел было рассказать о свете на первом этаже, но тут же осёкся, не желая продолжать скользкую тему.
– У вас есть оружие? – неожиданно спросил капитан.
– Что? Какое оружие?
– Для самозащиты, – уточнил Карелин. – Мало ли. Может, это всё-таки туристы или искатели кладов, шныряющие по заброшенным домам. Припугнёте их, если что.
– Нет. Никакого оружия у меня нет.
– Тогда советую приобрести, – снова закрыв глаза, сказал капитан. – В вашей ситуации вещь полезная.
– Да у меня и документов никаких нет соответствующих, чтобы оружие покупать.
– Вы хотя бы биту купите. Железяка какая-нибудь не так напугает хулиганов, как хорошая кленовая бита. У нас тут магазинчик недалеко от участка. Оружием торгует. Там обязательно что-нибудь подходящее найдёте. Только не говорите, что это я вам посоветовал. Это уж пусть между нами.
– Хорошо, – ответил Павел и направился к выходу из кабинета. – Я подумаю. До свидания.
– Всего хорошего, – сказал капитан и снова, как ни в чём ни бывало, уткнулся в свои бумаги.
В задумчивости бредя по коридору участка, Павел краем глаза заметил что-то необычное на стене. Наверное, не будь он так погружён в свои мысли, то и прошёл бы мимо. Но что-то из подсознания словно подтолкнуло его и заставило посмотреть на стену. Это была доска с фотографиями людей в полицейской форме. Сверху большими золотыми буквами было написано: «Наши герои». И среди фотографий Павел увидел знакомое лицо. Это был лейтенант Павлов! Под фото мелким шрифтом говорилось о том, что тот героически погиб на операции по задержанию опасного преступника, арестовав того, но сам при этом получив смертельную рану. И да, случилось это четыре года назад.
***
Вечер выдался жарким. Находиться в доме было невозможно. Павел вынес на веранду кресло и три бутылки свежего пива. Уселся и внимательно стал всматриваться в соседский дом, стараясь не упустить ни одного движения, которое там могло бы случиться. Но всё было спокойно. Тишина, как и в первый день, оглушала. Только где-то вдали, за стеной леса, слышны были голоса птиц, тоже, видимо, уставших от беспощадно палящего целый день солнца.
Павел прислонил к креслу шипастую биту, приобретённую в магазине, и трогал пальцами её рукоять, обмотанную шершавой прорезиненной лентой. Оружие на прилавке имелось на любой вкус: боевое, газовое, с холостыми зарядами, электрошоковое, даже луки и арбалеты. Но на всё это требовалась, как минимум, медицинская справка формы 046-1. А для боевого ещё и охотничий билет. Пришлось остановить выбор на бите, как и советовал капитан. В принципе, довольно грозное на вид оружие и, в отличие от того же шокера, заметное издалека. Павел пытался представить последствия от удара этой дубиной, разглядывая недлинные, закруглённые на концах шипы. Даже для такой покупки пришлось предъявить паспорт. Продавец аккуратно записал все данные в квитанцию и хмуро посмотрел на Павла, словно подозревая его в каком-то злом намерении. Однако на прощание ничего не сказал, только едва заметно кивнул седой головой.
Как же всё глупо. Вместо того, чтобы писать книгу, приходится думать бог знает о чём. Но ситуация сложилась интересная – ему тоже никто не в силах был помочь, как и той семье, терзаемой полтергейстом, о которой он задумал роман. По крайней мере, чувство отчаянной беспомощности и покинутости он сможет описать правдиво, исходя из своего свежего и более чем реального опыта. Хоть бы секретарша Стелла опять стала приходить по утрам – было бы повеселее и не так тревожно. Но где она теперь, эта Стелла? Наверное, и думать забыла о несчастном писателе, хотя общим между ними были не только исписанные мелким почерком страницы, но и кое-что погорячее… Впрочем, не хотелось вспоминать об этом, потому что, наложившись на смерть жены, это «горячее» очень быстро тогда остыло. К чёрту всё это!
Как только Павел подумал о Стелле, его телефон зазвонил. Номер был незнакомый.
– Алло.
– Привет, Паша, – прозвучал в трубке радостный женский голос. – Не узнаёшь?
Было в интонациях что-то знакомое Павлу, но мысли о Стелле сбивали с толку.
– Катя это, – не дождавшись ответа, прояснила ситуацию женщина. – Я симку сменила. Вот звоню всем старым друзьям сообщить новый номер. Как сам? Давно не видела тебя. Начал писать?
Это была Катя Пегова, подружка покойной супруги, та, с которой был у Павла мимолётный роман перед самой его свадьбой. Та, с которой не получилось встретиться в Гватемале. На озере Атитлан устроили в те дни соревнования по дайвингу. Катя профессионально занималась этим всю жизнь, поэтому оказалась в списке приглашённых. Это были даже не соревнования, а что-то вроде шоу, где состязались между собой команды. Ради интереса Павел пришёл поглазеть на представление – тогда-то и заметил среди спортсменов Катю. Ему показалось, что и она его увидела, но никак это не обозначила. Её команде удалось добраться только до полуфинала. Возможно, расстроенная этим обстоятельством, девушка поспешила покинуть берег раньше других, так и не проявив интереса к Павлу. В тот раз это Павла очень сильно покоробило и на два дня вывело из наметившегося равновесия. Катя явно его заметила. Но почему не захотела общаться? В конце концов он сумел убедить себя в том, что это простое стечение нелепых обстоятельств – и не более. И на третий день после гватемальского шоу о Кате больше не думал.
В этот раз звонок от старой знакомой снова его обрадовал, хотя он постарался и не подать вида, памятуя о предыдущей встрече.
– Да, привет, дорогая. На самом деле, ты как из прошлой жизни. Пока в депрессии был, время тянулось медленно. Но… Не знаю. Как бы и пришёл, вроде, в себя – будто в лодке очнулся, а вёсел нет. И не знаю как и куда плыть.
– Ну, я вижу, – заметила Катя, – с фантазией у тебя всё в порядке. Значит, жить будешь.
– И ты туда же, – возразил Павел.
– Куда туда же?
– Да на счёт фантазии, – уточнил Павел. – Был у меня сегодня один не сильно приятный разговор с капитаном. Вот и он в излишней фантазии как бы между прочим меня упрекнул.
– С каким капитаном? Тебя всё ещё по поводу аварии тормошат?
– Да нет. По другому поводу.
– А что случилось? Ты, вообще, где сейчас сам-то? Что-то слышу теперь нотки отчаяния в твоих словах.
– Я не в городе уже вторую неделю. Дом купил у озера. Недалеко от Вехты. Переехал на лето писать книгу.
– Ну ты даёшь. А я заходила к тебе как раз неделю назад. Поцеловала пробой – и домой. И никто в издательстве не колется, куда ты пропал. И как книга? Пишется?
Павлу было приятно услышать, что всё-таки не все о нём позабыли. Фанаты и прихлебатели были не в счёт – этим на волне успеха он всегда будет необходим. Слышно было, что Катя сейчас искренне им интересовалась.
– Если честно, – вздохнул в трубку Павел, – то ответ отрицательный. Ничего не пишется. И не потому, что идеи иссякли – идеи есть, – а потому что соседи у меня сумасшедшие оказались, да к тому же ещё и существующие, как намекнул капитан, только в моём воображении.
– Эко тебя нахлобучило, Пашка. Что такое не везёт и как с этим бороться. Слушай… Я, конечно, не буду навязывать тебе своё общество, но просто, к слову… В городе тут духотища такая. Я собиралась как раз куда-нибудь подальше от асфальта укрыться. А особенных маршрутов спасительных я так для себя и не определила. Может… Это ведь то озеро, которое Большим называется?
– Да, оно самое, – подтвердил Павел.
– Мы там одно время соревновались. Глубокое оно, самое то для нашего вида спорта.
– Так что ты хотела сказать про маршруты?
– Да. Паш, если тебе нужна компания, ну, дня на два-три, то я могла бы проложить свой маршрут прямо через твою дачу. Я не настаиваю. Просто голос у тебя такой, вот я и предложила.
Внутренне Павел даже встрепенулся весь от этого предложения. Близкий человек, а тем более женщина, сейчас был бы для него как никогда кстати. Но пришлось сделать паузу перед тем, как ответить, чтобы не выдать Катерине свою поспешную радость.
– А приезжай. Бог с ней, с книгой-то. Успею ещё.
– Нет-нет, Паша, – затараторила Катя. – Я от книги отвлекать тебя не буду. Ты пиши сколько хочешь. Я поныряю, позагораю и по хозяйству, если позволишь, похлопочу. Поболтаем на закате, вспомним наши лучшие годы. Я буду как мышка, пи-пи-пи.
Павел рассмеялся.
– Давай, мышка. Приезжай. Он нашего города до Вехты километров семьдесят, и от Вехты до озера – двадцать. Домчишься за полтора часа. Поезжай по дороге высоким берегом. Там не промахнёшься мимо моей фазенды. Жду.
– Ну тогда до скорой. Поеду только заправлюсь. Пока.
***
Мысль о скором приезде Кати придала Павлу некой уверенности и желания проявить хоть какую-нибудь активность. Он встал и, прихватив с собой биту, отправился ещё раз осмотреть соседский дом.
Прежде чем зайти внутрь, он ещё раз проверил периметр. Предположить наличие призраков, хоть это пугающе и лезло в голову, он до сих пор не соглашался. Всему должно иметься рациональное объяснение. Странное упрямство для человека, пишущего о полтергейсте. Но может быть, самые настырные из рационалистов больше других как раз-таки и боятся всего потустороннего и не имеющего логической опоры. Так, возможно, они защищают свой рассудок от срыва.
И в этот раз кое-что обнаружить всё-таки удалось. Низкий кустарник, лохматый и увитый диким плющом, у дальнего угла дома имел одну странность – если в других местах клёны начинались сразу за ним, то в одном между ним и деревьями оставалось пространство метра в четыре. Павел присел и ткнул битой в сплетение веток. Бита упёрлась во что-то твёрдое. Он раздвинул ветки руками. Вот оно что! За кустом оказался кусок деревянного забора, выкрашенный зелёной краской и двумя крючками вдевающийся в петли на двух столбах, между которыми было расстояние метра в три. Снять его с петель не составило для Павла особенного труда, он был не таким тяжёлым из-за того, что кусты оказались искусственными, хотя на первый взгляд отличить их от настоящих было нельзя. И взору Павла открылась едва накатанная дорога, спускавшаяся с холма, на котором стоял дом, и терявшаяся среди елей. Но для чего соседям понадобился этот секретный путь? Странно. Хотя, с такой странностью смириться было куда легче, нежели с бесследно исчезающим в ночи автомобилем. Решив выяснить всё до конца, Павел пошёл по дороге, желая узнать, куда же она ведёт. По лесу дорога петляла недолго – минут через десять ходьбы она резко забирала у озера вправо. Значит, на основной маршрут, идущий вдоль высокого берега слева, она так и не выходила, огибая озеро в противоположном направлении. С этим всё стало ясно. Теперь, может быть, удастся обнаружить что-нибудь интересное и внутри дома.
При дневном свете интерьер не выглядел таким уж заброшенным. Убранная под тюль или полиэтиленовую плёнку мебель чередовалась с предметами, ничем не защищёнными от оседающей на них пыли. Павел провёл пальцем по старинному комоду – да, тут явно несколько месяцев никто не занимался уборкой. Однако в тесном коридоре, ведущем в столовую, исправно работали древние часы с маятником, отставая от точного времени всего на семь минут. Завели их недавно, поскольку гиря на цепи едва совершила половину своего положенного пути. В столовой Павел обнаружил на полу жестяную миску с кормом для животного – может быть, небольшой собаки или здоровенного кота типа мейн-куна. Из другой миски не успела испариться питьевая вода. Признаки чьего-то недавнего присутствия странным образом чередовались с запустением.
Проверив второй этаж, Павел снова спустился на первый и дошёл до кабинета, в котором горела по ночам лампа. Попытался открыть дверь, но та оказалась запертой. Это единственное помещение, куда ему не удалось проникнуть. И это было интересно. Не долго думая, он изо всех сил пнул в область замка – раздался треск, и дверь отворилась. Неучтивый жест с его стороны, но по-другому он не мог сейчас поступить, слишком уж наболело от непонятностей, накопившихся за последнее время.
В кабинете оказалось не так много вещей: письменный стол, кресло и шкафы с книгами и папками вдоль трёх стен. Окно было плотно зашторено. На столе стояла та самая лампа с красным, в китайском стиле, абажуром, которая горела раньше вопреки отсутствующему в доме электричеству. Павел попытался её включить. Нет. Само собой, она не работала. Он прошёлся вдоль стеллажей с книгами, вглядываясь в названия на корешках: Вальтер Скотт, Достоевский, Кнут Гамсун, Стивен Кинг, книги по астрологии… Полное смешение жанров и вкусов того, кто собирал эту коллекцию. И вдруг – Павел Астахов, «Солнце над городом»! А это здесь зачем?! Рядом с последним его романом оказались и другие, более ранние повести и рассказы. Полное собрание, какого не имелось даже у него самого – восемь томов! Вот это поворот. Крикливые хозяева этого дома, оказывается, числились среди его самых верных фанатов! Павел взял в руки «Солнце над городом» и открыл форзац. Наискосок крупными буквами с завитушками там было написано: «Дорогой Кристине на добрую память от автора». Это его почерк. Его автограф. Видимо, поклонница по имени Кристина не только любила читать его, но и не пропускала встреч с читателями, которых за последний год у Павла насчитывались уже десятки. Из знакомых никого по имени Кристина у него не было. Такое имя он наверняка бы запомнил.
Неожиданно зазвонил телефон. Книга выпала у Павла из рук. Он посмотрел на экран – звонил агент Сергей.
– Да, Сергей, слушаю.
– Павел Александрович, добрый вечер.
– Добрый.
– Я по поводу ваших соседей звоню. Вы можете сейчас говорить?
– Да, вполне.
– Удалось кое-что узнать. Если вам ещё интересно.
– Конечно. Я тут тоже кое-какие детали о них узнал.
– Да? И что за детали?
– Оказывается, они были моими поклонниками. По крайней мере, один из них точно. В библиотеке, которую я обнаружил в доме, есть полное собрание моих сочинений. Представляете?
– Вы проникли в дом? – взволнованно спросил Сергей.
– Здесь не закрыто. И в доме давно никто не живёт.
– Вот как раз об этом я и хотел с вами поговорить, – начал агент. – Хозяин этого дома, некий Вячеслав Евграфов, как оказалось, умер ещё шесть лет назад. Уверяю вас, я ничего не знал ни об этом, ни о той трагедии, которая произошла в доме.
– Да, я в курсе, – успокоил агента Павел. – И не имею к вам никаких претензий.
– Но более того, – прервал его Сергей и тут же сделал небольшую паузу. – Как бы это сказать… Вы, Павел Александрович, имеете к той трагедии некоторое отношение.
– Я?!
– Не лично, конечно. Опосредованно, через свои книги. В этом, разумеется, никакой вашей вины нет. Но тем не менее. Кристина, супруга Вячеслава, была вашей страстной поклонницей. Не пропускала ни одной встречи, и ни одно издание не ускользало от её внимания. Она и мужа своего просила иногда подменить себя на очередной автограф-сессии, если сама по какой-то причине не могла её посетить. Наверное, и засыпа́ла с вашей книгой в руках. В общем, муж стал подозревать её в том, что она ищет с вами не только читательского контакта, но рассчитывает на что-то большее.
– В каком смысле?
– В том смысле, что супруг заподозрил её в измене.
– Что за бред?!
– Я думаю, – заметил Сергей, – такое случается с женщинами, да и кумиры их часто идут таким фанаткам навстречу. Простите. Я совсем не имею в виду вас. Но вы же понимаете. Женщины слишком близко принимают к сердцу литературу, перенося на автора характеристики его персонажей. Уж не знаю, как там на самом деле всё было с чувствами бедной женщины, но всё же её неуёмная страсть к чтению вылилась в то, что произошло тогда в новогоднюю ночь. Кошмар. Не хочется снова обговаривать все подробности. Думаю, раз вам что-то известно, вы и об этом знаете. Но чтобы вообразить ту цепочку, которая сплелась именно так, – здесь, Павел Александрович, нужна уже ваша фантазия.
– А как вы вообще смогли об этом узнать?
– Поговорил с бывшим владельцем вашего дома.
– В психушке?
– Именно. Не поленился и съездил. Не такой уж он, замечу я вам, и псих. Он был в курсе всех этих перипетий. Одно время имел весьма близкие отношения с соседями. Но когда страсти между супругами начали накаляться, он больше не пожелал поддерживать дружбу. Не знаю, мне показалось, что он был неравнодушен к Кристине. О ней он рассказывал с особенным пиететом. Он будто предчувствовал подобный финал. Говорит, что Вячеслав всю осень и всё начало зимы перед Новым годом совершенно был невменяем, слетел, что называется, с катушек. Они сильно повздорили. Очень сильно. Аркадий, это тот, что жил в вашем доме, даже сумел каким-то образом выкупить участок с единственной дорогой, ведущей в город, и запретил Вячеславу ей пользоваться. Тому пришлось добираться до Вехты в объезд через противоположный берег озера. Вот всё, что мне удалось раскопать.
– Весьма ценная информация, – сказал Павел. – Большое спасибо вам, Сергей, за такую работу.
– Не стоит, Павел Александрович. Я же сам и не досмотрел важных деталей. Будет мне уроком. А что касается шума, о котором вы говорили, то по этому поводу виновников нужно искать где-то в другом месте. Сами понимаете, что бывшие хозяева здесь ни причём. Если только по завещанию их дом не перешёл кому-то из наследников. Но в эту сторону мои поиски результатов не дали. Здесь нужно подключать каких-то юристов.
– Всё понял, – подытожил Павел. – Ещё раз благодарю. Если появится что-то новое, обязательно мне звоните.
– Хорошо.
Павел убрал телефон, поднял с пола упавшую книгу и снова открыл страницу со своим автографом. История с соседями теперь могла бы быть вполне завершённой, если бы не одно «но», огромными буквами пульсирующее в его голове. Как он мог подписать книгу Кристине в этом году, если она и её муж погибли шесть лет назад?! Кто вообще все эти шесть лет исправно пополнял коллекцию в заброшенном доме? И крики, которые он по ночам слышал, не были галлюцинацией: вздорили мужчина и женщина, и плакал ребёнок. Ясности, по большому счёту, во всём этом деле не прибавилось.
Волоча по земле биту, Павел возвращался к себе в дом. И только уже перейдя дорогу, он заметил светло-зелёный «Дэу», притулившийся за его «Маздой». На веранде сидела Катя с бутылкой пива в руке и улыбалась.
– Ну привет, писатель, – весело сказала она. – На мамонтов что ли охотился?
Как же приятно прозвучал её голос среди этой зловещей вечерней тишины.
– Привет, подруга, – ответил он, поднялся на веранду к гостье и поцеловал её в губы. – Ты даже не представляешь, какие тут мамонты временами дают о себе знать.
– Оружие у тебя грозное, – показывая на биту, сказала Катя.
– Другого мне не положено.
Катя порылась в своей сумочке и вынула оттуда маленький блестящий пистолет.
– У меня тоже кое-что есть, – сказала она.
– Господи! – воскликнул Павел. – Да теперь тут у нас целая банда. А тебе-то зачем оружие? Думала, я превратился в маньяка и держу в подвале заложниц?
Катя рассмеялась:
– Нет. Просто голос твой по телефону мне показался слегка напуганным. И теперь вижу, что не просто так мне показалось. Да он не боевой. Стартовый. Как-то с одних соревнований с собой прихватила. Я ведь не ныряю теперь, дыхалка уже не та. Бывает, приглашают раз в год на какое-нибудь представление – ничего серьёзного. Но иногда зовут на судейство. Так что это, можно сказать, моё табельное оружие. Шума от него – мама не горюй, спугнёт даже медведя.
– Жаль, что ты уже не соревнуешься, – сказал Павел. – Я помню, ты могла задерживать дыхание на двенадцать минут. Твой рекорд ещё не побили?
– В области пока нет. А в мире я и рядом никогда к рекорду не приближалась. Там фантастические минуты. Фридайверы уже давно перешагнули за двадцать.
– Для меня это просто из области фантастики, – удивился Павел. – А сердце, как ты, тоже останавливать научились? Этот твой фокус я особенно хорошо помню.
– Да брось, – махнула рукой Катя. – Куда мне теперь до этих фокусов. Старушка. С молодыми теперь тягаться мне не с руки.
– А я тебя именно такой вот и помню. И ни капельки ты не изменилась. Как была красоткой, так и осталась. Это я, наверное, постарел.
– Седой уже, – сказала Катя, погладив Павла по шевелюре. – Так непривычно. Но седина тебе идёт. Как-то ты возмужал даже. А чего у тебя машина не в гараже? Я было в гараж сунулась, а дверь открыть не смогла. И правда что ли маньячишь по ночам?
– Да там завалено всё по потолок старыми вещами. Руки не дошли освободить под машину. Пойдём в дом. Ты, наверное, проголодалась. Сообразим какой-нибудь лёгкий ужин.
– Пошли.
***
С женщиной в доме время для Павла побежало быстро. Даже призраки будто испугались её присутствия, ни разу за следующие семь дней больше не побеспокоив ни криком, ни скрипом, ни красной лампой в окне напротив.
Павел снова стал просыпаться в три ночи и до восьми утра испещрял бумагу неудержимым потоком сюжетных поворотов романа. Свою благожелательность он передал даже са́мому лютому из своих героев – полтергейсту. Получалось, что шумный дух просто испытывал безответные чувства к дочери многострадального семейства, которая никак не хотела с ним играть и всячески избегала его внимания. Дух даже задумал прервать своё призрачное существование от избытка неразделённых чувств и подсказал девочке способ, которым можно от него избавиться раз и навсегда. И девочка уже собиралась сделать это, когда вдруг поняла, что это неправильно, что полтергейст – всего лишь дикое необузданное создание, жаждущее быть любимым и нужным, что он тоже достоин получить возможность перейти на сторону света. И… В общем, Павел сам удивлялся этому направлению своих мыслей. По первоначальному замыслу роман должен был стать обличением человеческой трусости и двуличия, когда творимое общественное благо возможно лишь в рамках относительного благополучия самих благодетелей. Но стоит только настоящей опасности переступить личные границы добросердечных граждан, как тут же они обрастают шипами, отстраняясь от ситуации и заботясь лишь о себе.
Кате новый сюжет нравился куда больше. Между купаниями на озере и приготовлением обедов она взяла на себя функции секретарши Стеллы, перепечатывая текст с бумаги на экран монитора. Получалось это у неё довольно медленно, но Павел и тому был рад. Роман близился к завершению – и он в любом случае успевал до сентября переслать его издателю, который, надо отдать ему должное, перестал беспокоить бесконечными намёками на поджимающие сроки.
Но если бумажные чувства близились к своему финалу, то чувства настоящие, поселившиеся в этом доме с приездом Кати, стали только набирать оборот. Их мимолётная связь из прошлого заиграла новыми красками. Теперь оба они были в меру мудры, в меру страстны и в меру могли отдавать отчёт в своих поступках. И ничто не препятствовало тому, чтобы близость их из платонической переросла спустя восемь дней в телесную. Со смерти жены Оксаны прошло уже достаточно времени, а у Кати, насколько мог понять Павел, постоянного партнёра в городе тоже со времени их разлуки так и не появилось.
Павлу казалось, что наконец-то всё наладилось в его жизни. Появление в доме Кати он воспринял, как награду за перенесённые в последнее время муки. Всё до сих пор непонятное, как, к примеру, встреча с несуществующим лейтенантом Павловым, стало представляться ему сном. А что? Нервы ведь были напряжены настолько, что присниться могло всякое и перепутаться потом с явью. Он не просто думал об этом – он себя в этом убеждал, будто вживался в образ некоего безумца, идущего по границе, отделяющей иллюзию от реальности. Людям свойственно убеждать себя в том, что чего-то не было на самом деле в их прошлом, или, если и было, то совсем как-то иначе, с нюансами, которые могли бы их оправдать. Они же ведь не злодеи и не сумасшедшие, все читали «Муму» и «Каштанку», знают, где хорошее и где плохое. Просто временами бывают слабыми. Будто бы слабость оправдывает любую ошибку… Загнанное на самое дно души, сомнение неприятно скребло и скрипело, отдаваясь у Павла в голове шумом. И только когда он брал в руки бумагу и начинал писать, шум утихал, уступая место чужим эмоциям, становящимся на пять часов как бы его собственными.
В одно такое утро, в половине восьмого, когда Павел поставил точку в своём романе, он вышел на веранду, рассеянно улыбаясь и до конца не веря в успешное завершение работы. Жара даже с утра не хотела отступать. Открытые в доме окна не спасали от духоты, а холодное пиво организм уже не вмещал. Павел подошёл к своему любимому креслу и увидел какую-то открытку. Так ему показалось. Может быть, в душе он ждал уже поздравлений со всех концов страны. Он взял её в руки, всмотрелся… И сердце ушло в пятки. Нет, нет, нет. Только не это снова! Какого чёрта?! Почему именно сейчас?! Так не должно быть! Открытка оказалась фотографией. Фотографией, на которой был объят пламенем автомобиль его покойной жены. Фотографией с места той самой аварии, которая разделила его жизнь на «до» и «после», и о которой он всё это время старался не думать, старался вычеркнуть из своей памяти, как вычёркивал неудачные куски текста из романа. На обратной стороне вкривь и вкось, словно пятилетним ребёнком, было написано: «Вот попомни мои слова, вернётся». Холодный пот выступил у него на лбу. Руки задрожали, и показалось, что на улице теперь не плюс двадцать, а минус сорок.
Павел, словно во сне, снова вернулся в дом, вынул из ящика ножницы и стал со злостью кромсать фотографию, складывая обрезки в аккуратную кучку на столе. Из своей спальни в это время вышла Катя и уже больше минуты испуганно на него смотрела.
– Паша, – чуть слышно говорила она. – Паша, что с тобой? Что ты делаешь, Паша? С тобой всё в порядке?
Он посмотрел на неё непонимающе, скривился половиной лица в улыбке и произнёс:
– Они всё знают.
– Кто они? Что знают?
– Они всё знают, – повторил Павел. – Они не оставят меня в покое. Что же мне делать, Оксана?
– Павел! Приди в себя! Я Катя. Что ты такое говоришь?
– Катя? – на секунду взгляд Павла сделался ясным. – Ты чего тут? Ах, да. Катя. Мне нужно… Я сейчас. Ты только не уходи. Я сейчас.
И Павел бросился прочь из дома. Сел в машину. Вдавил педаль газа в пол и помчался по дороге на город. Ему казалось, что машина едет слишком медленно, будто прицепили к ней сзади целый вагон с пассажирами. А ему надо успеть. Куда успеть? Куда? Словно его кто-то звал, а имени и места встречи не подсказал. Справа промелькнула деревянная вывеска, подвешенная на цепь: «Дорога на город». Странно. Видимо, какой-то шутник распорядился здесь её установить. Раньше он её не замечал. Посмотрел в боковое зеркало, и там снова увидел – «дорог ан агороД». Мысли в голове совсем смешались. Полезла всякая чушь, с которой он уже не мог справиться. Как ни крути эту надпись, а в любую сторону она читалась, как «дорога на город». Палиндром. И следовательно, нет никакой дороги, которая могла бы его привести к спасительной цели. Цель и приближалась и удалялась одновременно. Он изо всех сил нажал на тормоза. Машину занесло влево, по днищу забарабанил разлетающийся по сторонам гравий. Стоп!
