Алексей Николаевич Загуляев
Эйцехоре
Интересно, что Фрейд, кроме того, привязывает свои три компонента личности через стадии развития (прегенитальная, латентная и генитальная) к определённым возрастным рамкам человека. Так Оно и Я развиваются на прегенитальной стадии от 0 до 6 лет; своё завершение в развитии Я получает в возрасте от 6 до 12 лет (за счёт расширения социальных контактов), и наконец Сверх-Я вступает в 12 лет в права и выводит подростка в сферу взрослой жизни. Это вполне соотносится с упомянутыми мной иудейскими представлениями о йецер а-ра и йецер а-тов. Изначально человеку, в понимании иудейской доктрины, вообще не присуще йецер а-тов, то есть до возраста 13 лет (у мальчиков) и 12 лет (у девочек) в человеке присутствует только «злое начало». Однако мы не находим среди детей толп законченных злодеев. Почему же так? Ребёнок, формирующий своё эго из стремления к удовольствиям и к познанию незнакомого мира, постепенно сужает область своего «я» до минимальных размеров, отказываясь от ненужных, как ему кажется, вещей, и эйцехоре, до того курирующее всего лишь безотносительные к добру и злу инстинкты и интеллектуальные потребности, только тогда, вступая в противоречия с миром не-Я, включается в свою полную силу. В иудейской традиции этот момент перехода в религиозное совершеннолетие имеет даже специальное определение – бат-мицва («дочь заповеди», у девочек в 12 лет и 1 день) и бар-мицва («сын заповеди», у мальчиков в 13 лет и 1 день). Считается, что с этого момента человек уже сам отвечает перед Богом за свои дурные наклонности и поступки, в отличие от поры детства, когда за такие поступки отвечали перед Богом родители. Тем самым йецер а-тов привносится в человека из внешней среды (как и действие Сверх-Я), со стороны культуры (в данном случае со стороны иудейских заповедей). Этот прессинг общественных установок и обязанностей (отныне – не «хочу», а «надо») и пробуждает эйцехоре в полноте его силы. Впрочем, это просто мои мысли…
Фёдор Михайлович Достоевский, зачастую прозревавший в самую суть вещей и событий, наряду со многими отцами Церкви первых веков после Христа, предполагал, что новое физическое тело человечества (тело, не обременённое эйцехоре) будет в конце времён результатом духовного преобразования. В своих поздних размышлениях он помещал такое преобразованное человечество во времена тысячелетнего Царства Христова12 на земле, а не во времена новой земли и нового неба13. Неизбежность и необходимость физического преображения была изложена им достаточно однозначно. В дневниках своих он писал, например, так:
«16 апреля.
…Возлюбить человека, как самого себя, по заповеди Христовой, – невозможно. Закон личности на земле связывает. Я препятствует. Один Христос мог, но Христос был вековечный от века идеал, к которому стремится и по закону природы должен стремиться человек. Между тем после появления Христа, как идеала человека во плоти, стало ясно как день, что высочайшее, последнее развитие личности именно и должно дойти до того (в самом конце развития, в самом пункте достижения цели), чтоб человек нашел, сознал и всей силой своей природы убедился, что высочайшее употребление, которое может сделать человек из своей личности, из полноты развития своего я, – это как бы уничтожить это я, отдать его целиком всем и каждому безраздельно и беззаветно. И это величайшее счастие. Таким образом, закон я сливается с законом гуманизма, и в слитии, оба, и я и все (по-видимому, две крайние противоположности), взаимно уничтоженные друг для друга, в то же самое время достигают и высшей цели своего индивидуального развития каждый особо.
Это-то и есть рай Христов. Вся история, как человечества, так отчасти и каждого отдельно, есть только развитие, борьба, стремление и достижение этой цели.
Но если это цель окончательная человечества (достигнув которой ему не надо будет развиваться, то есть достигать, бороться, прозревать при всех падениях своих идеал и вечно стремиться к нему, – стало быть, не надо будет жить) – то, следственно, человек, достигая, оканчивает свое земное существование. Итак, человек есть на земле существо только развивающееся, следовательно, не оконченное, а переходное.
Но достигать такой великой цели, по моему рассуждению, совершенно бессмысленно, если при достижении цели всё угасает и исчезает, то есть если не будет жизни у человека и по достижении цели. Следственно, есть будущая, райская жизнь.
Какая она, где она, на какой планете, в каком центре, в окончательном ли центре, то есть в лоне всеобщего синтеза, то есть Бога? – мы не знаем. Мы знаем только одну черту будущей природы будущего существа, которое вряд ли будет и называться человеком (следовательно, и понятия мы не имеем, какими будем мы существами). Эта черта предсказана и предугадана Христом, – великим и конечным идеалом развития всего человечества, – представшим нам, по закону нашей истории, во плоти;
эта черта:
"Не женятся и не посягают, а живут, как ангелы Божии", – черта глубоко знаменательная.
1) Не женятся и не посягают, – ибо не для чего; развиваться, достигать цели, посредством смены поколений уже не надо и
2) женитьба и посягновение на женщину есть как бы величайшее оттолкновение от гуманизма, совершенное обособление пары от всех (мало остается для всех). Семейство, то есть закон природы, но все-таки ненормальное, эгоистическое в полном смысле состояние от человека. …
NB. Антихристы ошибаются, опровергая христианство следующим главным пунктом опровержения: 1) "Отчего же христианство не царит на земле, если оно истинно; отчего же человек до сих пор страдает, а не делается братом друг другу?"
Да очень понятно почему: потому что это идеал будущей, окончательной жизни человека, а на земле человек в состоянии переходном. Это будет, но будет после достижения цели, когда человек переродится по законам природы окончательно в другую натуру, которая не женится и не посягает…
NB2. Атеисты, отрицающие Бога и будущую жизнь, ужасно наклонны представлять всё это в человеческом виде, тем и грешат. Натура Бога прямо противоположна натуре человека. Человек, по великому результату науки, идет от многоразличия к Синтезу, от фактов к обобщению их и познанию. А натура Бога другая. Это полный синтез всего бытия, саморассматривающий себя в многоразличии, в Анализе.
Но если человек не человек – какова же будет его природа?
Понять нельзя на земле, но закон ее может предчувствоваться и всем человечеством в непосредственных эманациях … и каждым частным лицом».
В истории самого христианства пророчество о тысячелетнем царстве имело непростую судьбу, осмысливаясь в разные времена и разными богословами по-разному. В раннем христианстве многие еретические учения привносили ветхозаветные идеалы в образ тысячелетнего царства: спасение только для избранного Божьего народа («Царство Израиля») и представление о жизни в таком царстве как о чисто земных удовольствиях при полном отсутствии страданий. Позже, во времена Реформации, другой ересью прониклись некоторые протестантские секты (прежде всего анабаптисты), желающие огнём и мечом воздвигнуть на земле царство святых. Однако, развитие идеи тысячелетнего царства праведных наиболее полно и ярко шло всё же в других традициях, берущих начало в трудах раннехристианских апологетов и развитых в Средние века аббатом Иоахимом Флорским14 и его учениками (учение о завершительной эпохе Святого Духа, куда стремится вся история человечества). Тысячелетнее царство здесь предстаёт уже в виде всеобщего братства, пребывающего с Христом на земле, среди прославленной природы и при отсутствии лишений и бед. Царство Божие на земле вовсе не замещало Небесного Иерусалима, о котором говорится в 21-ой главе «Откровения», но виделось как необходимый приготовительный этап к переходу к вечной жизни. У Достоевского представление об этой новой эпохе тоже претерпевает некоторые изменения. Он перемещает физическое преображение человечества из времён Новой Земли во времена тысячелетнего царства. И здесь он прав, если принять во внимание то, что и у Даниила Андреева тысячелетнее царство есть не что иное, как переход человечества во второй эон. В «Розе Мира» мы читаем следующее: «Второй зон, о котором свидетельствуют пророчества как о тысячелетнем царстве праведных, вступит в свои права. Его цель – спасение всех без исключения, кто сорвался, кто отстал, кто пал в глубину миров Возмездия, и преображение всего Шаданакара. Ибо силы Гагтунгра, изгнанные из Энрофа, еще удержат власть в некоторых иных мирах и потому что в чистилищах и страдалищах останутся еще множества совершивших роковую ошибку в последние исторические эпохи… На земле же богочеловечество, не зная более разобщенности ни с Христом, ни с Звентой-Свентаною, но возглавляемое и направляемое ими, приступит к преобразованию и одухотворению того, что осталось от его предшественников в Энрофе: искалеченной природы, городов и цивилизации».
