Алексей Сабуров
Мертвецы не страдают
Глава 3
I
– Ну конечно, – только и сказала Ирина, услышав, как щелкнул замок входной двери.
Дальше ее мысли уже не находили звукового воплощения. Только такого и можно от него ожидать. Она встала под душ, чтобы подавить досаду, боль и злость, которые, словно вымуштрованные солдаты, по команде «подъем» выскочили из теплых коек.
Он такой, думала она об Андрее, вечно уверен в своей правоте. У него на каждую ситуацию приготовлен точнехонький ответ, как будто он обдумал всю жизнь наперед. И все всегда должно быть по его плану, а предложения остальных только «принимаются к рассмотрению».
Кошмар, как можно так жить, когда все запланировано и предусмотрено. Наверняка он бы так не рассердился, если бы мог записать их ссору в своем ежедневнике. Ирина хмыкнула, представив страничку записной книжки своего друга:
«9:00 – подъем;
9:20 – ссора с Ириной;
10:00 – встреча с Х».
И так далее.
Интересно, свое признание в любви он тоже запланировал заранее?
Подтрунивания над Андрюшей приятно отзывались внутри, подыгрывая злости и устраняя боль. Она не думала, что обида Андрея затянется надолго. Он покатается на своей машине, позлится, поставит какой-нибудь оглушительный рок, используя всю мощь своей стереосистемы. Потом, может, посплетничает с друзьями за бутылкой пива. Но к вечеру все равно придет к ней и немного пристыженно попросит прощения. Будет слабо улыбаться и стараться рассмешить ее анекдотами, что услышал за день. Теперь оставалось только решить: примет ли она его.
Горячий душ настраивал на миролюбивый лад, и, решив больше не думать об утреннем инциденте (пускай все идет само собой), Ирина отдалась тонким струям, нежно обтекающим ее упругое молодое тело, которое может быть завлекательным и неотразимым, которое позволяет теплым рукам зажигать себя и дарит наслаждение. Она увлеклась собой, глядясь в запотевшее зеркало, которое приходилось ежеминутно вытирать.
Ирина полоскалась почти час, не в силах вылезти из-под разомлевающего душа, тем более что за дверью ванной ее поджидал холод утра. Затем она тщательно и долго расчесывалась, получая удовольствие от прикосновения к своим шелковым волосам, от того, как ровно и гладко они ложились на плечи. Покинуть ванную она заставила себя уже почти в одиннадцать.
Противный холод тут же обнял Ирину. Вместе с его прикосновениями она увидела скомканную разобранную кровать, которая была освещена тусклым светом и напоминала разрытую нору лисицы. Настроение сразу стало портиться, будто пасмурная серость пробралась внутрь девушки. Ирина зажгла свет, чтобы хоть чуть-чуть разогнать тоску, которая сгустилась в комнате.
Нужно было выйти в прихожую, чтобы проверить, хорошо ли закрыта дверь, хотя Ирина почти не сомневалась в том, что продуманный Андрюша не мог оставить ее незапертой. Она вышла в прихожую и подергала дверь. Конечно, та была заперта. Ирина повернулась и собралась пойти на кухню, приготовить наконец что-нибудь поесть, как увидела одну вещь, которой здесь было не место.
Это было настолько непривычно, что сразу бросилось в глаза. Когда Андрюша приходил, он вешал свои ключи на гвоздик, вбитый в стену. Ключей в связке было много: два от его квартиры, два от гаража, два от машины, еще ключ с работы и ключ от ее дома, который она сама вручила ему, когда поняла, что любит.
Когда ее друг уходил, его гвоздик пустовал. Она так и называла: «его гвоздик». В словаре Ирины появился не замечаемый ею милый жаргон.
«Гвоздик пустует» – значит, Андрюшки нет. «Гвоздик работает» – значит, он пришел.
Сейчас «гвоздик работал», но Ирина сразу поняла, что любимый не сидит сейчас на кухне под столом, сдерживая смех, чтобы разыграть ее. Он не прячется в одежном шкафу, боясь шелохнуться и смазать шутку. Непомерная тяжесть придавила девушку, не позволяя сдвинуться с места и мешая соображать. Ведь на его гвоздике висел всего один ключ. Этот ключ она сама дала своему избраннику. И пусть это был только ключ от квартиры, но открывал он не только входную дверь. Ему был доступен и замок сердца. Получалось, что ее любовь теперь не нужна. Что ее опять бросили.
Она вспомнила глаза Паши. Это были глаза преступника. Они бегали с одного предмета на другой, не решаясь остановиться ни на чем. Особенно на ее глазах, как будто их свет обжигал, подобно кислоте. И Павел при соприкосновении взглядов незаметно для себя морщился, как от боли. В конце концов его зрачки остановились, видимо устав метаться. Он смотрел на ее руки, и Ирина чувствовала этот взгляд, словно касание пальцев.
Должно быть, Паша готовил речь, так как стоило ему начать говорить, как его волнение поутихло и он довольно четко отбарабанил, что их отношения зашли в тупик, из которого нет выхода двоим, что нужно выбираться поодиночке. Как оратор, он задавал вопросы и тут же отвечал на них, ведя слушателя к единственному выводу.
Слушая его триады, Ирина подумала: почему ей нравятся умные мужчины? Простой мужик просто послал бы ее подальше, не утруждая себя объяснениями, от которых хотелось блевать и которые показывали: ну какой же Паша все-таки козел. Она не дослушала до конца и, зло улыбаясь, сказала просто:
– Катись.
Павел ушел, радуясь в душе, что сорвалась все-таки она, а он скинул с себя тяжесть зачинщика разлуки.
Она потом проревела всю ночь, ощущая себя половой тряпкой, о которую вытерли ноги и даже не заметили этого. Боль, ненужность, усталость и тоска переплелись той ночью в спутанный клубок. А слезы лились и лились из глаз от мешанины мыслей, жалости к себе и любви, пускай измазанной предательством Павла, как потекшей ручкой, но все еще яркой и желанной. Когда она вспоминала его лицо в вечер их встречи, то так хотела, чтобы он постучался в дверь и, обняв ее, сказал, что все это его неумная шутка. Но когда видела перед собой бегающие холодные глазки и слышала слова, от которых хотелось провалиться под землю, Ирина мечтала, чтобы тот никогда не рождался.
Теперь прошлое возвращалось. И в памяти всплыл стишок, который Ирина сочинила, когда пыталась избавиться от чувств к Павлу:
Раз-два – все мужики чума.
Три-четыре – трудно с ними ужиться в мире.
Пять-шесть – любят только пить и есть.
Семь-восемь – отойти подальше просим.
Слова от злости складывались сами собой, и сочинение этих простых строк облегчало боль. Ее мозг вместо жалости к себе начинал думать совершенно о другом: какое слово еще можно подставить в стишок? Но боль прошла, и после этого Ирина не позволила этой мужененавистнической считалочке стать девизом своей жизни. Теперь же посчитаться снова и изменить свое отношение к мужчинам стало нестерпимо желанным:
Двадцать шесть – двадцать семь —
не встречаюсь ни с кем, и нет проблем.
Ирина отвернулась от болтающегося на гвозде ключа и быстро пошла на кухню, подбадривая себя ритмичным шепотом:
– Раз-два – все мужики чума.
II
До кухни Ирина не дошла. Тишину квартиры разорвал резкий звонок. Он не дал девушке дорассказать, что же мужики любят.
«Срок подачи апелляции истек, милый», – победно подумала она. Отойти от нас подальше просим. Она решительно направилась к двери, намереваясь четко и просто объяснить свою новую жизненную позицию мерзкому типу. Не встречаюсь ни с кем, и нет проблем.
На пороге стоял Женька. Он торопливо-приветливо махнул ей рукой и спросил:
– Ты чего такая злая? – но, не дожидаясь ответа на вопрос и приглашения войти, влетел в прихожую. – Где этот засоня? Я его сейчас убивать буду!
Ирина маленько поубавила горелку злости – все-таки перед ней был не самый мерзкий представитель противного пола, а только его друг.
– Он давно ушел.
– Как ушел? – не поверил Женька. – Брось его покрывать.
– Больно надо.
– Когда?
– Да час назад.
Женька попытался ворваться в квартиру, но Ирина его не пустила. Тот остановился на секунду и всмотрелся в насупленное лицо девушки.
– Поссорились, что ли?
Ирина не хотела пускать его в свои тайны. Она почувствовала оскорбительную униженность в факте того, что ее бросили. И говорить об этом значило унижать себя.
– Нет.
– Тогда говори, где его прячешь.
– Да ушел он!
– А машина-то что под окном стоит?
Ирина забыла о том, что «не встречаюсь ни с кем, и нет проблем», и кинулась к окну. В страшной спешке и непонятной тревоге она чуть не опрокинула телевизор, который качнулся, но встал на место. Она подлетела к стеклу и всмотрелась в стоянку, которая находилась у соседнего подъезда.
Ближе всех стояла грузовая «Газель», перекрывая вид на следующий за ней автомобиль, который только чуть-чуть выглядывал зеркалом заднего вида со стороны водительского места. Ирина уже хотела броситься на улицу, чтобы рассмотреть замаскированную машину, как взгляд ее упал на другую сторону площадки. Одинокий, словно брошенный, сданный в утиль, там стоял автомобиль Андрея.
Она не могла ошибиться. Если занимался любовью в машине, уже не забудешь, какая она.
Андрюша пришел в тот вечер довольный и чем-то возбужденный.
– Сюрприз-сюрприз! – закричал он с порога.
В ответ на недоуменное выражение ее лица он вытащил из кармана черную повязку.
– Иди сюда, моя девочка, – заговорщически произнес он.
Она глупо улыбнулась, но, заинтригованная, подошла. Андрюша завязал ей глаза, тихонько подпевая старую мелодию: «Сюрприз-сюрприз. Да здравствует сюрприз!» – и повел ее за собой. Ирина ничего не понимала, но поддавалась его руке, которая тянула за собой.
Они вышли из квартиры, спустились на первый этаж, а затем оказались на улице. Она представила себя идущей вдоль бабушек, вечно сидящих на скамейке у подъезда, и ей стало неловко за свой глупый вид, но Андрея это вроде как и не смущало. Он вел ее дальше. Затем они остановились.
– Подожди, – весело бросил парень.
Послышались короткое шебуршение и звон ключей, а затем щелчок открывающейся двери автомобиля.
– Садись, – сказал Андрей и подвел ее к месту, помог усесться, придерживая голову.
Все это казалось Ирине невероятно смешным и нелепым, но в то же время она не противилась вовлечению ее в какую-то еще непонятную ей игру.
Потом щелкнула дверца слева.
– Ну что, поехали? – спросил Андрюшка, не ожидая ответа.
– Можно я сниму повязку? – Ирина попыталась выйти в аут, но Андрей только тихонько прикрикнул:
– Сиди.
Завелся двигатель, и машина тронулась с места. Они ехали минут двадцать, часто поворачивая, так что Ирина и представить не могла, где она находится. Вдруг скорость упала и автомобиль остановился.
– Сейчас снимать? – настойчиво спросила Ирина.
– Нет, – ответил Андрюша, и его губы коснулись ее щеки. Затем его пальцы стали сжимать грудь, а губы впились в мочку уха.
Ирина не видела, где она, что вокруг, за окном машины, и эта неизвестность внезапно возбудила ее, и она обняла Андрюшу, стараясь притянуть его к себе. Затем рука соскользнула к его ширинке и медленно расстегнула ее. Член Андрея был тверд, как ствол пушки, и Ирина начала забывать обо всем на свете.
Она почувствовала, как с нее сняли кофточку, и сама стащила непослушные Андрюшины джинсы. Затем трусики последовали за кофточкой, и в порыве затягивающей страсти девушка перебралась к нему на сиденье, подстраиваясь и вводя его член в себя.
К своему ужасу, она ощутила дикий восторг от мысли, что за ними кто-то подглядывает, и всецело отдалась любимому. Оргазм был неимоверный. Ирине показалось, что она одновременно задыхается и летит в небеса, расправив прекрасные белые крылья.
Когда сладкие судороги стали спадать, Андрей стянул повязку, и девушка увидела, что они заехали в лес, на небольшую полянку. Но, обратив внимание на обстановку вокруг, она не заметила самого главного, что хотел ей показать Андрюша, и это дошло до нее только после того, как он гордо сказал:
– Это моя машина.
И Ирина неожиданно рассмеялась, только тогда осознав сущность сюрприза. Сколько он еще их придумает?
Похоже, очередь за следующим.
III
«Не встречаюсь ни с кем, и нет проблем» совсем забилось в дальний угол, как будто и не вылезало совсем. Мужики тоже стали не такими страшными. Женька заботливо принес ей горячий кофе с бутербродами и сел рядом, наблюдая, как она ест.
Ирина механически проглатывала хлеб с колбасой, запивая кофе, и не ощущала вкуса, только температуру. Холодное – бутерброд. Горячее – кофе. (Холодное – горячее. Холодное – горячее, горячее.)
– Где он может быть? – спросила Ирина, жутко надеясь, что Женька что-нибудь придумает. (Горячее.)
– Ясно, что без машины он далеко не уйдет. Может, он в магазин пошел? – предположил Женя, сам не веря в свою мысль.
– И остался там на час. Действительно, я же забыла – сегодня очередь за «Сникерсами». (Холодное.)
– Не язви. Он-то ничего не сказал?
Ирина поняла, что придется рассказать о ссоре, но сейчас эта мысль совсем не задела ее, охваченную ужасающим беспокойством. (Горячее.)
– Нет. Мы поссорились.
(Горячее.) Женька метнул на нее быстрый взгляд – типа «что и требовалось доказать».
– И ко мне он не зашел и не поговорил. Пропал просто.
– А что, он должен был зайти? – засовывая в рот остатки бутерброда, спросила Ирина, не уловив пока основного слова. (Холодное.)
– Должен. Мы договаривались подработать немножко на одной стройке. Сейчас все обломалось. – Он вздохнул и обреченно добавил: – Можно я себе тоже кофе налью?
– Конечно, – автоматически ответила девушка, уходя все глубже в свои мысли. (Горячее.)
Женька скрылся на кухне, оставив ее на пару минут, и она сосредоточилась на тревожном ощущении внутри себя, которому никак не могла найти объяснения.
«Ну, не пришел, – думала она, – мало ли чего не бывает. Встретил старую подружку и зашел попить чаю, пообщаться». Но Ирина сама чувствовала фальшь в этих доводах. Незримый камертон уверенно показывал четкий дисбаланс. Что-то не состыковывалось. И это было совсем рядом. Только отодвинь занавеску. Она припомнила события утра. Да, где-то здесь.
В этот момент перед ней встала страничка Андрюшиного ежедневника, которую она сама себе нарисовала, когда стояла под горячим душем:
«9:00 – подъем;
9:20 – ссора с Ириной;
10:00 – встреча с Х».
Вот в чем разгадка гложущего сердце беспокойства. Этим «иксом» был Женька. И чай со старой знакомой не был запланирован. А что не предусмотрено заранее, не имеет места. Уж кто-кто, а она знает своего парня. Да он и ведра не вынесет, если за сутки не скажешь. Должен – вот главное слово. Он должен был быть у Женьки, и помешать этому могла только очень экстренная ситуация. Ирина даже представить себе не могла какая. Мысль ее развивалась дальше, а тревога начала превращаться в липкий страх.
Ладно, предположим, какая бы она ни была, эта ситуация, она имела место. Первый шаг, который бы предпринял Андрей, не успевая на встречу, – он бы подошел к телефону и набрал пять цифр: четыре, семь, три, три, один. А потом бы сказал в трубку: «Женька, я тут задерживаюсь, так что действуй без меня». Вот что бы Андрей сделал. Какое бы плохое настроение или боль ни одолевали его.
Женя вошел в комнату и устроился на стуле с намерением спокойно выпить кофе. Ирина же поставила свою кружку на тумбочку с «Филипсом» и повернулась к нему, одновременно горя взглядом, намереваясь тут же бежать, искать, спрашивать и мечтая упасть на кровать и забыться в слезах. Женя увидел этот ошалевший взгляд, перестал жевать и весь напрягся.
– Женька, он в беде! – только и смогла произнести Ирина, не зная, что делать дальше, и ожидая помощи только от мужчины.
IV
Ее беспокойство передалось Жене в несравненно меньшем объеме.
– Почему ты так думаешь?
– Ну, ты же его знаешь. – Ирина лихорадочно соображала, как бы точнее передать уверенность в том, что с Андрюшей что-то случилось. Что-то непонятное. Страшное. – Ты же знаешь, что если он должен где-то быть, то он там будет.
– Плюс-минус пять минут, – поддержал ее Женя, все равно не веря, что не бывает ситуации, когда все правила идут к черту. – Ирина, понимаешь, поговорка «Уговор дороже денег» какая-то нерусская. Ее придумали англичане или американцы. Мы не такие. И какой бы у тебя Андрюха ни был правильный – и на старуху бывает проруха. – Женька улыбнулся подвернувшейся к месту пословице. – Вот это про нас.
– И что, бывало когда-то такое, чтобы он не приходил и не звонил? – Ирина продолжала развивать свою мысль.
Женя ненадолго задумался.
– Ну, предположим, нет. Но должно же было когда-то начаться.
Ирина напряглась, ожидая следующей поговорки. Они создавали у нее впечатление пренебрежительного отношения Женьки к пугающему ее положению вещей, и она могла бы сорваться и накричать на него. Пронесло.
– Женя, ну пойми, это не тот случай, – умоляюще начала она. – Андрей не зашел к тебе, не позвонил. Машина на месте. Слишком много всего.
– Ладно, – сказал Женя таким тоном, что Ирина мысленно добавила: «Только не плачь». – Будем искать. Предложения такие: идем к телефону. Обзвоним всех, у кого он может быть, и даже парочку тех, у кого не может. А у кого нет телефонов – зайдем. Хорошо? Я в твоем распоряжении.
Ирине показалось, что этого слишком мало и первый звонок нужно сделать по номеру «02», но поняла, что план Жени был разумней. Кроме того, следовало просто начать что-то делать, иначе она взорвется от переполнявшего ее беспокойства, к которому примешивался безотчетный страх.
Ох, мужики, сколько ж с вами проблем.
Следующие полчаса прошли в наборе цифр на крутящемся диске уличного таксофона и однообразных фразах:
– Димка, привет. Андрей к тебе не заходил?
И в убивающе однообразных ответах:
– Нет.
Из объемного кармана жениной куртки появилась записная книжка, забитая сотней телефонов. Он монотонно читал, неторопливо переворачивая листы:
– Арбузов Коля – 3-12-57… Анисимова Света – 6-18-10… Багрянский Олег…
К таксофону подошла девушка. Нервно подождав минут пять, она резко сказала:
– Это общественный телефон. Разрешите мне позвонить.
Ирина быстро повернулась. Телефонная трубка лежала в чуть отведенной правой руке, как будто бы она собиралась с размаху врезать встрявшей девице промеж глаз.
– У нас человек пропал, – зло, чуть не крича, сказала она. – Поищите другой телефон.
Девушка дико уставилась на занесенную над ней трубку и перекошенное лицо Ирины и, инстинктивно отпрыгнув, бросилась от них, что-то пробормотав под нос. Но Ирина уже не слышала, набирая очередной номер.
Когда номера телефонов закончились, Ирина пустым взглядом посмотрела на Женю, испытывая чувство, будто она заплыла далеко и, оглянувшись на берег, поняла, что ей уже не вернуться. И вот она плывет обратно, выбиваясь из сил, уже еле загребая и через каждые три-четыре взмаха отдыхая на спине. А земля все не приближается, наоборот, незаметное течение уносит ее все дальше и дальше. И такое чувство безысходности и тщетности усилий охватило ее, что она уже готова была бросить грести и похоронить себя в темной воде.
Она не помнила, как повесила трубку и привалилась к стене дома, чтобы не упасть от накатившей слабости. Когда память вернулась, Женька уже стоял рядом с ней и поддерживал за талию. Его голос был испуганным:
– Что с тобой?
– Ничего, мне получше, – ответила Ирина и тут же негромко запричитала: – Ну что же делать? Его ведь нигде нет. Женя, нигде. Что мне делать?
Он обнял девушку за плечи:
– Не беспокойся, может, он в кино зашел. Или напился с горя после вашей ссоры и валяется сейчас под забором. Кстати, я знаю тут пару мест, куда он вполне мог зайти пешком. Без телефонов. Заглянем? – Женька старался говорить без остановки, считая, что тишина снова ухватит Ирину истерикой, или депрессией, или еще чем. С этими девчонками всего можно ожидать.
Сначала они пошли домой к Андрею. Он жил с родителями, пока не в силах позволить себе отдельное жилье. Те как раз грузили вещи, собираясь уехать на дачу. В последнее время он чаще проводил ночи у Ирины, наведываясь домой только по большим праздникам. Мама Андрея, Ксения Васильевна, сказала, что не видела сына с понедельника, и пусть Ирина передаст ему, как увидит, чтобы зашел домой – там какие-то письма пришли на его имя. Не став пугать родителей своими предположениями, Ирина и Женя ретировались и обошли всех знакомых, у кого не было телефона, но Андрея нигде не оказалось, никуда он не заходил, никто его не видел и ничего не слышал. Время уже перевалило за полдень, и Женька еще раз позвонил к себе домой – узнать, не объявился ли его пропащий друг. По хмурому выражению лица Ирина поняла, что нет.
– Все, я звоню в милицию, и ты меня не удержишь, – решилась она, и Женька не подумал ей возражать.
– Дежурный по отделению лейтенант Петров слушает, – услышала она в трубке мужской голос, после того как набрала «02».
– Я хочу заявить о пропаже, – выпалила Ирина, словно боялась, что Петров принимает информацию только в первую секунду разговора. Но голос продолжил общение:
– Что у вас пропало?
– Друг. Ушел из дома и пропал.
Видимо, эмоциональное состояние, в котором произносились слова, не понравились лейтенанту:
– Успокойтесь. Мы примем меры. Когда это случилось?
«Хрен тут успокоишься», – подумала Ирина, не замечая грубых слов, которые старалась не употреблять, но все-таки взяла себя в руки, чтобы милиционер не принял ее за истеричку и серьезно отнесся к заявлению.
– Сегодня утром. – Теперь голос ее только чуть подрагивал, и Ирина сочла его сносным.
V
Смена лейтенанта Петрова началась в восемь часов. И он чуть было не опоздал на передачу дежурства. Майор неодобрительно посмотрел на него, когда он влетел в последнюю минуту. Петров надеялся, что майор не почувствует запаха перегара. Не виноват же он, что нормальные люди вечером в пятницу не волнуются, как вставать на следующий день.
Жена лейтенанта уехала на весь вчерашний вечер к матери, и он думал спокойно, без бабского присутствия посмотреть боевик с Дольфом Лундгреном, выпить две «Балтики» и вообще поваляться на диване так, чтобы никто не стоял над душой. Не успел Дольф замочить пару нигеров, как к Петрову зашел Саня. Школьный друг приветственно вытащил из глубоких карманов две «троечки». От чего лейтенант никогда бы не отказался, так это выпить классическую «Балтику» в компании старого друга.
Саня работал на одном из местных «гигантов химии» и окончание рабочей недели решил отметить с Серегой. Пиво улетело мгновенно. Недаром же говорят, что сколько бы ни взяли, все равно придется бежать еще. Вот Саня и сбегал. А кто виноват, что у настоящего мужика жажда после пива только пробуждается. В общем, они классно посидели, приговорив еще пол-литра «Столичной».
Где-то после десяти в Петрове включился автопилот, и дальнейшего он не помнил. Это его и занимало. Несмотря на гудящую, как колокол во время набата, голову, дежурный по отделению напрягался, чтобы вспомнить, что было потом. Жене явно не понравилось возвращение домой. «Хоть бы она Саню не застала, хоть бы он ушел раньше», – думал лейтенант, массируя виски средними пальцами. Если бы кто-нибудь зашел в отделение, то решил бы, что человек в милицейской форме показывает ему неприличные жесты.
Вечером Петрову предстояла объясниловка с женой, и настроение менялось от мрачного к мерзкому. Благо утро выдалось на редкость спокойное, а то для принятия быстрых решений он был явно не готов.
Пока Петров плавал в похмельном синдроме, время быстро проскальзывало между решеток КПЗ. Когда телефон тревожно звонил, он посылал ребят разобраться, что там произошло, и снова уносился в мир, где здорово трещала голова. Петров прекрасно понимал, что утро сейчас пройдет и начнется разогрев. Начнут прибегать обчищенные на рынке тетки, ребята станут притаскивать в стельку пьяных бомжей, которых просмотрели ночью. Где-нибудь встретится ножевое или, еще хуже, труп с огнестрельным. К обеду будет уже не продохнуть. А так не хотелось заставлять себя отрываться от стула и внимательно разбираться в жалобах. Поэтому когда позвонила истеричная девушка и начала выть, что у нее забрали любимого, он не включил соображение.
– Послушайте, утро ведь еще даже не закончилось, я не могу принять заявление. У нас и так дел невпроворот. – Он взглянул на ребят, от скуки играющих в дурачка. – Представьте, мы сейчас бросим все силы на розыск, а окажется, что пропавший только к другу зашел.
– Но…
Петров не хотел слушать аргументов – вдруг они окажутся весомыми и придется прислушаться, а так в случае чего он бы смог объяснить, почему не принял никаких мер.
– Позвоните завтра. Если он вдруг не вернется, в чем я очень сомневаюсь, позвоните завтра прямо с утра. Слышите?
Лейтенант повесил трубку и перевел дух. Он выиграл для своей больной головы еще минут десять, а если повезет, то целых полчаса. А там уж как-нибудь продержится до окончания смены. Самое страшное ждало его после службы. Он ненавидел ссориться с женой, особенно когда у нее был настоящий повод для этого. Опять придется идти на уступки и обещать что-то, а потом в течение недели выполнять обещанное, пока все не забудется и можно будет вернуться к обычной жизни.
Интересно, когда она вернулась, он уже спал? Это было бы лучше. В пьяном виде он невыносим.
