– Увидь меня, – обращаюсь к матери.
Сверлю взглядом их лица.
– Увидь меня, – обращаюсь к отцу.
Лучом пробиваюсь в головы за столом.
– Увидь меня, – обращаюсь к Вике.
Ноль реакции. В очередной раз за сутки меня охватывает приступ неописуемой злобы.
– УВИДЬТЕ МЕНЯ, ЧЕРТ БЫ ВАС ПОБРАЛ!
Одним движением я смахиваю тарелки со стола. Собравшиеся за ним разбегаются в панике. Салат застревает в седой бороде отца.
– Я ЗДЕСЬ!
Выливаю на себя сверху весь имеющийся за столом морс.
– УВИДЬТЕ МЕНЯ!
Родители и Вика прислоняются к стенкам. Разбросав по комнате посуду, я подскакиваю к умывальнику. Засовываю голову под бьющий струей кран и, разбрызгивая по сторонам воду, прыжком настигаю испуганных родных.
– СМОТРИТЕ, Я ТУТ, ПЕРЕД ВАМИ!
Бросаюсь к выходу. Бегу по лестнице вниз. Толкаю входную дверь прямо перед носом пожилой призрачной дамы в огромной шляпе с полями. Подгоняемый ветром, я набираю нечеловеческую скорость, готовясь выпрыгнуть, разорвать пространство вокруг, сломать, растрескать воздух на части, но спотыкаюсь – и падаю на брусчатку с запорошенной снегом скамейки.
Я приподнимаюсь на ноги и присаживаюсь обратно. Мелкие царапины от снега обжигают щеки. Замечаю, что уличное освещение уже погасили, а вдоль площади первые, еще редкие горожане спешат по утренним делам. Ратуша по-прежнему горит красными, желтыми и зелеными огоньками.
Выдыхаю от спасительного осознания нереальности кошмарного сна. И спустя секунду – вспоминаю про Вику. Срываюсь с насиженного за ночь места и несусь домой сквозь метель счастливым локомотивом надежды. Как могу быстро, метр за метром, квартал за кварталом лечу к родному подъезду.
Один, два, три, четыре пролета наверх. Только бы все было хорошо.
Дверь в ванную закрыта. Чайник не подает признаков жизни.
Я осматриваю свою крохотную квартирку. На столе – чистые листы бумаги и авторучка. Кулона нигде нет. Нет тарелок с едой. Нет бутылки вина. Нет даже маминого полотенца. Нет и самой Вики.
Нет и никаких признаков того, что она вообще когда-либо была.
Набираю телефон зама.
– Эй, шеф? Слышишь меня?
– Да. Чего хотел?
– Правда, слышишь меня?
Почти осязаемое недоумение на другом конце трубки.
– Чего звонишь, спрашиваю?
– Можно взять отгул? Неважно себя чувствую.
– Да, без проблем. Отдыхай. Но завтра жду как штык.
– Конечно, не сомневайся!
Зам кладет трубку.
Медленно, как будто наслаждаясь процессом, заваливаюсь на диван. Не желаю впускать ни единой мысли в свое запуганное, побитое сознание. Ни о Вике. Ни о ночевке на площади. Ни о таком реальном, но всего лишь кошмарном бытии призраком.
Выхожу в магазин. Мне попросту необходимо что-нибудь выпить. Не знаю что, но, на всякий случай, оплачу это на кассе и наличными.
Бегу по лестнице вниз и, не замечая ничего вокруг, в кого-то врезаюсь.
– Извините.
– Да ничего.
Фокусируюсь на случайном собеседнике.
– Не подскажешь, где здесь тридцать восьмая квартира?
Девушка. С двумя сумками, полными вещей. Молодая, статная. Русые вьющиеся локоны.
Не может быть. Я чувствую, как мой рот, против моей же воли, расплывается в невероятно уродскую, широченную улыбку.
– Четвертый этаж. Прямо напротив меня.
Она улыбается в ответ. Потому что это ну очень смешно.
– Спасибо.
Подхожу к входной двери. Чувствую острую, непреодолимую необходимость обернуться.
– Может, помочь?
Такой знакомый взмах рукавом куртки.
– Да, конечно. Было бы здорово.
Прекрати улыбаться.
Хватаю обе ее сумки и как пушинка взлетаю по лестнице. Тридцать восьмая. Прямо напротив меня.
– А зовут-то тебя как? – спрашивает владелица сумок.
Эта квартира какое-то время была пустой. Ее сдает семейная пара, мужчина и женщина средних лет.
– Сережа.
Девушка с русыми вьющимися локонами едва за мной поспевает.
– А тебя?