Бомж в последний раз оглядывается на отдел с алкоголем и все-таки видит ее. На верхней полке притаилась та самая чекушечка с красной крышечкой. Водка, которую он так любит и уважает за мягкость и вкус, что получают посредством льняной фильтрации. Бомж вздыхает, улыбается и дает себе обещание.
Кассир отсчитывает нужную сумму, оставляет несколько монет на подносе и проталкивает корзинку в желоб. Цедит сквозь зубы: “Спасибо за покупку”.
В следующий раз, в день, который будет еще более удачным, чем сегодня, он обязательно вернется за ней.
“… вот и оказалось, что за пятнадцать лет я на две тысячи километров к северу мигрировал, фамилий, названия села, да и местности самой, не помнил – да и кто в детстве хорошо помнит и знает, ну и с памятью, как я уже говорил, у меня штуки случались, потому так надолго поиски и затянулись. Точнее, не только поэтому, просто искать меня тоже некому стало: умерли папочка с мамочкой, мамочка от болезни, а папочка – с горя. Но в родные края я все же поехал, на могилках побывать и, может, вспомнить что-нибудь, что-то вроде терапипии, как врачи объяснили. Дом родительский совсем иначе выглядел, не так, как я его отрывками помнил, а все потому, что семья туда другая заехала, муж с женой и пацан мелкий, прям как наша, семья-то. Приняли они меня, встретили хорошо, про историю мою наслышаны были, поэтому все рассказали, показали и разрешили у них остаться. Много времени мне не потребуется, это я сразу понял, как на кладбище сходил: увидел лица родные, на камнях оставшиеся, расстроился весь, но окончательно убедился – нет больше людского во мне, Хааст я, Хааст и все, а парень тот… умер тот парень, как Отец его в гнездо свое забрал. Так мои родители думали, хоть и надеялись, но не дождались, так и я для себя теперь решил…
В смерти нет печали –
Новое начало.
Народная молва
… в дом вернулся, в зеркало глянул, глаза краснющие, лицо осунулось, бледный да страшный, а тут пацан этот мелкий бегает, пойдем, говорит, фильм смотреть. Какой еще фильм, его спрашиваю, а он мне и отвечает: про героя одного, он летать умеет и людям помогает. И тут я про печаль свою забыл совершенно, говорю, ну-ка пойдем, показывай давай. Да, точно, про супергероев фильмы, а он, пацан этот мелкий, большой их фанат. Я и раньше такое смотрел, когда в школе с малышней учился, но только теперь внимание по-настоящему обратил. И вот истории-то у них – как под копирку у всех: одного паук укусил, другой в бидон с химией провалился, третий смерть клиническую пережил, но самое главное – все они после таких случаев силы свои получили, их обуздали и в нужное русло применять начали. И смотрю я на них и понимаю, что и моя история ничем не отличается – значит, и я могу героем быть, значит, и я героем быть должен, и в том призвание мое будет. Пацан мне все фигурки показывает и журналы с комиксами, рассказывает про героев своих, а мне теперь интересно только, что у них за костюмы да эмблемы – такой же себе захотел. С трудом окончания ночи дождался и помчался на поезд, а тут, оказывается, селяне прознали, что потерянный пятнадцать лет назад мальчик – живой, домой вернулся. Обступили меня, жалеют, говорят, с родителями вот какая трагедия случилась, но ты молодец, борись, стремись, а мы за успехами твоими следить будем. И так меня воодушевило оно, людское внимание, что я уж окончательно решил: мое предназначение – супергероем стать и народу служить. Добрался до комнаты своей, все деньги, всю стипендию, что получал, пока учился, собрал, билет до столицы купил и без сожаления новую жизнь начал…”
Расшифровка аудио-интервью Хааста, часть вторая, Folder B, 31.05.2026.
В рваный, потрепанный линолеум бешено стучатся подошвы тяжелых армейских ботинок. Дверь в зал собраний громко, бесцеремонно распахивается:
– Нашли! Дмитрий Валентинович, нашли!
Глава Русского гомофобного сообщества и его ближайшие соратники, секундой назад склоненные, подобно полевым командирам, над рабочим столом с планом местности, возбужденно вскидывают головы на гонцов.
– Что делать, Дмитрий Валентинович?
Глава принимает решение без промедления.
– Я позвоню Марку, его отряд на дежурстве. Ты, иди сюда. Говори адрес, отмечай на карте. Остальные – вызывайте всех доступных бойцов. Быстрей, быстрей, быстрей!
Никогда еще в штабе самого консервативного объединения на свете не бывало такого дружного, разудалого оживления. Дмитрий Валентинович, как политик грамотный, прекрасно осознает значимость таких моментов, потому включается в него сразу, хотя подобная молодцовость давно ему не к лицу. Ну педик и педик, ну избили или нет – какая разница? Его цели, как лидера, заключаются совсем не в этом, но его подчиненным о таких вещах знать нельзя. А вот показывать свою вовлеченность, пускай даже немного наигранно – критически важно. Иначе. Начнут. Задумываться.
– Алло, Марк? Птица. Замечен на… Говори. Крымская, 14. Слышишь? Крымская, 14. Да. Прошерстите всю область, должен быть неподалеку. Возникнут сложности – вызовем подкрепление.
– Вас понял, Дмитрий Валентинович.
Марк, худощавый, плохо выбритый и, вероятно, самовлюбленный, кладет трубку и закуривает папиросу.
– Вот так вот, парни. Крымская, 14. Самый главный гомик города за нами. Лупим его – и в бар. Как насчет?
Бойцы отряда, как и их коллеги-разведчики минутами ранее, тут же воодушевляются.
– Впе-ред!
– Впе-ред!
– Впе-ред!
– Дело. Наше. Ждет! (хором)
А вот и цель. Совершенно не подозревая о готовящемся на него нападении, по-прежнему в трико и с крыльями, разглядывает журналы в киоске.
Отряд Марка останавливается прямо за углом.
– Ну что, каков план?
– А какой тут нахрен может быть план? – встревает в дело короткостриженый Петя, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения. – Налетаем и все.
– А ты не путай, – перебивает Марк, осаживая полицейского. – Педик-то он непростой, не в курсе? Вот и подумай.
– Давайте оцепим его, – предлагает Серый. – Окружим. А как только он от киоска отойдет – со всех сторон набросимся. Да еще и ребята успеют, подтянутся. Что скажешь?
– Дельная тема, – сплевывая, соглашается Марк.
Сгущаются сумерки. Фигура в трико, так ничего и не выбрав в киоске, направляется в небольшой перешеек между домами. Здесь его уже поджидают.
– Бей, бей, бей!
Девять бойцов с разных сторон набрасываются на Птицу с ударами.
– Силы не жалей!
Однако, вопреки ожиданиям карательного отряда РГС, фигура в трико оказывает недюжинное, невиданное ими ранее сопротивление. Устояв на ногах и вырвавшись из захвата, мужчина, грамотно рассчитав дистанцию, ударом справа убирает Серого. Ударом слева – Петю. Худощавый, самовлюбленный и, вероятно, чуть трусливый Марк отскакивает сам. Двое с дальнего угла двора накидываются сзади, но фигура ловко уходит от их атак. Стороны берут мгновение на передышку. Оценив ситуацию, жертва нападения решает ретироваться: он мигом разворачивается и убегает вглубь перешейка. Бойцы РГС, подняв с земли Серого и Петю, бросаются в погоню.
– Вот тварь! Сильно бьет!
– Догоняй, догоняй!
Фигура, выбравшись из узкого пространства, на скорости подпрыгивает и взмывает в воздух.
– Нихера себе!
– Не упустить! Не упустить! – истерически командует Марк.
Петя хватает попавшийся под ногой камень и, не страдая от необходимости прищуривать заплывающий от удара Хааста глаз, с силой метает его в сторону набирающей высоту фигуры. Камень попадает в тазовую кость Птицы, и он, будто подстреленная утка, подтягивая ногу и отчаянно пытаясь остаться в воздухе, падает на другой стороне двора, рядом с мешками мусора.
– Подбил! – обезумев от радости, орет Петя. – Бежим, добивай! Подбил, бля!
Хааст вскакивает у мусорного контейнера, хромая на ногу, и ударами встречает ошалевших гомофобов-берсерков. Откинув пятерых из них, он вновь пускается наутек. Даже с травмой, скорость его бега значительно превышает таковую у членов карательного отряда РГС. Пользуясь тактикой Пети, выдыхающиеся бойцы бросают в спину убегающему камни, банки и все, что попадается под руку. Безуспешно. Птица отрывается на значительное расстояние и вновь пытается подняться в воздух…
Срывается.
– Он не может взлететь! Смотри, не может!
– Реще, реще, реще!
Хааст не прекращает попыток удержаться в воздухе, но раз за разом оказывается на земле. Бойцы отряда, крича и матерясь, хищно, стремительно настигают свою жертву. Кусок кирпича прилетает ему в затылок, и Птица, с разбитым от падений носом, ползет к двери ближайшего подъезда.
Не успевает.
– Ура! Ура! Ура!
– Всем педикам – хана! (хором)
Толпа накидывается на фигуру в трико, и бойцы отряда, оперативно сбившись в круг, принимаются от души лупить почти не сопротивляющегося Хааста ботинками. Несколько переворачивают его на спину, отдергивают руки, которыми Птица защищает лицо, и пробивают кулаками в уже разбитый нос. Происходящее напоминает сатанинский хоровод, в центре которого – мечущийся, окровавленный агнец.
Добро и справедливость –
Добыча нашей Птицы.
За то ему сломали
Пять ребер и ключицу.
Народная молва
Находящийся в экстазе от отличной охоты, удачной смены и хорошей драки короткостриженый Петя, срывая голос, подбегает к увлеченным избиением товарищам и лезет с ними обниматься.
– Я обожаю вас, мужики!
Товарищи отвлекаются от пинков и обнимаются с Петей в ответ.
– Я так люблю вас, мужики!
– Ничего не понимаю, – признается сконфуженный Александр Петрович. – Ты где это достал?
Он отрывает взгляд от документа, поднимает голову на светящегося от счастья Виталика, надеясь получить от него однозначный ответ на свои вопросы, но тот лишь загадочно улыбается и почти игриво, как барышня, поднимает глаза к потолку.
– Ты интервью у него умудрился взять или что?
– Нет. Это он сам.
Кузнецов постепенно начинает выходить из себя.
– Что значит “сам”? Сам себя проинтервьюировал? Что за бред ты несешь, Виталь?
Виталик медленно подходит к столу директора “Круглосуточного”, красуется и выдерживает паузу. Он настолько уверен в своем успехе, что может позволить себе немного побаловаться с огнем и поиграть на нервах Александра Петровича – что, вообще-то, делать не рекомендуется, если не хочешь подметать полы в соседней кафешке после мгновенного увольнения – да и то не факт, что получится, с нынешним-то уровнем безработицы. Но, в каком-то смысле, это месть за их прошлую встречу, думает про себя Виталик, или даже демонстрация того, насколько важным для “Круглосуточного” он является как сотрудник. Эксклюзивный, не имеющий аналогов материал. Та самая “сен-сация”, которую он так долго искал. Священный Грааль. Золотое Руно. Ответ на выставленный ранее ультиматум. Все это Виталик торжественно принес сегодня на стол директора, приодевшись в классическую рубашку и классические брюки. Белый верх, черный низ. Не прикопаешься.
– Именно так. Сам себя интервьюировал.
Кузнецов набирается терпения, громко и демонстративно вздыхает, намекая на то, что оно у него не безграничное, и говорит:
– А вот теперь давай с самого начала. С толком и чувством. Всю информацию и почему это важно. Слушаю.
Посмотрев на суровое лицо директора, Виталик понимает, что лучше все же перейти к делу. И переходит:
– Когда этот парень, Хааст, как он себя называет, угодил в больницу после нападения гомофобов, я, – на этом моменте Виталик понижает громкость голоса, – узнал через знакомого врача его адрес и пробрался в его квартиру…
Виталик на секунду притормаживает и смотрит на реакцию начальника, одобряет ли он такие методы или нет, но тот остается абсолютно безучастным к выходке редактора.
– Ну? Продолжай.
– Так вот, пробрался в квартиру, где он живет, и как вы думаете, что я там нашел?
– Не томи.
– Вот что, – Виталик достает из кармана брюк диктофон и кладет его на стол директора. – То, что вы видите в документе, не что иное, как расшифровка всего, что он в этот диктофон наговорил.
Директор берет небольшую паузу на обдумывание.
– Он действительно сам себя опрашивал?
– Да! Что я вам и пытаюсь объяснить с самого начала!
– А зачем?
– В этих своих аудиозаписях он представлял себя состоявшимся супергероем – ну, вроде того. Воображал, что у него берут интервью какие-то корреспонденты, спрашивают про его жизненный путь, как он стал таких крутым и все в таком духе. А еще, может быть, прорабатывал свою речь – у него с ней проблемы. Заколебался расшифровывать.
Александр Петрович наконец-то чует, чем это пахнет, и его уставшее, пропитое лицо медленно, но неизбежно светлеет и обрастает безумной улыбкой.
– Так это типа… визуализирует свой будущий успех?
– Точно!
– Вот придурок!
– Ага!
Кузнецов хлопает в ладоши, потирает их и довольно хохочет: