Алексей Суконкин
Переводчик
– Нет, – Олег открыл глаза и уставился на Глеба.
– Рано еще спать, – наставительно сказал Глеб.
– Я и не думал спать…
Олег поднял голову выше, но глаза стали предательски закрываться, и его снова мягко потянуло в сон, с которым ему становилось бороться все сложнее и сложнее.
Это увидел Шевченко и громко сказал:
– У нас потери! Лунин! Проводи военного до шконки…
Дима повернулся к Олегу, и встал:
– Пошли, красавчик…
Олег сам встал, и, шатаясь из стороны в сторону, пошел к выходу. Дрова были в рвоте. «Кто же это убирать будет?» – подумал он.
Не останавливаясь, он вышел из палатки. Дима уже ждал его. Лунин и сам был уже в изрядном подпитии, а потому передвижение началось с взаимного выравнивания и поддерживания.
– Где наш боевой блиндаж? – спросил, икая, Дима.
– Не знаю, – отозвался Олег.
– Будем искать.
Вскоре в полной темноте они заблудились окончательно.
– Да где этот чертов блиндаж? – Дима озирался по сторонам, но не мог понять, куда они забрели. Утешало одно – лагерь был обнесен колючей проволокой и системой сигнализации, а потому за пределы выйти было не возможно.
Где-то неподалеку тарахтел дизель-генератор, который питал электричеством расположение отряда.
– Где-то я его видел тут, – заплетаясь, сказал Олег.
– Наряд! – вдруг громко крикнул Дима, потеряв всякую надежду найти блиндаж самостоятельно.
– Я! – отозвался кто-то в темноте.
Это был часовой. Через полминуты он подошел.
– Где мы? – спросил его Дима.
– Возле склада инженерного имущества.
– А где наш блин… блиндаж.
– А какой вам надо? – Солдат, наконец, приблизился на столько, что его уже можно было разглядеть. Он был в бронежилете и каске. Автомат висел на плече на сильно отпущенном ремне.
– Нам наш нужен, – доходчиво объяснил Лунин.
– Пойдемте.
Часовой пошел в темноту. Офицеры еле поспевали за ним, как вдруг из темноты бесшумно выскользнул командир отряда подполковник Романов. Он встал перед шатающимися офицерами. Несколько мгновений рассматривал обоих.
– Нажрались? – прямо спросил он.
Лунин отпрянул:
– В пределах допустимого уровня, товарищ подполковник.
– Смотри, Лунин, завтра чтобы как штык был. Понял?
– Так точно.
– Что с этим? – спросил Романов, указывая на икнувшего Олега.
– С непривычки, товарищ подполковник…
Лунин отвечал за Нартова, а Олег тем временем отвернулся, и его снова вырвало.
– Офицеры! – с издевкой протянул Романов, и пошел своей дорогой.
Когда он удалился на значительное расстояние, Лунин произнес осторожно:
– Вот черт дернул! Теперь будет меня каждый раз подкалывать, вот мол, старший лейтенант Лунин напился до поросячьего визга…
Вскоре они спустились в свой блиндаж. При свете лампочки Олег продрал глаза, разглядел, где находится его спальник, и завалился на нары, не раздеваясь. Дима хотел, было вернуться на пьянку, но передумал, и тоже завалился спать. Через минуту они уже храпели. Лампочка продолжала гореть. Её просто некому было выключить.
Во сне Олег перевернулся на другой бок. Ему ничего не снилось. Казалось, что он летит в пропасть, но и это видение быстро прошло. Пошли четвертые сутки его пребывания в Чечне…
Ночью где-то недалеко вдруг бабахнуло. Олег приподнял голову, прислушался. Голова звенела, а снаружи блиндажа больше никаких звуков не было слышно. Олег дотянулся до Лунина:
– Дима, проснись!
– А? – Лунин непонимающе посмотрел на Олега: – Чего тебе?
– Там что-то взорвали.
– Ну и что?
– Это нападение чеченцев?
– Это мина взорвалась. Наверно кто-то зашел на минное поле… спи давай.
Дима отвернулся и перестал шевелиться. Олег прикрыл глаза, как тут же снаружи донеслась пулеметная очередь.
– Дима, там точно кто-то есть. Пулемет стреляет!
– Пусть стреляет, – не поворачиваясь, ответил Дима. – Если там кто-то есть, то объявят тревогу. Если что-то незначительное, караул сам справится.
Дима уснул. Олег поворочался немного, и тоже забылся во сне.
Утром его растолкал Лунин:
– Вставай, алкоголик. Развод скоро.
Голова гудела, и каждое движение отдавалось наплывом боли. Олег встал с нар, и умылся в дачном умывальнике, прибитом к стойке. Утро уже было в самом разгаре. Недалеко от блиндажа дымила походная кухня, возле которой возились два солдата. Олег направился к ним:
– Когда завтрак?
Бойцы переглянулись:
– Завтрак уже был, товарищ лейтенант!
– Осталось что-нибудь?
– Нет, все раздали. Осталось только тем, кто сейчас на задаче.
– А чай есть? – спросил Олег упавшим голосом.
Ему налили в кружку горячего чаю, и Олег пошел в палатку-столовую. В палатке все так же стояли сдвинутые снарядные ящики. За ними на сбитых деревянных лавках спали два сильно перепивших офицера. Так же в палатке находились два солдата, один из которых складывал весь мусор в ящик, а другой растапливал печку. Этот боец потянулся рукой за дровами и попал пальцами в рвоту.
– Пьют здесь до рвоты, а ты потом убирай за ними… – в сердцах выругался солдат.
Олегу стало неловко, но он промолчал. Солдат увидел Олега и спросил:
– Товарищ лейтенант, у вас закурить есть?
Олег молча вытащил из кармана начатую пачку, и протянул солдату. Боец как бы случайно вытянул три сигаретки, и взглянул на Олега.
– Бери… – разрешил Олег, посчитав это хоть какой-то расплатой за то, что боец убирал его рвоту.
Олег попробовал чай. Присутствие сахара угадывалось с большим трудом. Хлеб был четырехдневной свежести. Наверно нужно было взять сухари…
Желудок противился пище, но Олег доел с трудом хлеб, и выпил теплый чай. Тем временем солдат-уборщик дошел до Олега, и спросил:
– Разрешите убрать?
– Конечно… – Олег подскочил и отошел в сторону.
Боец стряхнул со стола крошки, которые остались после Олега.
В палатку заглянул Иванов.
– Чего так долго? – спросил он у бойцов.
– Уже заканчиваем, – отозвался уборщик.
– Все равно долго.
Капитан подошел к печке, и потрогал брезентовую стенку палатки. Повернулся к бойцу, топившему печку:
– Не загорится?
Боец помотал головой.
– Смотри, а то из твоей зарплаты стоимость палатки высчитаю…
Иванов повернулся к Нартову:
– Доброе утро.
Олег вымученно поднял голову:
– Кому доброе…
– Позавтракал?
– Чаю попил. На кухне говорят, что все закончилось.
– Что-о? – по-блатному протянул капитан, – Они там припухли, что-ли?
Иванов метнул взгляд на одного из бойцов:
– Ты, метнулся на ПХД, повара сюда быстро!
Солдат выскочил из палатки.
Иванов улыбнулся:
– Конец поварятам…
Через полминуты в палатку вбежал запыхавшийся поваренок.
Глеб посмотрел на него:
– Фамилия?
– Рядовой Бардин.
– Боец, как так получилось, что у тебя остался не накормленным офицер?
– Мы всех накормили… – сказал повар, но, скосив глаза на Нартова, добавил: – Всех, кто на завтрак пришел…
– Я так понял, что обязанности свои ты не исполняешь, да? – Иванов сменил тон с нейтрального на явно агрессивный.
– Исполняю, товарищ капитан! – громко ответил повар.
– Ты, наверное, в роту захотел вернуться?
– Никак нет, товарищ капитан!
– Если нет, тогда завтрак сюда, живо!
– Есть!
Повар убежал. Иванов достал фляжку.
– Будешь? – спросил он Нартова.
– Нет, – покачал головой Олег. – Не могу…
В палатку вбежал повар с котелком в руках:
– Товарищ капитан, вот, нашлось…
– Свободен, боец, – кивнул Иванов.
Боец вышел. Олег взял котелок и ложку.
– Ну, спасибо.
Олег перемешал кашу. Есть не хотелось.
Иванов прямо из фляжки сделал несколько глотков и, забрав у Олега ложку, начал закусывать кашей. Пережевывая, сказал:
– Тушенку они, что-ли, в кашу не доложили…
Иванов коснулся рукава солдата, топившего печку:
– Слышь, боец, позови ко мне поваренка. Быстро!
Через полминуты в палатку снова заглянул солдат с кухни:
– Рядовой Бардин по вашему приказанию прибыл.
– Ты явно в роту хочешь, солдат!
Тот промолчал.
– Где тушенка в каше?
– Как было…
– Мне не надо, как было. Мне надо с тушенкой!
– Разрешите принести?
– Бегом!
Бардин убежал. Иванов передал истопнику котелок:
– Выброси кашу в печку!
Боец, недоумевая, вывалил содержимое котелка в печку. Каша весело зашипела на горящих поленьях. Запахло жареным мясом. Олег посмотрел на капитана:
– Он нам принесет, а тем, кто сейчас на задаче, ничего не достанется…
– Они от этого не сдохнут. Зато вот этот военный научится выполнять свои обязанности точно и в срок.
– Зачем же так делать? – спросил Олег тихо, стараясь, чтобы его не услышали солдаты.
– Чтобы знали, что есть такое понятие, как дисциплина, – невозмутимо отозвался Глеб. – На этот счет есть такая уникальная штука – Устав.
– А зачем подставлять всех? Ведь можно наказать только виновного?!
– Понимаешь… а так быстрее до них доходит. Коллектив, так сказать, помогает…
– Они ведь его убьют…
– Не переживай. Не убьют.
Вошел солдат с кухни. Поставив котелок на стол, доложил:
– Товарищ капитан, ваше приказание выполнено.
Иванов заглянул в котелок:
– Вот это совсем другое дело. Мясо наблюдаю. Только почему каша холодная?
Солдат тяжело вздохнул. Олег буквально почувствовал, как у парня все кипит внутри.
– Потому что она остыла, товарищ капитан. Март, к вашему сведению, на улице, – отозвался солдат, явно подавляя в себе желание, ответить капитану чем-нибудь тяжелым.
– Ладно, иди, – махнул Глеб рукой.
Солдат вышел.
– Зачем вы его так? – спросил Олег.
Глеб проигнорировал вопрос. Повернулся к Олегу:
– Кашу будешь?
– Я не хочу есть то, что оставили для выполняющих задание в чеченских тылах. Парни голодными останутся.
– О, как ты заговорил. Черт с тобой.
Иванов вытряхнул и эту кашу в печку.
– Пошли…
Они вышли из палатки и, пройдя по проходу между палаток срочников, вышли к машинам связи и дальше к позициям артиллерии сто четвертого парашютно-десантного полка. Олег обернулся на капитана:
– Что нам тут делать?
– Поговорим.
– О чем?
– О жизни.
– Можно поговорить в блиндаже.
– Я не хочу, чтобы нас кто-либо слышал. Поэтому и привел тебя сюда.
– Ну, тогда говорите.
Глеб мгновение помедлил, а потом хмуро сказал:
– Ты, Олег неправильно относишься к срочникам.
– А как надо?
– Надо так, чтобы они видели в тебе командира. Нельзя с ними сюсюкаться, нельзя делать им поблажки. Иначе они начнут расслабляться. А на войне нет ничего хуже, чем расслабленный солдат.
– А не кажется вам, товарищ капитан, что такими действиями вы унижаете их человеческое достоинство?
– Кажется. Ну и что?
– И продолжаете это делать?
– Да. И буду продолжать. Потому что я хочу, чтобы эти мальчишки вернулись домой живыми.
– А где тут взаимосвязь?
– Я уже сказал – в их расслаблении. Вы, товарищ лейтенант, считаете меня извергом и выродком рода человеческого. Пусть будет так. Но это только сейчас я выродок и изверг. После войны, если нам повезет, и мы доживем до конца, я уже не буду выродком. Бойцы будут говорить мне спасибо, что я их держал в рамках, что не давал расслабляться. К примеру, не далее как позавчера в семьдесят четвертой мотострелковой бригаде бойцы на блокпосту расслабились, напились, и их почти всех вырезали боевики. Так что постоянное напряжение призвано для того, чтобы в какой-то момент спасти жизнь. Расслабление же спасти жизнь не может. А напряжение нужно поддерживать всеми доступными способами. Поверь. Иначе будешь здесь жить как баран на заклание – убьют, ну и черт с ним. А так же нельзя!
– Сейчас мне трудно это понять, – признался Олег.
– Молодец, что хоть понимаешь, то, что сразу очень трудно понять. Но скоро ты поймешь и это. Просто кое-что я хочу объяснить тебе немного раньше, чтобы ты не учился на своих ошибках.
Олег вопросительно посмотрел на Глеба. Иванов продолжил:
– Ты, Олег, лейтенант, офицер, командир. Не забывай это никогда. Командир создан для того, чтобы командовать. А ты командовать пока не умеешь. Солдаты не дали тебе кашу! Есть у них каша или нет, тебя это не должно волновать! Подошел, залепил оплеуху, если по-другому не хотят понимать, и поставил задачу на появление каши. Это приказ. Понял? Родить кашу их прямая обязанность. Они для этого на кухню и посажены. Не могут работать на кухне – пусть, тогда, как все, бегают по горам, и не плачут, если их там подстрелит боевик. Не хочешь бегать по горам, тогда будь добр, нормально кормить людей. Родить кашу это приказ. Приказ должен быть выполнен. Если боец сейчас не выполняет приказ, то, что тогда будет в бою? А в бою, брат, невыполнение приказа порой смерти подобно…
– А что, бить обязательно?
– Это я утрированно. Но иногда надо. А то некоторые военные порой утрачивают чувство подчиненности командиру… а это надо пресекать на корню.
– Ладно вы, а если Романов начнет бить своих офицеров?
– Если надо, то за ним не заржавеет.
– Я просто не могу это себе представить.
– Ничего, скоро представишь.
Олег промолчал. Он смотрел на позиции артиллерии. На позиции копошились десантники, видимо, готовились к стрельбе.
– Ты хоть понял, о чем мы тут с тобой двадцать минут говорили? – спросил Иванов.
– Понял, – кивнул Олег, – мне нужно быть с бойцами построже.
На позиции артиллерии офицер громко крикнул:
– Заряд полный!
– Стрелять будут? – спросил Олег.
– Да.
Глеб, прищурившись, посмотрел в горы.
Олег же смотрел как «Ноны» начали поворачивать башни в сторону, куда смотрел Глеб.
– В кого будут стрелять? – спросил Олег.
– Не знаю. Сегодня ночью ушла в горы группа лейтенанта Мишина. Наверно они что-то обнаружили, и просят огня. Или их обнаружили…
Глеб указал на две стоящие рядом вершины:
– Группа должна была пройти по склонам этих гор. Туда наверно и будет работать артиллерия…
Олег усмехнулся. Слово «работать» приобретало на войне совсем непривычный для него смысл.
– Давай отойдем, – предложил Глеб. – Начнут палить – заложит уши.
Они отошли к палаткам, и тут же раздался первый залп орудий. Восемь стволов ударили почти одновременно, и поэтому звук получился растянутым, как удар грома. Олег почувствовал, как колыхнулся морозный воздух, и в лицо мягко ударила воздушная волна от выстрелов. Олег впервые в жизни наблюдал, как работает артиллерия, и ему было это интересно. Он смотрел, как стоящие на минимальном клиренсе «Ноны» качнулись, как откатились, и снова встали на место стволы орудий.
– Красиво, – выдохнул Олег.
– Смотри туда! – указал Глеб в сторону гор. – Сейчас упадут…
Через некоторое время на склоне горы появились разрывы. Снаряды легли довольно плотно. Орудия сделали еще три залпа, и замолчали…
– Красиво, – повторил Олег.
После разговора с Ивановым, Нартов зашел в штабную палатку. Там находился командир отряда, начальник штаба майор Шумов, и дежурный радист. Офицеры сидели за столом с картой района, и пили чай.
– Чего пришел? – спросил Романов.
– А что мне делать? – спросил Олег.
– Обживайся пока, присматривайся, – отмахнулся Романов. – Почитай устав. Будешь нужен – тебе сообщат.
Олег понял, что ему сейчас остается только спать, и пошел в свой блиндаж. Там он растянулся на нарах и прикрыл глаза. Он уже знал, что в армии считается лучшим лекарством от безделья здоровый и продолжительный сон. В блиндаже было холодно, а дров на печку не было, разве что на растопку. Интересно, кто занимается вопросами отопления? Олега быстро потянуло в сон, и он уснул.
Проснулся Олег через пару часов от скрипа тормозов. Встал. Голова болела, но уже не так, как утром. Возле штабной палатки стоял грузовик, из которого выпрыгивали на землю разведчики в серых от грязи маскхалатах. Мишин построил свою группу и повернулся к Романову:
– Товарищ подполковник, шестьсот двенадцатая разведывательная группа специального назначения боевую задачу выполнила. Потерь нет.
Олег подошел поближе, и почти шепотом спросил стоящего с краю разведчика:
– Нашли чего?
Разведчик зло посмотрел на Нартова и отвернулся, давая понять, что разговаривать не намерен. Олег подумал, что результаты разведки могут быть секретны, и не стал допытываться.
Романов поблагодарил разведчиков за службу, и разрешил после приема пищи выспаться. Подошел Кириллов, и собрал у всех промедол. Начальник службы вооружения капитан Красильников проследил, чтобы все сдали в ружпарк оружие и боеприпасы.
Нартова окликнул Романов:
– Переводчик! Иди сюда…
Олег вошел в палатку. На разложенной карте Олег увидел ворох каких-то измятых бумаг, которые сейчас разбирали Романов, Шумов и Иванов. Романов спросил:
– Сможешь перевести?
Глеб протянул Олегу две пластиковые карточки, на которых были цветные фото анфас, и надписи на арабском языке.
– Удостоверения? – спросил Романов.
Олег кивнул:
– Да, удостоверения. Вот на этой написано, что какой-то Азиз является моджахедом, а на этой Али аль Рашид нечто вроде старшего моджахеда, командир роты шахидов джихада.
– Арабы? – спросил Шумов.
Олег кивнул.
Глаза Романова загорелись:
– Хороших пташек прихватили. Наемники.
– Вот бы живыми их взять… – мечтательно выговорил Иванов. – Поговорили бы с ними.
Шумов позвал бойца-посыльного:
– Быстро найди Мишина.
Боец убежал.
Командир группы пришел довольно быстро:
– Вызывали?
– Людей накормил? – спросил Иванов.
– Нет. Каши не осталось, – лейтенант развел руками. – Сейчас сухпайком накормлю…
Олег украдкой посмотрел на Иванова, но тот даже ухом не повел. Олегу стало стыдно за себя и за капитана, что они выбросили в печку большую часть каши, предназначенной для разведчиков.
– А арабов зачем всех поубивал? – спросил Романов.
Скачек темы с каши на убийство показался Олегу таким простым и не принужденным, что душу тут же кольнуло какое-то пока еще непонятное чувство обыденности происходящего. Вдруг он совершенно четко представил себе именно этот аспект войны – смерть шла рядом с тем, что, казалось, никоим образом ее не должно было касаться…
– После удара артиллерии они все равно сдаваться не хотели, – оправдываясь, ответил Мишин. – Мы их там еще гранатами закидали, ну, они все и передохли. Кто ж знал, что они такие нежные?
Иванов выудил из вороха бумаг сделанную на ксероксе карту. На карте были отмечены позиции полков, отряда сорок пятого разведывательного полка, лагеря отряда Романова на карте не было. Подполковник взял карту в руки, и покачал головой:
– Наверно это были разведчики Хаттаба или Басаева.
Наверное, было вполне понятно, что в данных условиях разведчики могли быть только того, или другого…
– Духи в машине? – спросил Шумов.
– В машине, – отозвался Мишин.
– Пошли смотреть, – предложил Романов, и все вышли из палатки.
Возле машины остановились, и Романов спросил Олега:
– Ты араба от афганца отличишь?
– Да, – кивнул Олег. – Обычно арабы имеют несколько более европейскую форму лица…
Они шагнули к машинам. Олег вдруг понял, ЧТО ему сейчас предстоит увидеть в кузове, и начал готовить себя к этому: поглубже вздохнул, постарался думать о чем-нибудь постороннем…
Шумов запрыгнул в кузов, и следом за ним заскочил туда же одним махом лейтенант Мишин.
– Этого пришлось добивать… – услышал Олег объяснения Володи.
– Топором, что ли? – спросил Шумов, и от этого вопроса Олег поёжился. Ему стало не по себе, но он все же полез в кузов.
Вначале он увидел рифленую подошву ботинка. Она была еще мало стоптана, что косвенно могло сказать о не очень долгом боевом пути хозяина. Потом Олег увидел штанину. Остальное закрывал собой начальник штаба. Но тут майор повернулся, и Олег увидел всё.
На полу кузова лежали три человеческих тела. Все были одеты в американский горный камуфляж, натовские ботинки, и китайские разгрузочные жилеты. У одного убитого боевика из жилета торчали горлышко обычной стеклянной бутылки и магазин от автомата. Этот был ближе всех, и смотрел мертвыми глазами прямо на Олега. Нартов почувствовал, как по всему телу у него пробежал неприятный холодок при виде этих стеклянных, мертвых глаз. На мгновение Олегу показалось, что боевик жив, и вот-вот начнет шевелиться, но этого не произошло. Мишин, наклонившись, как ни в чем не бывало, копался в его карманах, а потом перевернул труп на бок. Стала видна рана на темени, из которой еще сочилась кровь. Олегу показалось, что череп у человека пуст. Сердце забилось учащенно. Кровь теперь пульсировала в висках, и стуки сердца отдавались по всему телу. По спине пробежала струйка пота. Никогда прежде Олег не имел возможности так подробно наблюдать изуродованный человеческий труп.
Мишин пересел ко второму. У этого лицо было рассечено косым срезом от правой стороны лба и до самого кончика носа. Глаза не было. Наверное, вытек.
Олег понял, что именно про этого боевика спрашивал начальник штаба, упоминая про топор. Мишин, тем временем, вытащил из карманов бушлата пачку сигарет, зажигалку и два трассирующих патрона к автомату. Сигареты и зажигалку он тут же сунул в свой карман, а патроны просто выбросил на землю. Потом он расстегнул располосованный спереди бушлат, и на пол кузова выпали кишки убитого. Появился тошнотворный запах. Олег понял, что именно так пахнет смерть.
Этого зрелища психика Олега вынести уже не могла. В глазах потемнело, и вдруг Олег повалился от нахлынувшей слабости на откинутые у борта лавочки. Мишин и Шумов не видели этого, продолжая ковыряться в трупе, вытаскивая что-то из его карманов.
Желудок сжался, и Олега вырвало прямо на пол. На лбу появилась холодная испарина. Голова закружилась, и казалось, что вот-вот сознание покинет тело своего хозяина.
Шумов обернулся на звук, и покачал головой:
– Ну вот…
– Все нормально, товарищ майор, – попытался улыбнуться Олег, но его снова стошнило.
– Где же нормально? Так дело не пойдет, – сказал Игорь Шумов и, подхватив Олега, вытащил его из машины.
Усадив его на лавку у входа в палатку штаба, спросил:
– Ты что, трупы никогда раньше не видел?
Олег помотал головой и добавил:
– Они так сильно обезображены.
– Но они же мертвые, чего ты так испугался? Ерунда, через пару дней привыкнешь…
Олег подумал, что привыкнуть к этому не возможно.
– Помаши на него чем-нибудь! – сказал Шумов Мишину.
Лейтенант начал махать руками, нагоняя свежий воздух. Послали за врачом. Олегу дали сигарету убитого, но он раскашлялся.
– Мы схрон гранатами закидали, – заговорил Мишин, как будто продолжая прерванный разговор, – я полез посмотреть. А тут вылезает один, и на меня. Автомат у меня сзади висел, я лопаткой пытался разгрести вход. Ну, я этой лопаткой по черепу ему и отоварил… со всей силы.
– Надо было живым брать, – наставительно сказал Шумов.
– Думали, что в блиндаже еще есть, но пока докопались, они там все уже мертвые были. А тут еще «чехи» откуда ни возьмись. Мы заградительный огонь вызвали, трупы начали вытаскивать, благо, что до бронегруппы было метров пятьсот всего – все три трупа вынести смогли. Потом снова по лагерю огонь вызвали. Видать, артель там еще духов целую кучу накосила…
Олег, слушая Мишина, опять попытался затянуться, но снова раскашлялся.
Подошел Саша Кириллов.
– Кто больной?
– Нартову плохо, – сказал Шумов.
Саша посмотрел на Олега, потрогал лоб, для пущей важности измерил пульс. Он понимал, чем было вызвано недомогание, и ждал – вопрос должен был решиться сам собой.
– Жить будешь, – уверенно сказал Саша. – Правда, не знаю сколько…
– Сколько? – спросил Олег, пытаясь улыбнуться.
– Здесь – сколько Аллах отпустит, – усмехнулся врач.
– Спасибо, – ухмыльнулся Олег.
– Сердце не болит?
– Нет.
– Выпей водки, и все пройдет. И близко к сердцу это не принимай. А то с ума сойти можно. Очень даже запросто…
– Я вчера выпил водки, и сейчас не лезет.
– Я понял. Ну, выпей как полезет. Только не переусердствуй. Много народу с войны приходят домой алкоголиками.
– Хорошо, – кивнул Олег.
– Будут проблемы – заходи. И не только по медицинской части. Помогу чем смогу.
Саша ушел. Мишин в это время повернулся в сторону, подскочил, сказал «я сейчас», и побежал к кухне.
Олег выглянул из-за машины, и увидел возле кухни потасовку. Вернувшиеся с задачи разведчики избивали поварят. Причина была Олегу предельно ясна, и ему снова стало стыдно за себя.
– Отставить! – гаркнул Шумов, и драка прекратилась еще до того, как к кухне подбежал Мишин.
Володя успокоил своих лихих хлопцев, и повел всю группу в палатку для проведения воспитательного воздействия.
Поварята утерли разбитые носы, и сидели на раме полевой кухни. Один из них зло посмотрел на Олега. Нартов, не выдержав взгляда, отвернулся. Сейчас ему было обидно оттого, что из-за него пострадал кто-то другой.
Из палатки вышел Романов:
– Чего кричишь? – спросил он Шумова.
– Да у парнишек нервишки шалят. На место ставил…
Романов повернулся к Олегу:
– Нартов, иди посмотри: там еще блокнот есть на арабском. Переведи. Может, чего интересное будет…
Олег прошел в палатку, сел за стол и открыл блокнот. Полистав страницы, он понял, что это обычные выписки из Корана.
– Коран, ничего интересного…
Романов внимательно посмотрел на Олега и спросил его:
– Ты, Олег, по-арабски разговариваешь свободно?
– Да, но любой араб меня сразу раскусит. Мы, русские, не можем правильно произносить некоторые их звуки…
– Значит, на роль араба ты не тянешь?
– В принципе можно, но тогда надо будет имитировать простуженное горло, например.
Романов рассмеялся:
– Ну, ты хитер.
– Стараюсь быть полезным, и не зря жрать свою кашу… – усмехнулся Олег.
– Ну, а все же?
– У меня черты лица славянские. Сразу раскусят…
– Бороду отрасти, – предложил Романов.
– А вдруг она у меня рыжая? Да и вообще, зачем?
– У меня относительно тебя есть одна задумка, но это связано с определенной долей риска. Дело, как ты понимаешь, добровольное…
– А что надо делать? Внедряться в банду?
– Нет. Внедряться никуда не надо. Нужно будет просто время от времени разговаривать с боевиками… Короче, если согласен, то начинай отращивать бороду. Результат может быть отличный. В лучшем случае мы сможем брать полевых командиров в кроватках тепленькими, и без стрельбы. В худшем – просто получим хорошую информацию. Все ясно?
– Ясно.
– Подробности доведу позже.
Олег вышел из палатки, и в этот момент из грузовика выбрался Володя Мишин с ворохом вещей, снятых с убитых боевиков. Появился Иванов, и поманил Володю пальцем. Тот подошел. Капитан спросил:
– Что у тебя тут?
Мишин бросил вещи на землю, и Иванов начал копошиться в них. Увидев попутно Нартова, Глеб махнул ему рукой, приглашая подойти. Олег подошел. В этот момент Глеб рассматривал американский штык-нож М-9. Мишин покачал головой:
– Товарищ капитан, я хотел этот нож своему сержанту подарить. Он заработал.
– Ладно, – Глеб бросил нож в кучу, и вытащил оттуда разгрузочный жилет китайского производства. В отличие от подавляющего большинства китайских вещей славящихся низким качеством, этот жилет был сработан на совесть. Из кармана торчало горлышко бутылки. – А это?
– Это просил радист, – отозвался Володя.
– Обойдется радист, – Иванов свернул жилет, и вдруг сунул его в руки Олега: – На, носи на здоровье…
Олег машинально взял жилет, и спросил капитана:
– Может радисту отдать? Ведь ему нужнее…
Володя при этих словах жалостливо посмотрел на своего ротного, но капитан был неумолим:
– Обойдется! Как, кстати, он смог так быстро посадить аккумуляторы на радиостанции?
– Не знаю, – буркнул Мишин, понимая, что пререкаться сейчас было себе дороже. Капитан вспомнил про батареи только для того, чтобы поставить ретивого группника[1] на свое место.
– Остальное забирай, – махнул Глеб рукой и Мишин, пока командир не передумал, сгреб вещи в кучу и убежал к своим бойцам.
Иванов посмотрел на Олега:
– Ну и чего ты скис? Опять срочников жалко? Запомни: солдат жалеть нельзя. Их беречь надо. Это еще Суворов сказал…
– А сейчас от чего вы их уберегли?
– От зазнайства. Раз побывали в бою, а уже им трофеи подавай! Рано! Пусть вкусят войну чуть больше. Пусть осознают что это…
– А мне тогда разгрузка за что?
– Привыкай к ней. Удобная.
– Ну, мне же в бой не ходить!
– Это как сказать… – Глеб хлопнул Олега по спине, и в этот момент Олег прочитал в его глазах опять ту необъяснимую грусть. Снова ему показалось, что капитан жалеет своего собеседника.
В блиндаже Олег развернул разгрузку. Жилет был сделан таким образом, что его по необходимости можно было подогнать под любую фигуру. Для этого стоило только подтянуть или удлинить регулировочные ремешки. Спереди и сзади было нашито множество карманов: четыре двойных под магазины, четыре под гранаты, один под радиостанцию, один под нож, один под фляжку, и еще один под перевязочный пакет. Олег вытащил из кармана бутылку и понюхал содержимое. Это оказалось обыкновенной водой. В одном из карманов Олег нашел недописанное письмо, в котором Азиз жаловался, что здесь, в Чечне, все совсем не так, как описывали вербовщики. Судя по письму, Азиз хотел дезертировать домой, но не знал куда идти, чтобы не нарваться на гяуров или карательные группы Хаттаба.
– Нарвался на гяуров… – тихо сказал Олег.
Олег отнес письмо командиру, вкратце рассказал суть письма, и снова вернулся в блиндаж. Сев на нары и расшнуровав ботинки, он снова вспомнил увиденное в машине. Ему снова стало не по себе. Сейчас Олег начал вспоминать детали, на которые тогда не обратил внимание. Это и кровь на полу машины, со следами ботинок разведчиков, и маленькие дырочки на бушлатах боевиков, и абсолютное отсутствие отвращения у копошившихся чуть ли не во внутренностях у боевиков Мишина и Шумова. Олега передернуло.
Снаружи загремели котелки. Начался обед. В блиндаж заскочил Лунин:
– Обедать пойдешь?
– Не знаю… – отозвался Олег.
– Пошли, – потянул его Лунин. – Там на месте разберешься…
Олег сел на нарах, и спросил Диму:
– А что ты чувствовал, когда впервые увидел развороченный труп?
Лунин пожал плечами:
– Что я мог чувствовать? Он хотел меня убить, но получилось так, что завалил его я. В Афгане это еще было. Очередью из автомата башку ему снес в упор. А ты что, видел «чехов», которых Мишин привез?
– Видел. Меня от них стошнило.
– А, ерунда! Нормально это. Пройдет со временем…
Лунин увидел жилет, и восхищенно стал его рассматривать:
– Где взял?
– Иванов подарил. С трупа сняли.
– О, голубчик, значит, с нами в горы скоро пойдешь…
– Я? В горы? Да я и стрелять толком не умею! Три раза в жизни автомат в руках держал. Да и дыхалки моей не хватит, с вами по горам бегать. Меня же никто не готовил как бойца!
– Займись собой сам. Спасение утопающего – дело рук самого утопающего. Стрелять научишься, к горам привыкнешь. Чего ты распереживался? Идти боишься? Все ходят, а ты что – особенный?
– Я же простой переводчик при штабе. Зачем мне ходить на задание?
– Значит так надо.
– Кому надо?
Дима усмехнулся:
– Родине надо. Пошли обедать.
Поваренок с разбитым носом и синяком под глазом, налил Олегу черпак супа и кружку чаю.
– Спасибо, – сказал Олег.
Солдат не ответил.
В палатке ПХД уже сидело десятка два офицеров и пришлось потеснить некоторых, что бы присесть за стол. После обеда Лунин повел Олега за палатки к позициям артиллерии, там, где был устроен тир. В этот момент там стреляли разведчики недавно прибывшей первой роты. Подошел Иванов.
