И ей все чаще казалось, что она навсегда застряла в должности мастера заготовительного участка. Менялись генеральные директора (Шепетельников Д.Д. купил фабрику три года назад у бизнесмена Васильева Е.Л.), менялись заведующие производством (до попавшего по семейному блату Соломонова, который приходился каким-то дальним родственником какому-то близкому родственнику Шепетельникова, на ОАО «Двери Люксэлит» поменялись несколько человек), только Любовь Романовна Кротова как монумент стойкости всегда оставалась на своем месте. И это ее начинало бесить.
Люба Кротова остановилась перед большими цеховыми воротами. Это были задние ворота из которых на склад вывозилась готовая продукция. Они были очень высокими, так чтобы могла проехать двадцатитонная фура. Изначально десять лет назад, когда эта бывшая автоколонна переоборудовалась под цех по производству межкомнатных дверей, автомашины загружались готовой продукцией прямо из цеха. Это после со временем рядом организовали складское помещение, но большие ворота так и остались. Кротова смотрела на эти большие тяжелые ворота, они были в пыли и подтеках с потолка. В полной тишине Люба подняла взор на самый верх и остановила его на левом верхнем углу массивных серо-голубых ворот.
Если бы кто-то наблюдал за женщиной, то потерялся бы в догадках – чем мог привлечь левый верхний угол больших задних ворот. Там не было надписей, не было никаких пометок или еще чего-то выделяющегося. Просто грязный пыльный угол на высоте около пяти метров. Но Люба смотрела именно туда и только ей одной было ведомо, чем знаменателен этот угол. Среди пыльных разводов и паутины только одна Люба Кротова могла различить еле-еле выделяемый грязноватый подтек. Разумеется, давно высохший и превратившийся просто в смазанный общий фон ворот. Ни одному человеку не придет в голову выделить этот развод среди прочей пыли и неотрывно смотреть на него как на божье знамение. Никому кроме Любы Кротовой, которая единственная кто знал, что этот грязноватый развод в левом верхнем углу – все что осталось от ее подружки Анюши.
Это было бывшее пятно крови.
Кровь, которую смыли водой, но которая при высыхании все равно осталась на верхнем левом углу задних ворот.
Люба вытерла слезы и невольно реанимировала память, вернувшись во времени на десять лет назад…
Она с Анюшей узнали о приеме на работу в открывающейся цех по производству межкомнатных дверей из газетного объявления и пришли на ОАО «Двери Люксэлит» вместе, воодушевленные обещанной зарплатой и перспективами карьерного роста. Обеих их приняли на должность простых работниц в цех и в числе прочих двадцати новоявленных рабочих они вошли в свеженький только что открытый цех. Несколько новеньких станков, везде чистота и порядок, ничего лишнего – прелесть, а не работа. Люба и Анюша были невероятно рады и уже строили планы на будущее, как они будут зарабатывать кучу бабла. Был самый первый рабочий день, монтажники оборудования еще продолжали кое-что доделывать в цеху, например, штукатурить стену, что-то сваривать под потолком и монтировать синие новенькие ворота. Пока рабочие топтались у входа (синие ворота в то время значились как единственные, еще не получив статуса «вторые») в ожидании пока кто-то не укажет им ореол их непосредственной работы и не примется обучать новому делу, строители-монтажники, забравшись на строительные леса, что-то орудовали на воротах. Что-то сваривали, пилили болгарками, стучали и выравнивали. Что-то у рабочих не получалось, кажется, не могли добиться строгости горизонтальной ровности, они переругивались и постоянно останавливались подолгу, сверяясь с чертежами.
Люба и Анюша в числе прочих осматривали станки, шушукались, трогали руками и вели себя подобно юным пионеркам впервые попавшим в музей.
На седьмой минуте открытия цеха ворота упали внутрь помещения.
Они просто упали плашмя, при падении взорвавшись оглушительным грохотом и не на шутку перепугав всех новоприбывших учеников-рабочих. Что-то там наверху, где монтажники пытались придать воротам прямоту и ровность, не срослось, не вышло как надо и сорвалось. Удержать ворота было нереально, рабочие-монтажники даже и не пытались это сделать, мгновенно оценив, что это не в человеческих силах. И ворота просто-напросто повалились внутрь цеха.
Любу не задело, только окатило ударной волной.
А Анюшу накрыло. Углом.
Если бы она стояла на два шага дальше…
Потом было расследование. Дирекция открывшейся фабрики отвертелась. Рабочие-монтажники получили незначительные условные сроки за причинение смерти по неосторожности. Короче говоря – типичный несчастный случай. На момент падения ворот девушка стояла в недозволенном по технике безопасности месте, а рабочие просто не смотрели вниз, занятые своим делом. Окаянные ворота отмыли от крови (но не перекрасили) и все-таки водрузили на их полагающееся место. Морально контуженая горем Люба Кротова, хоть и посчитала смерть лучшей подруги дурным знаком, но все равно, вопреки советам родных и друзей, осталась работать на фабрике. Просто в их районном центре было очень мало нормальных рабочих мест производственных специальностей. Спустя какое-то время она осталась единственной свидетельницей того трагического несчастного случая, унесшего жизнь молоденькой девушки Анюши, проработавшей на ОАО «Двери Люксэлит» ровно семь минут.
А с годами обстоятельства несчастного случая стали обрастать домыслами и даже мифами. Очевидцы увольнялись, приходили новые рабочие и до них доносились лишь отголоски того самого первого дня открытия цеха и, в конце концов, девушка Анюша превратилась то ли в легенду, то ли в страшную сказку-пугалку. Да и имени-то ее никто кроме Любы Кротовой не мог знать, в сказаниях и мифах, она фигурировала как Молоденькая. И никто уже достоверно не знал какими из двух ворот ее придавило.
Да и было ли это вообще…
Люба долго смотрела на блеклое пятно недомытой крови своей подруги и вытерев слезы, опустила глаза ровно на то место, где лежало распластанное тело раздавленной Анюши. Пол, разумеется, не сохранил следы тела, все стерлось давным-давно, но конкретную точку Люба знала слишком хорошо, чтобы всякий раз проходя мимо не опускать на него взгляд.
Вот тут. Раньше здесь ничего не было, потом стояли стеллажи с заготовками, а потом вон сюда поставили упаковочный станок. Чуть сбоку от станка, неподалеку от вот этих поддонов с готовыми кухонными дверями… Люба встала на это место и подняла голову на верх…
Представила, как падают ворота… На нее… Прямо на темечко…
И брызги ее мозга на полу и на упакованных белых глянцевых кухонных дверях…
Потом сняла с плеча тяжелый матерчатый сумку-рюкзак и принялась за дело.
08:06 – 08:17
Высокий статный мужчина уверенно шагал по своему цеху, зная в нем каждый закоулок, зная куда лучше свернуть, чтобы не попасться на глаза находящейся где-то тут Любе Кротовой, знал, где лучше приостановиться и осмотреться, чтобы не, тратя впустую драгоценное время, быстро шагнуть вперед и потянуть за собой Оксану Альбер. Заведующий производством не терзался сомнениями, он точно знал, что делать, как делать и когда делать, советчик в лице главной бухгалтерше его только нервировали, о чем он и сказал ей в свойственной ему манере, начав издалека и завершив упрек вопросом, на который она должна была ответить и сообразить самостоятельно.
У него были широкие шаги, он двигался как демонстрант на митинге, прямо держа кубическую голову и ровно, но резко дыша полной грудью. Никаких колебаний! Прочь сомнения! Он все делает правильно! Он всегда все делает именно так как запланировано судьбой, а если чуть расслабится и пустит в свою душу хоть толику смятения, то обязательно начнет колебаться и взвешивать все «за» и «против». А это первый шаг к поражению, Костя Соломонов это хорошо знал.
Он уже преодолел половину цеха, зорко высматривая по сторонам посторонних людей. Оксана раздраженно сказала ему, что, если не считать мастерицу заготовительного участка, то цех должен быть пуст, но Костя, не сдерживаясь в выражениях, откровенно приказал Альбер помолчать немного и не отвлекать его. Если они хотят провернуть то дельце, за которым они сюда приехали, то им следует быть максимально незаметными. Цех радовал Соломонова своей безжизненностью, но он не позволял себе расслабляться. Он переведет дух позже, когда будет далеко от сюда, а сейчас необходимо предельное сосредоточение. Соломонову что-то показалось за вакуумным прессом и он мгновенно свернул в другой проход и притих за ЧПУ. Он действовал столь стремительно и уверенно, что Оксана вынуждена была признаться, что ей кажется, что все что сейчас происходит – заранее запланировано Костей. Уж больно все ровно выходит. Соломонов усмехнулся. Еще бы! У него всегда все выходит идеально, а все потому, что он всегда точно знает, что нужно делать. Что он привык заранее продумывать каждый последующий ход, а если ситуация меняется, то он мгновенно находит единственно верное решение.
Он тихо и быстро двинулся дальше по направлению к антресольному этажу и к своему кабинету. Мимо станков и поддонов с деталями. Мимо автопогрузчика, мимо шлифовальной камеры. Мимо неправильно укрепленного стеллажа с тяжелыми бобинами пленки, приготовленными для оклеивания полотен и деталей. То, что стеллаж стал раскачиваться от веса, стало заметно несколько дней назад и Соломонов с Коломенским определили, что в какой-то момент времени от неправильного распределения веса и перегиба балки лопнули сразу несколько соединительных болтов. Соломонов запретил ставить на этот стеллаж дополнительные грузы, но освободить стеллаж от бобин и исправить соединения у него пока не было возможности.
Альбер едва успевала за Константином Олеговичем, полы ее белого пальто хлопали за спиной и поднимали пыль, которой в цеху всегда было очень много, несмотря на добротную вытяжку.
– Стой, – Оксана резко остановила стремительного Соломонова и он тут же мгновенно сориентировался и прижался к проблемным стеллажам, так чтобы ни его ни Оксаны было не заметно.
– Ты кого-то увидела? – тихо спросил он, зыркая по сторонам.
– Кажется да… – неуверенно пробормотала Альбер. – Вон там.
– Где? – начинал раздражаться заведующий производством. Нервная подозрительность его компаньонки может испортить все дело. Ведь все шло как нельзя лучше!
– Вон там.
– Твою мать, где? Я никого не вижу!
– Вон там что у вас? – женщина поправила севшую на глаза белую вязаную зимнюю шапку. – Вон в том коридоре? Кажется, я заметила там чью-то тень.
– Там ничего нет. Подсобки.
– Кротова может быть там?
– Какого, мать ее, дьявола ей там делать? – ответил вопросом на вопрос раздражающийся Соломонов и целых три секунды всерьез ждал ответа от главного бухгалтера, которая и в цеху-то практически никогда не бывала и с Кротовой была знакома лишь шапочно. Рабочее место госпожи Альбер было в бухгалтерии, рядом с генеральным директором, в офисном здании, а тут – в цеху – вотчина Соломонова. Он тут хозяин, а она лишь гость.
Константин Олегович всмотрелся в темный проем коридорчика, куда указывала Альбер. Оксане померещилось, надо двигаться дальше. Соломонов выбежал из-за укрытия и быстро-быстро засеменил к лестнице, ведущей на антресольный этаж, на котором располагался ряд кабинетов, включая его личный. Однако внезапно Оксана Альбер отбежала в сторону и подошла к темнеющему проему коридорчика. Соломонов позвал ее, но главный бухгалтер осторожно заглянула в тень проема и даже тихонечко зашла внутрь.
Кот.
Сидит на полу как ни в чем не бывало. Сидит и с недоуменным презрением смотрит на Альбер, словно она отвлекает его от самосозерцания. Оксана боязливо осмотрелась – больше никого, только сырой запах мокрой штукатурки от протекающего потолка. Раньше Оксане Игоревне никогда не приходилось заходить в этот закоулок и у нее не возникло ни малейшего желания изведывать этот коридорчик внутри. Если тут и есть кто-то кроме кота, то эта личность специально прячется от них, а зачем бы это делать? Но Соломонов развеял ее подозрения, грубо взяв ее под локоть и выводя обратно в цех, приговаривая в свойственной ему манере, что он не может припомнить, чтобы Альбер жаловалась на галлюцинации и неврастению.
– Не отставай, – сделал замечание Соломонов, – и не сворачивала куда тебя не просят.
– Мне показалась, что там Кротова, – проговорила она.
– Ничего подобного, – с усмешкой ответил высокий мужчина.
– Но она же в цеху! Где тогда она, если мы ее не видели? В уборной?
– Я ее нашел, – заведующий производством даже как-то расслабился, выдохнул, даже улыбнулся. Он подвел Оксану к одному из станков, значение которого бухгалтерша не знала и даже не догадывалась, и показал ей в сторону, где вдалеке у задних ворот находилась Люба Кротова. – Вон она.
Прячась за большим станком, они наблюдали за маленькой девушкой, казавшей от сюда совсем уж крошечной и почти сливающейся с цеховым оборудованием. Кротова была далеко от них и не могла их видеть, если они не выйдут из-за своего укрытия.
– А что она там делает? – прошептала Альбер.
Не замечая прячущуюся парочку Люба Кротова то и дело осматривалась по сторонам. Почему-то находясь именно на определенном месте у больших тяжелых ворот, мастерица сняла свой рюкзак, выложила из него какие-то неразборчивые издали предметики и стала аккуратно расставлять их на полу в каком-то только ей ведомом порядке. Потом она достала книги и тетради, тоже положила их прямо на пол, сама села на колени и, раскрыв самый толстый том на нужной странице, стала дотрагиваться до расставленных предметов.
– Она зажигает свечи, – сказал более зоркий Соломонов тихим глухим голосом.
– Что она делает? – не поняла Альбер.
– Ты знаешь значение слова «зажигать»? Если нет, то почему у тебя высшее образование?
– Я знаю значение слова «зажигать»! – шипела Альбер. – Тебе будет трудно поверить, но я даже знаю значение слова «свеча»! Какого лешего она это здесь делает? Она не перепутала наш цех с церковью?
Соломонов молчал и жевал губы. Он догадался о причине появления тут в этот час Кротовой. Люба уже давно говорила ему о кое-каких цеховых неурядицах, причину которых ей не удавалось выяснить. Будто кто-то хозяйничает в цеху по ночам, когда после окончания рабочих смен люди покидают здание и расходяться по домам. Но это еще не все. К этим необъяснимым явлениям Люба считала причастной тот давний несчастный случай со своей подругой, о котором она рассказала Кости. Соломонов в тот раз выслушал Любу, посочувствовал ее подруге, и, присовокупив некую долю юмора, посоветовал Кротовой внимательней следить за рабочими. Кто-то из сотрудников ее участка, вероятно, затаил злобу и вредит производству и Любе не стоит связывать это с призраком погибшей девушке, которая была известна в цеху как легендарная Молоденькая. Люба призналась Кости, что ей кажется, будто в цеху кто-то живет по ночам и она думает, что это дух Анюши Молоденькой. Соломонов никогда не придавал этому большого значения. Только уважение к мертвым и к Любе Кротовой, которую Костя считал профессиональной мастерицей, не позволили ему в свойственной ему манере охаять ее мистический страх.
«Все-таки она затеяла какую-то спиритическую хрень, – думал Соломонов, наблюдая за странными действиями маленькой девушки. – Ладно… Пусть, мать ее, делает что хочет… Ее присутствие нам на руку. Пусть потом объясняется на допросах в следственном комитете. Зато теперь мы знаем где она. А пока она там бесов гоняет, мы сделаем свое дело. Надо же как везет! Лучше и не придумаешь!». С этими мыслями он потянул Оксану Альбер за собой и быстро и незаметно для Кротовой поднялся по лестнице к своему кабинету. Мастерица пропала из виду, теперь Соломонову и Альбер остались наедине сами с собой.
Заведующий производством достал ключ от кабинета.
– Подожди! – почти вскричала бухгалтер и вцепилась мужчине в куртку. – Еще кто-то!
– Твою мать!!! – рявкнул Соломонов. – Где на этот раз?
Они вдвоем взглянули вниз с антресольного этажа. Отсюда с шестиметровой высоты хорошо было видно часть цеха, но там куда показывала Альбер никого не было.
– Я видела, – быстро говорила вмиг побледневшая Оксана. – Вон там. Трое мужиков. Точно видела!
– Что? Каких еще мужиков? – теперь уже Соломонов не на шутку встревожился и пытался рассмотреть среди станков и готовой продукции движущиеся фигуры.
– В синей форме. У одного большой ящик.
– В синей? Не в серой с черными вставками?
– В синей, Кость.
– Тогда это не наши. Это, мать их, монтажники вентиляции, – догадался Костя и выдохнул. Достал пакетик с порошком. Первая шепотка пошла в ноздрю с резким коротким шумом. – Че-то они, мать их, рано. – Вторая понюшка пошла потише. На время Соломонов оцепенел и остановил взгляд на чем-то перед собой. Потом он объяснил нервничающей Оксане Игоревне, что монтажники вентиляции будут работать в закрытом лакокрасочном участке и им они не опасны.
– А Шепетельников? – спросила Альбер.
– Он должен будет прийти не раньше девяти. К тому времени нас уже здесь не будет. – Внезапно Соломонов хохотнул.
– Что смеешься?
– Представил себе, как Кротова будет объясняться перед Данилычем. Они и так друг друга, мать их, ненавидят.
Соломонов открыл свой кабинет, они вошли и прикрыли за собой дверь.
08:07 – 08:28
Степан Коломенский пересилил себя, сдержался от виски с вишневым вкусом и шел на встречу с генеральным директором, преисполненный гордостью за самого себя и свою силу воли. Ведь может не пить, когда другие пьют! Может, если захочет, если возьмет свою волю в кулак! Его онлайн-психотерапевт будет им гордиться. Да Степан Михайловичи и сам был весьма доволен результатом действия курса реабилитации, а ведь сперва с холодным скепсисом относился и к молоденькому улыбчивому врачу-наркологу, и к сколиозному психотерапевту с белорусской фамилией. Но, черт побери, будь он проклят, если их усилия не возымели действия и он – Степан Коломенский – не испытывает тяги к спиртному! Все пили – и Нилепин, и Пятипальцев и даже Дмитриев, который пил наравне со всеми и не уставал трындеть о вреде алкоголизма. А он – Степан Михайлович – ни капли!
Итак, первый шаг сделан. Будем считать, что Степан Михайлович Коломенский хотя бы на время избавился от алкогольной зависимости. Теперь белорусскому онлайн-психотерапевту предстоит решить другую его зависимость – лудоманию. Пусть Коломенский не думает о спиртном, но зато постоянно прогоняет в голове всевозможные ставки на различные виды спорта, особенно на футболе. Увы, но от навязчивых размышлений ему избавиться не удается и он по-прежнему опасается, что выданные сегодня или завтра деньги за сегодняшнюю работу в цеху он опять поставит на «Ювентус»… нет, надо прислушаться к совету Пети Эорнидяна и ставить на «Боррусию Дортмунд»… нет, половину на «Боррусию», а половину разделить и поставить на «Динамо» и еще на… Степан еще не решил, он определиться на месте, когда придет в букмекерскую контору и возьмет в руки табель командных игр.
Степан Михайлович остановился и помотал головой. Опять эти навязчивые мысли. Он еще ничего не получил и даже не знает, когда и сколько получит, а уже мысленно попрощался с премией. И все же, сегодня ночью должен быть такой матч между…
Коломенского отвлекло неожиданное движение среди станков. Впереди он увидел троих рабочих в синей форме с логотипом компании по монтажу и ремонту вентиляционных систем. У одного был большой пластиковый ящик с инструментами, но он нес его так легко и непринужденно, что казалось, что ящик пустой или рабочий обладает недюжинной силой. Рабочие передвигались как-то необычно – то и дело останавливались и как будто от кого-то скрывались. Один из них хромал, словно опирался на протез. Впрочем, Степану Михайловичу не было до их поведения никакого дела, он еще успеет с ними наработаться, а пока прежде чем приступить к делу, он повернул в уборную. Спустя несколько минут он вошел на лакокрасочный участок – закрытое со всех сторон автономное помещение где производилась лакировка межкомнатных дверей, а также грунтовка и лакировка белых дверей для кухонь. Тут было несколько закрытых камер с краскопультами, большой многоступенчатый шлифовальный станок для придания готовым дверям глянцевой ровности, лакировальная камера, сушильная камера, ремонтный участок, отдельные камеры для ручной шлифовки. Во время работы из-за специфического запаха лаков, красок и растворителей почти все одевали респираторы, а для многочасового рабочего дня нужно было приучивать себя к постоянному химическому запаху. Постоянные работники этого участка привыкали, а другие, работающие в основном цехе, заходя сюда морщили носы и терпели головокружение. Запах, пусть и не такой сильный как в рабочее время, сохранялся и сейчас, когда участок не работал.
Коломенский вошел и подошел к ожидающему его у одной из шлифовальных камер Даниилу Данииловичу Шепетельникову. Генеральный директор и абсолютный хозяин фабрики «Двери Люксэлит» сразу прикрыл дверь (во избежание попадания на лакокрасочный участок оседающей на готовой продукции пыли, здесь требовалось сразу закрывать за собой входную дверь) и каким-то нервным голосом поинтересовался у Степана Михайловича, нет ли кого еще в цеху. Глаза у Шепетельникова выкатывались из очков, лицо было бледное, голова как всегда чуть склонена к левому плечу. Даниил Даниилович нетерпеливо и грубо повторил свой вопрос и немного удивленный Коломенский, непонимающий почему факт наличия кого-либо еще в цеху так волнует генерального директора ответил, что никого не видел. Разумеется, он знал, что трое его товарищей вышли из раздевалки и в другом конце основного цеха принялись возиться с четырехсторонним фрезеровочным станком, что в кабинете мастеров сидит Люба Кротова, еще он видел троих рабочих из фирмы по монтажу и обслуживанию вентиляционных систем, но, имея достаточно большой и неприятный опыт общения со своим главным начальником на всякий случай размыто ответил то, что Даниил Даниилович надеется от него услышать. Коломенский не утверждал, что в цеху никого нет, он говорил, что просто никого не видел, а это немного разные понятия. Шепетельникова ответ Коломенского отчасти удовлетворил и он, нервно пряча взгляд, подвел его к дальнему углу лакокрасочного участка. Они остановились у распределительной системы вентиляции не только этого отдельного участка, но здесь же проходила одна из линий вентиляции основного цеха.
«Почему нет троих ребят из фирмы? – подумал Коломенский. – Они, что, заблудились в цеху?» А сам спросил у генерального в чем заключается неполадка и что, собственно, нужно будет вообще делать, потому что по всем показаниям и по работе вентиляционной системы лично у него – у главного инженера ОАО «Двери Люксэлит» Степана Михайловича Коломенского – никаких претензий к работе выентиляционной системе нет. Практически все работает исправно, а если и есть какие-то неполадки, то они не столь значительны чтобы для их ремонта требовалось на весь день отключать всю работу вентиляции и приглашать бригаду специалистов. Неужели ожидается визит комиссии по охране труда и могут придраться к какой-нибудь мелочи? Шепетельников казался очень напряженным и особенно нервным, он делал какие-то отрывистые судорожные движения головой и вообще вел себя более чем подозрительно. Если бы Степан Михайлович не знал о нездоровом характере своего главного шефа и о его постоянной нервозности по поводу вынужденно общения с себе подобными людьми, то решил бы что перед ним страдающий маниакально-депрессивным психозом с обостренной фазой мании. Коломенский даже пожалел своего директора – должно быть очень тяжело жить в ненавидимом им мире людей. Не зная куда деть возбужденный взгляд Даниил Даниилович достал из стоящего тут ящика пачку папок, и разложил перед Степаном Михайловичем большие чертежи системы вентиляции. Коломенский подошел на шаг ближе и склонился над чертежом, невольно принуждая Шепетельников преодолевать отвращение и терпеть приближение главного инженера предприятия и даже прикосновение его плеча с своему плечу. В этот момент Коломенский лишний раз порадовался, что не пил с друзьями их вишневый виски, иначе бы Шепетельников вмиг почуял бы его предательское дыхание. С трудом сдерживаясь от позывов тошноты от прикосновения к постороннему человеку (а для Даниила Данииловича все люди были посторонние, даже если он работал с ними годы), Шепетельников достал из кармана руку и быстро ткнул указательным пальцем на чертеж, в то место, которое соответствовало их местоположению.
– Надо что бы вот эта труба, – Шепетельников показал трубу на чертеже и продублировал это на реальной трубе перед ними, – была соединена вот здесь с этим узлом.
Палец отсоединился от поверхности чертежа, сложился с остальными пальцами в кулак и вернулся в директорский карман зимней куртки. Удовлетворившись этим приказом Даниил Даниилович посчитал объяснение законченным и отвернулся, будто вообще к этому непричастен. То, что скупо потребовал Даниил Даниилович не укладывалось в голове Коломенского и главный инженер переспросил. Шепетельников достал палец и, повторно ткнув им в вентиляционный узел на чертеже, повторил слово в слово то, что произнес несколько секунд назад, но Коломенскому нисколько не стало яснее. Он долго смотрел на чертеж, на реальный узел вентиляционный системы, что был перед ним, опять на чертеж и на отвернувшегося Шепетельникова. Потом задал только один короткий вопрос: «Вы шутите?». Даниил Даниилович не шутил, тогда Степан Михайлович уточнил, правильно ли он понял задание и правильно ли Шепетильников ему объяснил. Даниил Даниилович сказал, что правильно, что он прекрасно знает работу системы вентиляции и что его поручение обдуманное. И вообще, по словам Шепетильникова, Коломенский задает много ненужных вопросов.
Итак, что хотел генеральный директор ОАО «Двери Люксэлит» от главного инженера этого же предприятия? Изучая чертеж, Степан Михайлович задумался как полководец перед атакой. Шепетельников отстранился от Коломенского и отряхнул невидимую пыль с того места на плече, где прикоснулся к Степану Михайловичу. Он очень неохотно шел на контакт с главным инженером и непозволительно мало вдавался в объяснение, так что Коломенскому пришлось изрядно потрепать Шепетельникову нервы, задавая вполне резонные вопросы и в итоге пришел к выводу, что Даниил Даниилович хочет (и даже требует), что бы главный техник выполнил задание более чем странное.
Система вытяжки на лакокрасочном участке была независима от вытяжки главного цеха и выходила наверх, на крышу, и предназначалась для вывода вредных испарений от лаков и красок в атмосферу, где ее разносит ветром. Вытяжка главного цеха, разветвляясь под потолком по всему помещению, подходила к каждому станку и предназначалась для высасывания производимых в процессе работы древесных стружек и опилок. Работая как очень мощный пылесос, сильные вентиляторы засасывали пыль и стружки от каждого станка и собирали их в огромном специальном бункере, где под действием центробежных сил стружки оседали вниз и в конце концов сыпались в большую емкость, которую ежедневно вывозили на мусорный полигон. Это краткое описание принципа действия двух вентиляционных систем. Генеральный директор Шепетельников Даниил Даниилович путем соединения двух независимых вентиляционных трубопроводов хочет объединить эти две систем. Кроме этого генеральный директор приказал перекрыть цеховой вентиляционный канал задвижкой на главном трубопроводе, чтобы даже в случае включения больших вентиляторов, воздух всасываться не мог. Шепетельников не признавался для какой цели ему это нужно, но Степан Коломенский попробовал пофантазировать и спрогнозировать последствия.
Итак, он вскрывает две независимых трубы, ставит соединительный шланг или переходник. Допустим, он это сделал и отряхнул ладони. Что будет дальше? При включении главных вентиляторов основного цеха задвижка не позволит воздуху двигаться и вентиляторы автоматически выключатся от перегрева через несколько минут. На этом все. Ничего ужасного не произойдет, их можно будет перезапустить одним нажатием кнопки, к тому же вентиляторы и так время от времени самоотключаются из-за каких-либо причин. Зато при включении вытяжки на лакокрасочном участке все вонючие испарения пойдут не наружу в атмосферу, а в вентиляционный трубопровод главного цеха. И что это даст? Коломенский задумался. Вот завтра с утра рабочие услышат шум включенных главных вентиляторов и примутся за работу, но обнаружат, что тяги воздуха в станочных вытяжках нет. Рабочие выключат станки, через несколько минут отключатся главные вентиляторы и рабочим ничего не останется как сесть куда-нибудь, сложить ручки и ждать пока он – главный инженер Коломенский – разберется с вытяжкой и перезапустит вентиляторы. А в это время на лакокрасочном участке местная вытяжка будет работать исправно, гудеть как надо и всасывать химические испарения с нужной силой, только идти эти газы будут не на улицу, а в главный цех и через некоторое время рабочие главного цеха почувствуют знакомый химический запах из вентиляционных раструбов своих станков. Рабочие удивятся, но ничего делать не станут. Запах будет все сильнее и сильнее, рабочие поймут, что что-то не так с вентиляцией, но все равно ничего не станут делать, потому что проблемы с вентиляцией их не касаются. Рабочие будут сидеть и ждать, кто-то пойдет в туалет, кто-то в курилку, кто-то достанет телефоны и включат игры, мастера участков начнут звонить по телефону Коломенскому. Ему же будет звонить и Константин Олегович Соломонов. В конце концов, когда запах лаков и красок будет уж совсем сильным, рабочие просто-напросто выйдут на улицу или в раздевалку. Возможно кто-то будет кашлять или чихать.
Выветрить скверный вредный запах будет не трудно, достаточно открыть окна или по нормальному включить вентиляцию. Однажды что-то похожее уже происходило, когда в вентиляционную трубу засосало чей-то непотушенный окурок и началось задымление, которое, впрочем, вскоре устранили без каких-быто последствий. Рабочие вернулись к станкам через полчаса.
Вот и все.
Коломенский не мог не спросить зачем Шепетельникову это надо и знает-ли об этом заведующий производством Соломонов, потому что если не знает, то как, позвольте спросить, завтра Коломенский объяснит поставленное им же – Коломенским – этот соединительный шланг? Даниил Даниилович ответил, что Соломонов предупрежден и не заставит Коломенского исправлять этот «небольшой дефект» дня два-три. Вот тогда Степан Михайлович удивился еще больше прежнего и задал прямой вопрос: «Почему вытяжка не должна работать три дня и не проще ли просто не включать вентиляторы?»