bannerbannerbanner
Гиблый Выходной

Алексей Владимирович Июнин
Гиблый Выходной

Полная версия

Альбер не слушала. Отперев ключом механизм сейфа и набрав четырехзначный цифровой код, она не без труда раскрыла тяжелую чугунную дверцу. Вот они! Деньги лежали в коробке из-под йогуртницы фирмы «Тефаль». Она взяла коробку и поставила ее на глянец стола. Соломонов не прерывался, словно Альбер поставила перед ним не кучу бабла, а утренний завтрак.

– Ответь мне, Оксан, ты знаешь, что такое борщевик, – задал вопрос Соломонов и сплюнул что-то, выковырянное языком из зубов.

– Кость, замолчи.

– Нет, ты ответь мне, мать твою!

– Не знаю.

– Это растение семейства зонтичных. Трава такая. В середине двадцатого века в СССР вырастили один сорт, названный борщевик Сосновского. Его стали культивировать на корм скоту, как силосное растение. Этот гребанный борщевик Сосновского быстро попал в дикую природу и заполонил многие леса и луга, вытеснив собой большинство естественных растений. Ты меня слушаешь, Оксан? Слушай меня, че ты на эти деньги смотришь! Этот, мать его, борщевик заполонил все что можно! От него теперь невозможно избавиться, его записали в сорные травы, его проклинают и борются с ним как с чумой! Но что самое интересно – животные его не едят, он ядовит! Токсичен! От него когда-то Геракл помер! – слушая Соломонова Оксана Альбер перекладывала деньги из коробки в принесенный дипломат. – А теперь скажи мне кто виноват? Спроси меня и я отвечу. Масоны, мать их! Это их работа – путем хитростей и манипуляций в советской аграрной промышленности их сраная организация забросила в русские леса этот гребаный борщевик. Не веришь? Тогда давай поговорим о калифорнийском ясенелистном клене.

– Костя. Умоляю! Заткнись, будь любезен!

– До двадцатого века этого дерева вообще не было на территории России. Чертовы масоны привезли саженцы якобы для высадки в эти как их… дендрариях. В ботанические сады. И что? Присутствие этого клёна ведёт к существенному изменению экосистемы, мать ее, вплоть до полного вытеснения и исчезновения аборигенных видов, ухудшению кормовой базы животных, в том числе крупных копытных. Мировой и отечественный опыт показал, что без научной базы и тщательно спланированной координации усилий клён ясенелистный традиционными способами, эффективными для большинства деревьев и кустарников (вырубкой, выпилкой), по существу, неистребим. Это я в интернете вычитал, а ты знаешь, я могу дословно запомнить, что прочитал. А потом удивляемся, почему в России растет меньше дубов, чем раньше. Почему меньше вязов, мать их! Скажите спасибо масонам!!! – Соломонов говорил как заведенный, а Альбер все перекладывала деньги в дипломат. Купюры были разного достоинства и все норовили выпасть из рук и уложиться в дипломат не ровно, много было мятых. Но Оксана умело справлялась с деньгами, руки давно привыкли к подобной работе. – А древесина этих гребанных калифорнийских кленов не идет ни в одну промышленность! Я делаю двери из сосны и березы, могу из бруса другой древесины, даже из ясеня. Но только не из ясенелистного клена, мать его! Придет время и в лесу будет расти только один ясенелистный клен и борщевик Сосновского! Как я их ненавижу!

Соломонов выдохся и опустил лицо на ладони. Его щеки горели румянцем, грудная клетка ходила как молох.

– Ты сказал все что хотел? – нетерпеливо спросила Альбер, укладывая последние купюры. – Кость, ты живой?

– Живой, – раздалось из-за закрывающих лицо ладоней.

– Успокоился?

– Я спокоен и безмятежен как сам синекожий Кришна, играющий на флейте в финиковой роще и любующийся танцем своей возлюбленной пастушки Радхи.

– Если я тебя спрошу кое о чем, обещай, что ответишь кратко и в двух словах.

– Я так не умею.

– Обещай постараться.

– Попробую.

– Куда ты потом? – Оксана отложила опустевшую коробку из-под йогуртницы «Тефаль».

– Куда я двину, когда цапану бабки? Я же тебе говорил – меня братильник перебросит на Украину. И буду я там жить-поживать и добра, мать его, наживать. Конечно, это не твоя сраная Франция, но…

– Не трогай Францию! – предупредила Альбер.

– Сколько здесь? – раздалось из прикрытых ладонями губ Соломонова.

– По документации – семь миллионов сорок девять тысяч восемьсот десять рублей.

– А копеек?

– Без копеек, Костя.

Женщина смотрела на ровные стопочки денег в кейсе. Сейчас в руках главного бухгалтера Оксаны Альбер была зарплата целой фабрики за целых два месяца. Она самолично должна будет завтра выплачивать ее рабочим, которые ждут ее как манны небесной. Когда-то зарплату рабочим выдавали в бухгалтерии, но вот уже около года как Оксана Альбер приносит деньги сюда в кабинет заведующего производством и выдает их тут, вот за этим самым столом, приглашая рабочих по одному и фиксируя их росписи в документах. Дважды в месяц (аванс и сама зарплата) рабочие выстраиваются в очередь, заполняя всю антресольную площадку перед кабинетом и спускаясь по лестнице вниз в цех. Чтобы не было столпотворения и простоя рабочие получают зарплату в порядке очередности участков: заготовительный, сборочный, ремонтный, лакокрасочный, склад, а после те, кто не относиться непосредственно к производству – охранники, уборщики, котельщики, слесаря и прочие. Зарплату выдает лично Оксана Альбер.

Зарплата должна была быть сегодня, но из-за непредвиденного выходного, который странный Даниил Даниилович Шепетельников соизволил объявить на сегодняшний день, зарплата переноситься на завтра (о чем свидетельствовало шуточное объявление на доске информации). Зачем Шепетельникову вздумалось делать сегодняшний день выходным ни Оксана Альбер ни Константин Соломонов толком не знали, вроде как генеральный задумал что-то менять в вентиляции. Но, надо признать, что своим необъяснимым решением Шепетельников, сам того не ведая, сыграл Соломонову и Альбер на руку. Изначально Альбер и Соломонов планировали ограбить предприятие в обычный выходной – в субботу или воскресенье, но каждый раз что-то не состыковывалось.

Но вот долгожданный выходной нагрянул.

Два месяца Оксана Игоревна Альбер в тайне от Шепетельникова проворачивала схему, по которой заказчики якобы не платили вовремя. Два месяца она накапливала сумму на банковском счету предприятия, удивляясь, почему Даниил Даниилович ни разу не заинтересовался этим банковским счетом, полностью доверившись главному бухгалтеру. А Альбер два месяца копила сумму, которую ей предстояло выплатить рабочим завтра.

Деньги были, их была целая коробка из-под йогуртницы «Тефаль», их было более семи миллионов, но вот отдавать их рабочим Оксана Альбер не собиралась, а вместе с начальником производства она собиралась похитить эту сумму и скрыться. Шепетельников думает, что деньги пусть и ни в его личном кабинете, но во всяком случае в кабинете у Константина Соломонова, а там есть надежный сейф в котором крупные суммы денег уже неоднократно хранились и всякий раз без проблем. Занятый своим дерзким планом, Шепетельников и не догадывался, что на этот раз деньги из соломоновского сейфа исчезнут, а вместе с ними исчезнут и сам заведующий производством и главный бухгалтер.

– Оксан, мать твою, а копеек точно нет? А это что еще такое? – Костя удивленно поднес к глазам одну из многочисленных банкнот. С одной стороны был мост, с другой космодром.

– Двухтысячная купюра, – пояснила Альбер.

– Под еврики косят! Ну точно масоны, мать их! – Константин Олегович поморгал. – Что это было?

– Что? Ты про что?

– Про грохот. Слышала?

Все деньги были переложены в кейс, Альбер закрыла замочки. А насчет грохота… Кажется, до нее денесся далекий шум, но она пропустила его мимо ушей. Не до этого ей было сейчас. Не дождавшись никакого ответа от соучастницы Соломонов тоже сразу отвлекся от короткого хлопка где-то в далеких недрах располагающегося внизу цеха и, предположив, что это ему померещилось или он принял за грохот бытовой шум в кабинете, он принялся рассуждать о массонах-иллюминатах.

Оксана кончиками пальчиков провела по новому полному денег кейсу. Сколько времени пройдет прежде чем откроют кабинет заведующего производством, а потом еще вскроют сейф? Без Соломонова войти в кабинет будет нельзя, второй ключ есть только у охранника, но с тем ключом Константин Олегович позаботился – на днял он подменил его. Пока будут ждать и вызванивать Альбер и Соломонова, пока разберуться, пока будут ломать дверь… Может пройти целый завтрашний день. К тому времени Альбер и Соломонов будут уже далеко от фабрики, их не будет даже в городе, даже в регионе. Завтра их обоих не будет даже в России.

Оксана прикинула, что с учетом того, что Костя, как соучастник получает половину от украденной суммы, то у нее остается больше трех с половиной миллионов рублей. Сумма не астрономическая, а для предприятия «Двери Люксэлит» и вовсе незначительная, но лично для Оксаны Игоревны Альбер это были весьма неплохие средства, на которые она (присовокупив их к той сумме, что выручила от продажи своей личной недвижимости), обустроится во Франции. У нее будет поддельный паспорт с другим именем. Ищи ее – свищи! Соломонов тоже намеревается куда-то свалить, вроде как на Украину. Ему поможет его криминальный братец Матвей Карусельщик, имеющий серьезные связи в серьезных кругах. Соломонов предлагал ей свою помощь, но Оксана гордо отказалась, связей во Франции у Матвея Карусельщика не было, а Украину она не рассматривала ни под каким соусом. А по болшому счету Оксане на Соломонова было наплевать, у них были совершенно разные жизненные пути и связывало их только это дело, после которого они разойдутся как в море корабли.

08:31 – 08:32

Степан Коломенский сделал всю работу на удивление быстро, он и сам не ожидал что странное задание Шепетельникова по сути окажется плевым. Для него ни составило ни малейшего труда соединить две вентиляционные системы газовым шлангом. Точно такой же шланг он, к слову сказать, не так давно поставил у себя дома на свою газовую плиту.

– Сходи, перекрой главную заслонку, – потребовал Шепетельников, даже не поблагодарив за быстро выполненную работу. Коломенский сложил инструменты в ящик, еще раз сверился с чертежами, окинул напоследок присоединенный газовый шланг, которого именно в этом месте ни должно было быть ни при каких обстоятельствах и подумал: «Чтобы на это сказала пожарная инспекция?» Впрочем, ни ему разбираться с комиссией из пожарной инспекции, а генеральному директору, вот пусть он и придумывает для них отговорки. А Коломенский, вполне удовлетворенной выполненной работой, вышел из лакокрасочного участка и пошел к бункеру с главным вентилятором.

 

Оставшись в гордом одиночестве, Шепетельников сначала облегченно выдохнул. Он не мог долго терпеть присутствия человека, кем тот ни был, хоть божьим посланцем. Дождавшись, когда за стальной дверью затихнут шаги удаляющегося главного инженера, Даниил Даниилович вновь приоткрыл дверь и выглянул в основной цех. С некоторого времени он, то и дело приближаясь к двери, вроде как слышал из цеха какие-то шумы и решил проверить визуально. До сих пор он пребывал в полной уверенности, что помимо него самого и Степана Коломенского в цехе нет ни одного человека, во всяком случае – не должно было быть, ведь вчера был объявлен всеобщий выходной, а зная пролетарский менталитет, Шепетельников был уверен, что ни один человек не выйдет на предприятие просто так, тем более, что за нерабочее время никому ни заплатят ни рубля. И все-таки среди выключенных станков ему почудилось движение, причем уже второй раз. Первый раз был, когда он прятался в подсобном коридорчике. В тот раз он успел скрыться в глубине темного помещения и так и не понял, заходил ли кто-то в коридорчик или ему это померещилось от нервов. Во всяком случае продолжавший сидеть на полу кот ни сдвинулся с места, а он часто подходил к знакомым людям. Следовательно, вошедший был коту не знаком и тот просто проигнорировал непрошенного гостя. Значит в цеху посторонний! Тогда Шепетельников это подозрение откинул в сторону, так как в запертом цеху в принципе не может быть никого, тем более постороннего и появление непрошенного гостя он списал на нервные проявления. (Он не знал, что кот увидел Оксану Альбер, которая, действительно, была для него посторонней, так как в цеху практически никогда не появлялась). Теперь Шепетельникову опять померещилось движение в цеху. Но кто бы это мог быть? Коломенский? Но Даниилу Данииловичу чудились звуки еще в то время, когда Степан работал под его пристальным присмотром. Может быть охранник? Однозначно – нет. Генеральный директор знал, что сегодня смена того молчаливого молодого лентяя, который скорее подаст заявление об увольнении по собственному желанию, нежели снизойдет до своих непосредственных обязанностей и будет обходить пустой цех. Кто еще? Охранник может открыть цех только по распоряжению самого Шепетельникова, заведующего производством – Соломонова или мастеров. Только зачем им быть здесь в пустом цеху? А если бы кто-то из них явился в цех, то не стал бы таиться как вору и Даниилу Данииловичу не составило бы труда его увидеть. Он всмотрелся вверх на антресольный этаж, где виднелись две двери – кабинет Соломонова и комната мастеров. Они обе были закрыты, когда в кабинетах кто-то есть, то двери не закрывают до конца, как правило оставляя небольшие щели.

Цех пуст. Определенно пуст. Шепетельникову нужно успокоиться, сделать глубокие вдохи и унять волнение. Ему мерещатся тени и звуки. Еще-бы, ничего удивительного! Но это чертовски раздражает и отвлекает.

Генеральный директор тихонечко прикрыл дверь и подошел к дальнему углу лакокрасочного участка, где был узел двух систем вытяжек и где работал главный инженер и присмотрелся к наспех прикрученному шлангу, соединяющего независимые вентиляционные системы. Тут же стоял ящичек со сложенными инструментами, кое-какие детали от вентиляционных соединений, шуруповерт, гаечные ключи, нож, отвертка, свернутые чертежи. Работа была выполнена удивительно сноровисто, как только такая бестолочь как Коломенский сообразил присоединить концы соединительного шланга именно в нужные места? Шепетельников был уверен, что долговязый Степан Михайлович провозиться тут как минимум до обеда. Ну что-ж, тем лучше. Теперь испарения растворителей из лакокрасочного участка должны будут уходить через этот шланг в основной цех. Но Шепетельникову эти испарения были вообще не нужны, его планы были несколько иными. Он отошел чуть в сторону, обошел шлифовально-лакировальный станок и склонился в три погибели над одной идущей у стыка пола и стены металлической трубой. Труб таких в цеху было бессчётное количество, и мало кто задумывается над тем, что в них – вода холодная, вода горячая, воздух под давлением, кипящая магма или вообще ничего нет. Об этом знали только те, кому непосредственно приходиться время от времени этими трубами заниматься, например – главный инженер Коломенский или работающие под его руководством техники и слесаря. Если же проблем с трубопроводами не возникает, то и смотреть на них никто не станет.

Даниил Даниилович присел на корточки и открыл неприметный кран на трубе.

Если бы главный инженер ОАО «Двери Люксэлит» Степан Михайлович Коломенский знал о существовании этого крана, он бы отказался делать то, что уже сделал и, скорее всего, позвонил бы в полицию. И никакие сто тысяч рублей не заставили бы его передумать.

08:31 – 08:39

– Рано, – шептал Женя Брюквин.

– Пора, – так же шепотом спорил Точило.

– Рано, говорю, – настаивал Брюквин, но глянув на часы, согласился со здоровяком. Точило самоудовлетворено ухмыльнулся. Пусть окружающие и считают его недостаточно сообразительным и обладающим высокоинтеллектуальными жизненными познаниями, но и он время от времени может быть прав. Их тройственная банда дала заведующему производством Соломонову и главной бухгалтерше уже достаточно времени, чтобы открыть дверцу сейфа. Сейчас самое время пожаловать в гости. Точило осклабился и бросился было на антресольный этаж, но…

– Рано, – ровный спокойный голос за их спинами. Женя Брюквин не обернулся, а Точило пронзил говорящего острым взглядом дикаря, готового размозжить чей-нибудь череп. Причесанный надушенный выбритый молодой человек небольшого роста. Худой, бледный, одетый подчеркнуто опрятно. Никаких отличительных признаков, ни единой особой приметы. Максимилиан Громовержец выдержал суровый взгляд Точило, он оставался спокойным и невозмутимым.

В руке он держал короткий римский меч.

Точило перевел взгляд на его оружие, на его побелевшую ладонь, сжимающую рукоять. Здоровяк вспомнил голубиные головки, отсеченные молниеносными движениями причесанного типа и падающие на снег с глазками-пуговками, в которых читалось практически человеческое недоумение. А обезглавденные голуби еще какое-то время махали крыльями, безуспешно пытаясь набрать скорость и в конце концов кубарем пикировали вниз и корчились в конвульсиях, окрашивая белый снег алыми каплями. Точило сглотнул комок в горле и отвернулся, ощущая за своей спиной причесанного компаньона с его смертоносным мечем. Ему было боязно стоять рядом с этим бледным типом. Он не хотел умиреть с застывшим во взгляде недоумением.

– Рано, – повторил прилизанный парень с коротким мечом. Никто не ввязался с ним в спор. Максимилиан Громовержец несколько минут будто прислушивался к собственным ощущениям, вращал глазами, нюхал воздух и наконец произнес: – Теперь!

Женя Брюквин взялся за пластиковый ящик и достал из него автомобильный видеорегистратор на ремешках, который он одел на голову. Повернул камеру вперед, сделав ее своим третьим глазом, поправил ремешки и затянул их потуже. Включил камеру и достал из ящика себе и Точиле огнестрельное оружие. Два пистолета – «Хеклер-Кох» с глушителем и «Десерт Игл». Первый он передал Точиле, второй оставил при себе. Больше в ящике ничего не было, Брюквин защелкнул замочки и троица рванулась из своего укрытия за станком. Пригнувшись они подбежали к металлической лестнице, ведущей на антресольный этаж, быстро взобрались по ней и приблизились к двум дверям. Тут они были вынуждены остановиться перед дилеммой – дверей было две и ни на одной из них не было никаких табличек.

– Ты же говорил, что здесь только кабинет заведующего цехом, – зашипел Точило на Брюквина.

– Ну да! Один из этих кабинетов – заведующего!

– И какой-же? Их тут… два… четыре… и еще…

– Нет, ни те. Или эта дверь, – сказал Женя, – или эта… Одна из двух.

Перед ними было две рядом находящиеся двери. Точило попробовал тихонечко крутануть ручку ближайшей. Она поддалась.

– Не заперто, – констатировал он.

– Они обе не запертые! – толкнул его в плечо Брюквин и поправил камеру на лбу. Зеленый огонек подтверждал, что все происходящее записывается в память.

Максимилиан Громовержец молчал, только переводя взгляд зрачков от одной двери ко второй и обратно. Как часовой маятник.

– Эта! – вдруг указал он на одну из дверей и трое бандитов, собравшись с духом, вломились в помещение. Они действовали молча и быстро, практически не топая и не издавая посторонних шумов. Выставив оружие перед собой, они ворвались в кабинет и… остановились.

Несколько столов и стульев, этажерка с документами и папками, пара шкафов. На столах помимо компьютерных мониторов кучи бумаг и всякая канцелярия. Тут же лежали каталоги фабричной продукции, образцы пленки ПВХ и экошпона, распечатки образцов, несколько готовых дверей у стены. На стенах различные грамоты и благодарности, календарь с панорамой города Барселоны, на подоконниках цветы в горшках, вырезанных из пластиковых бутылок.

– Спрятались! – радостно воскликнул Точило, которого эта игра начала возбуждать. – Эй, отщипенцы, вылезайте, мы вас все равно найдем!

Но ему почему-то никто ничего не ответил и никто ни откуда не вылез. Тогда он с Брюквиным стал заглядывать под столы и распахивать дверцы шкафов.

– Они нас просекли! Наверно, когда мы за станком таились, – сказал Точило, отодвигая стул на колесиках и нагибаясь под один из столов. – Ничего! Они здесь, сейчас мы их достанем! – он выпрямился и громко проголосил на весь кабинет. – Вылезайте, вы двое! Мы знаем, что вы здесь!

Тем временем Брюквин заглядывал за шторы и смотрел по разным углам.

– Да что они в окно выпрыгнули? – ворчал он.

– Не та дверь! – ровным голосом произнес стоявший у выхода Максимилиан Громовержец. Два налетчика уставились на него непонимающими взглядами и Максимилиану Громовержцу пришлось повторить: – Не та дверь! Это не кабинет заведующего цехом.

– Ты же сказал – эта дверь, – пробормотал Точило.

– Я ошибся.

– Ты никогда не ошибаешься, – возразил Брюквин. – Ты не ошибаешься!

– Я не ошибаюсь, – монотонно согласился Максимилиан Громовержец, не отводя взгляда от Брюквина.

– Но ты сказал, что они тут! За этой дверью!

– Да.

– Но их тут нет! – чуть не завопил Женя Брюквин.

– Нет.

– Значит ты ошибаешься!

– Допустим, – согласился Максимилиан Громовержец, смотря прямо на Женю Брюквина и Точилу.

С криком «Да я тебя сейчас убью, козел придурошный!» Точило бросился на Максимилиана Громовержца, раскидывая в стороны стулья и отталкивая один из письменных столов. В его ладони по-прежнему был зажат заряженный «Хеклер-Кох» и он нацелился его рукояткой в висок стоящего молодого человека. Учитывая силищу Точило, одного удара было бы достаточно для того, чтобы пробить височную кость, но Максимилиан Громовержец неожиданно остановил его перед собой всего лишь одной рукой. Он поднял ладонь перед Точило и тот остановился, чуть не упав. На поднятой левой руке не доставала указательного пальца. Ни слова не говоря Максимилиан Громовержец положил ладонь на столешницу ближайшего стола, сложил пальцы в кулак, оставив только средний и размахнулся своим коротким мечем.

За миг до отсечения второго пальца его руку с холодным оружием остановил Женя Брюквин.

– Ты что делаешь? – тихо зарычал он, чуть-ли не трясясь от гнева. Максимилиан Громовержец выдернул руку с мечем и размахнулся снова, Брюквин судорожно воскликнул какой-то невнятный звук и приготовился к тому, что Максимилиану Громовержцу придется перевязывать ладонь. Вместо того, чтобы вновь попытаться перехватить руку с римским мечем, Брюквин поправил камеру на голове и повернулся так, чтобы в кадр попало происходящее с Максимилианом Громовержцем. На всякий случай камера зафиксирует то, что он отсек палец себе сам и потом не предъявлял каких-либо претензий ни к нему ни к Точиле.

От неизбежного отсечения собственного пальца Максимилиана Громовержца спас резкий громкий хлопок из цеха. Этот внезапный звук был удивителен и необъясним, банда определила его как взрыв. Самый настоящий взрыв, произведенный где-то в глубине безлюдного цеха. Меч застыл в воздухе и, через несколько мгновений медленно опустился.

– Это что было? – спросил Точило, прислушиваясь к возможным повторениям и глядя на закрытую входную дверь.

 

– Что-то упало? – предположил Брюквин.

– Что-то взорвалось, – возразил Точило.

А Максимилиан Громовержец ничего не предполагал, во всяком случае, ничего не говорил, а только, вновь поднял свой опасный меч над головой. Брюквин вырвал-таки холодное оружие из его руки.

– Ты чего делаешь? С ума сошел? – но Максимилиан Громовержец продолжал молчать. – Я спрашиваю – ты нормальный?

– Я ошибся, – только и сказал молодой причесаный человек. В его голове читалась твердая уверенность. – Я подвел. Это самонаказание. Я должен.

И тут Женя Брюквин мотнул головой, откидывая какое-то наваждение.

– Вашу мать! – закричал он. – Какого хрена мы тут торчим?!

У выхода создалась небольшая давка, каждый пытался выбежать из ошибочного помещения, оказавшегося, не кабинетом заведующего производством, а комнатой мастеров. Выскочив из комнаты мастеров троица налетчиков собралась у соседней двери. Каждый еще раз проверил свое оружие, поправил растрепавшиеся волосы, оправил одежду – все-таки они попадают на видеозапись и должны выглядеть опрятно. Тут Точило вспомнил, что в комнате мастеров они забыли их пустой ящик из-под оружия, в который они намеревались переложить деньги. Пришлось возвращаться и тащить его.

Наконец все были готовы, они стояли перед теперь уже правильной дверью. Женя Брюквин в очередной раз проверил на лбу видеорегистратор, поправил ремешочки и сказал, что все что было до этой минуты – будет стерто. Теперь запись будет правильной.

Втроем они ввалились в кабинет, целясь из огнестрельного оружия и крича в пустоту: «Стоять на месте! Бабло сюда!» Их приветливо встретила пустота. Точило злобно завыл и подскочил к приоткрытому сейфу, раскрыл тяжелую дверцу и убедился в том, что внутри только пустая коробка из-под йогуртницы фирмы «Тефаль». Пустая и почти невесомая коробка. В отчаянном гневе он взял тяжелый сейф двумя руками, поднял его над головой и размахнулся им в застекленную этажерку с документами, но сейф перевесил и здоровяк упал вместе с ним на спину. Сломал собой деревянный стул, опрокинул тумбочку с принтером и кулером. Все на себя.

– Вон они! – ровным голосом произнес Максимилиан Громовержец. Он первым понял, что пока они валяли дурака в соседней комнате мастеров, гланый бухгалтер и заведующий производством покинули кабинет и скрылись. Теперь прилизанный юноша стоял на площадке антресольного этажа и, оперившись на поручни, смотрел вниз в цех. – Вон!

Его короткий меч с грозной неотвратимостью главнокомандующего армией римских легионеров указал внизу местоположение двоих беглецов: сначала за угол стеллажей скрылся кто-то в светлом, а за ним – высокий мужчина с кейсом в руке.

– За ними! – крикнул Женя Брюквин и посетовал на то, что придется стирать с флеш-карты видеорегистратора гораздо больше, чем хотел две минуты назад.

08:35 – 08:38

– Что у вас тут грохнуло? – спросил Степан Коломенский

– Ничего, – выдавил из себя Юра Пятипальцев.

– Ничего? – Коломенский со скепсисом ждал более правдивого ответа. – А почему электричество во всем цехе вырубилось?

– Вырубилось электричество? – Лева Нилепин изобразил на своем молодом лице крайнюю степень удивления. – А мы и не заметили.

– Да неужели? Нажми-ка на пульт.

– На какой пульт?

– На пульт кран-балки.

– Зачем?

– Нажми.

Лева Нилепин взял в руки висящий рядом пульт от кран-балки. Взглянул на Юру Пятипальцева, но ответный взгляд его закадычного друга ничем не мог ему помочь. Лева нажал на одну из кнопок на пульте. Потом на другую, на третью. Ничего не происходило, кран не дергался. Степан Коломенский усмехнулся и пошел к главному электрическому щитку, стоящему у стены тут неподалеку. Нисколько не тушуясь отсутствием допуска, Степан раскрыл дверцу щитка и, посветив фонариком кнопочного телефона, что-то там врубил. Раздался громкий щелчок, зажегся потушенный ранее свет в этом цеховом квадрате, где-то в глубине цеха загудели электрокабеля. И тут Коломенский заметил заднюю часть четырехстороннего фрезеровочного станка.

– А это еще что такое? – чуть не вскричал Коломенский, подбегая к станку и выпученными от увиденного глазами осматривая почерневшие провода и платы станка. – Вы… Тут че было?

– Да так… ничего особенного… – пожал плечами Нилепин, стараясь вложить в свой голос как можно больше беспечности.

– Где электрик?

– У него выходной, Степа.

– Не канифольте мне мозги! Я с ним за одним столом чай пил. Где электрик, я вас спрашиваю?

– А этот… как его… Август?

– Да! Где он?

– Но он не электрик, Степ, ты че забыл? – попытался улыбнуться Лева Нилепин. – Он только ученик электрика. А ты спрашиваешь про электрика, я думал ты имеешь в виду Серегу Шишкина. А у него выходной. А Август только ученик электрика, он меньше месяца работает. У него испытательный срок, а электриком он станет только через…

– Где он? – крикнул Коломенский строгим взглядом заткнув нилепинские бормотания. – Его разрядом дало? Отвечайте, что как воды в рот набрали?

– Дало, – наконец ответил Пятипальцев.

– Надеюсь его не убило насмерть? – спросил Степан Михайлович. – Ребята, вы меня пугаете! Его не убило?

– Э… Нет, конечно, – нездорово хихикнул Нилепин.

– Где он? Что с ним? Проклятье, пацаны, не молчите!

– Да все с ним в порядке, – Нилепину было трудно улыбаться, но он пересиливал себя.

– Да как тут может быть порядок! – вскричал главный инженер, боясь даже руку протянуть к обугленному нутру четырёхстороннего фрезеровочного станка. – Тут триста восемьдесят, ребят, вы что совсем идиоты!

– По-твоему, что с ним может быть? – Юра Пятипальцев задал самый глупый вопрос который только мог прийти к нему в голову.

– Что? – переспросил Коломенский. – Что с ним могло быть? По моему мнению, ребят, он должен был отлететь вот сюда, – Степан Михайлович провел рукой дугу, завершившуюся точно в том месте куда некоторое время назад упал Август Дмитриев. – Вот сюда…

Коломенский вдруг остановил взор на том самом месте, потом присел и долго разглядывал предполагаемую точку падения ученика электрика Августа Дмитриева. Он даже провел рукой по бетонному полу и потрогал то место где должна была лежать голова пораженного электрическим током человека.

– Ребят, признайтесь, что с ним, – тихо попросил Коломенский. – Может ему «Скорую» вызвать?

– Э… Нет, ни надо «Скорой», – ответил Нилепин. – Не надо…

– Да как ни надо? Ему должно было руки оторвать! Где он?

– Да он это…

– Пацаны, кончайте юлить, это не шутки! Где Дмитриев?

– Ну он в… – Юрка Пятипальцев почесал себе затылок. – Он в туалете.

– Где?

– В сортире.

– Вы издеваетесь, ребят?

– Он попросил никому не говорить… Понимаешь-ли, Степ, он… ну это…

– Чего «это»?

– Он навалял в штаны, братан.

– Чего?

– Ну… в штаны навалял, что непонятного? Через него разряд прошел, он и обделался. Ты бы не обосрался?

– Я бы? – Степан Михайлович похлопал глазами. – А бы сейчас лежал вот тут, на этом месте! – он вновь показал на предполагаемое место падения электрика. – Я был бы уже на том свете!

– А вот он легко отделался! – сказал Пятипальцев.

– Легко обделался, – вторил Нилепин и получил подзатыльник от старшего друга.

– Что он завтра скажет Соломонову? – Коломенский тяжело вздохнул. Нилепин и Пятипальцев воздержались от ответа. – Что он скажет Данилычу? Станок будут чинить за его счет, он это понимает? Он точно живой, пацаны?

– Чудом не убило. Самим не вериться, братан. Только в штаны навалял.

– Охренеть, – только и смог вымолвить Коломенский. – Везет же дуракам. У меня деда от обычной электробритвы убило. Сердце не выдержало, а этот балбес только обосрался…

– А ты сам-то че сюда пришел? – сменил тему Нилепин.

Степан Коломенский не мог сказать друзьям о своем секретном задании и о том, что он ходил закрывать главную заслонку основной вентиляционной системы и ответил, что просто проверял главный вентилятор. Ситуацию спас позвонивший на телефон генеральный директор:

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32 
Рейтинг@Mail.ru