Положив третий клад, мы опять увидели большое дерево, до него было километров 10, может, больше. Идти было еще прилично, и мы решили заночевать тут.
Развести костер в Радужном было не из чего, хворосту тут как такового практически не было. Так как местные деревья были по составу как наша трава, если просушить, они горели как порох, а сырые не горели в принципе. Да и готовить тут тоже было нечего, мы встречали множество пауков и тараканов по пути, которые при виде нас бросались бежать. Особенного желания есть их не было. Но зато тут всегда были плоды, их было много, и они действительно были вкусными и питательными, хотя порядком уже надоели. Но делать нечего, другой еды у нас с собой не было, поэтому, сжевав на ужин по паре плодов и положив рюкзаки под голову, мы уснули.
Я проснулся рано утром и начал разминать затекшие члены: от сна на земле все тело ломило и ломало. Кряхтя и всхлипывая, я сделал что-то вроде зарядки, попутно разбудив Коляна. Он испытывал муки не меньше моих.
– Блин, может, зря мы вчера так поступили? Нужно было вернуться в лагерь, взять спальные мешки и провизии какой.
– Да ладно, Коль, дойдем сегодня до дерева, а там, может, в Родное пойдем и там уже приличный ночлег будет.
– А мы сейчас где?
– Да где-то километрах в трех от Днепра и Тарасовой горы, в глубине леса. Километра через 3–4 будет несколько поселков, может, дойдем до них, возьмем что-нибудь позавтракать в сельпо?
– Да, Лёх, отличная идея, от плодов воротит уже.
Мы пошли по тропинке в направлении к дереву, распугивая тараканов. Через одинаковые промежутки времени я заглядывал в Родное и смотрел, что там. Через час где-то мы вышли на поле в нашем измерении, и вдали показались деревенские хатки. В Родном движение по этой местности было бы существенно сложней. Поля распаханы большим отвалом, и идти по ним практически невозможно. Весна хотя уже и брала свое, было достаточно прохладно. В Радужном существовала только одна опасность – это ливни, которые были хоть и редким, но достаточно объемным явлением. Дойдя до центра деревни, мы подошли к магазинчику, который как раз только открывала продавщица.
– Коль, а что у нас по деньгам? Я свои все Лиле отдал, вообще ничего нет.
– Лёх, у меня тоже негусто, но на завтрак, я думаю, хватит. Давай снимай винтовку с портупеей и шуруй купи еды. Если будет, сырок творожный глазированный возьми и молока.
Я поставил ружье возле очередного синекожего дерева, снял подсумки и внимательно осмотрел Родное. За углом магазина виднелось укромное местечко, я подошел поближе и шагнул.
Зайдя в магазин, я поймал на себе взгляд продавщицы. Видок у меня был не вызывающий доверия, так как дня два моя голова не знала расчески, а сон на земле не сделал меня краше. В общем, выглядел я как обычный для этих мест алкоголик, и подозрение в глазах продавщицы касалось только одного – моей платежеспособности. Тем не менее я подошел к прилавку, достал купюру и начал заказывать; взял батон хлеба, литровый пакет молока, пару плавленых сырков и кусок колбасы. Положив все покупки в рюкзак, я поблагодарил женщину и направился к выходу.
За магазином в углу, из которого я выпрыгнул, уже было занято: там на порожке, прислонившись к стене, стояли два местных мужичка. Чтобы прочитать их намерения, не требовалось искать гадалку: это было явное желание выпить. Увидев меня, они оживились:
– Пацанчик, ты откуда такой?
– Да я с Канева.
– А, земеля, может, похмелишь?
– Да, братки, нечем, сам страдаю, вот на последние деньги похавать взял – и больше нету, вообще пустой.
В моей голове промелькнула мысль подогнать жаждущим по черному плоду, но все-таки мне стало жаль их: добрые работящие ребята, которым просто больше не было никакой возможности нормально провести вечер, кроме как бухнуть. Что поделать, таковы реалии современной жизни в деревне! Поэтому, попрощавшись, я перешел на другую сторону деревенской улицы и попетлял между домами. Обернувшись, убедился, что рядом никого нет, и вошел в Радужное. Колян вздрогнул от неожиданности: я появился в другом месте, не там, откуда уходил. На его немой вопрос я ответил:
– Да там бухарики местные, пришлось уйти на другую сторону.
– Ну что, купил?
– Да, все: вот и молочко, и хлебушек, и колбаска, и сырки, как ты просил.
Разложив все припасы на рюкзаке, мы перекусили, запивая молоком. Плохо, что денег у нас больше нет, а идти до дерева еще далеко. Ну да где наша не пропадала? В конце концов, можно питаться фруктами.
– У меня есть предложение, Лёх. Если к вечеру не доберемся, в Родном дров надыбаем, а тут таракана подобьем – всё будет ужин получше, чем вегетарианский, да и плоды запечь на углях можно, а то они так уже в глотку не лезут.
– А точно, Коль! Как вчера-то в голову не пришло? Там валежника было что грязи – правда, и грязи что валежника!
Перекусив, мы собрали рюкзаки, забрали винтовку и двинулись дальше. Для человека, который появился в Радужном впервые, наше путешествие могло показаться очень интересным. Диковинные тараканы всех мыслимых разновидностей, одни размером с кулак, другие – с хорошую собаку, такие же пауки косиножки, огромные тучи кома-пауков на просеках и больших полянах, а деревья! Эти чудные огромные деревья всех цветов радуги! Все это для новичка было бы ошеломительно, я даже начал думать, может, зря мы не взяли с собой Лилю. Но, с другой стороны, не всякая психика способна выдержать подобное приключение. Я думал про Лилю, нужно было выйти на связь и узнать, как она добралась, как расположилась, что решила. Получилось ли у нее забрать документы и деньги. На следующем привале я решил обязательно взять планшет у Коли и выйти на связь.
До следующего привала мы шли практически четыре часа, жалея о том, что не сообразили взять с собой простой воды. В Родном в этой местности были в основном поля и проселочные дороги, можно набрать воду в следующем поселке, если повезет. Так и сложилось, мы подошли к полянке в Радужном, напротив которой была небольшая деревушка в Родном. Я пошел за водой и дровами, а Коля – на охоту, за тараканом. Войдя в деревню, я увидел колодец с подъемным механизмом типа «журавль» и направился набирать воду. Деревушка была из классических современных деревень: из 7 домов 3 заколоченных и перекосившихся, 4 – вроде бы с признаками жизни.
Подойдя к колодцу, я открыл крышку и понюхал: пахло плесенью, но не воняло. Я снял с крючка ведро, которое стало стремительно вырываться у меня из рук – противовес «журавля» был явно тяжелей, чем необходимо. Обнаружив, что на нем висит старый камазовский аккумулятор, я понял, что в деревне живет старый изобретательный механизатор. Я окунул ведро в колодец, который оказался достаточно глубоким. Вниз шло тяжело, зато полное ведро поднималось практически без усилий.
Правда, налить флягу оказалось делом непростым. Полное ведро нужно держать, а фляга осталась в рюкзаке, вытащить я ее не додумался. И вот, держа одной рукой журавль, который наполненное водой ведро не так уже стремился у меня вырвать, но все-таки настойчиво это делал, я снял рюкзак и достал флягу.
Самое занимательное – это у обычной армейской фляжки открутить крышку одной рукой. Пришлось ведро прихватить локтем, попутно пролив на себя часть воды, что, в общем-то, не добавило мне тепла. Весна в этом году была совсем не теплая, солнышко прогревало, но земля все еще оставалась холодной. И, промочив себя колодезной водой, я продрог.
Кое-как набрав фляжку, я закрепил ведро на гвозде и пошел искать дрова. В деревне не было видно ни людей, ни даже собак. Поэтому я спокойно зашел во двор дома с заколоченными окнами и увидел старые дрова около пристройки. Напихал поленья в рюкзак, взял еще в руки сколько мог унести и перескочил в Радужное. И оказался как раз на краю той полянки, где мы расстались с Колей. Я решил пока не уходить далеко от этого места, где вода и дрова прямо под боком. Развел костер в расчете на то, что Колян меня тут найдет по дыму. Потом перешел в Родное с планшетом, присел на завалинке старого дома и попробовал выйти в сеть. Сети не было, шкала на экране, отвечающая за интернет, не показывала даже букву «Е». Надо было подняться повыше, улучшить прием. К чердаку дома была приставлена старая ветхая лестница. Я решил воспользоваться ей и начал аккуратно подниматься. Третья ступенька внезапно проломилась, и я чуть не сверзился с лестницы, злобно матерясь. Но поборов адреналин и испуг, продолжил карабкаться. Забравшись наверх, я открыл окошко, ведущее на чердак, и залез туда. Запах плесени и сырости был тут просто невыносимым. Весь чердак завален мешками с сеном, видимо, для утепления. Посреди чердака лежало две доски для прохода, а по бокам засыпан старый керамзит. Вглубь чердака идти было не интересно и не нужно, я встал, согнувшись, и посмотрел на планшет. Через какое-то время нарисовалась долгожданная буковка «Е», и еще через мгновение планшет пикнул о полученной почте. Открыв «Телеграм», я прочитал сообщение от Лили:
«Лёшенька, я добралась, все хорошо, документы получила, карточку тоже. Сняла квартиру на Грушевского, 64, 4 этаж, квартира 58. Жду тебя».
Я порадовался, что у Лили все нормально.
«Лиличка, дорогая, у нас все в порядке, будем через пару дней, целую!»
– Ты что там делаешь?
От неожиданности я чуть не выпал из окна чердака. Около лестницы стояла женщина в возрасте с тяпкой в руке и пристально меня рассматривала.
– Да ничего, просто интернет ловлю тут.
– А ну слазь оттуда, гадёныш!
Опять это слово, блин! Может, она знает того эльфа?
– Тетенька, да все нормально, уже слезаю, я тут ничего не взял!
– Вот слезай – и проверим!
Я задом аккуратно, стараясь не сломать ступеньки на гнилой лестнице, полез вниз с тяжело бухающим сердцем. Все-таки тетенька меня напугала, и вся эта обстановка последних дней не делала ситуацию веселой.
Спустившись, я взглянул на нее: классическая дородная украинская женщина лет за 40, с усталыми глазами и натруженными руками.
– А ну покаж, что в рюкзаке?
Я с готовностью открыл рюкзак, в котором сейчас ничего не было, кроме планшета и разве что грязи от дров. Тетенька грозно схватилась рукой за край рюкзака, резко потянула на себя, заглянув внутрь.
– Ну, пошли со мной. Ты откуда тут взялся? Одет черт-те как, не холодно?
Да, одет я был для Радужного – в футболку и джинсы, а в Родном стояла прохладная ранняя весна, и, в общем-то, мне было зябко.
– Да меня машина на окраине ждет, я точку просто высокую искал, нужно было сообщение отправить.
– Ну и как, отправил?
– Да вроде отправил, там тоже не очень-то ловило, но вроде бы ушло. Девушка у меня там волнуется, мы должны были вчера еще встретиться, да в дороге застряли, машина сломалась, пока починились – телефон сел, а планшет еще работает.
– Жрать хочешь? – неожиданно спросила меня тетка. – Вижу, хочешь! Айда в хату, борща дам, свежий – хряка вчера резали, я кастрюлю наварила большущую. И друга своего зови, накормлю вас, оборванцев, вон моя хата, синяя.
Вот за что я люблю наших – вроде строгая такая вся из себя, но просто каким-то третьим чувством она понимает, что мы голодные, и вот так с ходу предложила помощь.
Я решил не отказываться даже ради приличия. Мысль о том, что есть возможность похлебать настоящего украинского борща, наполнила мой рот слюной, и в животе забурчало очень активно. Тетенька услышала и весело рассмеялась:
– Требуха-то твоя уже борщ чует! Натальей меня звать, двери открыты. Ну все, жду вас, гони за своим другом.
Настроение мое впервые с момента встречи с Анакондой взлетело до небес. Я вприпрыжку от радости добежал до рощицы на краю деревни, укрылся за деревцем и перешел в Радужное. Там также с радостью добежал до полянки, где тлел костер. Около костра сидел Коля и ножом разделывал таракана. Выглядело это ужасно, но вкус таракана был более приятным, чем его внешний вид, проверено. В любом случае против борща ему не выстоять.
– Коль, а не хочешь борща?
– Эх, да, Лёх, борщика бы, да с чесночком, да хлебушком, я бы сейчас навернул…
– Ну так пойдем, что ли, нам там предложили.
– Кто, где?!
Я рассказал Коляну, как получил сообщение от Лили и встретился с Натальей, что она мило предложила откушать в ее хате борщика.
– Все, идем! – быстро сказал Коля и отбросил таракана подальше. – Может, и переночевать у нее можно? А завтра утром тронемся уже?
«Дайте, ради бога, воды напиться, а то так есть хочется, что даже переночевать негде».
– Не знаю, Коль, как пойдет.
Мы прошли по Радужному до того места, где я осуществил переход, по пути согласовали легенду, что мы фанаты «4 на 4» и наш «уазик» поломался, сейчас мы его починили и выбираемся на дорогу. Расчет был на то, что в лес уже вечером никто не пойдет проверять, так оно или нет, а с утра мы быстро свалим.
Войдя в хату Натальи, мы восхитились чудным запахом еды, животы наши пели песни так, что, по-моему, слышно было на 10 километров в каждую сторону. На столе стояли тарелки для первого, блюдце с чесноком и дольками лука, лежало нарезанное ломтиками сало и хлеб.
– Привет, оборванцы! – радушно произнесла хозяйка. Ее определение подходило под наш вид на все сто, а голодный взгляд на стол добавлял к этому только еще пару аргументов. – Садитесь, садитесь, вы извините, выпить у меня нету, но я надеюсь, вы не по этой теме?
– Нет, теть Наташ, мы вообще не пьем, мы спортсмены же.
– Ну да, ну да, по вам сразу видно, что вы спортсмены… – с сарказмом сказала она.
– Мы с покатушек, это такой вид спорта, когда на внедорожниках до точек пробиваешься, кто первый до точки дошел – тот и выиграл. Машина наша просто хорошая, но древняя и поломалась, сейчас починили, вот перекусим – и двинем. Меня, кстати, Коля зовут.
– Меня – Наталья, очень приятно. Ладно, ребят, садитесь покушайте, мне хоть расскажите, что в мире-то творится, а то, блин, поговорить не с кем, я тут зависла как дикая. Так-то я с Канева сама, сюда за матерью ухаживать приехала.
– Здорово, так мы соседи с вами! Я на Шевченко живу, – сказал я, садясь за стол.
– О, ну я тоже там, но в начале.
Вообще в нашем городе практически все жили на Шевченко, так как это была главная улица нашего маленького милого городка, и почти все дома стояли на ней или рядом.
История Натальи была грустной: у нее заболела мать, она приехала за ней ухаживать и теперь не могла никак вернуться обратно. Ей было очень скучно, и поэтому она с такой радостью ждала нас в гости, как только поняла, что я не воришка, который лазит по чужим брошенным домам. Вечер прошел в теплой дружеской обстановке, мы плотно поужинали, и Наталья сама предложила нам переночевать у нее и раненько по утру отправиться по своим делам. На что мы с Колей с радостью согласились.
– Только, ребят, мне на шестичасовой автобус нужно до города, я рано утром встану. Вас могу не будить, можете поспать еще.
– Да будите, нам, вообще-то, тоже ведь нужно рано ехать.
– Ну хорошо, тогда один на печку, второй в комнате на тахте. Белья постельного нет, так что не обессудьте. Подушки и накрыться – уж не побрезгуйте.
– Да ничё, теть Наташ, все лучше, чем в ночь сейчас через лес переться.
– Вот и я так думаю. Ну все, тогда я пошла.
Мать Натальи жила в другой части дома, как мы поняли, она уже была одной ногой на том свете и Наталья ухаживала за ней. Мы легли, и полные желудки вкусной еды погрузили нас в сон, который был безжалостно разрушен Натальей, как мне показалось, буквально через мгновенье после того, как я заснул.
– Ребята, давайте, если хотите еще позавтракать, то вставайте, я уже все приготовила. – На столе стояли чайные чашки, тарелки с нарезанным хлебом и колбасой. – Вот умывальник, умывайтесь, зубных щеток нет, но паста есть, так что хоть прополощите рот, и давайте по чашке чаю, и я побежала.
– Хорошо, теть Наташ, сейчас.
Посмотрев на себя в зеркало, я подумал, что неплохо было бы и побриться: щетина на лице уже начала приобретать форму бороды. Но это меня сейчас не сильно беспокоило. Поэтому, по-быстрому поплескавшись в ледяной воде и протерев зубы пальцем с пастой, я сел за стол.
– Ну, ребят, мне, короче, уже бежать нужно, вы дверку мотыгой подоприте и езжайте, даст бог – свидимся еще.
– Спасибо вам, тетя Наташа, вы прямо обогрели, накормили…
– Да не за что, ребят, всего хорошего вам!
Наталья вышла из дома и быстрым шагом удалилась в сторону дороги. Удивительно, что сюда вообще заруливал еще какой-то автобус. Но, видимо, ходил.
Перекусив бутербродами и допив чай, мы вышли из дома и, подперев дверь дома, как просила Наталья, мотыгой, осмотрелись. Вокруг не было ни души, и мы перешли в Радужное.
В Радужном нас ждал неприятный сюрприз в виде толпы тараканов, которые пожирали останки своего товарища, подстреленного вчера Николаем. Видимо, тараканы тоже тосковали по другой еде, кроме гнилых плодов, и каннибализм для них не был чем-то запретным. Еще они с удовольствием доедали наш хлеб. Каждая встреча с насекомыми огромного размера продолжала вызывать во мне первобытный ужас. Интересно, откуда этот страх берется, ведь, если разобраться, таракан – совершенно безобидное существо, которое не несет в себе угрозы существования человеку. Но каждый раз возникает страх, от которого наступает легкое оцепенение, которое может перерасти в агрессию. Вот и сейчас мы с Колей с криками и улюлюканьем побежали к нашим вещам, в намерении растоптать тараканчиков, которые помельче. Но насекомые тоже понимали, что встреча с нами не несет им ничего хорошего, и со странными свистящими звуками разбежались в разные стороны. Забрав вещи и винтовки, мы двинулись дальше в путь по тропе. До дерева оставалось не больше трех километров…
Дерево – вот это было дерево, ничего подобного я в жизни не встречал! Когда мы подошли ближе к нему, стало понятно, что оно из себя представляет. Ни одного дерева, похожего на это, в Родном просто близко нет. Высота больше 200 метров. Практически за километр от него пропали кусты и другие растения: все пространство вокруг было завалено листвой этого дерева или, скорее, хвоей. Но, правда, хвоей не обычной, а размером с французскую шпагу: два сантиметра толщиной и 30 сантиметров длиной. Мы с Коляном подобрали себе по одной такой колючке и в шутку пофехтовали друг с другом. На подходах к дереву нам встретился новый коренной житель Радужного, который раньше не попадался на глаза. Он сразу получил название Мокрица. Скажем так, это и была мокрица, ну разве что опять размером с хорошую такую собаку. Насекомых было много, и я понял, что едят они как раз колючки этого удивительного растения. Я с дрожью в ногах шел в направлении дерева, а рядом рыскали мокрицы.
Огромное дерево, к которому мы приближались, в отличие от всей окружающей радужной флоры, когда каждое растение произвольно определяло свой цвет, было классическим в понимании жителей Родного: коричневая кора, зеленая шапка. Единственное, что делало дерево совсем не похожим на наши, это размер. Самая большая сосна, которую я встречал в своей жизни, выросла от силы метров на 30, тут же был исполин. Я боялся даже предположить его размер – думаю, не совру, если скажу, что дерево было высотой с Останкинскую телебашню. Но только существенно шире, так как основание его тоже было огромным, размером с приличный стадион. Подходя ближе, мы заметили, что с одной стороны дерева прямо по стволу по спирали вверх вела тропинка, я бы даже сказал, дорога. По этой дороге можно было вполне проехать на машине типа нашего «Ниссана». Наклон был достаточно удобный для ходьбы.
Мы с Коляном посовещались и решили, что сразу пойдем наверх, а если там ничего нет, то к вечеру вернемся и заночуем на земле. Мы двинулись по спирали и топали почти час, все отдаляясь от земли, но до вершины было все еще очень далеко. Через какое-то время мы надумали остановиться на привал. Приблизившись вплотную к стволу дерева, нашли воду – ну, то есть сначала нам показалось, что это вода. На стволе между изгибов коры была видна жидкость, которая стекала тоненькой струйкой. Коля воткнул нож и под край лезвия подставил флягу, минут за 20 в ней уже накопилось сока на треть. Мы сделали по паре глотков, это был божественный нектар. Что-то вроде клинового сиропа или березового сока, только еще вкусней. Сравнить вкус на самом деле было не с чем. Мы решили еще какое-то время отдохнуть, чтобы набрать этой чудесной жидкости, которая не только утоляла жажду, но и заметно прибавляла сил. Набрав половину фляги, мы продолжили свой путь. Где-то через час показался дом, ну или жилище – в общем, это было явно жилое нечто. Дело в том, что через две спирали (два витка дороги от нас наверх) виднелось странное сооружение: ветки там переплетались, образуя стены и крышу больших размеров. Минут через 30 мы уже стояли около него. Это точно был дом эльфа, никакое другое существо просто не смогло бы соорудить себе жилье из живого дерева, да и само дерево, похоже, было выращено эльфом. Интересно, а они правда живут так долго, как писал про них Толкиен? И где он информацию собирал, может, тоже здесь?
– Да-а-а, Лёх, ради этого чуда стоило сюда ползти! Я как в игре компьютерной, «Майт энд Мейджик», всё красочно, текстуры все эти. Еще линии мои (ты их не видишь) – вообще сплошной футуризм. Раньше принимал то, чтобы все такое красивое в Родном было, а тут и принимать ничего не нужно, сплошная магия и красота.
– Ага, Колян, то же самое думаю. Еще бы жратвы сюда нормальной – вообще райское место. А где, интересно, хозяин – тут или обходит владения?
Мы подошли к тому, что условно можно было назвать дверями: вход в жилище закрывало полотно из большого длинного зеленого листа, причем лист был явно с другого растения, но при этом рос себе спокойненько прямо на этом дереве, исполняя роль двери.
– Смотри, какие-то чудеса Мичурина или генной инженерии, дом будто из разных пород деревьев тут прямо выращен, в другом дереве.
– Ага, Коль, тоже заметил, как в сказке.
На двери звонка или колокольчика не было, видимо, гости к хозяину не приходили или приходили так редко, что звонок не требовался. Я откинул лист, и мы вошли в прихожую. Удивительная волна запахов ударила в нос, смесь ароматов благовоний и пряностей, ненавязчивых, но достаточно резко пахнущих, пронизывала тут все пространство. В прихожей было светло, свет исходил от диковинного вида цветков, которые росли на потолке.
– Вот тебе и альтернативные источники энергии, – заметил Колян.
– Да, прикольно, а пахнут, интересно, тоже они? Это еще и автодезодорант. Интересно, есть кто дома?
– ЕСТЬ, проходите наверх!
Голос напугал, хотя агрессивным он не был, скорее спокойным. Знакомый тембр – это был тот самый старческий, но достаточно мелодичный голос, который меня назвал «гадёнышем». Хоть я и был в максимально невменяемом состоянии, почему-то запомнил.
– Не бойтесь, ребята, проходите, я вас жду.
Ну хорошо хоть, мы жданные гости! Страшновато, но делать нечего –направились вперед. Прихожую от лестницы отделял точно такой же лист-дверь, откинув его, мы начали подниматься на второй этаж. Дом был живой. То есть понятно, что он был из живой древесины, которая росла. Но, кроме этого, он был живой в прямом смысле слова: услужливо зажигал нам свет, подсвечивал все самые темные углы и приглушал свет в тех помещениях, которые мы уже миновали. Но стоило нам обернуться, как он зажигал цветы с новой силой.
– Блин, где-то я все это видел раньше! – сказал Колян.
– Да, напоминает мультик какой-то, прямо так было… А-а-а, вот, вспомнил: «Красавица и Чудовище»! Помнишь, там светильник был живой?
– Нет, не то, хотя у Диснея, конечно, краски похожие были. Тут «Аватар» Кэмерона ближе.
– Точно! В точку, когда он без факела остался, а там все светится. Может, он тоже тут был?
– Лёх, а эльф не похож на Аватара?
– Вроде нет, но я тогда в таком состоянии был – и слона от мухи не отличил бы.
В общем, эльф предстал перед нами через секунду после этого вопроса, причем весь наш разговор он прекрасно слышал, и похоже, что мы его забавляли.
– Здорово, ребят, как добрались?
– Да вроде ничего, м-м-м…
– …Элронд, зовите меня так: вам и выговорить, и запомнить не сложно. Ведь Джон же книгу выпустил в вашем мире?
Джон? Элронд? Это про кого он – про Толкиена, что ли? Мистика какая-то, неужели действительно он бывал тут?
– Вы, случаем, не про Джона Толкиена?
– Ну, может, и Толкиена. Они мне представлялись как Джон и Клайв, больше они себя никак не называли. Джон был прыгуном, а Клайв – визором, приходили ко мне в гости недавно. Он все записывал, интересовался историями. Я люблю рассказывать истории, у меня их много – долго живу. Так как он поживает-то?
– Да он умер давно, его книгу только сын выпустил, книга зачетная.
– Умер? А, ну да, вы же так мало живете… Для меня что такое 70 циклов? Ерунда, подумаешь! А для вас все. Ну что поделать, Первый вас специально такими создал, есть смысл в этом, есть…
Видно было, что Элронд действительно очень долго живет, – как и все старики, он был склонен заговариваться сам с собой.
– Ну что вы стоите-то, Николай, Алексей? Садитесь за стол, выпьем эля, он вам прибавит сил! Кстати, если бы не черные плоды, он бы для вас смертельным был, а так только сил прибавит. Вы, как я видел, его в сыром виде уже попробовали внизу, с дерева, а у меня уже выдержанный, крутой. Вам понравится.
Мы сели за стол, и Элронд разлил в кубки серебристого напитка, на вид как жидкая ртуть. Я с осторожностью отхлебнул из своего сосуда – вкус действительно был изумительный. Похож на тот, что мы собирали внизу по лезвию ножа во флягу, но, видимо, перебродивший и сгущенный.
– Ты молодец, Коль! Сам черный плод вкусил, Лёху-то я заставил его сожрать, иначе помер бы. Я думал, тебя тоже принуждать придется, но ты, смотрю, сам выбрался. Уважаю, молодец! Мало кто из смертных, понимая суть черного плода, сознательно на такое может решиться. Но награда за такое положена высокая. Ты же визор, Коля?
– А кто такой визор?
– Ну, визоры – это те, кто видит струны, а прыгуны – те, кто умеет ходить или прыгать между мирами. Вот Леха – прыгун, он увидел окошко, когда миры были наиболее близки друг к другу, и прыгнул в линзу, которую по дурости открыл. Потом, когда я его накормил плодом, это умение закрепилось и можно стало ходить между мирами. Прыгуны умеют попадать обычно в небольшое число измерений: в одно или в два, реже – в три без пирамиды. Но зато из любого самого удаленного измерения они могут прыгнуть в Родное. А визоры видят линии, которые соединяют измерения, и если установить пирамиду на этой линии, то откроется линза, через которую может пройти любое живое существо. Если, конечно, линза соответствует по размеру.
– Э-э-э… Пирамида?
– Ну да, пирамида, это устройство по открыванию линз. Очень простое устройство на самом деле, вон оно у меня стоит.
На полочке рядом с окном стояла пирамида высотой сантиметров 50 из серебряной проволоки, наверху первой примостилась пирамидка поменьше – 20-сантиметровая, на вид золотая, в основании прикреплены какие-то драгоценные камни.
– Золото – универсальный проводник для струнной энергии, правильно поставленная в луч, она откроет линзу. Если луч сильный и пирамида нормальных размеров, то откроет быстро, ну а если нет, то за пару циклов.
– А что, измерений вообще много?
– Много, очень много, из каждого измерения можно относительно легко попасть в четыре соседних измерения, чуть сложней – еще в два, ну и угловые, но в них опасно даже пробовать попасть. Проще пройти через прямое боковое. Это как если в банку шариков насыпать – каждый шарик соприкасается с семью другими шариками, иногда чуть больше, иногда меньше. Струны проходят по цветам обычно, согласно этим шарикам 7 струн – 7 цветов.
Радуга, вспомнил я. «Каждый охотник желает знать…» и все такое. Я посмотрел на Колю: он озирался вокруг, видимо, считал цвета.
– Все карты по основным заселенным местам, они как раз по цветам и расписаны. Плохо, конечно, тем, кто цвета не различает, – сказал Элронд и почему-то недобро засмеялся.
– Так все интересно, прямо дух захватывает! Жили себе и не знали, сколько, оказывается, есть миров под носом – а мы все инопланетян в космосе ищем.
– Кхе… – странно крякнул Элронд. – Когда-то ваш мир был одним из ведущих перекрестков между мирами. Мосты действовали много-много циклов, и на каждом вашем континенте были мосты. Тогда у вас было несколько эльфов во главе, в Египте. Но потом люди начали воевать и наши ушли. Мы всегда уходим, когда люди начинают воевать, и всегда приходим, если нас они зовут. Но люди не позвали, а мосты разрушили, уж больно человек падкий на золото, хоть и не понимает смысл этого металла.
– Мосты – это пирамиды в Гизе? – спросил я.
– Да, они самые, в три мира по Нилу корабли ходили. Нил – великая река. Великими реки называют за то, что они текут в нескольких измерениях сразу, и между мирами возможно перемещение больших грузов. Нил течет в четырех измерениях, и потому там находился перекресток четырех миров. Ганг и Волга текут в трех.
– Фига се, – присвистнул я.
Все знание истории сейчас разрушалось или, точней, вставало на свои места. Назначение этих самых пирамид – сколько над ним бились! – это, оказывается, ворота. Понятно, почему такие странные изображения фараонов – это эльфы! – и понятно, почему такой расцвет Египта в таком неприглядном месте. Элронд выдавал информацию такими мегапачками, что голова просто разрывалась на части.
– А почему эльфы не воюют? – спросил я.
– Для нас жизнь слишком ценна, чтобы ее потерять. Это наш недостаток?
– То есть вы хотите сказать, что для человека жизнь менее ценна? – возмутился Колян.
– Ребята, вы затронули очень древнюю тему, которая ведет еще к самым истокам создания человека и мира вообще. Вы, наверное, читали ваши религиозные книги, во всех измерениях так или иначе они есть. Суть в том, что Первый создал Вселенную, и первыми он создал титанов. Титаны были совершенны, они жили вечно и не могли умереть. Но как следствие они не способны к творчеству: зачем что-то создавать, если ты само совершенство? Они поначалу помогали Первому, но достаточно быстро им это надоело. Первый хотел их уничтожить, как творение бесполезное, но не смог, ибо создал их совершенными. В итоге титаны нашли свои миры, где стали кумирами, но и этим они достаточно быстро пресытились – и в конце концов ушли в сон, так как жить им в этой или любой другой Вселенной стало неинтересно. Время от времени они просыпаются и проявляют себя, но скоро все надоедает, и они опять впадают в спячку.
Потом Первый создал нас, эльфов. Мы умны и можем жить бесконечно долго, но смертны, нас можно убить. Однако живем мы единожды, и потому ценность жизни для нас безгранична. Только очень немногие из нас готовы принести себя в жертву, и редко кто способен творить. Творцы все же среди нас были и есть. Но большинство эльфов предпочитает созидание в существующих Вселенных. Мы выращиваем растения, мы можем даровать жизнь и создаем ее, мы творим из металла, из дерева – из чего угодно. Но наши стремления крайне слабы и редки, и потому Первый решил создать человека! Вот, например, мое творение – это дерево, я принес его сюда семечком и выращивал почти 1000 лет, создавая для него все условия и даже корректируя местную фауну, чтобы она максимально подходила для него. Теперь это мой последний дом, отсюда я буду вести наблюдения до последних своих дней или до того момента, когда решу что-то изменить в этом мире, но это уже вряд ли.