полная версия

Алексей Юрьевич Ханыкин
Легенды зимних дней

Полная версия

Минуты, проведенные так, показались мне удручающими, ужасающими часами, но главный ужас начался потом. Если до этого, присутствие чужака лишь сгущалось, то сейчас, прямо перед моими глазами, оно обретало самость, конденсировалось и принимало очертания. Это мерзкое, пугающее зрелище завораживало, притягивало к себе взгляд также, как и богомерзкий плакат.

Сначала, глядя на это, могло показаться, что некая сила, невидимая, но могущественная, используя вместо спиц собственные когти, а вместо нитей пространство, плело запутанную паутину образов, при возникновениях которых в моей голове происходила какофония чувств и мыслей. И был поток этот столь беспрестанным и тяжелым, что разум мой, доселе трезвый и свежий, начал погружаться в тьму, в бессознательность. Сила почувствовала это. Одной из своих когтей-спиц она поддела меня за шкирку и тряхнула так, что из меня чуть душа не вылетела. Кое-как пошевелив рукой, и нашарив холодный камень пола я немного успокоился.

А действо тем временем набирало все более зловещие обороты. Вот уже перестала быть видимой паутина пространства, и на ее месте начало возникать некое существо, доселе невиданное мною, но безумно что-то напоминающее. Смотреть на него было безумно тяжело, и не только из-за все нарастающего давления на мой разум, но и из-за самой природы этого существа. Смотря на него одну секунду, я видел его, но стоило лишь мне чуть-чуть поменять направление моих глаз, как оно пропадало, приобретая смутные очертания тени.

И вот наконец существо это приобрело полную свою физическую устойчивость, и установилось в моей комнате. Возможно мне показалось, но на лице его играла радостная улыбка, даже скорее улыбка облегчения, которую ни с чем не перепутаешь. И я догадывался от чего он так счастлив.

Более всего, этот странный пришелец напоминал мне обычного человека. Кожа чуть более темная, покрытая довольно плотной щетиной черных волос. Голова, показалась бы лысой, если не считать всю ту же щетину, которая по-видимому, покрывала все его тело. Конечности его отличались четырехпалостью. Восемь пальцев рук, восемь пальцев ног, и темные, плотные когти, на каждом из них. Грудь, широкая, и имеющая на себе несколько хитиноподобных щитков, повторяющих очертания мышц, мерно двигалась в такт его дыханию. Чресла его скрывала повязка, наиболее напоминающая килты шотландцев, но состоящая будто бы из отдельных лепестков плотного, хитиноподобного материла. При движении этих лепестков слышался тихий скрип.

Лицо его напоминало овальную маску с полными ярко-алыми губами, крохотным сильно вздернутым носом и крупными белыми глазами с крохотными зрачками. И, спустя всего десяток ударов сердца, эти глаза обратились на меня. Губы его исказились в кривой, презрительной ухмылке, в которой, впрочем, было что-то обезоруживающее, доброе, чего нельзя ожидать от столь ужасного существа.

Оно, карикатурно размашисто и притворно приблизилось ко мне крадущимся шагом. Опять-таки, карикатурно наклонившись надо мной и уперев руки в бока, оно произнесло:

– Ну, что ты? – голос существа оказался на удивление приятным, такой мягкий тенор так и располагал к себе. Фразу эту он произнес, на удивление искренне, как будто бы и правда интересуясь моим состоянием. И видя, как бегают мои глаза, к его лицу и по сторонам, он продолжил. – Не узнаешь. Ну да, да, ничего удивительного, – Это он уже произносил с безмерной едкостью и колючестью, видимо огорчаясь внутренне чему-то своему. – Кто ж сам то узнает своих демонов – Гость уселся прямо на воздух, как на стул, и положил ногу на ногу. – Всем нужно «озарение», чтобы к этому прийти.

Актерски подмигнув и отчетливо покосившись в сторону шрама на груди, сказал:

– Ну или просто умереть – гость расхохотался. Смех его был столь же приятным, сколь и голос, громким, но было в нем что-то жуткое, от чего хотелось бежать как можно дальше.

Он так и сидел несколько минут, не собираясь продолжать разговор, весело посматривая на меня, прижатого к стене страхом, и вокруг, на предметы моего быта, и покачивая иногда головой словно осуждающе. Но вдруг, подскочив, как резиновый мячик, и снова смеясь, прошелся от одной стены к другой, прямо передо мною, и язвительно произнес:

– Вы, батюшка, категорически меня расстраиваете, – Он подошел к ларю, и взяв в руки нож, стал с брезгливым выражением лица рассматривать его. – Раньше времени уйти вздумали! Ан нет! Нетушки! Я ж вам как отец родной, а вы так грубо бросить меня решили!

– Я… – пересохшими губами прошамкал я

– Я, я, я – весело прокричал он – А еще что-нибудь изволите знать, батюшка?

– Ты… – опять попытался выразить свои мысли я.

– Я – Самодовольно сказал демон, покачивая направленным на меня ножом. – Самый кудесный, самый лучший, и при этом, самый несчастный – произнося последнюю фразу он изобразил на своем лице наигранную грусть и пустил слезу. – Никто меня не любит, никто не ценит, пойду ка умру! – Сказал он и театрально упал, изображая смерть.

Полежав так пару секунд, он поднялся, демонстративно отряхивая с себя невидимую пыль, и уже стоя сказал:

– А сам разобраться не пытался? Думаешь: «Ой! Сейчас уйду на небеса, так бог во всех моих проблемах разберется и в рай пустит, где я буду тысячу лет отдыхать!». А я что буду без тебя делать? – Актерски обратившись ко мне, задал он вопрос.

– Ты… Демон!..

– Ну уж не бабушка твоя покойная! – взмахнул руками он – Что ж ты такой-непонятливый-то. Раньше как-то побыстрее соображал – сказал он, задумчиво почесывая затылок. – Смерть тебя испортила.

– Что?.. Что ты хочешь? … – прохрипел я.

– Чтобы ты здравствовал и процветал! – тоненьким голоском, натянув на голову черный платок, тут же материализовавшийся в его когтях, пародируя монашку, пропел он. Но тут же посерьезнев, строгим голосом сказал: – Ты меня пойми правильно, я ж не чтобы потешаться тебя оживил, я тебе шанс дал! На исправление! Думаешь, часто такие шансы демоны дают?! Радуйся! Только знай! Что накладываю я на тебя проклятие! – Все более горячно говорил он – Умрешь ты! Если не примиришься со своими демонами, и не признаешь, что твое самоубийство было глупейшим решением твоей жизни! А коли позабудешь ты это! Коли разочаруешь меня! Так я уж напомню тебе! Душу вытащу!