Алексис Алкастэн
ЗЕМЛЕ БОЛЬНО
В этот момент справа мелькнула крепкая мужская рука. Василий Петрович, ведший машину, не мог, повернуться к сыну для эффективной атаки, так что Егор получил скорее унизительную оплеуху, чем полноценный удар. За первым последовал шквал других, которые, будучи наученным горьким опытом, Егор уже принял на руки, поднятые на защиту головы.
– Будь как все! Будь!– приговаривал Василий Петрович, уча уму-разуму сына.– Будь как твоя семья. Не отделяйся от неё. Все выбрасывают и ты должен. Выбрасывай, сколько я могу ещё повторять? Иначе я высажу тебя из машины. Пойдёшь домой пешком. А лучше вообще вон из дома.
Едва отец, вынужденный следить за дорогой, перестал избивать сына, как на того с заднего сидения посапались толчки рук матери и сестры. Их сопровождали словесные требования того же плана, что и требования отца: «Будь как твоя семья. Делай всё, как и все. Все выбрасывают мусор в окна машины, и ты делай так же». Словом, в этот момент Егор постиг смысл поговорки «Один в поле не воин».
Только Ванюша всё время спора молча хлопал глазёнками не понимая кто здесь прав, кто виноват, в чём тут вообще весь сыр-бор.
– Да если бы вы и вам подобные так же рьяно уважали родную землю, как вы заставляете меня на ней гадить, великая страна не развалилась бы и с её потенциалом давно бы уже жила не хуже…
– Цыц!– перебил его отец, хлопнув рукой по рулю.– Я не шучу. Или ты выбрасываешь свою бумажку, или прямо сейчас катись на все четыре стороны.
И Егор подчинился. Единственно, он мысленно попросил у Бога прощения. Ну не погибать же из-за этой злосчастной бумажки, когда по-настоящему самостоятельная жизнь только-только начинается. Всего-то и нужно потерпеть годик до окончания колледжа, да годик армии. А потом уйдёшь на собственный хлеб, найдёшь разделяющую твои ценности подругу, обзаведётесь детьми и будешь ты жить как велит тебе совесть. А твердолобых баранов всё равно не переубедишь.
– Вот видишь, сына,– тут же заговорила Рита,– дядя Егор выбросил свою бумажку и ты выбрасывай свою.
– Но Земле же больно.
– Это человеку можно сделать больно. Вот как дядя Егор делает всем нам больно, идя против семьи. А земля – вещь не живая. Помнишь как мы в деревне пололи грядки? Или как ты яму копал? Разве Земля кричала от боли, когда мы вонзали в неё тяпки да лопаты? Как же она тогда может быть живой?
– Земле больно это же в переносном смысле,– снова вмешался Егор.– Это значит, что больно нам, на ней живущим: животным, растениям, людям. Это же мы в первую очередь страдаем от того, что не уважаем свой островок во Вселенной.
– Давно не получал?– с угрозой в голосе спросил Василий Петрович.
И Егор замолчал.
– Давай, сына, я тебе помогу,– продолжала Рита. Она приспустила дверное окно и мягко высунула наружу руку Ванюши, державшую обёртку из под мороженого.– Вот увидишь Земля не заплачет. А бумажка полетит так красиво!
– Давай-давай, внука,– ободряюще сказал Василий Петрович, посматривая во внутрисалонное зеркало за тем, что творится на заднем сидении.– Не будь таким, упрямым ослом, как твой дядька.
– Ты же пускал бумажные самолётики,– выступила на стороне большинства Ирина Владимировна.– Это тоже самое, раз – и бумажка полетела.
В склонение младшего из Франкевичей переступить через нормы административного права, запрещающие мусорение в неустановленных местах, а ещё больше переступить через собственное понятие правильности вмешался мчавшийся во встречном направлении серебристый Инфинити. Для тройки старших Франкевичей он был сейчас важнее перевоспитания Ванюши на свой лад.
– Атас, машина!– предупредил Василий Петрович Риту и внука.– Не выбрасывайте, пока она не проедет. Мало ли кто там. Начальник какой или мент.
