Алиаскар Баймухамедов
Война любви
Как то, когда аселькины родители были на даче, Асель с Лёхой беззаботно предавались своим ласкам. Вдруг в квартиру нагрянула Роза Абиевна и сразу ворвалась в комнату Асель. Хорошо ещё, что они были одеты.
– Я так и знала, – закричала Роза Абиевна и почему-то спросила: – Вы чем тут занимаетесь?
– Так Вы же сами сказали, что знали, – удивился Лёха такой логике.
– Алексей, ты не хами, – разозлилась Роза Абиевна. – Тебя нормально в дом пустили, а ты что вытворяешь? Я долго за вами наблюдала, ничего не говорила. Встречаться разрешала, думала скоро всё пройдёт, набалуетесь. А у вас вон как далеко всё зашло. Ты зачем девчонке голову задурил. Чем взял?
– Вы с какой целью интересуетесь, – растерялся Лёха.
– Лёша, не дерзи, – осадила его Асель.
– А ты что, совсем голову потеряла, – накинулась на неё Роза Абиевна. – Ты что, за русского замуж собралась? Жизнь нам с отцом хочешь испортить.
– Нет, – сказал Лёха, поднимаясь. – Я больше не могу слушать этот маразм.
Он вышел из комнаты. Аселька выскочила за ним. Лёха влез в кроссовки и уже возился с неподдающимся дверным замком. Аселька помогла ему открыть дверь и выпустила его из квартиры.
– Я позже позвоню, – сказала она, закрывая дверь.
– Какой такой маразм, – обиженно сказала Роза Абиевна, когда Аселька вернулась в комнату. – Мне ещё полтинника нет.
– Да, не обращай внимания, – сказала Асель. – Он это так, с перепугу.
– С какого такого перепугу, – ворчала мать. – Вот отец узнает, он нас обеих прибьёт.
Асель попыталась представить, что бы сделал отец в такой ситуации. Но так и не представила.
– Отец его убьёт, а тебе ноги переломает, – сказала Роза Абиевна, чуть не плача. – Сам в тюрьму сядет, а я до конца жизни буду метаться между тюрьмой и больницей, передачи вам таскать.
И разревелась.
Асель наконец-то представила, обрисованную матерью перспективу, и рассмеялась. Мать тоже расхохоталась, сквозь слёзы.
Три дня назад, вернувшегося с работы, Имашева дома ожидало предчувствие беды. Выражалось это, в первую очередь, в распространившемся на всю квартиру запахе валерьянки. Роза Абиевна сидела на кухне за столом и накапывала себе в стакан очередную порцию.
– Что случилось? – встревожено спросил Имашев. – Сердце болит?
– Болит, – вздохнула Роза Абиевна. – Что с ней делать, не знаю.
– С кем? – не понял Имашев.
Супруга вынула из кармана халата удостоверение личности Асель и положила на стол.
– Замуж собралась, негодница такая, – сказала она. – За Ситника своего. Хорошо я удостоверение её заранее спрятала, как чувствовала. Они хотели втихаря расписаться.
– Как это – расписаться? – удивился Имашев. – Ей же ещё нет восемнадцати.
– Так девочкам сейчас, оказывается, можно и в семнадцать.
– А что за спешка такая? – задумчиво спросил Имашев.
– Да, Алексея в армию забирают, – сказала Роза Абиевна.
– Так ему же ещё нет восемнадцати.
– Как, оказалось, есть, – всхлипнула Роза Абиевна. – Он два раза в десятом классе сидел.
– Так он что – двоечник?
– Да нет, отличник. По болезни пропустил.
– Так он ещё и больной.
– Да не больной он. Кабан здоровый. Травму серьёзную получил. Спортсмен хренов.
– Ну, если травма серьёзная, чего ж его в армию-то берут?
– Так теперь-то он здоров, – разревелась Роза Абиевна. – Вылечился, зараза.
– Ну а если он отличник – чего в институт не поступает? Там отсрочку дают.
– Не нужна, говорит, ему отсрочка. Хочет Родине долг свой отдать, гражданский.
– Ну и молодец. Пусть отдаёт. Наша девочка здесь причём?
– Так это она настаивает. Говорит – не хочу его невестой ждать. Пусть знает, что семья у него есть и ждёт его. А то он вспыльчивый, а в армии – бардак, дедовщина.
– Понятно, – вздохнул Имашев.
Он поднялся и направился в комнату к дочке.
Аселька сидела за письменным столом над раскрытым учебником.
– Здравствуй, дочка, – сказал Имашев, присаживаясь на кровать.
– Здравствуй, папа, – сказала, не оборачиваясь, Асель.
– У тебя, говорят, большие перемены в жизни намечаются, – сказал Имашев. – Что ж ты с нами радостью-то не поделилась? Мы ж тебе, вроде бы, не чужие люди.
Асель развернулась на стуле и посмотрела отцу прямо в глаза.
– Но ведь вы, же были бы против, – сказала она.
– Конечно против, – сказал Имашев. – Ведь это же ответственный момент для всей семьи. Здесь торопиться не надо.
– А я и не тороплюсь, – спокойно сказала Асель. – Я всё хорошо обдумала. Его же в армию забирают.
– Ну, и хорошо, – сказал Имашев. – Пусть забирают. Как раз и проверите свои чувства. А вдруг всё не так, как тебе сейчас кажется. Не спеши, дочь.
– Не могу, папа, – сказала Асель. – Я обещала.
В комнату вошла Роза Абиевна.
– Да что с ней миндальничать, – срываясь на крик, разнервничалась она. – Если она родителей ни во что не ставит, пусть убирается. Пусть выбирает – или он, или мы.
Имашев с грустью посмотрел на жену.
Асель встала, подошла к шкафу и стала, молча складывать вещи в спортивную сумку.
– Нет уж, – ещё больше распаляясь, сказала Роза Абиевна. – Эти вещи мы с отцом тебе покупали. Если мы тебе не нужны, то и шмотки эти оставляй. Пусть тебя твой милый одевает, обувает.
Асель поставила сумку в шкаф и, как была в домашнем халате и тапочках, так и направилась к выходу.
– Погоди, – сказал Имашев.
Он решил, что настало время брать ситуацию под свой контроль. Без жёсткого диктата здесь уже было не обойтись.
Он забрал у дочери ключи от дома, компьютер, мобильный телефон и запретил ей выходить куда-либо из квартиры. Супруге наказал не отлучаться от неё ни на шаг.
Имашев ушёл в свой кабинет и громко захлопнул за собой дверь. Он достал из бара бутылку коньяка. Налил рюмку. Выпил. Налил ещё, закурил и задумался. Он понял, что пришло время откровенного разговора с самим собой. Что национальность избранника дочери его очень тревожит. Нет, Имашев не был ярым националистом – среди его друзей были и русские, и украинцы, и евреи. Даже один индус, с которым они дружили ещё с института. И к смешанным бракам Имашев относился вполне лояльно. Более того, он понимал, что смешение наций – это неизбежный исторический процесс. Глобализация. Всё это Имашев прекрасно понимал. И даже осуждал тех, кто противился неизбежному. Пока это не коснулось его самого. Тут для Имашева и встал остро национальный вопрос. Такого двуличия Имашев от себя не ожидал. И это ещё больше разозлило его.
Ему вспомнился недавний разговор с Бекетом.
– Русских наших, казахстанских жалко, – сказал Бекет. – Российские политиканы им здорово подгадили.
– Чем это они могли им подгадить, – удивился Имашев.
– Своей болтовнёй о наших северных территориях, – возмутился Бекет. – Нагнетают там температуру. Разжигают у нас межнациональную рознь. А здешним русским теперь отдуваться за них.
– Да кто этих горлопанов слушает, – поморщился Имашев. – Никто всерьёз не воспринимает их словоблудие.
– Но там ведь не просто какие-то пропагандоны слюной брызжут, – возразил Бекет. – Это же у них и в Государственной Думе звучит. А время показало, что несерьёзно относиться к их, даже самым бредовым измышлениям, не только легкомысленно, но и небезопасно. От них всего можно ожидать. Напрочь непредсказуемые политиканы.
– Да ладно, – сказал Имашев – наши русские всё понимают. Они сами им пишут – не лезьте к нам. У нас всё хорошо. Не надо нас спасать. О себе подумайте. У вас там проблем выше крыши. Казахи то к ним хорошо относятся. Доброжелательно.
– Не скажи, – усмехнулся Бекет. – И у нас есть радикально настроенные националисты. Они уже давно говорят, что пора всерьёз разобраться с этой пятой колонной. Сепаратистские настроения надо душить на корню. Местные русские хоть и говорят, что любят Казахстан. Что это их родина. Что они патриоты Казахстана, и они уважают казахов и позиционируют себя одной казахстанской нацией. Но гражданский национализм у них уступает национализму этническому. Российский великодержавный шовинизм в них заложен генетически. Говорить они могут всё, что угодно. Но в каждом из них сидит маленький шовинист. Сейчас они помалкивают, когда они видят, что в России всё хреново. Что россияне тысячами бегут к нам. Но ведь всё может измениться. Говорят же, что вместо Украины мог быть Казахстан. Надо избавляться от этих коллаборационистов. Ведь у нас с Россией самая протяжённая сухопутная граница в мире. Которая практически не защищена с нашей стороны.
– Россия не будет воевать с Казахстаном, – сказал Имашев. – Нас очень много связывает. И экономически и исторически. И потом, пока война идёт в Европе, другие страны просто наблюдают. Пока славяне убивают друг друга, восточный мир не вмешивается в их резню. Но если вдруг Россия полезет на Казахстан, то поднимется весь тюркский мир во главе с Турцией. А у турков имперских амбиций не меньше, чем у россиян. Они свою идею Великого Турана тихо продвигают. Но пока страны Центральной Азии не очень охотно вовлекаются в этот проект. Всем понятно, что в любом объединении есть главный. И в Великом Туране главным будет Турция. И она будет диктовать другим свои правила и условия. А никому этого не хочется. Но если Россия нападёт на Казахстан, то проект Великий Туран автоматически запустится. Через военный союз. И в него войдут не только страны Центральной Азии. Тюркские республики самой России не только не станут участвовать в этой войне, но и выступят за тюркский мир.
– Да перестань, – поморщился Бекет. – Российские тюрки зашуганные, безвольные. Верхушка их вся куплена. Русские их там гнобят, в их же республиках. Чурками называют, черножопыми. А они молчат. Хавают.
– Не надо, – сказал Имашев. – Татары, башкиры, якуты, кавказцы и другие молчат, пока русские убивают своих братьев украинцев. Но если Россия начнёт войну с Казахстаном, то она начнёт войну со всем тюркским миром. И тюрки России встанут на сторону единоверцев. Там ведь тоже антироссийские настроения растут. А Великий Туран им в этом очень даже может помочь. Провести в этих республиках референдумы по присоединению к Великому Турану, по схеме, разработанной самой Россией, не составит большого труда. Схема-то обкатана на Донбассе. И она работает. Центральная Азия, объединившись с Турцией, может отсоединить от России и тюркские автономии. И самая протяжённая в мире граница между Казахстаном и Россией не защищена с обеих сторон. А Турция, к тому же, член НАТО. Россия начала кровавую бойню на Украине, чтобы отвоевать несколько сотен километров границы у себя на западе и отодвинуть НАТО. А на юге подтянуть натовскую Турцию к своей незащищённой границе в десятки тысяч километров России нахрен не надо. Так что России с Казахстаном надо поддерживать добрососедские отношения.
– Но ты и про Китай не забывай, – сказал Бекет. – У Китая есть свои интересы в Казахстане. Он будет защищать свои инвестиции, о чём они открыто заявляют.
– Я и говорю – если что, то России придётся воевать не только с Казахстаном, а ещё и с Китаем. А Китай давно уже претендует на Дальний восток. Под это дело он может и оттяпать его у России. Так, что если Россия нападёт на Казахстан, то это будет конец Российской империи. Она может потерять и свои тюркские автономии, и Дальний восток. России надо дружить с Казахстаном. Ей это нужно даже больше, чем Казахстану.
– Так им вообще на всё насрать, – вздохнул Бекет. – Они разучились мыслить рационально. Сейчас у них какая-то истерия по поводу всего. Они не ведают, что творят.
– Но ведь не все русские одинаковые, – возразил Имашев. – Многие наши русские искренне любят Казахстан и уважают казахов.
– Да, они уважают казахов, – согласился Бекет. – Но ты не забывай про зов крови. Зов крови могучая штука. Он ставит общественное гораздо выше личного. Вон, Коля с Лёней, какими закадычными друзьями были. Не разлей вода. А когда война на Украине началась, Коля, который оказался Мыколой, сразу же на Украину рванул. Родину защищать. Я его спрашиваю, какая тебе там родина? Ты же в Казахстане родился и всю жизнь здесь прожил. И родители твои здесь родились. И деды здесь похоронены. Но он всё равно уехал. И Лёня уехал добровольцем в российскую армию. Хотя у него казахстанское гражданство. А что, если они на поле боя встретятся? Когда в оптике прицела увидишь лицо друга, рука не дрогнет. Некогда будет вспоминать, сколько пережито вместе, сколько выпито. На войне другие приоритеты. Другие чувства, другие мысли, другие эмоции.
– Они не встретятся на поле боя, – сказал Имашев. – Я разговаривал с Лёней. Мы тогда с ним крепко выпили. Я говорю ему, нахрен тебе это надо. Ты же не гражданин России. И ты старый. Война дело молодых. Тебе это лекарство против морщин уже поздно принимать. А он говорит – я не убивать еду, а спасать. Я же сапёр. У меня большой опыт. В Афгане и в других горячих точках. А неразорвавшиеся бомбы на улицах городов убивают мирных жителей. И русских, и украинцев. А что старый, так лучше уж я, чем какой-нибудь пацан неопытный подорвётся. Вот здесь я его ещё больше зауважал.
– Да ладно, – отмахнулся Бекет. – Сейчас не про Лёню. Я сейчас про зов крови говорю. Сейчас, на фоне этих высказываний российских политиканов, у нас растёт недоверие к русским. И не только у ярых националистов. Даже дружелюбно настроенные казахи уже призадумались – а не змею ли мы пригреваем у себя на груди. Сепаратистов среди казахстанских русских навалом. Казахи с опаской на это поглядывают. А если найдётся какой-нибудь местный политикан, которых и у нас в Казахстане хватает. И захочет разыграть националистическую карту. Он у многих может найти поддержку.
– Вот этого-то я и боюсь, – вздохнул Имашев.
Вспомнив сейчас этот спор, Имашев понял, что в чём-то Бекет тогда был прав. И перегибы на местах, конечно же, будут. И националистических истерий тоже не избежать. И кто знает, чем всё это может закончиться. В этом расшатанном мире ничего нельзя спрогнозировать. Так что национальность избранника дочери Имашева очень тревожила. Но, в то же время, он понимал, что переубедить дочь будет очень непросто. Имашев хорошо знал характер своей дочери. Он сам воспитал её свободолюбивой, независимой. И этот вопрос мягко разрулить не получится. В этом вопросе нужен жёсткий диктат. Для её же блага. Потом, когда всё пройдёт, а всё когда-нибудь проходит, она ещё благодарить его будет. А пока никакой мягкотелости. Только диктат.
Асель под домашним арестом оказалась в полном вакууме. Её лишили любой связи с внешним миром. Даже Юльку к ней не пускали, как неблагонадёжную. Невозможность связаться с Лёшей её сильно раздражало. Она не могла поверить, что её отец мог так с ней поступить. Ведь отец всегда внушал ей, что она – Личность. Что никто не имеет право влиять на её решения. Подчинять её своей воли. Чтобы она слушала только своё сердце. Что сердце никогда не обманывает. А сейчас он просто разрывал её сердце. Всем сердцем Асель любила своего отца. Но сейчас её сердце ей не принадлежало. Она отдала его Алёше. Так уж получилось. И ничего уже Асель с этим поделать не могла. Она не могла разорвать сердце пополам. И то, что лёхина национальность не устраивает отца, Асель очень возмущало. Отец всегда воспитывал Асель в духе интернационализма. Он всегда говорил, что люди не делятся на расы, религии, нации. Люди делятся на умных и дураков. А вот дураки уже делятся на расы, религии, нации. Но ведь отец её не был дураком. Тогда что же с ним? Этого Асель понять не могла. Как же тогда быть с друзьями отца – дядей Гришей, дядей Лёней? Ведь он же их искренне любил. И уважал даже больше, чем иных казахов. Выходит отец всю жизнь врал, лицемерил? Выходит он, сейчас предаёт те идеалы, на которых сам воспитывал Асель. Тем самым он сейчас, в первую очередь, предаёт Асель. Это предательство отца настолько ошарашило Асель, что она не могла прийти в себя. Ей казалось, что мир рухнул. Тот мир, который она знала. Мир, в котором всё было ясно и понятно. А этот новый, незнакомый мир её очень пугал. Асель стало страшно. И некому ей было помочь. Асель почувствовала свою беспомощность и одиночество в окружении любящих её людей.
Уже несколько дней Имашеву не было покоя. Тревожил его всё тот же национальный вопрос. Он понимал, что по отношению к дочери он поступает не справедливо. Заперев Асель дома и ограничив свободу её действий, он жёстко нарушал её права и серьёзно разрушал их доверительные отношения. Но он был уверен, что в сложившейся ситуации, без жёсткого диктата не обойтись. Дочь, как он считал, запуталась и не осознавала своих действий. И он должен был прийти ей на помощь.
Имашев не был ярым националистом. Но он переживал за национальность своих внуков. Он осознавал, что в любой стране лучше быть представителем титульной нации. Представители других наций, хоть и обладают всеми правами граждан страны, но везде недобирают в справедливости. А полукровкам и того хуже. Ни те, ни другие не принимают их за своих. Знакомая его, Жулдыз, сначала вышла замуж за русского, родила сына. Потом развелась, вышла замуж за украинца. Дети теперь по метрикам – один русский, другой украинец. В нынешней ситуации положение довольно двусмысленное. Мать-казашка их объединяет. Но не писаться, же им по матери – казахами. Мы же не евреи. А запись в графе “национальность”, вещь немаловажная. Хотя бы для самоидентификации. Валентина, старая знакомая, вышла замуж за казаха, сына родила и развелась. Назло бывшему мужу, сына в метрике русским записала. Пацан вырос, пошёл удостоверение получать. А у него в удостоверении – “русский” стоит. Фамилия, имя, отчество – казахские. Рожа тоже. А в графе “национальность” стоит “русский”. Он, бедолага, сколько инстанций прошёл, физиономию свою предъявлял. Но у нас, же не по лицу определяют. По паспорту. Так и пришлось ему в графе “национальность” вообще прочерк поставить. А это же не просто прочерк, а минус. Минус одна личность из нации. Даже из двух наций. А это как раз тот случай, когда минус на минус, не даёт плюс. И сколько в стране теперь людей без национальности живёт. С прочерком в графе. Как им быть? Хотя бы за границей, как представляться? “Ты кто по национальности?”. “Я – прочерк, из Казахстана”.
И, не дай Бог, межнациональная рознь начнётся. В нынешней ситуации всякое может быть. Начнут искать крайних. Могут и на русских стрелки перевести. У Касыма жена русская, дети – метисы. Так он всем богам молиться, чтобы мир был между народами. И в мечеть садака носит, и в церкви свечки ставит. Не дай Бог, говорит, резня начнётся. Кого мне резать? Русских, чтобы мою шкуру не подпортили? Или своих казахов, чтобы семью защитить?
Вот и возникает вопрос – откуда берётся нацизм. Да ниоткуда он не берётся. В общественном сознании он был, есть и будет всегда. Просто он находится в дремлющем состоянии. И ждёт своего момента. Он как вирус герпеса, который есть в организме каждого, даже самого здорового человека. И проявляется этот вирус только при определённых обстоятельствах. Простуда там, переохлаждение или общее ослабление иммунитета. Стоит возникнуть благоприятной для него ситуации, он тут же вылезает. Так и нацизм. Стоит возникнуть подходящим для него условиям, он тут же расцветает пышным цветом. А общее состояние государства сейчас очень ослабленно. Иммунитет у него подорван.