Алина Вышегородцева
Глубокое небо Сибири
Я протиснулся к калитке и увидел бабушку, она сидела на лавочке у входа и плакала:
– Бабуля, что случилось? Кто тебя обидел? – спросил я.
– Костя, – бабушка схватилась за голову руками, – Тоня пропала! Убежала невесть куда.
– Как убежала? Почему? – недоумевал я.
Из толпы мужчина громким голосом ответил:
– Благодаря этим вот негодникам! Запугали девчонку. Сначала дразнили, потом камнями кидались.
– Что? – я боялся верить услышанному.
– Сама она виновата! – выкрикнул из толпы мальчишка, – городская приехала, смотрит свысока, а сама молчит, знакомиться не желает, значит, а потом вообще дразнить стала – мычала, как корова.
У меня внутри всё оборвалось…
– Она немая! – в отчаянии проговорил я и бросился со всех ног в сторону леса.
Мне почему-то сразу подумалось, что она могла убежать именно в лес, как однажды это сделал я.
Уже смеркалось. Я шёл по тропе, звал Тоню и всматривался в лесные заросли, прислушиваясь к каждому шороху. Отчаяние накрыло меня с головой, ведь я понимал, что всё равно не услышу её, – она не ответит. Немой ребёнок не может позвать на помощь, и от этой мысли становилось страшно. Сердце в груди колотилось так сильно, что пульсировало в ушах.
Тьма окутала лес. Ни зги не видно. Только небо средь высоких верхушек деревьев – звёздно-синее. Я не знал, что делать. Продвигаясь в темноте на ощупь, я вдруг оступился и, цепляясь одеждой за коряги, упал в овраг. Сильно щипало лицо и руки, болела нога. Сквозь непроглядную тьму далеко не уйдёшь, и я принял единственно верное решение – остаться здесь до утра.
Вокруг всё время были какие-то шорохи, ухала сова, по мне ползали муравьи, а один раз прямо над головой пролетела птица, коснувшись крылом моих волос. И я, скорее, даже не спал, а только дремал, отчётливо слыша ночной лес, и понимал, что здесь я чужой, здесь я незваный гость.
Я открыл глаза, когда уже светало. Нога сильно болела, а кожа зудела от укусов насекомых, очень хотелось пить. Я встал, отряхнул одежду, огляделся и громко позвал Тоню. Лишь эхом отозвалось её имя, и птицы, вспорхнув с высоких веток, разлетелись прочь.
Мне вспомнился тот май, когда я убежал и скрылся ото всех в лесу, не желая уезжать в столицу. Я посмотрел в небо, а оно – всё такое же, глубокое и синее. Удивительное ощущение – столько лет прошло, многое изменилось вокруг: новые события, новые люди, а небо осталось прежним. И вот я смотрю в эту глубокую синеву, и всё плохое – вся шелуха, всё напускное, страхи, горечи – исчезает. Мне стало так спокойно и беззаботно, как в детстве, когда не замечаешь времени и чувствуешь себя счастливым. И что-то внутри подсказало мне, – всё наладилось, Тоня уже дома.
Хватаясь руками за выпирающие корни большой сосны, я выбрался из оврага и, определив по солнцу направление деревни, двинулся в её сторону.
Когда я вышел из леса, солнце уже поднялось и своими нежными лучами укутало весенний зелёный луг.
Мне навстречу бежала девочка в белом платьице, и я узнал в ней сестру. Она махала мне рукой, и я ответил ей тем же. Какое счастье! Какая радость! Моя сестрёнка жива и невредима! Прихрамывая и превозмогая боль, я ускорил шаг сестре навстречу.
Вдруг звонкий детский голосок долетел до меня вместе с ветром…
– Котя! – никогда не забуду, и всегда с волнением вспоминаю, этот момент.
Тоня подбежала и крепко-крепко обняла меня, повторяя: "Котя, Котя". Большими, красивыми глазами она взглянула на меня, искусанного, поцарапанного, и зарыдала, уткнувшись в моё плечо. Я обнял сестру, погладил её русые волосы, заплетенные в косички, и сказал: «Счастье-то какое!». Там и бабушка подошла, и мы стояли втроём, обнявшись.