Алиса Калинина
Тимиана. Спасти дар
Глава 1
Я понимала, что теряю связь с этим миром. Холодные волны перекатывались через меня, но не захлестывали с головой, давая возможность дышать. Однако, кажется, и с этим мой организм скоро перестанет справляться. Сознание, то покидало меня, то на короткие мгновения возвращалось, но ничем помочь уже не могло. Не было сил даже открыть глаза.
Из небытия меня вырвали мужские голоса, звучавшие, как сквозь вату. Кажется, говорили обо мне.
– Адьяр Клек, достаньте несчастную, может, еще жива, – приказал кто-то.
– Мерр Ингард, это, наверно, какая-то фудра. Одной больше, одной меньше. Они же плодятся, как кролики, – голос возразившего был молодым, в нем скользило нескрываемое презрение.
– Мне повторить или самому это сделать? – ледяным тоном поинтересовался первый.
– Простите, ваша светлость, – вмиг градус наглости уменьшился. Послышались тяжелые шлепки по воде, и меня грубо схватили сильные руки. Правда, особо этой грубости мое почти окоченелое тело не почувствовало. Его перебросили через седло, как куль с мукой, и я снова отключилась.
Сознание снова вернулось от того, что во рту оказался какой-то жидкий огонь. Я лежала на земле, и чтоб не захлебнуться, проглотила зелье и закашлялась.
– Ожила, – хмыкнул тот, кого звали адьяр Клек.
– Отдадим солдатам, чтоб отогрели. А то синяя вся. Помрет, получится, зря вытаскивали, – раздался голос кого-то третьего. Очевидно, он спрыгнул с лошади и тут же оказался рядом со мной. Бесцеремонные пальцы схватили меня за подбородок, словно их хозяин хотел рассмотреть товар со всех сторон. – А хорошенькая. От такой я бы и сам не отказался. Волосы хоть и в сосульках, но видно, что роскошные…
Судя по интонации и развязности, этот его светлости он был если не ровня, то считающий себя таковым.
От страха и возмущения жизнь во мне словно встрепенулась, и я, собрав остатки сил, открыла глаза и приподнялась на локтях. Окинув взглядом трех мужчин, вычислила того, кто произнес эти гнусности и ненавидяще уставилась на него. Наглая самовлюбленность сверкала на его породистом лице и явно показывала, что адъютант не он.
– Видать девка сильно перемерзла! Любая на ее месте мигом бы счастьем засветилась, если б мерр лишь посмотрел заинтересовано. А эта чуть не испепелила взглядом, дурочка, – брезгливо поморщился этот третий. – Тогда заберем солдатам.
В моих глазах, наверно, отразился весь ужас, который острыми иглами впился в душу. Я хотела запротестовать, но из горла вырвалось только жалкое сипение. Перевела умоляющий взгляд на того, кто, по моим соображениям, приказал вытащить меня из воды.
– Пожалуйста! Не надо! – произнесли мои губы. Вернее, они пошевелились, но звука даже я не услышала. От осознания того, что со мной могут сделать, перехватило дыхание, и я, почти попрощавшись с жизнью, ждала его ответа. Это же был сам Первый советник правителя! Какое ему дело до жалкой простолюдинки? Точно так же спасти из реки мог бы и щенка.
– Отвезем в деревню. Отдадим лекарке какой-нибудь. Пусть хоть одна фудра с благодарностью нас вспоминает, – резано ответил мерр Ингард.
Слезы облегчения подступили к горлу, и я, сглотнув душивший меня комок, беззвучно прошептала:
– Спасибо! Да хранят вас духи!
Сознание снова почти покинуло мое исстрадавшееся тело. Только поняла, что меня положили на повозку, прикрыв чем-то теплым, правда, вонявшим отвратительно. Зато хоть немного начала чувствовать свое тело. Не знаю, насколько я промерзла. Но сама себе казалась окороком, который занесли с мороза, и он начинает оттаивать сверху, внутри оставаясь заледенелой деревяшкой. А может это пламя выжгло из меня всю жизнь и превратило в бесчувственную головешку?
Повозка громыхала по каменистой дороге, меня потряхивало, но как ни странно, грубые толчки будто заставляли тело просыпаться.
Не знаю, сколько мы ехали, кажется, я снова провалилась в удушающий, тревожный сон.
– Просыпайся, милая. Надо лекарство выпить, – услышала я голос и подумала, что уже умерла. Потому что милой называла меня только бабушка.
– Тебя как зовут-то, детка? – участливо спросила пожилая женщина в опрятном простом платье и чистом, чуть ли не накрахмаленном чепчике.
Я открыла рот и почувствовала, что ужас холодной лапой перехватил мое горло. «Милая» – это не имя! А вот само имя я не знаю. Я попыталась вспомнить, как выглядела бабушка, и тоже тщетно! Добрая, ласковая – и все!
Слезы навернулись на глаза, и я отрицательно замотала головой.
– Не помню, – сдавленно прошептала…
Глава 2
– Да ты не пугайся! Бывает и такое! Тебе вон сколько пришлось пережить! Ты, главное, успокойся. И вот, на- ка, выпей, деточка. А то совсем плохо выглядишь, – она протягивала мне чашу с какой-то странной жидкостью. Впрочем, не вызывающей отвращения.
Я сделала несколько глотков и с трудом повела глазами, насколько можно было сделать, не поворачивая головы. На это сил у меня еще не хватало. Скромно и чисто. Маленькая комнатка, вмещающая только деревянную кровать, на которой я и лежала, и настоящий шкаф с дверцами – непозволительная роскошь для бедняков. И что самое удивительное – маленькое окошко было со стеклами, а не затянуто слюдой. Не думаю, что это гостевой дом, и здесь еще полно комнат с кроватями. Значит, я заняла ее постель?
Странно, но напиток, и правда, оказался оживляющим. Настолько, что я уже смогла говорить.
– У меня нет денег, чтоб отблагодарить вас, – сказала я первое, что пришло в голову. – Вы отдали мне свою кровать. А сами где…?
– Заботушка, – усмехнулась женщина. – Ты думай о том, как выздороветь. А за тебя мне щедро заплатили, так что доброта не при чем. И да, меня зовут тетушка Лея.
Маленькая, сухонькая хозяйка походила на лесную ведунью. Когда-то голубые, но уже выцветшие глаза смотрели участливо, по-доброму. Правда, в них угадывалась печать утраты.
Я начала соображать. Последнее, что врезалось в память, это мертвящий холод, мокрая одежда и пристальный, проникающий чуть ли не в мысли взгляд ярких, каких-то сапфировых глаз. Мерр Ингард. И его властный голос. «Пусть хоть одна фудра с благодарностью вспоминает нас…» Он заплатил за меня? Думая, что я простолюдинка?
То ли снадобье, то ли воспоминание поспособствовали, но я реально почувствовала, как в груди сильно забилось сердце, как там стало тепло, и щемящая нежность разлилась в душе. Я много слышала о первом военном министре и советнике короля. Жесткий, даже жестокий. Неустрашимый и непобедимый. И самый родовитый после правителя. Члены его семьи даже могут претендовать на трон, если вдруг род императора пресечется.
Я была уверена, что такие, как он, вообще не видят людей, смотрят, как на стул или стол. Или скорей, как на пустое место. Но на меня он смотрел, как на человека. Даже дух захватывает, как только представляю его взгляд.
– Сейчас я принесу поесть. Тебе нужно набираться сил и поскорее убираться отсюда, – поджав губы, скорбно констатировала она. – Не подумай, что я жадная – денежки сгребла и собираюсь выпихнуть поскорей. Нет. Я бы тебя насовсем оставила. Как дочку…Ее не уберегла, так хоть тебе, может, помогу спастись.
Ее глаза увлажнились, а голос дрогнул. И я поняла, что эта комната принадлежит не тетушке Лее. Интуитивно почувствовала ее застарелую боль.
– У вас беда случилась? – вопрос вырвался раньше, чем я осознала, что он может разбередить старую рану на душе.
Она кивнула, утерев тыльной стороной руки слезы, но откровенничать не стала. Наверно, было тяжело.
– Брат советника слишком настойчиво интересовался, когда ты оклемаешься. И боюсь, это неспроста. Я так поняла, что мерр Ингард не позволил забрать тебя для забав и наложил на неделю печать неприкосновенности на тебя. Никто не сможет за это время приблизиться к тебе, кроме меня. Он думал, что за это время ты поправишься и вернешься домой. Но ты три дня не приходила в себя. Вот только очнулась, и силенок еще нет. А печать с каждым днем слабеет. Вот смотри. Сначала была такой сверкающей, смотреть больно было. Как сияющие сапфиры.
Она оттянула рукав моей рубашки и ткнула пальцем в голубой рисунок на предплечье.
– Вот, видишь? Сейчас я тебе поесть принесу. Поправляться надо!
Она поднялась и вышла из комнаты, оставив меня в восторженной растерянности. Уму непостижимо!
Сам мерр Ингард поставил свою печать на мне! На той, которую посчитал бродяжкой, выловленной из реки, как рыбина! Я возликовала и тут же, вспоминая разговор на берегу реки, поняла, что дело не во мне. Он просто решил довести дело до конца. И раз запретил брату трогать меня, значит, посчитал нужным проконтролировать это. Чтобы тот знал, кто в доме главный.
И тем не менее, упрямый цветок восхищения, распустившийся в душе, не увял. Только увидеть так близко легендарного Первого советника – это вообще сродни чуду. А то, что он меня спас и защитил – с этим можно всю жизнь жить и не перестать восхищаться. Сколько доведется прожить…
В голове что-то резко прострелило. А что было до того, как меня выловили из реки? Явно я туда не сиганула из-за несчастной любви. И не просто оступилась на каком-нибудь хлипком мосту. Случилось что-то такое, что разорвало мою привычную жизнь в клочья. И самый главный вопрос, кто я?
Пока я тщетно пыталась хоть что-то вспомнить до того, как я услышала властный голос мерра Ингварда, тетушка Лея принесла мне немудреный обед. Но он показался мне настолько восхитительным, что я не накинулась на еду, как человек, голодавший несколько дней, а начала «гурманить». Похлебку с грибами в глиняном горшочке с ароматными травами я зачерпывала ложкой и не глотала сразу, как требовал мой, почти забывший, как выглядит пища, желудок. Я смаковала. Несколько мгновений держала во рту, растягивая удовольствие.
Пожилая женщина с печальной улыбкой смотрела на меня.
– Ты не простая девочка. В тебе порода чувствуется, хоть и платье на тебе было домотканое, и рубаха грубая. Я все постирала да отгладила. Ты ешь! Ешь! Много не даю тебе, чтоб плохо не стало.
Был бы у меня язык подлинней, казалось, я бы вылизала этот горшочек.
– Вот еще отвар шиповника тебе сделала, горяченький, с кусочком пирога! – потчевала меня хозяйка, а я чувствовала, как вместе с желудком теплеет и душа. Снова возник размытый образ родной бабушки. И я была уверена, что она так же с удовольствием смотрела, как я ем.
Наверно, что-то такое отразилось у меня во взгляде, что на глаза тетушки Леи снова навернулись слезы. Подождав, пока я проглочу последнюю крошку, она рассказала о своей беде.
– Моя девочка была очень красивой и доверчивой. Я поставляла травы в лекарский цех правителя, и однажды на беду взяла с собой Анели – слишком тяжела была поклажа. Ее заметил этот высокородный подлец и вскружил ей голову. Не уволок силой, а соблазнил. Хотел насладиться любовью юной прелестницы. Обещал, что возьмет ее во дворец и подготовит к участию в конкурсе каданий. Конечно, я понимала, что он все врет, и пыталась защитить дочь, но не смогла. Анели была очарована им. Да ты ж его видела!
Видела. Хорош. Но от его красоты веет пороком. Сладострастно изогнутые полные губы, хищный, алчный взгляд. Возможно, когда он хотел кого-то обаять, выражение лица у него менялось. Но меня только от одного его голоса холод пробирает. Как в него можно влюбиться? А может, он использовал магию. Иначе как можно было девушке поверить, что простая горожанка может стать каданьей? Жить во дворце в собственных покоях. Иметь право рожать ему детей. И быть защищенной материально в случае охлаждения мерра. Ведь не у каждой из благородных есть такой шанс.
Тетушка Лея помолчала, справляясь с нахлынувшей болью.
– Он приехал на следующий день. Я в ногах валялась, умоляла, чтоб он не трогал Анели, но этот напыщенный красавчик только ухмыльнулся. Люди для него никто. Вещи. Даже меньше. Как еда. Моя Анели для него была сладким фруктом. Свежим, сочным, ароматным. Съел, погладил насытившееся брюхо. И забыл.
Дочь усадили в карету, а я лежала в пыли, не в силах сдвинуться с места. Я каждый день бродила под стенами замка, все надеялась хоть одним глазком увидеть ее. А потом получила записку, которую ей удалось передать с помощником лекаря.
«Прости, мамочка. Если сможешь, помоги»
От него же я узнала, что этот высокородный подлец, насытившись, не отправил мою дочь назад, пусть и поруганную, а продал в бордель. Даже не отдал, а продал! А она, бедняжка, не вынесла потрясения и не дождалась, пока я насобираю денег, чтоб ее выкупить. Я продала все, что было ценного. Но не успела…
Я почувствовала, как кровь ударила в голову. Этот похотливый мерзавец и на меня глаз положил. И если б не Ингард, меня бы ждала судьба Анели. Хотя нет. Меня бы просто убили за сопротивление. Я никому бы не далась живой. А эта бедняжка влюбилась и не задумывалась, что была лишь фруктом. Представляю, как была потрясена несчастная Анели, когда бог, кумир отдал ее на растерзание. Стало тяжело дышать. Внутри медленно разгоралось неведомое пламя. Или не такое уж неведомое? Я такое уже испытала. Это точно. Или я сошла с ума, и мне что-то чудится?
– Все хорошо. Тебя просто немного потрепало, – раздался в голове смутно знакомый голос, который только убедил, что со мной не все в порядке. Я зажмурила глаза, надеясь, что в мозгах как-то просветлеет.
– Детка, что с тобой? – заволновалась моя спасительница. – Тебе плохо?
Не так плохо, как могло быть, если бы она не позаботилась обо мне. Я хотела это сказать, но в горло словно всыпали горячего песка. Горящими всполохами перед глазами мелькнула смутная картина недавнего прошлого. Что-то во мне так же вызвало эмоции гнева и разгорелся такой же огонь. Или у меня настоящая горячка, или я реально сожгла то, что в принципе не горит. А именно – каменную глыбу. Перед глазами встала, как наяву, картина: из моих рук вылетают горящие шары и летят в скалу. И четко помню, что тут же теряю силы. Во мне пробудился дар? Одно знаю точно – совершеннолетия я не достигла. Значит, что? Это произошло неконтролируемо. А значит, преступно!
– Воды, пожалуйста, – пересохшими губами прошептала я, отчаянно надеясь, что удастся погасить это адово пламя. Ведь у меня не было сил даже подняться с кровати. А если снова полыхнет, то мне точно не выжить – не смогу добежать до еще какой-нибудь скалы, чтобы выплеснуть жар. И он поглотит меня.
Получив воду, я жадными глотками выпила весь стакан, и задышала, как рыба, выброшенная на берег. Глубоко, шумно, до головокружения.
– Да у тебя жар поднялся!? – переполошилась тетушка Лея. – Сейчас я яблочной кислоты принесу, оботру тебя!
– Не надо! Все в порядке. Кажется, от сильных эмоций мне становится плохо. От переживаний, – зачем-то добавила я. Говорить, что со мной происходит на самом деле, я не рискнула. То, что она пытается меня уберечь от высокородного сластолюбца, не может быть гарантией того, что она не выдаст мою тайну. Ведь одно дело помешать личному врагу сделать меня очередной добычей, и совсем другое – укрывать преступницу с просыпающимся даром.
Глава 3
Женщина забрала стакан у меня из рук и обняла.
– Ты чувствительная девочка.
Я ничего не ответила. Боюсь, что моя чувствительность до добра не доведет. Если только не научусь управлять ею.
– Отдохни, тебе нужно силы восстанавливать. Поспи.
Я благодарно улыбнулась и прикрыла глаза. Убедившись, что тетушка Лея ушла, я попыталась сесть на кровать, чтоб мозг лучше заработал.
Итак. Милая. Детка. Как-то недостаточно информации. Кто же я?
– Тимиана Арденн, – опять у меня в голове кто-то заговорил.
– А ты откуда знаешь?
– Я родовой фамильяр…Ты призвала меня раньше времени, поэтому я только могу говорить с тобой, а материализоваться – нет. Или ждать твоего совершеннолетия, или того момента, когда ты научишься управлять даром.
– Эм.. А ты не плод моего воспаленного воображения? Я знаю, что в каждой магической семье есть фамильяр. Но родители погибли, не успев рассказать мне ничего о тебе. Как ты выглядишь и чем можешь помочь.
– Фамильяр – это защитник. К несчастью, я не мог спасти родителей, потому что они отправили меня к тебе. Мне нужно было держать тебя в коконе – невидимке до приезда бабушки. Ты была маленькой, и ничего не стоило тебя похитить и продать. Няньку твою отравили враги родителей, а слуги могли не уследить или польститься на подкуп. Ведь ты наследница богатого и знаменитого рода. И выкрасть тебя, чтобы завладеть имуществом, желающих было много. В мутное время вылезает много мутных личностей.
– Вот этого я точно не помню.
– И не надо. Когда сможешь говорить с родителями, они тебе расскажут. Пока вспоминай взрослую жизнь, что тебе было дорого, чтобы быстрей освоиться в новой реальности и определиться, как жить дальше.
– А почему ты мне не можешь рассказать, что со мной случилось? – спросила я и хотела добавить – если ты такой умный.
– До твоего совершеннолетия я не имел права вступать с тобой в контакт. После того, как тебя нашла бабушка, я честно следидил за хранилищем в твоем замке. И возродился тогда, когда ты стерла в порошок скалу, а потом хлопала глазами, как новорожденный теленок. Мне пришлось прикрикнуть, чтоб заставить тебя поскорее убраться, потому что тебе грозила реальная опасность. Вспоминай, что тебе дорого, что для тебя было важным в той жизни, которую ты забыла, – повторил он.
Я потерла руками виски. Что мне дорого?!
Конечно, Вилари! Моя подруга и единственная близкая душа. Я словно почувствовала ее близость, ободряющую улыбку, и на сердце потеплело. Значит, я не одна на белом свете.
Я стала разматывать клубок спутанных воспоминаний и непроизвольно заулыбалась. Ее образ отчетливо вырисовывался у меня перед глазами. Немного полноватая, спокойная, она словно создана быть матерью большого семейства. Тяжелые каштановые косы и глаза, похожие на спелые каштаны, аккуратный носик и восхитительные ямочки на щеках делали ее если не красавицей, то очаровашкой, точно. Очаровашкой, рядом с которой невозможно не почувствовать себя счастливым. Доброта облаком окутывала ее и передавалась другим. Меня она опекала, как младшую сестру, хотя старше была всего на год и мы были почти в одинаковом положении. Вилари росла без матери, после смерти которой отец женился на классической стерве с хвостом в виде сводной сестрицы.
Моя подруга хотела стать бытовым магом и собиралась держать лавочку с различными волшебными штучками для обустройства дома. Хотя и сладости с хитрой начинкой ее тоже привлекали. Она все свободное от работы по дому и «воспитания» меня время посвящала книгам. Собрала уже кучу всяких старинных рецептов и гордилась своей коллекцией баночек и скляночек, которые она потихоньку покупала.
Обычно мы с ней встречались каждый день, сидели на берегу реки, на толстой ветке дерева, склонявшейся чуть ли не до воды. Болтали ногами и делились планами. Иногда я ходила к ней в гости, когда мачеха уезжала по своим делам. И тогда мы вместе колдовали над каким-нибудь "волшебным" печеньком.
И вдруг сердце сжалось от дурного предчувствия. Радужная картинка, как разбитое витражное окно, рассыпалась, и я поняла, что на этом закончилась моя беспечная жизнь. Может, и не такая безоблачная, как сейчас показалось, Во всяком случае та, в которой мне не нужно было скрываться и я не подозревала себя в совершении преступления.
Однажды Вилари в условленное время не пришла. Не пришла и на следующий день. Я переживала, думала, что подруга приболела или же наказана за что –либо, и поэтому ей запрещено выходить из дома. И через два дня, наплевав на то, что леди Карра будет недовольна, я порысила малохоженой тропинкой к дому Сангатов.
Привычно воспользовавшись деревом, как лестницей, перелезла через забор. Ройта, здоровенного пса – охранника, я не боялась. Мы уже с ним были знакомы. Еще при первой встрече моя персона неожиданно пробудила в нем «отцовский» инстинкт. Иначе говоря, в голове этого черного монстра произошел какой-то сдвиг, и он принял меня за щенка. Облизывал своим горячим языком щеки, глаза, уши. И я вынуждена была терпеть эти телячьи нежности, потому что – друзьями или теми, кому ты не безразличен, не надо разбрасываться.
Вот и сейчас, только моя макушка показалась над забором, Ройт мгновенно отозвался приветственным лаем. Будто не бегал по территории, а сидел и ждал меня.
– Тсс, – приложила я палец к губам. – Сейчас обниму! Только сползу отсюда.
Не заботясь, что мои панталоны привлекут чье-то внимание, я спустила вниз ноги и повисла на руках. До земли было еще далековато.
Приземлившись, не удержалась на ногах и плюхнулась на попу. И тут же была распластана по земле, как куриная тушка. И Ройт, со старанием коровы, вылизывающей новорожденного теленка, радостно слюнявил мое лицо. Я обняла его руками и чмокнула в мокрый нос.
Собаки не умеют улыбаться, но сейчас, я однозначно видела счастливый оскал огромной клыкастой пасти.
– Ну все, все мой хороший! Хватит, а то я тебе вкусняшку не достану!
При слове «вкусняшка» уши Ройта встали торчком, и он тихонько взвизгнул. Этот свирепый с виду зверь обожал лакомства, которые я специально для него делала. Семена солнечного цветка с щепоткой тьяги я заливала густым –прегустым раствором подслащенного агара, чтоб после застывания получились плотные брусочки. Рецепт достался мне от бабушки. Очень хорошо помогает справиться с зимней стужей и гнетущим сумраком, поднимает настроение. С чашечкой горячего цикора – невероятное удовольствие.
Но своих «родственников» я не собиралась баловать лакомством, даже если это могло бы хоть немного изменить их настроение. А вот для Ройта делала с удовольствием.
Освободившись от дружеских «объятий», я достала из кармана небольшой сверточек, завернутый в пергамент.
Ройт шумно облизнулся и преданно завилял хвостом.
– На, мой хороший, – я протянула одну палочку, которая моментально исчезла в пасти пса, и потрепала его по холке.
Все-таки я считаю. Что собака – это лучший охранник. Мои же родственники платят немалые деньги за магическую систему слежения за территорией усадьбы.
К сожалению, в нашем городке случаи грабежей были нередки. Фудры, озлобленные непомерными налогами, иногда покидали предместье и нападали на дома зажиточных горожан и обедневших альгов. Стражи, призванные следить за порядком добросовестно выполняли свои обязанности в Нериинге, где жил император и его приближенные. А здесь, в провинции, сами, как пуганые вороны, куста боялись.
Покормив Ройта, я таким же разбойничьим путем пробралась в комнату Вилари. Благо она находилась на первом этаже, а то пришлось бы карабкаться по стене, как рыночные шуты.
Глава 4
Спрыгнув с подоконника, я не сразу увидела подругу. Зато ясно почувствовала запах беды и безнадежности. Его ни с чем не перепутаешь. Он ощущается не обонянием, сразу легкими что ли. Стало трудно дышать. Будто воздух в комнате превратился в раскрошенное на мельчайшие частички стекло, и каждый вдох может разодрать в кровь все внутри.
Хотя на первый взгляд ничего не изменилось. Те же накрахмаленные занавески с вышитыми цветами, массивный темный шкаф для платьев, переходивший от одного поколения к другому, потертое кресло с рукоделием прямо у меня под ногами, аккуратно постеленный коврик… И столик, на котором стоял поднос с нетронутой едой.
И когда глаза привыкли к полумраку, я увидела подругу, уткнувшуюся лицом в стену.
– Вилечка! – тихо позвала я, удивляясь, как это она решилась спать, когда закат уже не за горами. – Вилар! Эй!
Она вздрогнула, но больше никак не проявила заинтересованность в моем визите.
Я подошла к кровати и осторожно села. Погладив подругу по спине, я снова позвала.
– Вил, ты чего? Это ж я Тима!
– Уйди! – бесцветным голосом ответила она. И потом, уже с умоляющей ноткой, добавила: – Пожалуйста.
– У тебя еда нетронута. Я четыре дня тебя не видела. Цветочек мой, я же вижу, тебе плохо. Не гони меня! – перепуганная насмерть ее видом, умоляла я.
– Я не хочу жить, – от ее слов, прозвучавших тихим шелестом, у меня по телу поползли мурашки.
Несколько мгновений я хватала воздух, как рыба, выброшенная на берег, и не могла сообразить, что делать. Моя веселая, жизнерадостная подруга, напоминающая сладкую, нежную булочку, никогда бы такого не сказала. Она была воплощением света и радости, и своей энергией заряжала других. От страшной догадки у меня замерло сердце, пропустило удар, и я едва не потеряла сознание, так в голове все помутилось. Горло пересохло. А перед глазами заплясали языки пламени.
– Вил, они с тобой это сделали? – с ужасом выдохнула я.
И тут же поняла, почувствовала кожей, что не ошиблась. Безвольной тряпичной куклой я сползла с кровати на пол, так как совершенно не было сил удерживаться в сидячем положении. Привалившись спиной к шкафу, закрыла глаза, но огненные всполохи все равно никуда не делись.
От обжигающей обиды боль расползалась по всему телу. Как они посмели?
Я сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь убрать красные вспышки перед глазами.
– Дай мне пить, – неожиданно произнесла Вилари.
Шустрей белки метнулась к столику и налила полный стакан воды. Потом голову посетила мысль и я, высунувшись наполовину из окна, сорвала лимон. Это дерево было посажено еще мамой Вилари. И очень сейчас пригодилось. Кое-как при помощи ложки разодрала пористую шкурку и выдавила сок в воду.
– Думаю, это тебя оживит немного.
Вилари с трудом села на кровать, уставившись в одну точку на полу. Дрожащими руками я поднесла стакан к ее бескровным губам. Подруга сделала несколько глотков и прикрыла глаза. Очевидно, лимон пробудил в ней кое-какие ощущения.
– Тима, беги. Они могут это сделать и с тобой. Подлость – она как сорняк, неискоренима. Не надейся на то, что ты не член семьи дяди и на то, что ты сирота. Ты же не видела бумаги? Может тебя уже давно удочерили и все твое состояние прибрали к рукам! Я уже ничему не удивлюсь! И тогда тебе тоже не видать академии, как своих ушей.
У меня внутри все похолодело. От моих родственников можно ожидать чего угодно. Подруга всегда отличалась трезвостью суждений и не витала в облаках, как я. А я, действительно, не знала истинного положения вещей. Тетушка постоянно подчеркивала, что меня держат из жалости. Все мои надежды были связаны с академией и получением диплома. А там уже я разберусь, что стало с моим наследством. Хотя сейчас мне стало страшно так, как никогда не было, сколько я себя помню. Без эмеры, без магии я так и останусь жалкой прислужкой.
На разговоры об эмеротомии существует негласный запрет. Кто прошел эту процедуру, молчит, как о чем-то позорном, невероятно постыдном. Потому что он не остается прежним. Это сравнимо с превращением гордого и смелого орла в откормленного кастрированного каплуна, лишенного не только способности «топтать» кур, но и ставить себя на одну доску с другими петухами.
Кто не прошел – не говорит, словно брезгует и боится заразиться только от того, что уста произнесут это слово.
До этого момента я старалась не думать о несправедливости, на которой построено наше королевство. Как говорит «любимая» тетушка – в голову приходят вредные мысли, если там есть пустое место. И чтоб в моей голове не осталось пустого места, она загружала меня работой, как подневольных фудр.
И я особо не сопротивлялась, понимая, что есть вещи несравнимо худшие. Как то, что случилось с подругой.
Многие альги и тем более гарды рождаются со способностями к магии. До совершеннолетия дар никак не проявляется. И после остается не у всех. Альги – многочисленное сословие. И если каждый сможет бесконтрольно пользоваться магией, начнется хаос. Такова официальная версия. Чтобы не допустить его, был издан указ об эмеротомии – насильственном извлечении эмеры, практически нематериального органа, в котором сконцентрирована магия. Эмера – энергетический сгусток, дающий способности чаровика. Лишенные эмеры могут лишь пользоваться изобретениями магов. Поливать грядки раствором, уничтожающим сорняки. Прикладывать заживляющий пластырь, купленный в Маго-аптеке. Там же покупать приворотные и прочие зелья и пытаться ими воспользоваться.
В общем, как говорят мальчишки-беспризорники в городе – мелочь по карманам у пьяных гуляк тырить.
Эмеру сохраняли те, кто поступал в академию и получал диплом определенной степени. Алмазный открывал все дороги, получивший его владел и бытовой, и целительной и боевой магией. Это были универсалы, имеющие право занимать высокие посты.
Рубиновый выдавался боевым магам, изумрудный – целителям. Аметистовый – бытовушникам.
Еще один способ оставить эмеру – официально заплатить баснословные деньги. Это лицемерно называется – весомый вклад в дело государственной важности. Правда, без диплома пользоваться даром официально все равно нельзя будет. И его тоже можно купить, снова выставив кругленькую сумму, и жить, как жил. Неважно, что в результате таких махинаций все равно получается маг – недоучка, но зато с правом использовать дар для защиты – а там поди докажи, что ты не защищался? Но самое главное – с сохраненным чувством собственного достоинства.
Никто об этом не говорит, но я думаю, что император и высшая каста боятся не абстрактного хаоса, а того, что страной, где слишком много магов, управлять будет все сложнее и сложнее. Куда проще повелевать каплунами, не имеющими ни амбиций, ни возможностей. И нынешний правитель, Нерий, таким образом просто уничтожает не «прибившуюся» ко двору, небогатую знать, потомков могучего древнего племени магов. Будь его воля, он всех магов истребил бы, оставив только тех, кто непосредственно служит ему.
И началось это с принятия закона – «одна семья – один маг». То есть бесплатно поступает в академию один ребенок из семьи, в большинстве случаев старший. Исключения бывают, если он не обладает даром. Соответственно, чтоб сохранить эмеру остальным детям, придется платить. Кому нечем – не обессудьте. Закон есть закон. Причем это касалось только девушек. Безденежным юношам можно трансформировать эмеру в слабую боевую магию – обезболивание, регенерация и нанесение особых атакующих ударов.
Как всегда, если вопрос решается деньгами, открывается широкое поле для манипуляций. И жертвой таких манипуляций стала моя любимая подруга.
Вилари, как старший ребенок в семье альгов, имела право на поступление в академию. А уже за сводную сестру, рожденную от новой супруги отца пришлось бы платить. Но коварная мачеха подделала документы падчерицы, сделав ее на полгода старше, т.е совершеннолетней. Таким образом, Вилари обвинили в том, что она не подала заявку на поступление в академию и соответственно, незаконно хранит эмеру.
Приехали стражники и увезли мою подругу в совет.
