Врезавшись ему в бедро, девица связанными руками дёрнула Ниова за колено, и, пошатнувшись, он ухватился за первое, что подвернулось под руку, пропоров раскрытую ладонь хищным волчьим клыком.
Оглушающий хлопок отбросил девушку на пол, но, не отпуская его штанину, она умудрилась перевернуться на колени. Повторный треск подкинул её вверх. Повёрнутая к Ниову спиной, она барахталась у его ног, лицо было скрыто под водопадом серебристых волос, и он не видел, что именно с ней происходило, но хлопки не прекращались, сотрясая её плечи будто бы от беззвучных рыданий, и, желая положить конец этой чертовщине, Ниов отпнул её коленом прочь. Приземлившись навзничь, девушка растянулась на полу пещеры, и Ниову вдруг почудилось, что шапка волос на ней стала больше. Серебристые пряди внезапно заколосились гуще, и, если раньше они робкими струями спадали вдоль тела, едва прикрывая стройную девичью фигуру, теперь густой копной легли ей на плечи, спускаясь до самых пят.
– Ах, ты! – просипел таинственный голос, и тёмная фигура, обернувшись мелким жилистым старикашкой, ухватила Ниова за кисть, норовя вырвать из его пальцев остро отточенное лезвие.
– Пошёл прочь, – взревел он, не понимая, что происходит, и окончательно зверея от осознания собственной беспомощности.
– Режь ей волосы! Секи их! – возопил старикашка, вцепившись в кулак Ниова и одновременно подталкивая его к распластавшейся на камнях девушке. – Режь, говорю!
По инерции шагнув вперёд, Ниов отпихнул от себя безумного мерзкого старикашку и на мгновение заколебался. Подскакивая от нетерпения, тот коршуном налетел на связанную девушку и, обеими пригоршнями загребая так и норовившие выскользнуть сквозь пальцы закрученные локоны, вновь завопил:
– Секи ей космы, секи скорей!
– Это ещё зачем? – нахмурился Ниов, выдвигая вперёд руку с ножом.
В то же мгновение что-то хлёстко цепануло его запястье, и он с удивлением увидел, что рука, державшая нож, скручена струящейся шелковистой нитью. В воздухе раздался негромкий свист, и вторая серебристая лента тугой змейкой обвила его горло. Рассекая воздух, две пряди протянулись к лодыжкам, и, сбив нависавшую над плечом разинутую волчью пасть, подсечённый Ниов рухнул на пол напротив девушки.
Всё ещё связанная путами, она уже сидела, злобно сощурив васильковые глаза, и сквозь белевшие в темноте щёлки Ниов разглядел бешено мечущиеся горошины зрачков, словно вкруговую окатывающие пещеру. Восставшие белые пряди секли во все стороны, сшибая со стен клыкастые морды, распарывая Ниову рубаху на животе, с бешеной силой молотя по пыльной земле и вздымая в воздух облако пыли.
Издав какой-то приглушённый клёкот, Чернокнижник вытянутой рукой поймал на лету невесть откуда взявшийся резной посох, но хлестнувшая прядь тут же обвила его спиралью, выдирая палку из цепких рук, и, не желая отпускать единственное оружие, старик рванул его на себя. Словно пушечное ядро тяжёлая кабанья голова просвистела мимо уха Ниова, прицельно пригвождая выпирающими клыками грудину колдуна к стене. Захрипев, тот задёргал руками и ногами, словно гигантская рыбина, пронзённая гарпуном, но вслед кабану с потолка обрушилась оскаленная волчья пасть, с хрустом вгрызаясь прямо ему в лицо. Послышался ужасающий треск костей, заглушивший сдавленный крик, и бессильно обмякнув, чародей повис, скапывая с себя тёмно-алые бусинки.
Белые нити отпрянули, и, оставшись без поддержки, бездыханное тело рухнуло на пол. Приподнявшись на локте, Ниов с ужасом уставился на размозжённый старческий череп, совсем забыв о русалке. Шорох за ухом застал его врасплох, и, резко обернувшись, он вдруг ослеп, когда тугая прядь непроницаемой повязкой легла ему на веки. Открыв рот, он хотел ухватить зубами стоявшую за спиной девицу, но сомкнувшиеся челюсти хлопнули, схватив пустоту, а в следующее мгновение его сотряс страшный удар по затылку, и в завертевшемся волчком в голове оранжевом отсвете пещеры кто-то вдруг погасил свет.
Очнувшись, Ниов с трудом разлепил веки и тут же, не выдержав, заорал от страха. Ослепшие глаза видели перед собой чёрное ничего, и сколько бы он ни хлопал ресницами, ни тёр кулаками вытаращенные глазные яблоки и ни напрягал зрачки, мир отказывался предстать перед ним во всей видимой полноте, будто плотной портьерой завешанный непроницаемым мраком. Обезумев от испуга, он подскочил на ноги и принялся бесцельно метаться по сторонам, спотыкаясь о раскиданные податливые валуны и распарывая ладони о зубчато заострённые выступы ощетинившихся мелкой тёркой холодных каменистых стен. Угодив ногой в какую-то расщелину, Ниов полетел вперёд и грохнулся оземь, чуть не расшибив себе лоб о клиновидный скальный останец. Ощупав тычущий в лицо обрубок, оно опознал огромный хищный клык, и хаотично ползающая в кромешной тьме рука нашарила жёсткую шерстистую поверхность. Оттолкнув от себя зверюгу, Ниов услышал, как тот гулко перевалился на бок и замер, и тут же опознал в незнакомом предмете волчью пасть, слетевшую со стены.
Должно быть, он всё ещё был в пещере. Затеплившаяся крохотным лучиком надежда бросила его вперёд, и, то и дело поскальзываясь на грязных покатых камнях, он на карачках пополз прочь от головы, каждые пару метров замирая, задрав нос и с шумом втягивая в себя затхлый горький воздух. Ободрав колени, он уже было решил, что выбрал неверное направление, как вдруг впереди повеяло водной свежестью. Ускорив движение и без разбору расшвыривая в стороны попадавшиеся под руку камни, кости и черепа, он ринулся к выходу и, не заметив, как перескочил невидимый порог, кубарем вывалился из пещеры, больно скатившись к реке по безжалостно намявшим ему бока каменным ступеням.
Вокруг по-прежнему царила непроницаемая тьма, впереди явственно слышалось журчание воды, и, протянув руку, он потерял равновесие и со всплеском угодил по локоть в реку. Сомнений не оставалось, он был снаружи. Однако распахнутые до боли глаза упорно отказывались различать что-либо вокруг, и Ниов, опустив лицо в студёную воду, принялся яростно промывать и тереть веки. Это не помогло, и в бессильной ярости он откинулся на спину, гадая, может он и вправду ослеп, или всему виной неестественно сгустившаяся тьма.
Внезапно слева послышались голоса, и издалека по воздуху стало мерно приближаться голубоватое пятно. Уставившись на эту спасительную кляксу в ночи, словно боясь хоть на мгновение упустить её из виду и вновь потонуть в пучине непроглядного мрака, Ниов следил за точкой, которая плавно перемещалась к пещере. Послышался тихий всплеск, и только тут он понял, что это кто-то неспешно плывёт по течению. Не желая ещё раз испытывать на себе колдовские чары, Ниов погрузил обе руки по плечи в поток и беззвучно затащил себя в реку. Осторожно перебирая ладонями по дну, он стал медленно продвигаться вдоль берега прочь от грота, оставив над водой лишь голову.
Отойдя на полсотни метров, он затаился на мелководье, не упуская из виду зев пещеры и краем глаза отслеживая всё приближавшийся светоч. Голубоватое сияние зависло в аккурат напротив грота и, развернувшись строго перпендикулярно, направилось ко входу. Внезапно вознесясь над тёмной гладью воды, огонёк превратился в серебристые волны, отчего-то лёгшие вертикально, и, догадавшись, что это отливающие сиянием волосы, Ниов вперил глаза во тьму, силясь различить лицо обладательницы столь пышной гривы. Чутьё не подвело его – это была русалка. Нет, не та милая юная прелестница, что наивно пыталась неумело соблазнить его в камышах, а та, первая, что задушив волосами, топила его в ночь Ивана Купалы, а потом, обернувшись немощной старухой, вернулась к колодцу за колдовской прядью.
Выйдя на берег, девушка легко пробежала по камням и исчезла в пещере, волоча за собой длинный синеющий во тьме хвост из локонов. Лишь только она скрылась из виду, Ниов, покрепче прихватив в кулак свой чудом уцелевший в схватке нож, погрёб к берегу.
Притаившись в густой черноте, Ниов выжидал в засаде у грота, держа наготове холодный голыш. Набивавшаяся ему в помощники безлунная ночь плотным непроницаемым покрывалом укутала вход в пещеру, скрыв в густых тенях напряжённо согнутую фигуру с занесённым камнем в поднятой руке. Лёгкий шорох донёсся изнутри, и обострившийся до предела слух различил в темноте невесомые шаги, направлявшиеся к выходу. Едва мерцающее облако серебристых волос выплыло из грота, Ниов выпрыгнул из своего укрытия и с размаху ударил тяжёлым каменным обломком в самый центр светящегося пятна. Охнув, девушка завалилась на бок, и, на этот раз не теряя ни минуты, Ниов бросился на корточки, невидимым во мраке кривым лезвием кромсая серебристые кудри. Не останавливаясь, он исступлённо рвал белые пряди, отхватывая кусок за куском, а то и выдирая целые клочья. Отрезанные длинные локоны тут же блёкли во тьме, словно приглушённые абажуром, и, отброшенные на камни, потихоньку гасли, будто таяли, пока не исчезали совсем. Ниову показалось, что они словно испаряются в густом мраке, и, протянув руку, чтобы убедиться, что они не исчезли, он с облегчением коснулся скрытой во тьме шелковистой поверхности. Русалка пошевелилась, видимо приходя в себя, и протяжно застонала, но, не давая ей опомниться, он снова шибанул камнем сузившийся светящийся круг, и, обмякнув, она откинулась на камни. Теперь Ниов не спешил, а методично слева направо срезал прядь за прядью, поддевая непослушные волосы изогнутым лезвием у самых корней и отбрасывая их за спину. С лёгким плеском они падали в реку и, подхватываемые быстрым течением, легко уносились прочь по волнам. Когда с длинными космами было покончено, он взялся за белеющую в темноте макушку и принялся полускоблить-полусрезать остатки волос с темечка. Ещё пара минут, и всё было кончено. Отпыхиваясь и утирая пот со лба, он поднялся на ноги и, шатаясь, побрёл к воде. Опустив в реку горящие ладони, он с наслаждением умылся студёной водой и, отфыркиваясь, напился.
Раздумывая, что делать дальше, Ниов нерешительно потоптался у распластанного на камнях тела и, решив дождаться рассвета, стянул с себя рубаху. Разорвав её на длинные лоскуты, он нашарил во тьме тёплые руки и принялся туго связывать их, обездвиживая русалку. Та, однако, не подавала признаков жизни, и, в тревоге замерев, Ниов напряжённо вслушивался в повисшую тишину, пока его чуткое ухо не уловило слабый вдох. Тогда, успокоившись, он накрепко скрутил тонкие кисти и, нащупав мокрые стопы, тем же манером обмотал щиколотки. Усевшись чуть поодаль от тела на плоский прибрежный валун, он вперил глаза во тьму в том направлении, откуда доносилось мерное дыхание, и принялся терпеливо ждать рассвета.