Когда взошла Полная Луна, Ниов был уже у реки. По его подсчётам время было чуть за полночь, и, спускаясь по уже знакомому травянистому косогору, он заторопился и чуть не слетел вниз. Сбавив темп, Ниов дошагал до песчаной отмели и остановился у самой кромки воды, внимательно оглядывая местность.
С реки не доносилось ни звука. Из-за тёмных кустов, застывших гротескными часовыми на берегу, не было видно никакого движения, лишь быстрое течение журчало, вспенивая небольшие барашки посреди потока. Круглолицая белая луна освещала пустынный пляж, и, отчего-то вспомнив свою первую встречу с русалкой, Ниов передёрнулся, как от озноба. Ему вдруг стало не по себе. Оглядывая безлюдную тишь над водой, он старался убедить себя, что русалка мертва, и, как сказала ворожея, ему ничего не угрожает. И всё же с каждой минутой непрошеная дрожь всё больше наползала ему под кожу, и, чувствуя, как его начинает трясти мелкой лихорадкой, Ниов решительно выхватил склянку из поясного мешка и, не снимая штанов, устремился в воду.
Шлёпанье босых ног по мелководью разметалось по реке громким плюханьем, и, забредя по колено, Ниов замер, словно вспугнутая дичь, лихорадочно оглядываясь по сторонам. Сердце колотилось в его груди, но прошла минута, другая, он всё стоял, не шевелясь, однако всё было тихо. Мотнув шеей и отбросив от себя всякие глупости, так и норовившие залезть в голову, Ниов со злости протаранил водную гладь и, когда чёрное зеркало поднялось ему по грудь, остановился. Уже не мешкая, зубами он ловко выдрал плотную пробку и, мимолётом отмечая заискрившийся в лунном свете перламутровый блеск флакона, залпом глотнул неведомую жидкость.
Проскочив в рот, она обожгла ему горло и, тут же сменив жар на леденящую стужу, разлилась по венам. Ниову показалось, что его внутренности заскрипели, будто замороженные изнутри. Осознав, что, прислушиваясь к своим ощущениям, он совсем позабыл про желание, Ниов крепко зажмурился, чтоб не сбиться, и скороговоркой зашептал заранее вызубренные слова ворожеи: «Хочу, чтоб ни одна русалка на меня отныне не серчала и ни малейшего вреда мне учинить не смогла в отместку об убиенной сестре».
Ледяной холод, разлившийся по сосудам, обернулся вдруг приятным теплом, которое волнами раскатывалось по рукам и ногам, согревая до самых кончиков пальцев. Открыв глаза, Ниов окинул быстрым взглядом прибрежные ивы. На пляже всё оставалось так же, кроме того, что он вдруг почувствовал в тебе удивительную лёгкость. Списав это на наконец-то полученную свободу от тревог, он решил искупаться и кинулся в воду, как был, в прилипшей рубахе. Вынырнув на поверхность и довольно отфыркиваясь, он неспешно погрёб вдоль берега, лениво позволяя течению нести его. Расслабленно взмахивая сильными руками, Ниов уверенно продвигался вперёд, размышляя о том, как дивно освежает прохладная водица. Скользнувшая по бедру шелковистая лента застала его врасплох, и, сбившись с ритма, он забарахтался и с головой ушёл под воду, но тотчас же сильным рывком выскочил на поверхность, будто поплавок, и замолотил к берегу.
Доплыв пару метров, он нащупал ногами дно и выскочил на мелководье, в страхе оглядываясь на черневший поток. Тихий всплеск раздался совсем рядом, и, развернувшись, Ниов увидел знакомую до боли кудрявую прядь, серебристой змейкой обвившуюся вокруг колена. С отвращением отбросив от себя белый клок, он отбежал туда, где было еще мельче, но прилипчивый локон не отставал, буравя усыпанную отражёнными звёздами гладь позади, теперь уже справа, и подбираясь к торчащим над водой лодыжкам. Завертевшись волчком, Ниов вперил глаза в залитую ярким лунным светом выбеленную отмель, но нигде не увидел и следа русалок. Белая прядь закрутилась вслед за ним, и, не понимая, откуда она взялась, ведь волна едва доставала ему по щиколотку, и речным девам негде было тут спрятаться, разве что с головой закопаться в песок, он выхватил из воды серебристый комок и принялся наматывать его на кулак, торопливо покрывая сжатую ладонь небрежными витками. Внезапная острая боль обручем сдавила виски, и, недоумевая, какая сила скрючила его тело, он согнулся пополам, приникнув лбом к коленям, и чуть не упал в воду. Задёргав головой, чтоб освободиться, он внезапно увидел, как задрыгался в такт его собственный сжатый кулак, подвешенный на намотанных прядях. Еще до конца не осознав, что происходит, он отмахнул кулаком влево, будто разя невидимого противника, и тут же, словно по туго натянутой струне, его голову резко мотнуло влево. Расширенными глазами уставясь на дьявольски плясавшие пряди, Ниов спешно размотал их с ладони и помчался на песок, тряся головой из стороны в сторону, словно обезумевшая взбрыкнувшая лошадь. Следуя за ним, неугомонные космы били его по рукам и спине, и, запутавшись от ужаса в подкосившихся ногах, он грохнулся на колени. Не отстававшие локоны тут же тяжёлой копной рассыпались по его плечам, и, немея от осознания своего превращения, он принялся ощупывать шелковистую массу на затылке. Вытянув самую длинную прядь, замерцавшую серебром в лунном свете, он вдруг заметил, как причудливо вытянулись его пальцы. Будто бы отпаренные в бане, они блестели на свету несвойственной ему белизной, не оставившей ни пятнышка от засохшей грязи, ни свежих натёртых мозолей. Корявые обломанные ногти с чернеющими грязью дугами вдруг удлинились и ровно легли овальными розоватыми пластинами.
Взвыв от невыносимой догадки, Ниов повалился на бок, ощупывая трясущимися пальцами непривычно мягкие изгибы и ошалелыми глазами обшаривая пышно вздыбившуюся в просвете прилипшей рубахи призывно просвечивающую в лунном сиянии округлость.