Алёна Ильинична Кощеева
Фа-соль
– Фасолька, почему ты Фасолька? – спросила Ульяна.
– Фа, соль – две основных ноты всех моих голосов, – ответил робот и с различимой обидой добавил, – из-за этого меня ошибочно принимают за устройство женского рода, но у меня нет рода, я Фа-соль, Фа-соль.
Ульяна улыбнулась. С детским голосом всё понятно – разработчики заложили связь тональности, объёма обработанных данных и уровня выполняемых задач. Но теперь и дурацкое имя обрело смысл. И перехотелось считать робота девчонкой.
– Фа-соль, кто наклеил снежинки в адаптационной комнате?
– Камеры никого не зафиксировали, мы же вместе смотрели видео.
– Да, это так, – разочарованно вздохнула Ульяна, – ладно, утром жду отчёт, до завтра, Фа-соль.
Робот остался в столовой, будто тоже собирался перекусить. Ульяна отнесла в световую этикетки и пошла «по расписанию» – в лабораторию. Дверь распахнулась и тут же закрылась. Сотрудница сменила халат, надела шапочку, маску, протёрла спиртом руки. Надо приготовить и разлить по пробиркам питательную среду для светящейся морошки. Одно растение подросло и его можно клонировать. Обычно в лаборатории трудятся четверо, каждый за своим столом. Сейчас пусто, тихо. Хорошо.
И тут Ульяна увидела ещё одну новогоднюю пакость. Она воскликнула так сильно, что, кажется, заплевала маску:
– Да что, блин, такое?!
На металлическом столе посреди комнаты высилась ёлка из чашек петри, колб и пробирок. Ульяна подошла ближе, осторожно, по-кошачьи. Столик на колёсиках, посуда стеклянная, недай бог что-то разобьётся, не рассчитаешься. Вокруг стеклянной ёлки четыре плотно закупоренных треугольных колбы. В них – вязкая жидкость вроде питательной среды. На дне толстым слоем осели искрящиеся блёстки. Ульяна взяла один сосуд, встряхнула и внутри пошёл снег, как в волшебном стеклянном шаре. Захватила непривычная смесь взрослого раздражения и детской радости. Хотелось болтать колбу всё сильнее, чтобы искорки не прекращали сыпаться, светились и переливались как снег в свете уличного фонаря.
Она осторожно вернула новогодний сосуд на место и тяжело вздохнула. Вышла в раздевалку, затем в коридор. Надо сообщать начальнику. Нельзя рисковать. Но если Валя права и он подкатывает? Можно созвониться с кем-то из коллег, посоветоваться. Да только все спят… Да и что это изменит?
«Ладно, – решила Ульяна, – по его реакции будет всё ясно». Она уверенно пошла в библиотеку. В это время начальник должен работать там над научной статьёй.
В небольшом помещении вдоль стен расположились деревянные стеллажи с узкими полками. На них неровным строем пронумерованные жёсткие диски. Старые были толстые, крупные, сантиметра два в ширину и всего пятьсот двенадцать гигабайт. Поновее – тоненькие, словно открытки-вкладыши и уже на двадцать два терабайта. Возле небольшого окна три письменных стола с удобными креслами. На одном из них Олег Антонович. Он опрокинулся на спинку и смотрел в потолок. Или не смотрел? Ульяна подошла ближе и услышала хриплое посапывание. Да он же спит! И словно в подтверждение этому, у начальника открылся рот.
Она тихонько хихикнула. Затем расправила плечи, придала себе уверенный вид и громко прокашлялась. Антонович дёрнулся, сел ровно, тряхнул головой. Будто в испуге выпучил глаза и спросил:
– Моя хорошая, вы уже закончили исправлять своё непотребство?
«Сам спит, а другие, значит, работайте!» – мысленно возмутилась Ульяна, но сказала:
– Олег Антонович, – она старалась говорить твёрдо и чётко, – я не могу нести ответственность за наклеенные снежинки. И за изменённые названия на пробирках. И за колбяную ёлку, тьфу, за ёлку из колб, – она сжала за спиной кулак, чтобы не перенервничать, – в общем, это всё не я сделала. И не Валентина.
Начальник нахмурился. Хмыкнул. Ещё раз. Потряс головой. Вскочил. И Ульяна впервые услышала, как он кричит.
– Какая ёлка?! – он был настолько возмущён, что слюна разлеталась во все стороны, – И что с названиями? Отвлёкся на десять минут!
«Ну не десять» – подумала Ульяна и поджала губы.
– А у вас бардак! – продолжал Антонович, – Раффлезии, гидноры! Ни на что сами не способны, паразиты!
Он поднял руки к потолку, будто просит помощи у богов, резко опустил их и зашагал на выход. Громко хлопнул дверью. Зазвенела тишина. Ульяна замерла и не знала, как ей реагировать. Она пожала плечами и сказала себе: «Ну, он явно не подкатывает». Но тут начальник вернулся. Уже с приторной, слегка безумной улыбкой. Это пугало.
– Моя хорошая! – он говорил бодро, как кофейный аппарат лозунги, – А вы пройдите-ка в столовую, и Валентину позовите, будем разбираться!
Ульяна закивала. Олег Антонович ушёл и больше не вернулся. Сердце колотилось, бешено стучало, неровно дёргалось. Руки дрожали. Она села в кресло, где спал начальник. Глубоко вдохнула-выдохнула, считая до четырёх. Полегчало. Медленно встала и пошла в столовую. Заодно и кофе попьёт. Утренней порции явно не хватило.
Видимо, руководитель встретил Валю раньше. Уборщица уже была там, как и Фа-соль.
– Кажется, он совсем того, – прошептала Валя, – говорит, у нас завёлся призрак.
Ульяна вздохнула. Ещё сумасшествия начальника не хватало… Ладно. «Учёный! Береги халат снову, а разум смолоду!» – торжественно произнесла кофемашина едва налив двойной эспрессо. Как знала о происходящем. Руководитель пришёл минут через десять.
– Так, мои хорошие, – начал он, но не успел закончить.
Сверху, из вентиляции посыпались конфетти. И, будто по чьему-то плану, за широким окном показалось яркое солнце. Заискрился снег, а вместе с ним и мелкие блестящие кусочки бумаги. Антонович открыл рот и едва не съел один из них. Смешно заплевался и Ульяна с Валей не сумели сдержать улыбки. Они захохотали, выставили ладони, закружились, ловили эти блестящие частички праздника. В душе становилось светло, тепло и уютно, будто Новый год действительно что-то значит. Минуты не прошло, как солнце исчезло, а конфетти перестало сыпаться.
Руководитель стоял закрыв глаза и крепко сцепив зубы. Он тяжело и часто дышал. А ладони его были сжаты в кулаки.
