Алёна Моденская
Поклонники
Пару секунд Новиков ждал, пока глаза смогут нормально фокусироваться, и всё вокруг прекратит двоиться. Женя пришла в себя первой – она отстегнулась и выскочила из машины. К лежащему на дороге человеку уже сбегались прохожие.
– Он живой или нет?
– Надо звонить в «скорую»…
– Это ужасно…
– А вы крутой!
Новиков не сразу сообразил, что последняя фраза относилась к нему. Оказалось, его машину развернуло поперёк дороги, и он чудом никого не задел и ни с кем не столкнулся.
– Вроде живой. – Женя, сидевшая около пострадавшего, подняла голову.
– Я вызвал «скорую», – сказал кто-то из людей, толпившихся вокруг.
Новиков подошёл ближе. Рассмотрел бледное окровавленное лицо сбитого человека. И чуть не застонал в голос. Отвернулся и ушёл за машину.
– Ты чего? – тихо спросила Женя, подходя и заглядывая ему в лицо.
– Это Матвеев, – проскрипел Новиков, массируя виски.
– Какой ещё Матвеев?
– Любовник Вислогузовой. Её преподаватель из академии.
– Что?! Ну ничего себе. А сшибла его её машина?
– Не рассмотрел, – покачал головой Новиков.
– Ну дела, – выдохнула Женя.
Улицу озарили разноцветные огоньки. «Скорая» остановилась в паре метров, из кареты высыпали медики, быстро окружившие Матвеева и оттеснившие толпу зевак. С другой стороны подъехали коллеги из автоинспекции.
После оформления всех протоколов Новиков чувствовал себя вымотанным. Его, конечно, пообещали держать в курсе поисков красной машины, но он почему-то чувствовал, что от всех перехватов толку не будет. Против него действовал кто-то скользкий и вертлявый. Как пиявка в мутной воде.
– Хочешь, поедем к нам? – предложила Женя. – Хоть чаем тебя напою. Светки всё равно дома нет.
– Да мне тут уже близко, – вздохнул Новиков. Выпустил изо рта густой зимний пар, на фоне тёмного неба ставший фиолетовым. Запрокинул голову. Пару секунд смотрел на звёзды. Потом вернулся в нормальное положение. – А где твоя Светка? Поздно уже.
Женя только повела глазами. О том, что её младшая дочка недавно угодила в секту и чуть не покончила с собой, знало всё управление.
– В эко-активизм ударилась, – скривилась Женя. – Протестуют против «Плазы».
Новиков на автомате обернулся. Из-за сталинских домов торчала тёмная недоделанная высотка «Добромыслов Плаза».
– А её разве не заморозили? – спросил Новиков, припоминая скандальные протесты против этого дома.
– Да как мужика там стеной придавило, так вроде хотели всё это затормозить. Но теперь вот собрались достраивать. Зря, – покачала головой Женя, тоже глядя на высотку. – Говорят, там рядом старые захоронения, да и местные против. Лес-то у них вроде как священный. Они же мазычи. Хотя кто их спрашивает – самих скоро расселят.
– Мазычи? – переспросил Новиков, услышав знакомое слово.
– Ну да. Живут там общиной в старых двухэтажных домах под расселение. Эти дома уже «гробами» прозвали.
– А улица – это же Божедомка, да?
– Да, а что?
– Да мне на днях туда придётся прогуляться. Со свидетелями поговорить.
– Удачи, – усмехнулась Женя. – Мазычи – народ сложный, особенно те, что постарше. Молодёжь-то такая же, как везде, а вот пожилые – это кремни. Где сядешь – там и слезешь.
Наконец проезд освободился, и Новиков с Женей сели в машину.
– Разве ты по Варежкиной туда не ездила? – Новиков завёл мотор.
– Нет, а зачем? – спросила Женя, пристёгиваясь.
– Домработница там живёт. Она и у Вислогузовой убирала.
– Да? Я не знала. Надо же. – Женя помолчала, глядя на дорогу. – Ну, у меня тогда дело-то прикрыли, поэтому до домработницы не дошло.
– А мне придётся прокатиться. Слушай, а Варежкина ничего не боялась?
– То есть?
– Ну, может, говорила кому-нибудь что-то такое. У неё же на зеркалах и окнах были всякие знаки?
– Да, были, – медленно проговорила Женя.
– Мне тут шепнули, что это вроде как защита.
– От кого?
– Не знаю, – пожал плечами Новиков. – Вислогузова вроде как боялась призраков.
– Нет, ничего такого у Варежкиной вроде не было, – покачала головой Женя. – Хотя погоди-ка. Вроде сестра её что-то такое тогда сказала… но как-то вскользь. – Женя прикрыла глаза и тёрла переносицу. – Что-то… какие-то кошмары. Или её этот Валера пугал? А, точно! Он ей твердил, что она за своё плохое поведение попадёт в ад.
– И она поверила? – скептически спросил Новиков.
– Она сидела на веществах, – сухо сказала Женя.
– Ясно, – вздохнул Новиков и остановил машину.
– Если что – звони. Пока, – улыбнулась Женя и вышла.
– Давай, – устало отозвался Новиков.
Осталось добраться до дома родителей без происшествий.
Глава 15. Защита от нечисти
В посёлок к родителям он добрался уже поздним вечером. Проезд между двумя рядами частных домов оказался хорошо расчищен и даже освещён, так что хотя бы здесь вязнуть в сугробах не пришлось.
– Я думал, ты уж не приедешь, – сказал отец Новикова – Сергей Петрович, пожимая сыну руку. Пока он запирал ворота, Фёдор Сергеевич достал из машины конфеты и пряники, которые всегда привозил родителям.
В избе уже ждала целая сковорода запечённой речной рыбы, принесённой отцом с рыбалки и приготовленной по семейному рецепту на ольховых углях.
– Давай, мой руки, а я пока стол накрою, – суетилась мама на кухне.
Новиков пошёл к умывальнику. Как же всё-таки здорово, что родители тогда переехали сюда, восстановили старую никому не нужную избушку, купленную у соседей за гроши. И запах здесь такой родной, уютный. Не то что в домах эко-поселения неоязычников. Хотя там – целые деревянные особняки со всеми удобствами, а здесь всего лишь старая, хотя и основательно подлатанная, изба.
– Откуда рыбёшка? – спросил Новиков, усаживаясь за стол. На его тарелке тут же оказались ароматные красно-золотистые окуньки, а на гарнир – картошка в мундире.
– С водохранилища. – Отец сел напротив. Мама устроилась между ними, сбоку стола, где выдвижной ящик с ложками-вилками.
– Далеко туда кататься. – Новиков поддел аппетитную рыбёшку за хвост.
– А поближе рыбы нет, – вздохнул отец, подпирая рукой голову. – Намедни пошёл-таки с мужиками. Они всё зазывали на Чёрную речку. И что ты думаешь?
– Фто? – спросил Новиков с набитым ртом.
– Лёд розовый, а в нём – вмёрзшая рыба, и вся брюхом кверху.
Новиков даже перестал жевать.
– Ой, ну что вы всё ужасы какие-то обсуждаете, – встряла мама. – Лучше расскажи, как там девчонки? Домой-то не собираются?
– Нет, – просто сказал Новиков, снимая кожицу с картошины. Не говорить же маме, что он вообще-то рад отсутствию жены с дочкой, а сам попросту сбежал из одинокой квартиры.
Дальше сидели молча, только причмокивали от удовольствия. Рыбка зашла на ура – давно Новиков не ел такой вкуснотищи маминого приготовления.
– Как на работе? – наконец спросила мама. Оба Новикова – отец и сын – одновременно удивлённо на неё посмотрели. Обычно она запрещала говорить за столом о службе.
– Да так, – промямлил Новиков-младший. О деле Вислогузовой разговаривать ну совсем не хотелось. Собственно, именно от этого дела Новиков и сбежал к родителям. Прямо как маленький, честное слово.
– У любого следователя рано или поздно появляется дело, которое норовит сломать его через колено. – Новиков-старший сосредоточенно снимал кожурки с картофелины. – Это я тебе как полковник говорю. Тут уж или ты, или тебя. Сдюжишь – только крепче станешь. Сломаешься – вон из профессии. Склады будешь охранять со своими майорскими погонами.
– Зачем спросила, – пробормотала мама, вставая из-за стола. – Пойду, самовар поставлю.
– Вислогузова знаешь? – наконец решился Новиков.
Отец, взявший щепотку соли, так и застыл с рукой над картофелиной.
– Его дочь убили.
Новиков-старший наконец мелко посыпал картошку солью.
– Разборки – пакостное дело.
– Не похоже на разборки. – Новиков-младший поставил локти на стол и уставился в окно, где снег переливался множеством разноцветных искр в отсветах уличного фонаря. – Тут или что-то ритуальное, или личное.
– Ритуальное – ещё пакостнее, чем разборки. – Отец помолчал, глядя, как от картошки идёт тонкий прозрачный пар. – Знавал я одну Вислогузову. Давно, ещё когда только приехал сюда. Тварюга была ещё та.
– Родственница, как думаешь?
– А то, – хмыкнул отец. – Меня тогда на Божедомку в коммуналку подселили…
– На Божедомку? Ты жил на Божедомке? – Новиков здорово удивился. Отец об этом никогда не рассказывал.
– Недолго, пару месяцев. Потом квартиру дали. За успешное раскрытие серии. Маньяки – они такие изворотливые, что распознать очень трудно. – Отец откусил картофелину и стал сосредоточенно жевать.
– Там? На Божедомке? – медленно спросил Новиков-младший.
– Угу, – покивал отец, глядя в окно. Ясно. Речь о каком-то деле, после которого берут подписку о неразглашении. А это значит, что выспрашивать бесполезно.
– Мне на днях туда ехать.
– Это ещё зачем? – вскинулся Новиков-старший.
– Свидетелей опрашивать.
Отец помолчал, потом подался вперёд и понизил голос:
– Вот что. – Он хотел сказать что-то, но замолчал. Ещё раза два начинал, но сразу останавливался. Потом вроде как решился: – Место это… чудно́е.
– Я уж думал, ты скажешь «нечистое», – усмехнулся Новиков-сын.
– Можно и так, – кивнул Новиков-отец. – Странные дела там творятся.
– Например? – Новиков-младший против воли улыбнулся. Сейчас отец затянет одну из многочисленных басен, которыми развлекал сына и его приятелей в детстве.
Только вот отец выглядел серьёзным.
– Люди там пропадают. Насовсем.
– Ты же не пропал.
– Там живут мазычи, это такой местный народ.
– Я уже в курсе.
– Не перебивай, – строго, как раньше, сказал отец. – Так вот у них есть всякие там сказки, легенды. Эти, как их. Предания. Вроде кажется, что это небылицы, а на деле оказывается правда.
– Люди пропадают, легенды оживают, – снова улыбнулся Новиков-сын. – Чупакабра там не бегает?
Отец как-то странно на него посмотрел, будто очень хотел что-то рассказать, но не мог.
– Чумокарго, – наконец медленно произнёс Новиков-старший. – Это у них такое предание есть. Что если кто нагрешил, а кары при жизни не понёс, так через его тело после смерти осока прорастёт.
– А он будет всё чувствовать, – быстро договорил за отца сын. – Я это в книжке читал, у Русакова.
– Ясное дело, он же местный, с Черноречья, – пожал плечами отец. – Только вот поговаривают, что эти мазычи своих обидчиков во дворах прикапывают. И правда, сады у них – загляденье.
Новиков снова улыбнулся и потёр ладонями глаза. Хотелось спать, видимо, он наконец-то смог нормально расслабиться.
– Ещё они своим мертвецам песни поют. Изба смерти там у них стояла…
– Чего?
– Это если кто зимой умирал, то до весны там мариновался. Чтобы землю не долбить. Но это раньше, сейчас-то всё как обычно делается. Да и избушка тогда сгорела.
– Когда?
– В общем, смотри там по сторонам. А в лес вообще не суйся.
– Мне в лес и не надо. Мне надо… – Новиков просто выдохнул. Произнести это вслух оказалось непросто, даже при том, что его отец много лет прослужил следователем и видал такое, чего сыну и не снилось.
– Ну?
– Ведьму-уборщицу надо найти. И родственников покойника. Который… – Новиков сглотнул и выдал: – Который оставил свежий отпечаток.
– А он точно того? – с сомнением спросил отец.
– Точно, – вздохнул сын. – Ещё полтора года назад.
Отец откинулся к стене и барабанил пальцами по столу.
– Ну, с ведьмами там проблем нет. Там каждая вторая… – Отец прокашлялся. – Ладно. И про оживших покойников они тебе тоже порасскажут. А ты разве не можешь повесткой их вызвать? Обязательно самому туда ехать?
– Формально они даже не свидетели. Чего-то я тут недопонимаю. Что-то всё время уворачивается, прячется.
– Как тень между домами, – пробормотал отец. Потом встряхнулся. – У меня тогда тоже так было. Ничего, разберёшься. Ладно, пошли пить чай.
Мама как раз позвала всех в большую комнату к самовару. Новиков-сын выпил одну чашку и уснул прямо за столом. Его растолкал отец и отправил отдыхать на печку.
Новиков укутался в одеяло и пару минут лежал, чувствуя, как через матрас его согревает уютное тепло. Свет погасили, и только от окон шло слабое зимнее сияние. А хорошо бы остаться здесь, пока жена с дочкой не вернутся.
Новиков уже задремал, но его разбудил странный звук. Как будто совсем рядом кто-то стонал от боли. Новиков резко сел. Неужели кому-то из родителей стало плохо?
Он спустился по деревянной лестнице на пол, нашёл тапки. В большой комнате уже погасили свет, а из спальни родителей не доносилось ни звука.
Стоны явно шли с улицы. Новиков, поёживаясь от холода, вышел в сени. Накинул какую-то тужурку. Отодвинул засов. Во дворе толпились тени. Светились искры сигарет. Это ещё кто такие?
Стараясь не шуметь, Новиков подошёл ближе. Люди обступили нечто, лежавшее на снегу. Ближе всех стояла тощая девушка, которая выпускала изо рта приторный дым. Она обернулась и кивнула Новикову. Он её мгновенно узнал – Лиза, соседка Джессики. Только она как-то отощала, так что остались буквально кожа и кости. Да ещё курит.
А рядом – другая соседка, многодетная мамаша, вся в макияже. Только отчего-то растолстевшая и обрюзгшая. Похожая на огромную размалёванную курицу. Жанна, тоже разодетая и раскрашенная как уличная проститутка из кино. Ещё какие-то полузнакомые тени. Мало похожие на людей. Пасти, длиннющие языки. На заборе, сложившись пополам, висит Матвеев.
А на земле что-то шевелится. Что-то, покрытое грязным тряпьём. Только не это. Новиков не хотел смотреть, но пришлось. Точно, полуразложившаяся Джессика. Но живая. И на сей раз – проткнутая кусками арматуры, торчащими между вылезшими наружу поломанными рёбрами.
Джессика по-рыбьи открывала рот и таращила на Новикова единственный глаз, скребла тощими пальцами снег. Но Новиков не мог понять, чего она хотела. Он подошёл ближе, но всё равно ничего не услышал. Присел на одно колено, и Джессика чуть приподняла голову, оставив светлые волосы на снегу.
– Б-б-ольно, – наконец выдавила она остатками губ и выступающих зубов.
И тут по остаткам её лица промелькнула тень. Новиков поднял голову и увидел летящее ему в лицо лезвие топора. Он отскочил, оступился и упал. Раздался хруст, и рядом с Новиковым в снег прилетели ошмётки головы Джессики. Единственный глаз так и таращился на него бирюзовой линзой.
– Туда и дорога, – раздался равнодушный голос Лизы, а в снег рядом с Новиковым прилетел вонючий никотиновый плевок.
В ярком свете фонаря Новиков успел рассмотреть тёмный силуэт подростка, замахивающегося топором.
Треск раздался снова. Потом ещё. Новиков вскинул голову.
– А, проснулся. – Мама возилась у стола. – Папа пошёл дрова рубить.
Новиков-младший быстро позавтракал кашей из печи и поехал на Божедомку. Специально решил съездить туда в выходной, чтобы все, кто нужен, были дома. И чтобы потом снова вернуться к родителям, а не в пустую городскую квартиру.
Дорога на Божедомку убегала от городского парка. Сама улица состояла из двух рядов старых деревянных оштукатуренных двухэтажных домиков, вросших в землю по обочинам узкой дороги к стройке, где из-за синего металлического забора виднелась «Добромыслов Плаза». Удручающее зрелище – одинокий дом-свечка над лесом. Да ещё какой-то весь тёмный, будто старые коробки друг на друга понаставлены.
Новиков припарковался у съезда во дворы. И только теперь заметил, что все палисадники и придомовые участки заполнены снеговиками. Высокие, в человеческий рост, и низкие, отлично вылепленные и схематичные, а кое-где и просто кучи снега. Выглядывают из-за каждого угла.
Даже из машины выходить не хотелось, настолько сюрреалистично выглядела Божедомка. Хорошо, что бродить по этой улице не придётся – обе свидетельницы, как оказалось, жили в одном доме.
Аккуратный, чистенький розовый домик выглядел вполне добротно. С чего их вообще решили расселить и снести? Они же явно не ветхие. Впрочем, если всё тут застроить высотками вроде «Плазы», можно, наверное, неплохо заработать. Ну и жуть тут будет. И выехать по-нормальному нельзя, и…
Новиков, уже дошедший до нужного подъезда, резко остановился. Из-за двери показалась низкая фигура. Пожилая женщина в вязаном платке, согнутая почти на девяносто градусов, тоже остановилась. Медленно окинула Новикова внимательным взглядом. Глаза у неё странные – тёмные, неопределённого цвета.
– Вы к кому? – подозрительно спросила женщина.
– Мне нужна Нуема…э… – Новиков полез в кармана за телефоном, потому что напрочь забыл фамилии фигуранток.
– Нет её, – сухо сказала женщина. – В больницу к дочке поехала.
– Тогда…
– Привет, тёть Валь. – Из подъезда вышла девочка-подросток без шапки.
– Погоди-ка, – позвала пожилая женщина, девочка обернулась. Тогда дама в платке кивнула на Новикова: – К тебе.
– Откуда… А, ладно. – Новиков припомнил слова отца о том, что каждая вторая на этой улице – ведьма. И почему-то совсем не удивился. – Я – следователь Фёдор Сергеевич Новиков. Занимаюсь делом о гибели Джессики Вислогузовой.
– А я тут причём? – спросила девочка, глядя в сторону.
– Вы – Лиза Зуева?
– Ну? – с вызовом спросила девочка, всё ещё глядя мимо Новикова.
– Мы можем поговорить где-нибудь…
– Нет, не можем, – резко сказала Лиза. – Здесь говорите. Что там у вас?
Новиков глянул на пожилую женщину, которая мало того что не уходила, так стояла совсем рядом и откровенно таращилась на него, даже не пытаясь делать вид, что ситуация её не касается.
– Ваш отец погиб… – Новиков кашлянул, так непривычно было стоять и обсуждать деликатное дело посреди улицы.
– Да, погиб. – Теперь Лиза смотрела прямо на Новикова, и у неё дрожали губы. – И его убила эта тварь Джессика. И ей за это ничего не было, потому что её папаша моей мамке денег навалил, и она, видите ли, отказалась от претензий.
– Они же были в разводе? – спросил Новиков, осматриваясь по сторонам. Ладно, что пожилая дама нагло подслушивала, но могли и ещё найтись любопытствующие.
– И что, что в разводе? – Лиза шмыгнула. – Она его выгнала из-за того, что он выпивал. Так он пил из-за неё, из-за её истерик бесконечных. Только и может, что орать.
– Лиза, – тихо произнесла тётя Валя, дёргая девочку за рукав. – Она же твоя мать.
– А он был мой отец! – выкрикнула Лиза, начиная плакать. – А эта тварь его убила! Да чтоб она сама сдохла!
– Так уже, – пробурчала пожилая мазычка, косо глядя на Новикова.
– Вот и хорошо, – всхлипнула Лиза, утирая варежкой нос. – Пусть горит в аду.
– Где вы были…
– Дома! – Лиза шумно высморкалась в салфетку. – Спросите кого хотите. Или камеры домофона посмотрите.
– Ясно, – выдохнул Новиков. Не спрашивать же плачущую девочку, откуда взялся отпечаток её погибшего отца на стекле виновницы его гибели.
– А вот и Нуя. – Тётя Валя кивнула за спину Новикова. Он обернулся и увидел женщину средних лет в сером пуховике, пробирающуюся в их сторону через сугробы. Она на миг подняла голову, увидела Новикова и застыла посреди тропинки.
– Добрый день, я следователь Новиков. Веду дело о гибели Джессики Вислогузовой.
– А-а, – протянула Нуя, подходя ближе. – Ясно.
– Вот вы бы лучше её делом занялись, – тихо проговорила Лиза. И уже громче спросила: – Ты хоть заявление-то написала?
– Толку-то, – отмахнулась Нуя.
– А что у вас случилось? – Новиков решил поддержать беседу, чтобы хоть немного сгладить углы и интонации.
Но Нуя только снова отмахнулась. Зато выступила Лиза:
– Местный отморозок поджёг её дочку. Облил ей голову жидкостью для розжига и пальнул зажигалкой. Урод.
Новиков тупо переводил взгляд с Лизы на Ную, а потом на пожилую женщину.
– Кстати, вон они. – Лиза подбородком указала куда-то за спину Новикова.
Он обернулся. Из машины вышла женщина в длинной шубе и парень-подросток.
– А здесь полиция, – громко пропела Лиза.
Женщина и парень замерли. Потом мамаша сориентировалась и закрыла сына собой.
– Что вы всё вынюхиваете? – грубо спросила мамаша. – Мой сын ни в чём не виноват!
– Как же, – злобно усмехнулась Лиза.
– А ты молчи, тварь ублюдочная! – гаркнула женщина в шубе и тут же была послана Лизой матом.
– Что?! – высунулся из-за матери сынок. – А ну, повтори, тварь!
– И повторю! – И Лиза снова выдала то же направление для путешествия дамы в шубе, да ещё присовокупила пару пожеланий на дорожку.
– Хватит, – резко сказала тётя Валя. И обратилась к мамаше: – А ты бы сынка-то проучила.
– Тебя не спросили, карга. А ты чего вылупилась, бомжара?! – Дама остановилась напортив Нуи. – Нарожала выродков, а нормальным детям с ними вошкаться.
Нуя бросилась было на мамашу, но между ними возникла согнутая тётя Валя.
– Довольно, – глубоким голосом произнесла пожилая мазычка. У Новикова от её тона колени стали мягкими. – Иди своей дорогой.
– Ага, сейчас! Так вот, – мамаша повернулась к Новикову, а из-за её спины нагло лыбился сынок. – Ничего у вас на моего сына нет! Эта девка сама виновата, она его спровоцировала! И тот бомж тоже! А кондукторшу вообще саму посадить надо, будет она ещё детям хамить! Имейте в виду – у меня везде связи – и в полиции, и в прокуратуре, и в судах! Ничего вы нам не сделаете!
– Ага, вы самоликвидируетесь, – тихо усмехнулась Лиза.
– Что?! Что ты там шипишь, тварь?! – наклонилась вбок дамочка, у которой лицо превратилось в размалёванный звериный оскал.
– Хватит! – крикнул Новиков, которого начали раздражать соседские дрязги. – Идите, с вами потом разберёмся.
– Разберётся он. – Мамаша повела сыночка вглубь двора, а тот на прощание плюнул в сторону соседок и Новикова и снова растянулся в мерзкой улыбке.
Новиков вдруг подумал, что если бы этот… мальчик что-то плохое сделал его Василисе, то Новиков бы с удовольствием пальнул в эту самодовольную рожу из дробовика. Потом разделал бы тушу болгаркой, аккуратно упаковал в пакеты и прикопал по разным пригородам. Башку зарыл бы где-нибудь здесь, на Божедомке. Желательно во дворе, куда и утопали мамаша с вырод… с сыночкой.
Господи, да что с ним творится.
– А ты на них работала, ага, – донёсся до Новикова голос Лизы. Он вернулся в реальность. Девочка тем временем высказывала Нуе претензии: – Она его убила, она! Сбила и уехала! А ты у них полы драишь!
– У меня пятеро детей, между прочим. Я за любую работу держусь. – Нуя провела рукой по усталому лицу.
– Почему он так с вашей дочкой? – спросил Новиков.
– Он к ней приставал, в конце концов, она ему оплеуху отвесила…
– И правильно сделала, – встряла Лиза.
– Ясно, – коротко сказал Новиков, мечтая побыстрее убраться с этой улицы. – Это вы нарисовали символы на окнах и зеркалах Варежкиной и Вислогузовой?
Теперь на Новикова смотрели три пары глаз – тёмные неопределённого цвета тёти Вали, светлые Лизы и светлые с тёмными пятнами Нуи.
– Ну, я нарисовала, – медленно проговорила Нуя. – Это наше, мазычское. Для защиты.
– Защиты от чего?
– Милана боялась порчи. – Нуя говорила потихоньку, явно подбирая слова. – Богатая девочка, завистников много. А Джессика… – Тут Нуя быстро глянула на Лизу.
– Она боялась, что придётся отвечать за свои пакости, – прошипела Лиза, растягиваясь в тонкой хищной улыбке. – И правильно делала, что боялась.
Тётя Валя смотрела на Лизу, будто взглядом пыталась заставить её замолчать. Даже двинула кустистыми бровями.
– Вот что я вам скажу. – Лиза сделала шаг вперёд, глядя Новикову в глаза и даже ткнула пальцем ему в грудь. Стоило труда не перехватить её ручонку. – Мой отец был хорошим человеком. Она его убила. А ему даже песню никто не спел, потому что моя мать не мазычка. Я сама его отпевала. И тогда я дала ему обещание, что эта тварь поплатится. И так и вышло. Я не знаю, кто её убил. Но знаю, где она сейчас. И вы знаете.
Новиков усилием воли заставил себя не делать шага назад, хотя очень хотелось.
– Песни? – выдавил Новиков.
– Мазычская традиция, – проговорила тётя Валя, глядя на Лизу. – Мы своим мертвецам поём песни.
– Вы знали молодого человека Джессики? – Новиков с трудом, но повернулся к Нуе.
– Нет, – покачала головой домработница. – Она следила, чтобы мы не пересекались. Когда я приходила, его уже не было.
– Есть мысли, кто мог её убить? – бессмысленно попытал счастья Новиков.
Все трое молчали.
– Зачем здесь столько снеговиков? – со вздохом произнёс Новиков, понимая, что толку от расспросов не будет.
– Это тоже наша традиция, – ответила за всех тётя Валя. – Защита от нечисти.
– Не работает ваша защита. Джессику-то убили.
– Она не того боялась, кого надо было.
– А кого надо было? – устало переспросил Новиков.
Снова все молчали, только переглядывались.
– Твой, что ль, папаша зверюгу-то ловил здесь? – Тётя Валя смотрела на Новикова снизу вверх, прищурив один глаз.
– Ну, предположим.
– Привет ему передавай. – Тётя Валя зашаркала мимо Новикова.
– До свидания. – Нуя скрылась в подъезде.
А Лиза так и стояла, глядя на Новикова и усмехаясь.
– Когда найдёте того, кто её порешил, тоже привет передайте. И спасибо скажите. Пока.
Лиза обогнула Новикова и скрылась за углом дома.
