Амина Асхадова
Любовь по-немецки
Глава 3
– Ты спрашивала про мой день рождения, прекрасная фройляйн. 3 сентября 1991 года рождения, – произносит незнакомец с прищуром голубых холодных глаз, вновь окидывая тело девушки взглядом.
– Это вы будете на целых восемь лет старше меня, – удивилась Катя, которой ее двадцать лет показались небольшой крупицей.
Значит, ему скоро будет двадцать восемь.
– Думаете, что это много? – прищурился немец, подавшись вперед.
– Я не думаю об этом, – призналась Катя, – хотя девочки с потока, что учатся со мной, мечтают выйти замуж за иностранца, да чтобы постарше был.
– Ты тоже? – снисходительно улыбнулся немец, и эта улыбка не понравилась Кате. Этот вопрос в принципе прозвучал с насмешкой, словно он удивлялся таким желаниям юных девочек.
– И часто вы прилетаете в Россию? – вопросом на вопрос ответила Катя, не посчитав нужным ответить на насмешку.
– Ты будешь смеяться, но я первый раз прилетел в Россию. Здесь у меня друзья, которые родились в Германии, но выросли и переехали сюда.
– И куда нужно смеяться в таком случае? – не без иронии спросила Катя, и такая же улыбка тронула ее губы. Она постаралась отвлечься от той насмешки немца «холодной иронией».
– Это такая стандартная шутка у русских? – нахмурился Нойманн, – просто я по несчастливой случайности летел с общительной русской девушкой, и она тоже сказала что-то вроде… эм… Я сейчас непременно вспомню, Катья.
Немец задумался. Его взгляд был направлен перед собой, а сам Макс очень хотел вспомнить ту сговорчивую девушку в самолете – хотя бы ее очертания, но ничего не получалось. Таким образом он планировал вспомнить хотя бы обрывки их разговора, который по большей мере был непонятен им обоим – ведь она почти не знала немецкий, но все равно упорно пыталась разговорить Макса. К слову, безрезультатно, ведь немец тут же попытался уйти в сон. Вскоре у него это получилось, поэтому рыжая девушка, имени которой он не запомнил из-за ее излишней болтливости, оставила его в покое.
А вот с Катей все было несколько иначе – она понимала его речь почти во всех случаях, и Макс осознал, как ему легко с нею.
«Точно легче, чем было в самолете с той назойливой особой», – подумалось мужчине при очередном взгляде на молчаливую Катю.
– Кажется, она задала такой же вопрос, поэтому я спрашиваю: это стандартная шутка у русских?
Катя вопросительно изогнула бровь. Что он от нее хочет? Девушка не понимала.
– Прошу прощения, если я вас задела. У нас это называется… сарказм, – выдохнула Катя.
За несколько лет совместного обучения с иностранцами Катя успела понять главное: лучше признать вину, чем продолжать спор, ведь это может привести к конфликту. Особенно в случае столкновения людей разных культур.
Катя-то призналась, а вот немцу было интересно другое. Он заинтересовался тем, какой становится девушка на эмоциях… Максу почему-то представилось, как ее щеки заливаются румянцем, а глаза девушки загораются азартным блеском. Может быть, ему просто отчаянно захотелось увидеть ее такой? Странно, ведь к рыжей девушке в самолете он не испытывал такого желания. Наоборот: ему очень хотелось, чтобы она поскорее замолчала.
– Хорошо, фройляйн. Я прощаю тебе это, – шутливо произнес немец, наблюдая в этот момент за Катей.
Макс быстро уловил, как вывести девушку на какие-либо эмоции.
– Ах, прощаете? – не сдержалась Катя, тут же нахмурив брови, – и с каких пор мы перешли на «ты»?
– Катья, ты не следила за ходом нашего разговора? – невинно спрашивает немец, а затем вдруг хлопает по своей коленке, – иди сюда. Я же вижу, что ты хочешь лечь.
Катя совсем перестала понимать, что сейчас происходит. Ее в чем-то обвинили, за что-то простили, а теперь и по коленке хлопают, приглашая к себе. Если бы у Кати мог идти пар из носа, он бы непременно сейчас пошел.
Или немец только этого и добивался?!
А Макс никогда бы не позволил себе этот некрасивый жест. Мимолетный порыв обошелся ему ущербом в размере совести, но загоревшиеся глаза девушки и ее раскрасневшиеся от возмущения щеки он увидел. И его порадовало увиденное.
– Вот еще, – мрачно произнесла Катя, обведя взглядом его расслабленную фигуру и колено, по которому Макс только что хлопнул, – своих женщин так будете зазывать, а я перетерплю как-нибудь.
Катя отвернулась, не замечая заигравшую улыбку на устах немца. Шуточки и предложения у Макса оказываются так себе, а первое впечатление о нем, как о галантном незнакомце, пропадают тут же.
– Я просто предложил тебе прилечь. Не воспринимай, как какое-нибудь унизительное предложение. И у меня нет женщины, Катья.
«Ох, это его Катья, Катья!.. И почему его акцент такой… такой слишком притягательный?», – задалась вопросом Морозова.
И кто бы только знал, как Кате хотелось лечь на родной диван и вытянуться в полный рост, но пришлось отказаться. Она подождет, пока за гостем приедут, а затем отоспится за всю сегодняшнюю ночь, которую она потратила на написание курсовых. Эти курсовые, которые у нее заказывали студенты, ее сильно выручали в материальном плане. В месяц Катя делала порядка десяти курсовых, и она была рада такому заработку.
Катя заметила, как Макс взял декоративную подушку с дивана и положил ее рядом с собой. Она проследила за его руками и взглядом, а взгляд Нойманна был устремлен прямо на девушку. Немец вопросительно выгнул бровь, мол, долго ли еще Катя будет сопротивляться?
– Я сяду на кресло напротив, – махнул он рукой в сторону широкого и добротного кресла, – ты ляжешь. Я вижу, что ты очень устала.
– Не нужно, я все равно не лягу. Боюсь уснуть, – призналась Катя.
Ее, и правда, сильно клонило в сон. Если ее голова коснется подушки, то Катя непременно отрубится. Но немец этого не понимал.
Подушку немец тут же вернул на место и расслабленно откинулся на спинку дивана. Кажется, что ему и не надо было развлечений – Нойманн явно хотел тишины и отдыха.
– Расскажите мне о своей стране, – попросила Катя тихо.
– О Германии? – удивляется Максимилиан, – тогда я боюсь, что мы и к ночи не управимся… И, Катья, я бы очень хотел перейти на «ты».
– Хорошо, Макс.
Она прикрыла глаза и начала слушать необычный акцент и необычного гостя:
– Нет ничего лучше, чем увидеть Германию самой, Катья, но я немного могу тебе поведать…
О том, что она уже была в Германии на производственной практике от вуза, Катя решила умолчать. Она продолжила слушать немецкую речь, но заснула прежде, чем Макс приступил к основному рассказу… Морозова провалилась в сон, словно диван и голос немца стали ее чертовым снотворным.
Звонок в домофон нещадно врывается в сознание Кати резким шумом.
Один глаз, второй глаз… И немного насмешливый голос рядом:
– Я бы открыл, если бы я был хозяином. Вероятно, это приехал мой друг.
И правда: вскоре на пороге Катиной квартиры впервые появляется Эрих Тирбах.
– Здравствуйте, добрая девушка… – улыбается незнакомец, говоря на хорошем русском языке, – меня зовут Эрих, я приехал за этим симпатичным немцем, – кивает он на Макса.
Усмешка трогает губы высокого светлого мужчины, и Катя немного расслабляется. Выглядел он также галантно, как Макс, и отнюдь не бедно. Морозова не знала, кем они являются на самом деле, но одежда их была приличной, взгляд – зорким и цепким, а выглядели оба мужчины спокойными, но в то же время в них обоих чувствовалась какая-то сталь и жесткость. Было бы у Кати побольше времени, она бы точно разгадала их натуру, но это столкновение с людьми другой культуры было слишком кратковременным.
– Здравствуйте, – пробормотала Катя и коротко улыбнулась новому знакомому.
Все-таки слишком много знакомств заставили девушку растеряться на время, а после сна, Катя догадывалась, она и вовсе выглядела сама не своя. Ее русые волосы совсем выбились из косы, за что Кате стало вмиг неудобно. Никогда она еще не встречала гостей в таком виде.
– Я прошу прощения, если мой друг доставил вам какие-либо неудобства. Он не знает русского языка, а такси, которое я вызвал, привезло его совсем не туда. Как оказалось, водитель был новичком и столицу-то совсем не знал.
– Такое бывает, – Катя была рада услышать русскую речь.
В этот момент Катя поняла, как сильно она зависима от русской речи. Такое же ощущение у нее было, когда она прилетела домой в Россию после месячной практики в Германии. Тогда, правда, чувство тоски было еще сильнее.
Гость понял, что Катя не особо настроена на беседы и что двое мужчин в ее тесной квартире немного сковывают девушку. Эрих по своей природе был догадливым человеком и потому по коротким улыбкам и односложным ответам девушки он понял, что Кате неудобно и даже, может быть, немного страшно.
Эрих обратился к молчаливому Максу, который неторопливо разглядывал Катю. Кажется, что в этот момент Нойманн кое-что решил для себя.
Эрих заговорил на немецком:
– Пойдем. Мне кажется, она меня испугалась. Не будем больше заставлять ее нервничать…
– Эрих… – улыбнулся Макс, пытаясь остановить друга, который не знал одну особенность девушки – Катя понимала немецкий. И понимала отлично.
– Макс, я вот давно тебе хочу поведать кое-что, – продолжил Эрих, медленно направляясь к выходу из квартиры, – из своего опыта проживания в России я понял, что русские девушки самые покладистые и нежные девушки в мире. А тебе удалось еще и такую красавицу отыскать, я бы советовал тебе присмотреться к ней… Робкая, а в беде тебя не бросила, видишь? Я удивлен! Это называется добросердечность…
– Эрих, Катья немецкий… – Макс попытался закашлять, чтобы скрыть рвущийся наружу смех. А заодно Макс поторопил друга к выходу, который слишком уж разошелся в комплиментах.
Тем временем Катя и сама из последних сил сдерживалась, чтобы не заплакать от всей комичности ситуации.
– Немецкому и научить можно. Сейчас всему научить можно, – воинственно произнес Эрих, махнув на друга рукой, – эх, золото упускаешь…
Взявшись за ручку входной двери, Эрих повернулся к Кате и нежно улыбнулся. Вот только Катя не позволила ему еще что-либо сказать, ее немецкая и уже заготовленная речь так и рвалась наружу:
– Благодарю вас за все комплименты, Эрих. Мне очень приятно, что вы нашли меня красивой и добросердечной…
По мере того, как лицо Эриха вытягивалось дальше некуда, Катя с вежливой улыбкой продолжала:
– Русские девушки, и правда, очень нежные. Но, увы, покладистость – далеко не мой конек…
Вежливо попрощавшись, Катя захлопнула дверь прямо перед носом Макса и удивленного Эриха. А затем с балкона она проводила взглядом отъезжающий, кто бы сомневался, немецкий автомобиль.
Вскоре Катя благополучно отвлеклась от такого приятного и, несомненно, интересного знакомства, но вот от возникшей сцены на ее губах до сих пор играла улыбка… Конечно, вспоминать немецких гостей она будет еще долгое время, но не более того. Переполох, что они подняли в ее душе, Катя заглушила в себе и постаралась вернуться в реальные студенческие будни, ведь учебный год только начался.
Вот только не знала Катя, что настойчивость, упорство и чувство благодарности – это второе имя Максимилиана Нойманна, которого вскоре Катя встретила у своего дома… В его руках были васильки.
– Я приглашаю тебя на свой день рождения. Мы отметим его завтра, третьего сентября, в тесном кругу друзей, и я хочу, чтобы ты присутствовала. Не беспокойся, в доме у Эриха с нами будет его мама. Она прекрасная женщина…
Л-и-т-р-е-с.
Глава 4
Сентябрь, 3
– Максимилиан, и где ты только успел познакомиться с такой очаровательной девушкой?
Катя еще не успела войти в дом, как взгляды присутствующих уже успели пройтись по формам девушки и ее раскрасневшемуся лицу. Кате вновь стало неловко, ведь комплимент на немецком она прекрасно поняла.
– У Эриха спросите, – со смешком ответил Макс, ненадолго встречаясь взглядом с растерянной Катей.
– А я уже усвоил урок, поэтому знайте, что эта очаровательная девушка прекрасно понимает немецкий, – рассмеялся Эрих, появляясь в поле зрения гостей, – и даже говорит на немецком, вы представляете…
Катя совсем не подозревала, что она окажется единственной приглашенной девушкой, и оттого ей стало неловко. Пока Макс представлял Катю друзьям, девушка успела рассмотреть каждого и отметить про себя крепкие и мускулистые фигуры мужчин. Кажется, они все регулярно посещали спортзал, а Катя, хоть и обладала завидной фигурой, но в спортзал не ходила, а стремилась только побыстрее дописать курсовую и пораньше лечь спать.
– Не бойся, это хорошие люди, – успел незаметно шепнуть Макс, чувствуя легкое напряжение Кати.
Речи знакомства лились на немецком языке, и Катя не осталась в долгу, знакомясь с друзьями Макса и Эриха на немецком. Имена еще четырех парней Катя не особо запомнила, а которых запомнила – вскоре забыла, все-таки диковинку были имена в виде Генриха и прочих. А спустя некоторое время в коридор вышла очаровательная женщина, о которой уже упоминал Макс – это была мама Эриха.
Едва со знакомством было покончено, как все двинулись в гостиную, и Макс не преминул воспользоваться возможностью: немец едва заметно прикоснулся пальцами к плечу Кати – там, где уже заканчивается тонкая шейка и начинаются хрупкие плечи. Макс признался себе в том, что давно хотел это сделать – прикоснуться к девушке. Кончики пальцев закололо от дикого желания это сделать, но и после томительного и ежесекундного прикосновения болезненное ощущение не пропало.
Ему, черт возьми, было слишком мало.
Вкусная еда, напитки, в том числе и алкоголь, – все это лилось рекой, и постепенно Катя влилась в эту атмосферу. Поначалу ей было не по себе и страшно – а не сделала ли она ошибку, оказавшись наедине с мужчинами? Макса и Эриха она знала совсем ничего, чтобы так наивно им довериться, но с появлением добродушной мамы Эриха груз с души ушел, и она перестала винить себя в необдуманном поступке. Присутствие еще одной женщины открыло второе дыхание, да и со стороны Макса никогда и никаких неуважительных действий не было.
Только взгляды его странные – холодные и тягучие как мед одновременно – порой заставляли девушку трепетать, и она не понимала почему. Вскоре Катя отвлеклась от собственных мыслей, ведь она узнала одного из друзей Макса. Вскоре на балконе Александр и сам подошел к Кате, когда она осталась одна и без опеки Макса, тот ушел покурить.
– Я не ошибся, и это ты учишься в институте истории и международных отношений? – услышала Катя позади себя такой знакомый и родной русский язык, и с радостью отвлеклась от рассматривания вида за окном.
А вид с тринадцатого этажа открывался шикарный. Без преувеличения.
– Да, учусь, – согласно кивнула Катя, пробуя на вкус русские слова и понимая, как она соскучилась по ним.
Родители и брат звонили ей очень редко, на учебе вот два месяца были летние каникулы, а подруг у Кати было слишком мало, чтобы просто встретиться и поговорить. После знакомства с Максом только с ним она имела возможность разговаривать, да и то на немецком. Еще бы чуть-чуть, шутила про себя Катя, и она совсем забудет родной язык.
– Ты прекрасно владеешь немецким языком. Я бы мог подумать, что ты подружка Макса из Германии, если бы уж сильно не была похожа на русскую.
Катя промолчала, хоть и не слишком было приятно слышать «подружка Макса», но Саша тут же улыбнулся и извинился за резкость.
– Мама Эриха очень веселая, – заметила девушка, – а ты, значит, наполовину немец?
– Да, моя мама русская. Выбор имени был сложным процессом, но оба сошлись на Александре. Ни нашим, ни вашим, так сказать, – рассмеялся Саша.
– О чем говорите?
Вместе с жестким немецким акцентом Катя почувствовала руки на своих плечах. Всего на секунду Макс положил свои тяжелые пятерни на хрупкие плечи девушки, но затем одумался и резко избавил Катю от своих прикосновений. Макс и сам не понимал, что на него нашло, но ему вдруг захотелось, чтобы Александр увидел, с кем пришла и под чьим контролем находится эта красивая русская девушка с таким же прекрасным, черт возьми, именем.
Встретившись взглядом с ее светлыми серыми глазами, Макс, взрослый мужчина, совсем полетел, но тут же взял себя в руки и улыбнулся собеседникам, уже спросив мягче:
– Я помешал вашему разговору?
Не зная, куда можно деть свои руки от волнения, Макс встал между Катей и Александром, делая вид, что ему очень интересен пейзаж за окном. Впрочем, его и правда привлекает русская живопись, но на данный момент все мысли немца были заняты несвойственным ему чувством… чувством ревности.
Он пытался переключиться, но мысли упорно шли не в ту степь. Макс почему-то не хотел, чтобы Катя и Александр продолжили общаться после того, как он уедет в Германию. Что творилось немцем – ранее благоразумный Нойманн и сам не понимал.
Однако, Нойманн даже не подозревал, что эта пара уже знакома друг с другом, и что они даже учатся вместе.
– Нет, не помешал, – произнесла Катя на немецком, а затем сказала правду, – оказывается, мы с Александром учимся в одном университете. Даже на одном факультете…
Катино воодушевление этой новостью было непонятно хмурому Максу, но девушка была приятно удивлена этому факту, и Нойманн заставил себя улыбнуться. Через силу, но все-таки.
На долю секунды Макс пожалел, что Катя знает его язык, иначе он бы тотчас же отослал Александра на немецком и приказал ему больше не подходить к Кате.
Впрочем, кое-что он мог осуществить.
Нойманн повернулся к теперь уже молчаливому Александру, а затем быстро и тихо попросил оставить их наедине. Встретившись глазами с Максом, Александра посетила мысль, которая никак не укладывалась в голове: неужели Нойманн неровно дышит к девушке другой культуры? И эта мысль ему совсем не понравилась, потому что он знал Макса и его легкомыслие по отношению к девушкам.
Катя не заметила, как с балкона исчез Александр, потому что в это время ей позвонила родительница. Сделав большое усилие над собой, Катя спокойно ответила:
– Да, мама?
Макс на секунду кинул взор на девушку, но затем стал просто слушать ее голос. Он не знал ни одного слова на ее родном языке. К сожалению.
– Ты хочешь со мной встретиться?
Мужчина заметил растерянность на лице девушки, а Катя была не только растерянной, но и напуганной. А дело было в том, что за полтора года, что Катя живет самостоятельно, они с отцом никогда не приглашали ее на семейный ужин.
У Кати закрались плохие мысли, а у Нойманна появились вопросы, но ему пришлось ждать конца разговора.
– Через столько дней? Мы ждем иностранных послов или это все-таки наш семейный ужин? – удивилась девушка.
А затем Катя замерла: мама железным тоном велела присутствовать на семейном ужине и подобрать к нему не вызывающую одежду, а причиной этому были папины партнеры по бизнесу из Чечни.
– Auf Wiedersehen, Mutter7, – прошептала Катя, автоматически перейдя на немецкий язык.
(– До свидания, мама)
Макс оживился, услышав родную речь, а по состоянию девушки понял, что отношения между дочерью и мамой очень и очень напряженные.
«Возможно, такие отношения и со всей семьей», – подумал Нойманн, желая расспросить девушку побольше о взаимоотношениях в семье.
– Родители уже ждут тебя дома? – начал Макс издалека, посмотрев на свои наручные часы, – почти восемь вечера, но мы только начали.
– Я не живу с родителями вот уже полтора года, – тихо призналась Катя, которую до сих пор одолевали смутные сомнения по поводу добрых намерений родительницы.
– Почему? – настойчиво спросил Макс, желая узнать о русской девушке побольше.
Катя вздохнула. Рассказывать или нет? Однако вскоре желание выговориться перебороло все остальное:
– Мои родители в разводе. Отец отдал нам с мамой половину своего состояния при разводе, но мама оставила только одну квартиру и еще несколько недвижимостей, остальное вложив в бизнес. Через некоторое время после развода она также начала приводить в дом своего мужчину, а меня постоянно просила уйти к бабушке на день-другой. Мне было четырнадцать, самое время для переходного возраста. Бизнес и мужчина заняли все ее время, и вскоре я начала почти постоянно жить у бабушки в той квартире, где сейчас живу я, – тихо прошептала Катя, находясь совсем близко к Нойманну.
Или это он подвинулся слишком близко, пока Катя разговаривала по телефону?
– Как ты понимаешь, бабушка умерла. Инфаркт. Она видела и понимала, что мне тяжело дался развод родителей: для молодой мамы я была обузой, а у отца был наследник, это мой старший брат. Бабушка завещала мне все, что у нее было – это квартира и гараж, где хранились соленья.
– Прости, – произнес Макс, проникаясь к девушке, – ты справляешься одна?
Катя коротко улыбнулась, встречая прищур холодных, но взволнованных глаз:
– Конечно, у меня все хорошо. Я получаю стипендию, а также подрабатываю репетиторством и курсовыми. Сейчас начало учебного года, мои детишки еще не приехали с морей, где отдыхают вместе со своими родителями, но скоро начнется самая работа. Немецкий язык, к сожалению, не так востребован среди семей и деток, но работа находится. К тому же, я очень привязалась к тем детям, которых обучаю немецкому.
– Дети – это прекрасно. Скажи, а ты рада этой самостоятельности? – отчего-то подобрался немец.
– Нет, – призналась Катя, не раздумывая, – порой хочется, чтобы рядом было сильное мужское плечо. Или родительское. Но в моем случае я могу надеяться лишь на мужское… когда-нибудь, – улыбнулась Катя, присаживаясь на стул.
На балконе никто не мешал их разговору.
– Женщины, с которыми я был, мечтали о той самостоятельности, в которой ты живешь, – тихо произнес Нойманн после признания Кати, – ты отличаешься от них, от наших женщин.
– Чем же?
Даже не дернувшись, немец ответил правду:
– Тебя хочется оберегать, а немецкие женщины своим жутким стремлением к равноправию во всем и везде давно отбили желание оберегать их и помогать им. Я не говорю о рабстве, – немного жестко исправился он, – я говорю о женской слабости, данной женщине природой. Тебя хочется оберегать, Катья.
Эта девушка по имени Катя нравилась ему все больше и больше. Макс признался себе в этом именно сейчас.
– Просто они не представляли, насколько заблуждаются в своих желаниях. Я про самостоятельность, – Катя отвела взгляд от Максимилиана.
Макс проследил за ее задумчивым взглядом, направленным в никуда, и понял, что он был в смятении от поведения ее родителей. А именно от того, насколько мать поступала ужасно, отправляя четырнадцатилетнюю дочь фактически ночевать и жить к бабушке. Нойманн был удивлен тому, как еще совсем юная девушка не утонула в равнодушии родителей, поступила в университет, выучила язык с совершенством и стала достойной в его глазах.
Симпатия Нойманна переходила дозволенные границы. Желание Кати обрести мужское плечо сопутствовало желанию немца обрести мягкую и нежную женщину рядом с собой.
– А теперь мама позвала меня на семейный ужин, которого они с отцом не устраивали даже в браке. Это странно.
Про гостей из Чечни девушка благополучно умолчала. Кате показалось, что она и так о многом поведала иностранцу.
– Прохладительные напитки? – веселый голос Александра неожиданно проник в сознание двоих.
Катя обернулась и ей тут же всучили в руку бокал.
– Немецкое, – с гордостью и воодушевлением произнес Александр, уже делая первый глоток пива и подначивая Катю.
Поначалу девушка застыла в нерешительности, чувствуя на себе взгляд Нойманна, но затем решила попробовать напиток, который немец одобрил. Точнее, наполовину немец, но все же.
– Она не будет это пить. Забери и унеси обратно, – холодный голос и такие же холодные руки Нойманна выдернули из рук Кати бокал с пивом. Точнее почти выдернули, ведь Катя успела отвести руку в сторону.
– Все нормально, – успокоила Катя Нойманна.
– Видишь, она хочет попробовать. Не мешай, Макс.
Сжав челюсти, Макс опустил руки и позволил девушке сделать несколько глотков. Она сказала, что не против попробовать, а вот сам Макс был не против отвернуть голову этому Александру, вновь приблизившегося к Кате. К тому же Макс не хотел, чтобы девушка пила.
Не хотел, но и запретить не мог.
– Давай до дна, Катя, – произнес Александр на русском, заставив Макса выйти из себя. Он совсем не понимал русскую речь.
Дождавшись, пока Катя сделает несколько глотков, Макс буквально выдернул из ее рук бокал и впихнул огорчившемуся Александру со словами:
– Отнеси, – прозвучало железно и на немецком, а затем Макс повернулся обратно и решил смягчиться перед Катей, – просто это все равно не то, Катья. Если бы ты попробовала этот напиток в Германии, ты бы удивилась разнице.
– Возможно, – скованно улыбнулась девушка.
Макс, по ее мнению, был слишком правильным и каким-то чересчур жестким. Александр был помягче, с ним ей было комфортнее и легче, а вот от взглядов Нойманна Кате было порой не по себе.
Александр ушел, и немец вновь принялся разглядывать русую сероглазую девушку. Он слышал, что именно серый цвет глаз особенно ценится за ту грозность, с которой смотрит их обладатель. Именно так и было: Катя смотрела на него ровно, но мягко…
А кто бы только знал, как ему нравилось ее имя – такое обычное для России, но такое притягательное для иностранцев. Макс не скрывал: ему нравились и ее фигура, и широкие бедра, граничащие с миниатюрностью девушки. А нравился ли он Кате?
Из квартиры послышалась медленная иностранная музыка, и Нойманн не преминул воспользоваться случаем:
– Потанцуем?
