Амина Асхадова
Любовь по-немецки
Глава 8
В назначенное время и назначенный час Катя была у ворот отцовского дома. Перед ней открылся вид на роскошный особняк, в котором много лет назад они жили одной семьей – папа, мама, старший брат Вадим и она, Катя.
Когда все успело настолько кардинально поменяться? Когда начался процесс, ведущий к разводу? Почему после развода мама приводила мужчин к себе домой, фактически заставляя уходить еще несовершеннолетнюю дочь к бабушке? Катя не знала, как ее семья пришла к такой жизни и что случилось в те злополучные далекие годы. И вот теперь у четырех ранее близких людей – своя дорога.
Охрана пропустила девушку, поздоровавшись с нею. Василий Геннадьевич уже многие годы занимает пост начальника охраны у Морозова Алексея, и он всегда уважительно относился ко всем членам семьи. В частности, он привязался к тогда еще маленькой девочке по имени Катя, над которой иногда по-отечески подшучивал. К тому же, зарплату владелец крупной сети торговых предприятий Морозов-старший всем своим работникам платил достойную.
– Добро пожаловать в дом, Екатерина Алексеевна, – добродушно поприветствовал Катю начальник охраны.
– Не стану скрывать, но, вероятно, из этого дома по мне искренне скучали только вы, Василий Геннадьевич. Здравствуйте.
Грустно улыбнувшись, Катя направилась внутрь. Василий Геннадьевич смотрел ей вслед с такой же печальной улыбкой. Он все прекрасно знал и видел.
Алексей Морозов появился из ниоткуда – он зашел в дом следом за Катей, а его руки были перепачканы в земле. Как и всегда, он возился в огороде, Морозов-старший называл это хобби и считал способом отвлечения от работы.
От него не последовало даже приветствия, Катя не говорила уже о родных объятиях или отцовской улыбке. Девушка, конечно, на многое не рассчитывала и готовилась сама подобающе встретить отца, поприветствовать Морозова Алексея Николаевича и даже обнять, но он не позволил ей такой роскоши. Прошел мимо – быстро, молниеносно.
– Он просто занят, Катя. Ты снова дуешься? – раздался звонкий голосок помолодевшей мамы.
Виктория не выглядела на свои годы, ведь она всегда следила за собой. Даже открыла свой собственный салон красоты в Москве, и Кате нравилось это качество в своей маме – желание совершенствоваться. Вот только если бы этот салон не отнимал так много времени, что порой его не хватало на дочь, все было бы лучше.
– Настолько, что даже не позволил мне его обнять? И тебе здравствуй, мама. Ты, как всегда, прекрасна…
– А ты выглядишь усталой, деточка. За собой нужно следить с ранних пор, а у тебя очень болезненный вид.
Скорее, не болезненный вид, а болезненные слова от родного человека задели Катю.
– Если бы ты не была так занята своим салоном, то ты бы помнила: свои ночи я провожу за курсовыми…
– Это не повод выглядеть уставшей. В конце концов, ты бы могла приехать ко мне в салон.
– Я об этом не знала, но учту, – сухо ответила Катя вслед уходящей матери.
Виктория уже беззаботно упорхнула на кухню.
Катя не отреагировала, но уже поняла, что ничего хорошего ее на этом «семейном ужине» не ждет. Мама копошилась в телефоне в гостиной – выставляла фотографии довольных клиенток в Инстаграм в профиль своего успешного салона. Эта женщина тридцати восьми лет выглядела на все двадцать пять.
Может быть, будь у Виктории время на свою дочь, Катя бы рассказала маме о произошедших в ее жизни событиях. О немце. О своих чувствах…
– Кого мы ждем? Разве мы будем не одни? – как можно радостней спросила Катя, направляясь к маме.
– Гостей, – коротко ответила мама, и Катя поняла, что разговор окончен.
Вскоре приехал Вадим – он был один и без жены. Холодно поздоровавшись с сестрой, он поднялся наверх в кабинет отца.
Кажется, что все знали зачем они сегодня собрались. Все, кроме Кати, и ей это совсем не нравилось.
В гостиной был накрыт стол в лучших традициях Морозова-старшего, и накрыто было на шесть человек. Пройдясь по гостиной, Катя сообразила, что гостей будет двое. Но кто?
В доме было как всегда чисто. Возможно, это заслуга новой женщины отца, но, скорее всего, это работа горничных. Родители Кати были богаты, и лучшая подруга Марина не раз спрашивала прямым текстом, почему дочь таких родителей живет на окраине Москвы. Только вот Катя и сама не знала ответа.
После смерти бабушки Кате никуда не хотелось переезжать, она решила оставить все, как есть и остаться жить в квартире бабушки. Родительская помощь была не нужна слишком гордой девушке, а родители и сами не стремились к тому, чтобы поддерживать ее. Для них на первом месте был сын, для Морозова-старшего наследник играл большую роль. Особенно в бизнесе.
Отвлекшись от собственных печальных мыслей, Катя увидела Вадима. Он уже поговорил с отцом и спускался на первый этаж.
– Может быть, ты мне расскажешь? В чем дело, брат? Для чего нас здесь собрали?
Вадим внимательно оглядел платье Кати – оно было незамысловатым, но в нем была безумно красивая простота. Девушка любила такие вещи, которые цепляли взгляд не излишествами, а простотой, а вот Вадим – не очень.
– Дочь Морозова не может ходить вот так…
– Я так живу, Вадим, – резко поправила Катя, встречая злой прищур брата, – ты не можешь упрекать меня в чем-то. Я обеспечиваю себя сама. Без упреков и без обид, но ты до сих пор зависишь от отца. Не так ли? – уколола Катя в ответ.
Она не из тех, кто даст себя в обиду. Катя точно не из тех.
– Ты… Ты что о себе возомнила, сестричка?
– Хватит! – раздался ледяной тон Морозова-старшего, и отец вошел в гостиную, – ты как разговариваешь со старшим братом, Катя? Какое тебе дело, кто и от кого зависит?
Морозов приблизился к детям. Проглотив ком обиды, Катя не произнесла ни слова. Было тяжело говорить из-за убийственного взгляда отца, направленного на нее.
– Значит, так. К нам скоро приедут гости, и у нас есть несколько минут на разговор, – решительно и четко произнес отец, указывая на свой кабинет, – поднимайся за мной, Катя.
Девушка считала Макса холодным, но она просто забыла, как может быть холоден собственный отец. Нет, Катя не считала, что он ее не любит – как можно не любить собственную дочь? Но причину вдруг изменившегося отношения к ней Катя не знала. Девушка даже не помнила точно с какого года все переменилось.
Едва Катя зашла в богато устроенный и роскошный кабинет отца, как он тут же приступил к разговору.
– Прежде, чем я раскрою цель прибытия в наш дом, я хочу сказать, что все, что я делаю для тебя – к лучшему. Я, как и любой отец, желаю благополучия своей дочери.
Катя облизала пересохшие от волнения губы и присела на кожаный диван. Ноги ее перестали держать от плохого предчувствия, а холодный взгляд отца, желающий самого лучшего для своей дочери, так вообще подкосил Катю.
– Прежде, чем ты скажешь мне цель прибытия, я хотела бы задать всего один вопрос, папа.
Вздрогнув словно от испуга, Морозов сфокусировал взгляд на дочери. Создалось впечатление, что он лишь сейчас заметил ее в поле своего зрения и был сильно удивлен, что дочь – рядом.
– Задавай, – пожал плечами мужчина и сел за стол.
– Пап, а что случилось?
– В смысле, Катя? Это твой вопрос? – прищурился мужчина.
– Что случилось между тобой и мамой, что вы развелись? Мне было четырнадцать, когда я почувствовала холод с твоей стороны. Вы развелись, я осталась с мамой, а Вадим – с тобой. Почему? Ведь я хотела быть с тобой, к тебе я была привязана больше…
– Катя, сейчас не время для таких разговоров, – поджал губы Алексей.
– А когда у тебя будет время на меня? – нахмурилась Катя.
Она встала и решительно подошла к столу. Села напротив отца.
– Мне тебя не хватало. Но, ты знаешь… – Катя попробовала улыбнуться, поймав взгляд Морозова, – недавно я встретила человека, похожего на тебя. Он такой же мужественный, немного холодный, однако, есть одно но…
– Ты встретила кого-то? – прищурился отец, и сделал он это недобро.
– Да, – призналась Катя, надеясь на поддержку, – но я бы хотела взять у тебя совет.
– Катя, здесь не нужны никакие советы. Начнем с того, зачем мы здесь сегодня собрались.
Катя вздрогнула, отец решительно поднялся со своего места.
– Слушай внимательно, Катя. Я – твой отец, – тяжело произнес Алексей, – и на правах родителя я выдаю тебя замуж. Сегодня ты познакомишься с своим будущим мужем, а остальные шалости выброси из головы.
– Что? – прошептала Катя, подскочив со своего места.
Пропасть. Целая пропасть возникла в данную минуту между отцом и дочерью.
– Тебе пора замуж.
– Мы живем не в средневековье, чтобы выдавать меня замуж против моей воли, – возмутилась девушка, вглядываясь в родные черты отца и не узнавая их.
Ярость, холодность и надменность – это были не отцовские чувства!
– Я все сказал, – отрезал Морозов-старший, – и забудь всех, о ком ты мечтаешь, потому что к нам в гости едут мои уважаемые партнеры, а твой будущий муж. Киселев Вадим, может, ты слышала.
Пропасть? Не-ет, целый мир разделил дочь и отца!
Катастрофа, масштаб которой Катя еще не поняла до конца.
И поймет – нескоро.
– Поэтому, – более мягче продолжил Алексей, видя состояние дочери, – я надеюсь, что ты не опорочила честь нашей семьи, проживая самостоятельно и без родительской опеки.
Что там мир? Целая вселенная возникла между ними…
Катя замерла, а кончики ее пальцев начало покалывать от напряжения.
– Я не опорочила. Я просто забыла твою любовь ко мне. Отцовскую любовь…
Морозов резко повернулся к и без того напуганной Кате, а затем проговорил звенящим от ярости голосом:
– Я ничего не хочу слышать, на этом наш разговор окончен.
Стрельнув холодными глазами в сторону дочери, Морозов резко направился к столу и схватился за сигарету.
Не желая больше находиться в бездушном кабинете, который так любила Катя в детстве, девушка стремглав вышла из него и побежала вниз по кованой лестнице. Ее руки дрожали, глаза застилала пелена острых слез, а тело бежало к свободе – к выходу из этого дома, вдруг ставшего чужим.
Судорожно вздохнув, Катя часто заморгала, пытаясь разглядеть перед собой хоть что-то, однако на улице она вскоре угодила в чьи-то сильные руки. Силы покинули девушку, едва она встретилась взглядом с тем, кого она меньше всего ожидала здесь увидеть. С тем, с кем Катя уже была знакома.
Глава 9
Катя сразу это поняла, потому что некоторыми официальными вечерами им уже доводилось видеться и даже приветствовать друг друга, когда Катя еще посещала эти самые вечера.
И как она могла забыть о столь говорящей фамилии? Вадиму, как никому другому, подходила фамилия Киселев, потому что и своим телосложением, и медлительностью, и манерой тормозящей монотонной речи он и в самом деле напоминал кисель.
И этот наглый любитель выпить станет ее мужем? Да если он только начнет говорить, Катя тут же провалится в сон – будь то свадьба, будь то брачная ночь!
Она застыла, напряженная до кончиков пальцев.
Киселев в свою очередь рассматривал Катю из-под своего прищура, словно разглядывал какую-то диковинную игрушку в своих руках, и это Морозовой совсем не нравилось. Всего за одну совместно проведенную минуту Катя почувствовала отвращение – от его взгляда, от его тяжелых рук и от его ленивой ухмылки.
«Теперь будет еще два часа неторопливо возвращать свои губы в положение «Я – самая важная персона»», – подумалось Кате отстраненно.
Однажды, когда Катя назвала его медлительным (на встрече все было в формате доброй шутки, хотя Катя и говорила всерьез), Вадим величественно сказал: «Кто понял жизнь, тот не спешит». Они все посмеялись, а Катя вскоре ретировалась из этого кружка понимающих жизнь и не спешащих.
И вот теперь Кате было с чем сравнить, точнее с кем. Макс смотрел на нее иначе. У немца взгляд, хоть и был холодным, но не смотрел так развязно и скользко. Макс не позволял себе подобных взглядов, так кто же этот Киселев такой, чтобы раздевать ее глазами?!
Это довело Катю до дрожи. До дрожи отвращения.
Скривившись от его неприятного скользкого взгляда, Катя вырвала свою конечность из его загребущих лап и сделала несколько шагов назад.
Придя в себя, Катя в ту же секунду развернулась от его полноватого отекшего лица. Однако, даже сейчас она чувствовала его взгляд на себе – на спине, на ягодицах, на ногах.
Вот мерзавец!
Глубоко вздохнув, девушка резко смахнула появившиеся слезы и холодно глянула на этого мужчину. В последнюю их встречу он выглядел стройнее и опрятнее, чем сейчас, да и тогда Киселев более сходил на парня, нежели сейчас – на мужчину под сорок. Кажется, ему около двадцати пяти лет, но сейчас Катя уже не была уверена в этом.
– Мы так долго не виделись, Екатерина, что я успел соскучиться по тебе… – и опять его губы начали медленно расползаться в подобии улыбки, вот только от этой улыбки Катя едва в обморок не упала.
Тебе?!
Она не верила, что все это происходит с ней. Неужели можно вот так взять и выдать замуж насильно? Этот его оценивающий отвратительный взгляд очень злил Катю. Макс никогда не позволял себе смотреть на нее так, словно Катя стояла голой. Никогда.
– ЗдравствуйТЕ, – вздернув голову, Катя выделила формат общения, – прошу меня простить, но мне пора.
Однако, рядом тут же появился Киселев-старший. Не лучше, чем его сынок, только взглядом разве что не раздевал, и на том спасибо. Сухо поздоровавшись с папиным партнером, Катя тотчас же направилась туда, куда собиралась – к выходу из прежнего дома.
– Как это? Вы уже уходите? – нахмурился его отец.
– Мне нужно… – сделала шаг девушка, намереваясь быстро покинуть территорию, однако…
Однако Катя еще совсем ничего не понимала.
Не понимала, что ее уже «продали». И обо всем договорились.
– Задержись ненамного. Нам нужно многое обсудить, – подал голос его сынок, и это была уже не уважительная просьба, а просьба с предупреждением.
Отвратительно вязким предупреждением.
Катя метнула взгляд в сторону Вадима, но встретила в его маленьких глазах, похожих на пуговки, только злой разврат. Совпадение, или все мужчины по имени Вадим – такие злые? А она чувствовала негатив, отравившийся на его лице. Видимо, Катя не должным образом встретила своего «жениха».
Но она не хотела здесь даже находиться! Катя не хотела ни с кем знакомиться, не хотела выходить замуж и даже, о боже, не хотела видеть своих родителей! И она была готова сбежать, вот только…
– Катенька, миленькая, – показался рядом Василий Геннадьевич, выходя из охранного помещения, – ваш отец направляется сюда, не будите вулкан остывший. Останьтесь, послушайтесь родителей, и потом я отвезу вас домой.
Не прошло и пяти минут знакомства, как ее отрезали от мира сего.
Оторвали!
Привыкать к такому Катя была не готова.
– Дочь! – оборвал диалог Алексей Морозов, встречая званых гостей, – прошу в дом, Андрей, – поприветствовал он Киселева-старшего, – Вадим, я поговорю с дочерью. Оставьте нас на несколько минут.
Гости ушли, и Геннадий Васильевич испарился, понимая, что в этой ситуации он бессилен. Катя осталась с «вулканом остывшим» – с отцом. Цепкие глаза Алексея Морозова тут же нашли взволнованную до предела дочь.
– В моих руках – вся твоя жизнь и ее успех, Катя. Если ты будешь сопротивляться моему решению и продолжать показывать себя в свете непослушной девушки, то я превращу твою жизнь в ад. Ты не сможешь продолжать учиться, жить в квартире своей бабки и не сможешь найти работу. Даже санитаркой не устроишься! И масштаб этой трагедии – не город, – замолчал отец, оглушая бедную Катю своей яростью, – а вся Россия. Ты знаешь, на что способны связи, Катя. Ты знаешь.
Катя не заметила, как отец подтолкнул дочь к дому и «заботливо» открыл перед нею дверь. Она не заметила, как сняла пальто, как разулась и как оказалась в гостиной, где был накрыт шикарный стол. Она сидела напротив сына Киселева, но замечала только равнодушный взгляд своего старшего брата.
Равнодушие – вот, что царило в этом доме.
И казалось, что только Киселеву Вадиму до бледной девушки было дело. Кажется, она ему понравилась. Так сказала мама с добродушной улыбкой:
– Кажется, наша девочка запала Вадиму прямо в душу. Вот он – восхищенный мужской взгляд, его из тысячи узнать можно. Так ведь, Катя?
Катя отрешенно смотрела в свою тарелку и изредка попивала сок. Что за бред мама несла? Едва ли Виктория посмотрела бы в сторону этого Киселева, не будь карманы его отца набиты деньгами.
– Красотой она, и правда, пошла в вас, Виктория, – ровно произнес Андрей Киселев, – а гордостью в отца.
Отец поспешил вставить свои дорогие пять копеек:
– Какая гордость, Андрей! Это лишь переходный возраст, и абсолютно нет поводов для волнения, я вас уверяю.
– Пусть и гордость, зато изюминка! – восхищенно произнесла Виктория, скользнув взглядом по дочери, – в нас, женщинах, всегда должна быть изюминка…
– Вы правы, – в тон ответил Вадим, одарив Катю заинтересованным взглядом.
Впрочем, его интерес за версту чувствовался.
Морозова отвела взгляд, чтобы посмотреть на своих родных. В первую очередь она посмотрела в глаза отцу, но, к собственному ужасу, она не нашла в них ничего прежнего. Только выдержка деловая была в его взгляде, словно не дочь сидела рядом, а товар, который нужно продать как можно с большей выгодой.
А в ее детстве глаза отца пылали любовью. Что же произошло?
– Улыбнись, Катя. Я понимаю, что для тебя это все неожиданно, – сухо произнес отец, подливая ей апельсиновый сок.
Катя посмотрела на мать. Улыбаясь во все свои тридцать два белых зуба, она заискивающе разговаривала с Андреем Киселевым.
– Катюша, выпей сок, а то вид у тебя бледный, – ласково произнесла мама, встречая взгляд дочери.
«И снова сок… Я же ваша дочь, а вы пытаетесь соком меня заткнуть?», – обреченно подумалось Кате.
Она перевела взгляд. Брат угрюмо молчал. Вероятно, он вспоминал и прокручивал слова сестры, как всегда, зациклившись на них. Он очень хорошо помнил плохое. Встретив взгляд Кати, он только неприязненно поморщился. Но не произнес ни слова – вероятно, опасался гостей.
Катя сидела за столом, но время вокруг нее остановилось. Все сидели и сладко улыбались ей – невесте, но девушку было не обмануть. Ее родные были равнодушны к ней, и причину никто не желал раскрывать.
– Тогда, как и договаривались, свадьбу назначаем на 17 января? – с присущей деловой хваткой Морозов поднял свой бокал. Кажется, это был тост, а в согласии «невесты» тост не нуждался.
– Да. Давайте выпьем за наших жениха и невесту, – поддержал Киселев-старший с такой же масляной улыбкой и дряблыми руками.
Взяв себя в руки и вспомнив о том, что она – личность, Катя не позволила воспринимать ее, как пустое место. Взяв в дрожащую руку стакан с соком, Катя подняла взгляд на Вадима.
– Желание родителей понятно, ведь вы – завидный жених, – громко произнесла Катя с долей сарказма, привлекая внимание всех присутствующих, – что ж, свадьба так свадьба.
Подняв брови в немой радости, Катя сделала первый глоток. Она пыталась казаться уверенной под напором пяти пар глаз.
– Но я бы хотела удалиться. Меня ждет работа и самостоятельная жизнь. Прекрасно ни от кого не зависеть, не правда ли? – взгляд-укол в сторону папенькиного сыночка Киселева.
Катя знала, о чем говорит.
Дрожащими руками поставив стакан на стол, Катя медленно встала из-за стола.
Никто не имеет права использовать ее, как вещь. И даже родители, которые давно забыли о ней – о Кате. Они не имеют право продавать ее!
– Теперь мне пора, – выдохнула Катя, тотчас же лишившись воздуха.
Не слушая доводов разума и приказов отца и брата, Катя выбежала вон из этого серого и бездушного дома. Только от себя не сбежать – не сделаться дочерью другого человека!
Глава 10
Максимилиан Нойманн прислонился плечом к мощному толстому дереву и продолжил ждать. Этим он занимался порядка получаса после того, как посмотрел на время окончания занятий и сориентировался по времени. Макс взял машину Эриха, но понял, что подъехать к университету он уже не успеет, а потому заехал в уже знакомый цветочный магазин и решил наведать девушку прямо у дома.
«Подкараулить собрался», – усмехнулся Эрих, узнав о намерениях друга. Эрих понял о чувствах друга еще в вечер дня рождения, когда Макс увел Катю в танце, таким образом избавляя девушку от общества назойливого Александра.
Эрих усмехнулся и протянул ключи Максу, добавив с намеком:
– Ничего ли больше тебе не одолжить, друг мой?
Мазнув по двусмысленной улыбке Эриха холодным взглядом, Макс схватил ключи и молча ушел собираться. Хозяин квартиры виновато двинулся следом, подмечая настроенность Максимилиана к подобным шуткам, и тут же извинился.
– Она хорошая девушка, – отчеканил Максимилиан, направляясь к выходу из квартиры Эриха.
– Так, может, заберешь ее отсюда? Москва портит, знаешь ли! – кинул Эрих вдогонку.
Нойманн распахнул дверь и оглянулся задумчивым взглядом на друга.
– А я уже все решил, Эрих.
Эриху же осталось молча наблюдать за стремительно закрывающейся дверью.
Переместив нежный матовый букет цветов в другую руку, Макс медленно оттолкнулся от дерева и скинул муравья, нагло перебравшегося с местной ветки на руку немца. Макс прищурился, потому что увиденное издалека ему совсем не понравилось: он заметил Катю в сопровождении их общего знакомого – Александра. Подойдя к торцу дома, Макс наблюдал за тем, как пара останавливается совсем рядом, и Катя начинает прощаться. Нойманн догадывался, что именно она говорит Александру, ведь то же самое она говорила и Максу: дальше нельзя, спасибо за прогулку и прощай. К сожалению, речь этих двоих предназначалась явно не для понимания Нойманна – они говорили на русском языке, но он догадывался о мотиве разговора.
Попрощавшись, Катя не успела проделать и нескольких шагов, как тут же почувствовала внимательный взгляд на своем лице, а затем встретила холодный взгляд, направленный на нее.
Макс стоял у торца ее дома, и взгляд его был холоднее всех московских ночей. Катя не соврет, если признается себе в испуге: Нойманн стоял у ее дома, как всегда одетый с иголочки и с шикарным букетом цветов, постоянно разных комбинаций, но вот его глаза были холодны, как никогда раньше с нею.
Преодолев смешанные чувства, Морозова зашагала дальше, к своему дому и Максу навстречу. Катя не знала, видел ли Макса Александр, но сама девушка точно не заметила, что Нойманн за ними следит.
– Здравствуй.
Ее губы растянулись в улыбке, губы Макса даже не шевельнулись. Еще Катя заметила, как мужчина задолго до ее шагов стиснул зубы и на его скулах выступили желваки. Девушка даже вспомнила шуточные слова бабушки:
«– Бабушка, а что значит фраза «желваки заиграли»?
– Это означает сдержанную ярость твоего собеседника, когда только работа его жевательных мышц может спасти собеседника от незамедлительного удара в нос, – ответила бабушка и сама же бодро посмеялась».
Вот только сейчас Кате было не очень смешно, потому что собеседницей Макса являлась она сама, и еще Катя совсем не понимала его злости.
Глаза Нойманна долго рассматривали как всегда улыбчивую девушку, и затем он ответил на тихом, но четком и жестком немецком:
– Здравствуй, Катья.
Нойманн протянул Кате цветы сочного синего цвета, уверенный в том, что она их примет. Но девушка стояла на расстоянии вытянутой руки и в какой-то момент просто отвела взгляд от мужчины.
– Тебе не нравятся? Это самые нежные цветы. Они подходят тебе, – произнес Нойманн, приблизившись к девушке легкой поступью.
– Макс, – девушка поднимает глаза, встречаясь с голубоглазым мужчиной взглядом, – к чему все это?
– В смысле? – не понимает Нойманн, сводя брови к переносице.
Ему претила мысль, что Катя к нему равнодушна. И ему не понравилось, что Александр принялся провожать девушку до дома. Совсем не нравилось, но виду он старался не подавать.
– Ты уедешь совсем скоро, ведь так? А на легкие отношения без обязательств я не согласна, – выпалила Катя, отступая от немца.
Немец поджал губы от недовольства. Ее слова зацепили Макса.
– Я хотел пригласить тебя в кино, – Нойманн пытается пропустить ее странную фразу мимо ушей.
Макс не собирался позволить ей сбежать и в этот раз.
– Я подожду тебя здесь, а ты можешь сходить домой и переодеться.
– Ты меня не слышишь, Макс? – выдыхает Катя, все же принимая букет, – хорошо, но это наша последняя встреча…
– Тебе понравился мой друг?
Катя вздрагивает, как от нахлынувшей огромной волны. Она поняла, что Нойманн имеет в виду Александра, и тихо проговорила:
– Нет, мы встретились случайно после занятий, он предложил прогуляться и проводить меня до дома.
– Катья, тебе не стоит оправдываться. Я просто хотел бы провести время с пользой и узнать Москву получше. Насколько позволяет мне время, разумеется. Ты поможешь мне в этом? Я был бы очень рад, – легкая улыбка трогает губы Макса, и Катя расслабляется, – к сожалению, завтра мне придется улететь.
Он не злится на нее.
– Я переоденусь и выйду, – пообещала девушка, но в этот раз она дала себе обещание.
Это будет их последняя встреча.
Ведь уже завтра он улетит…
***
– Это очень остро и… вкусно, – тщательно прожевав пищу, Макс поделился своими вкусовыми ощущениями.
Катя улыбнулась и подхватила на вилку один перчик халапеньо.
– Попробуй этот сорт, и ты удивишься, насколько блюда могут быть острыми, – рассмеялась Катя и протянула вилку с насаженным овощем.
– Это ведь не один из коварных способов избавиться от надоедливого немца? – с прохладной улыбкой спросил Макс, желая оказаться с Катей наедине, а не в многолюдном ресторане, где он не желал выставлять свои искренние эмоции и улыбку напоказ.
Катя тоже тонко чувствовала разницу в поведении мужчины, когда они находились в общественном месте и когда – наедине. Вскоре она поняла, почему так холоден немец на людях и искренен тогда, когда их никто не видит – сдержанность во всем и везде, кроме личного. Это была главная черта Нойманна.
Без лишних эмоций Макс вдруг немного покраснел и тут же попросил холодную воду. Вид у немца после перца холопеньо был так себе, и Катя, сдерживая смех, подала ему стакан воды. Нойманн жевал этот перец, а из его глаз едва слезы не катились, но было видно, что немец сдерживался изо всех сил. Крепко сжав бокал в своих руках, он выразительно посмотрел на девушку, которая явно решила поиздеваться над ним в этот вечер.
– Я отведу тебя на самый страшный фильм, девочка, – тихо пообещал немец, когда действие перца было заедено и запито, и вот тогда Кате стало немного не по себе.
– Я не люблю страшные фильмы…
– На то и есть расчет. Будет уроком за этот ужасный зеленый перец…
Все-таки нельзя шутить с Максом, теперь ей это будет дорого стоить. Катя четко это осознала.
– Это ресторан с кухней востока, здесь все традиционное – это в основном острое, – попыталась оправдаться девушка, – просто ты не привык.
– Это невозможно есть, – прохрипел Макс, вновь делая глоток лимонада со льдом.
Вскоре Катя продолжила кушать, ведь для нее это была привычная и вкусная еда, хотя в ресторане с действительно стоящей и вкусной восточной кухней за всю свою жизнь она была несколько раз – с родителями.
– Очень остро? Вы, немцы, не переносите острую еду? – полюбопытствовала Катя, и зря.
– Лично я – нет, не смешивай всех немцев.
Кате подумалось, что если бы Нойманн знал русский, то он непременно бы произнес: «Не греби всех под одну гребенку», именно так и не иначе.
Девушке вообще порой было сложно принимать холодность мужчины в свой адрес, а холодность эта быстро появлялась, когда немцу что-то не нравилось. Именно это было неким барьером, которого в общении с Александром она не замечала или того вовсе не было.
– Прости. Я привык так разговаривать на работе, моя прекрасная фройляйн… – тихо произнес Макс, поймав растерянный взгляд Морозовой.
Она не спрашивала, к чему он привык, потому что и так догадывалась, что он упоминает о работе. А все, что о работе – то табу. И если это была столь секретная информация, то Катя была только рада ее не знать.
«Меньше знаешь – крепче спишь», – считала Катя, и потому больше ничего не спрашивала. Ей не нужны были секреты.
Катя решительно поменяла тему, доедая свою порцию божественной восточной еды:
– Зачем же ты приглашаешь меня в кино, если ты не поймешь там ни слова?
– Я хочу сводить тебя в кино, – признался Макс, поймав взгляд серых глаз, – к тому же, в фильме ужасов слов мало. Учти это.
А затем они пошли на фильм ужасов, как Макс и обещал. Им повезло, и сеанса не пришлось ждать долго, а чтобы девушка не отвертелась от его выбора в плане самого страшного фильма, Макс позвонил Эриху и попросил забронировать нужные места на самый подходящий, по мнению Тирбаха, фильм.
Эрих, усмехнувшись, сделал все по высшему разряду для лучшего друга, и отключился. Нойманн признался и себе, и Кате, что это был его первый раз, когда он заплатил за девушку и в кино, и в ресторане, и ему это ощущение полезности и важности, черт возьми, понравилось. Макс впервые ощутил себя тем человеком, в котором нуждаются. Рядом с русоволосой девочкой он ощущал себя тем самым сильным мужским плечом.
Вскоре начался сеанс. Катя еще не до конца понимала, на что шла, потому что в кинозал она заходила с воодушевлением, а вот через двадцать минут после начала фильма сдалась в прямом смысле этого слова:
– Можно выйти? – шепнула Морозова, в очередной раз закрывая от страха глаза.
– Нет, – с непоколебимым выражением лица ответил Нойманн, смотря ровно в экран.
– Если это месть за восточную кухню, то это жестоко! – поджала губы девушка, а затем с прищуром проследила за действиями Нойманна.
А Нойманн с видом знатока уже отодвигал подлокотник между своим и Катиным сидением.
– Что ты делаешь? – шепнула она.
– Можешь разве что уткнуться в мою рубашку. Глаза тоже нечестно закрывать, даже если тебе страшно.
– Где это написано? Что за правила?! – возмутилась Катя, пока сзади на нее не шикнули добродушные соседи по фильму.
Макс одарил ее спокойным взглядом, мол, как хочешь, а затем невозмутимо вернулся к просмотру фильма. С открытыми глазами было сложно смотреть фильм ужасов про страшных существ, больше напоминающих змей, которые заползали первопроходцам пещеры под одежду и превращали их в мумий, и однажды Катя все-таки прикрыла глаза.
«Немцы все злопамятные?», – с опасением подумала Катя, краем глаза посмотрев на Макса. Мужчина так и не опустил подлокотник, говоря о том, что его предложение в силе.
Недолго думая, на самом страшном моменте Катя прижалась к Максу и прикрыла глаза. Наказание оказалось довольно страшным, и теперь Катя думала лишь об одном: как сегодня засыпать одной в квартире и не просыпаться от каждого шороха?
Через несколько минут ее талии коснулась широкая рука мужчины, и тогда Нойманн склонился к Кате:
– Посидим еще пару минут и поедем, – пообещал немец, и Катя спокойно выдохнула, прижимаясь к сильному плечу.
