Мне приснилось, что мое сознание суть книга, малюсенький фолиант, который мерно поедывал палочку с карамелью. Глаза заволокло розоватым туманом, я понял, что являюсь космической сказкой, чью историю рассказывают перед сном малым деткам.
Убаюкивать разгоряченный за богатые сутки разум – вот в чем состояла задача моей книжечки. И я отдавался этому занятию с полным самозабвением.
Красочные, юркие глаза прожигали мою цветастую обложку, тонкие или толстые пальцы сжимали мою крепкую обложку, перелистывали плотные желтоватые листы. По сладостному воздуху плыла словесная песенка, умы умывались юмористическими, добрыми сказками. Картинки крикливо пестрели в рамочках, предназначенных для иллюстраций.
Наверно я бы вечность провел в этом туманном мирке, но меня резко выдернули обратно в мир. Теперь надо мной была не пришелица, а голубоватый шарик света. Он настойчиво требовал моего внимания.
– Чего тебе надобно, красота очей? – Спросил я.
Свечение потрещало короткими электрическими сполохами, покрутилось вокруг черного стула, сменило цвет с голубого на глубокий синий, а потом изрекло:
– Изюм проснулся, человек! Тебе надобно пролистнуть все ту литературу, которую ты со своей подругой извлек во свет.
Чесать голову было лишним, да и задавать вопросы – тоже и я поднялся с сидения и направился к столешницам, огибая стулья, на которых возлеживали кипы разномастных томов. Я спрашивал себя: «Когда успели наши словеса запечатать в книжки? Неужели сон мой длился так протяжно долго?»
Шар света, который меня разбудил, находился теперь высоко под потолком. Он выступал наблюдателем моей деятельности, чья медленная прыть все возгоралась тем больше, чем больше я припадал к литературе.
Корешки летели во все стороны, обложки бросали светоносные блики на материальное окружение, расцвечивая его на манер скоморошеского конфетти. Ощущение праздника витало в бесплотном пространстве. Мое восприятие преисполнялось красотой и знанием. Я даже подумать не мог, что наши сознания могут выдавать Такое!
Творческие моря с океанами поглотили все внимание. Погружение в мироустройство «Космического Цветка» и пестрое знамя «Высоты Стекла» манили меня за собой в непролазные дебри сюрреалистических джунглей.
Окружающий пейзаж мирно засыпал на моих руках, а слова проникали в самые потаенные уголочки души. Душа ли то была? А не мозговая ли сё активность, не его ли электрические импульсы, не его ли бесконечное движение манило внимание за собой?
Ах, эти пространные вопросы, они словно птички на качающихся ветках – отклонение в одну сторону дарует вопрос, на другую – звонкую монетку. Поди различи эти шепотки в темном лесу!
Странное время настигает нас, когда мы блуждаем в кажущейся реальности. Ибо все подыгрывает течениям наших мыслей, все преобразуется, следуя нашим идеям. Это и славно и вместе с тем ужасающе. То значит, что нету фатума, и нету судьбы, нету предрешенности. Для свободолюбивых особ это прекрасная весть, а я для тех, кто привык пенять на окружение – не очень.
Сырой суп идейного вдохновения полился на мою голову прямо из светоносного шара. Видимо, его сиятельство решил, что я собираюсь жульничать. Как бы не так! Я закрыл глаза и снова представил, что парю над крышкой сундука, а в его недрах блистают бессчетные светящиеся нити.
Представил картину, что я несусь прямо к ним, безнадежно тяготея к Преображению. Рот на замок, сверчки стали теплеть возле ушных впадин. Я открыл глаза и обнаружил, что отдаляюсь от темно-коричневого пирожного Изюма, утопая в непроглядной черноте. Космос снова стал моим родителем. Беззвучный плачь огласил эти чудовищные энергетические коловерти.
Недвижимость превратилась в Галактику, сердце которой – глаза моей пришелицы. От нее веяло холодом и невозможной тоской. Голубой свет исчез, став красным. Тонкой леской, нитью полоснуло мою сущность, где-то в далекой дали разрывались библиотеки, пожираемые черными звездами. Послышался шепот и первое время мне не удавалось различить слова, но чем ближе я приближался к смертоносной Галактике, тем отчетливее становились изречения.
Они гласили: «Дураку, сомнувшему свою песнь надлежит уничтожение и ничего кроме него! Покаяние не исправит твоего несчастья. Ты узурпировал собственный аппарат восприятия, потому нет тебе дороги Обратно. Ваша низость приговаривается к забвению!»
И сё. И так и сяк. Много чего мне хотелось выплюнуть в холодные пасти Космоса, но всякий раз действо останавливалось, стоило мне чуть-чуть приоткрыть рот.