Ана Эрмиш
Мальчик за стенкой
Глава 1
Снег падал с неба такими огромными хлопьями, будто всерьез собрался превратить улицы в замерзшие белоснежные реки, изгибающиеся под ровными углами. Еще немного, и по ним на самом деле придется пробираться точно вплавь, разгребая в разные стороны руками от груди обжигающе холодные сугробы. Взмах правой – и вот можно продвинуться на несколько сантиметров вперед. Левой – и еще немного пространства отвоевано у снежной стихии.
А плавать Соня не любила. Точнее, не умела, а любить то, что не умеешь – сложно. Да еще и снег на дух не выносила. Так что плавание по снегу в точно не входило в список ее занятий на вечер. Вообще-то у нее в планах было просто лежать дома, в теплой кровати, и смотреть по телевизору трогательный фильм, желательно про любовь. Какой-нибудь такой, чтобы в конце непременно можно было всплакнуть от счастья за главных героев.
Но планы планами, а декабрь и напарница по работе внесли в него свои коррективы. Последний месяц в году, который вообще-то должен приносить чудеса и волшебство, а не непогоду и разочарования, обрушил на ее голову снегопад, заваливший все протоптанные за день тропинки. А Настя позвонила и “обрадовала”, что заболела и не сможет выйти на смену. И слезно умоляла подменить ее пару дней. И не откажешь ведь – у самой сессия на носу, а вдруг и Соне понадобится лишний день на подготовку. Да и Настя девчонка хорошая, всегда прикроет спину на работе.
Поэтому на сегодняшний вечер Соне пришлось расстаться с уютной кроватью и выйти на мороз. Медленно продвигаясь по сугробам, искрящимся под неровным светом фонарей, она то и дело проваливалась в снег до самых колен и раздраженно пыхтела, проклиная его на чем свет стоит.
“И почему я не родилась где-нибудь в Калифорнии? Сейчас лежала бы у бассейна с коктейлем в руках, а не вот это вот все. Нет же, угораздило появиться на свет в Сибири. Не зря сюда людей в ссылку отправляли, ой, не зря…” – крутилось у девушки в голове, пока она понемногу преодолевала расстояние между своим домом и супермаркетом, в котором подрабатывала вот уже второй год.
Издав возглас – нечто среднее между победным кличем марафонца, пришедшего к финишу первым, и криком облегчения человека, вышедшего из леса после пяти дней блужданий по нему, – Соня добрела до служебного входа. Зубами стянула с руки перчатку и достала из кармана бейдж, которым открывалась дверь для персонала. Руки мгновенно заледенели и одеревенели, и проклятая карточка вывалилась из непослушных пальцев прямо в сугроб.
– Черт! Только не это! – Соня застонала и закатила глаза.
Сбросила с плеча сумку и, вновь натянув перчатку, опустилась на колени. Запустила руку туда, где осталось углубление от провалившегося бейджа. Сначала пошарила в сугробе кистью, но ничего не найдя, засунула руку по локоть, а потом и по плечо, изогнув тело под немыслимым углом. Дурацкий кусок пластика как сквозь землю провалился! А она уже действительно доставала кончиками пальцев едва ли не самой земли. Кажется, если постараться, можно даже ухватиться за травинки, погребенные под толстым слоем снега.
– Сонь, ты что ли? – Девушка так увлеклась поиском, что даже не заметила, как дверь служебного входа скрипнула, и на улицу выглянул парень.
Соня резко дернулась и бейдж, который она только что нащупала, снова выскользнул из пальцев.
– Да чтоб тебя! – выругалась она.
– Меня?
– Да не тебя, – отмахнулась девушка. – У меня бейджик в сугроб упал.
– Почему я не удивлен, Агафонова? – Брови парня скептически изогнулись, и он, запахнув на груди куртку, вышел на улицу. – Отойди.
Соня, кое-как вынырнув из глубокого сугроба, попыталась подняться, но только глубже увязла в снежном плену. Хрустящая холодная субстанция теперь была повсюду: набилась в сапоги, в рукава, попала под воротник пуховика и попыталась даже проникнуть в рот. Издав тяжелый вздох, парень едва ли не за шиворот одним рывком поднял Соню на ноги. А затем изящным движением фокусника с первой попытки вытащил из сугроба заветный бейдж. Девушка чуть зубами не заскрипела от злости, а вот снег на них все-таки скрипнул, тут же превращаясь в воду. Вот почему всегда так?
Соня вообще жила под девизом: “Если что-то не упало, не разбилось, не сломалось, или она не попала в дурацкую ситуацию, то день прожит зря”. Те, кто ее хоть немного знал, с этим уже смирились, а самые добрые из них помогали, почти что не издеваясь – вот как ее сегодняшний спаситель.
– Спасибо, Паш, – проворчала она, принимая из его рук бейджик. Вроде бы помог, но девушка все равно злилась – хотя бы потому, что он в очередной раз стал свидетелем ее фиаско.
– Да не за что, – Паша махнул рукой. – А ты чего тут? Сегодня же Настина смена.
– Заболела она. Не предупредила что ли?
– Она ж мне звонила, а я ответить не успел, а потом не перезвонил, – с досадой хлопнул он себя по лбу и подытожил: – Вот блин.
– Она ее подменить просила.
– Понятно, – Паша поморщился и достал из кармана куртки пачку сигарет.
Вытащил одну и предложил взять девушке. Соня отрицательно покачала головой, и Паша, пожав плечами, убрал пачку обратно. С наслаждением прикурил и выпустил облачко белого дыма.
– Нам позарез ещё хотя бы один человек нужен. У тебя никого на примете нет?
Соня снова покачала головой и немного сдвинулась в сторону – так, чтобы сигаретный дым не летел прямо на нее. Паша, заметив ее робкое движение, тут же отвел руку с сигаретой так, чтобы ветер сдувал все в противоположное от них направление.
– Плохо, Сонь. Очень плохо. И в институте никого? Никому подработка не нужна что ли?
– Паш, ну ты что, правда думаешь, что я хожу по институту и спрашиваю у каждого, не нужна ли ему работа?
Парень ещё раз пожал плечами, как бы говоря, что понятия не имеет, чем там занимается Соня в здании университета. Девушка хмыкнула и продолжила:
– Может, мне ещё листовки по корпусам развесить?
– Отличная идея!
– Паш, ну ты серьезно что ли? – Соня едва не закатила глаза. – Ты у нас начальник смены, давай как-то сам.
– Да нет, – отмахнулся он, быстро сделав последнюю затяжку и выбросив окурок в сугроб. – Листовки отличная идея! Только мы их разложим в магазине. И вдруг какой-нибудь покупатель окажется тем самым сотрудником, которого мы ждём.
Паша явно воодушевился, а Соня лишь покачала головой. Его назначили на эту должность совсем недавно, каких-то пару месяцев назад. И складывалось впечатление, что лишь по одной простой причине: других кандидатов особо и не было. Паша не имел совсем никакого опыта управления коллективом, хоть в его подчинении и находились всего несколько человек. Поэтому самые простые и очевидные решения воспринимались им, как настоящий инсайт.
– Ладно, пошли работать, – заявил он таким тоном, будто это не он вышел на улицу покурить, а Соня, чье рабочее время ещё даже не началось. Надо же, вспомнил, что он начальник.
– Ага, – отозвалась она и первая пошла внутрь.
– Сонь, ну ты всё-таки поспрашивай у знакомых, – снова начал бормотать Паша ей в спину, видимо, обдумывая ещё один вариант, если листовки не помогут. Соня молча кивнула, и он продолжил: – Я тебе даже премию выпишу, если кого-нибудь приведешь.
– Чего это ты такой добрый? – она даже обернулась и подозрительно сощурилась.
– Я не добрый, я отчаявшийся. Работать совсем некому, а мне приходится закрывать собой все дыры. Отдохнуть хочу, – признался парень, сбрасывая с плеч куртку.
Он и правда за последний месяц помрачнел и осунулся. Тени под глазами стали привычными и уже почти не выделялись на фоне сероватой кожи. А взгляд выглядел все более потухшим и неживым – ему однозначно нужно было хорошенько выспаться. Он устало привалился плечом к стене, будто собираясь с силами и вымученно улыбнулся.
Соне стало искренне жаль его и даже захотелось приобнять и погладить по широкой спине или голове, покрытой коротким ёжиком светлых волос. Паша был старше девушки всего на несколько лет, поэтому они быстро нашли общий язык. Весёлый и общительный парень легко находил подход к каждому, а Соне он нравился за такие редкие качества, как искренность и умение видеть в людях хорошее. И когда они ещё были напарниками, то смены с ним девушка любила больше всего – за разговорами обо всем и ни о чем и несмолкаемым смехом ночи пролетели быстро и легко.
А Пашино повышение все изменило, и теперь он больше хмурился, чем смеялся. А ещё каждую рабочую смену собирался уволиться, больше, конечно в шутку, чем всерьез, но те, кто знал его достаточно хорошо не могли не заметить перемены в нем.
Соня сочувственно улыбнулась и похлопала его по плечу. Высокий и широкий в плечах парень, которого Соня была почти втрое меньше, напоминал сейчас большого ребенка с бицепсами, которые она едва смогла бы обхватить двумя руками и сорок пятым размером ноги.
– Держись, друг, – постаралась поддержать его она. – Я спрошу, обещаю. Может, кто и захочет подработать.
– Спасибо, Сонь, ты лучшая! – он заключил ее в объятия и легко приподнял одной рукой.
– Я ещё ничего не сделала.
– А я и не говорил, что ты лучшая поэтому, – Павел лукаво ей подмигнул и, мягко опустив на пол, направился в сторону подсобки.
Соня усмехнулась ему вслед. Она знала его уже давно, чтобы понимать – за этими комплиментами и намеками нет никакого подтекста. Это просто его привычная манера общения со всеми девушками, а особенно с Соней. Потому что поначалу такие фразы заставляли ее смущаться и “мило краснеть”, как заявлял парень. Это уже потом у нее выработался иммунитет к таким шуточкам, и она перестала воспринимать их всерьез.
Помахав в знак приветствия девушке за кассой, Соня направилась в раздевалку. Тяжело вздохнула в предвкушении рабочей смены. Выкладывать товар на полки было совсем не сложно, но очень утомительно, особенно ночью, когда больше всего хотелось спать, а не перебирать пакеты молока и палки колбасы.
Но совесть не позволяла Соне брать у родителей денег больше, чем было необходимо на съем квартиры, а ее крошечной стипендии никак не хватало на все остальное. Поэтому и приходилось выходить хотя бы десять ночей в месяц, а работа в ночную смену давала возможность совмещать ее с учебой.
В небольшом помещении, заставленном металлическими кабинками, она скинула верхнюю одежду и повесила ее в шкафчик. Туда же затолкала сумку, а потом расправила примявшийся под пуховиком теплый свитер. Собрала темные волосы в неаккуратный пучок на голове, чтобы не мешались и не лезли в лицо. Напоследок улыбнулась своему отражению в потемневшем от времени зеркале, подбадривая сама себя. И привычным движением засунув наушники в уши, а телефон в задний карман джинсов, вышла в торговый зал.
Глава 2
Больше всего в этой жизни Лев Антонович ненавидел опоздания. Именно поэтому из дома он всегда выходил с таким запасом, что этого времени вполне бы хватило не только, чтобы добраться из пункта А в пункт Б, но и между делом заскочить в соседний город. А опаздывающие люди выводили его из себя столь же сильно, как последняя макаронина на тарелке, никак не желающая цепляться на вилку. И по иронии судьбы его собственный сын обладал уникальным талантом – за двадцать лет своей жизни он ни разу нигде не появился вовремя. Он даже родиться в срок не смог, явившись на свет спустя несколько дней после даты, назначенной врачами.
Лев Антонович не сводил глаз с часов, висящих на стене, которые мерно тикали, понемногу приводя его в бешенство. Секунда за секундой, минута за минутой – творение талантливого голландца даже представить не могло, что их неторопливое движение стрелками настолько расшатывает и без того нестабильную нервную систему мужчины.
Первые минут пять Лев Антонович старался себя убедить, что, как в старой песне “пять минут – немного”, и это можно даже не считать за опоздание, хотя внутренний голос никак не хотел соглашаться с этим утверждением. Следующие десять мужчина вспоминал все известные приемы быстрого расслабления на рабочем месте. Глубоко дышал, причем обязательно животом – это он подсмотрел в какой-то новомодной передаче по профилактике хронического стресса, тер пальцами виски, расхаживал по комнате, разминал плечи. Даже сделал мимическую гимнастику, корча жутковатые гримасы. Потом включил классическую музыку – говорят, она идеальна для релаксации и снятия напряжения. Ещё минут через пять он с уверенностью мог сказать, что это все враньё.
Когда стрелки с ритмом, уже напоминающим похоронный марш, приблизились к цифре “шесть”, означающей, что потенциальный самоубийца должен уже тридцать минут, как восседать перед очами Льва Антоновича, у того уже скулы свело от злости. Какая-то часть его внутреннего “я”, подпитываемая отцовской любовью, жалобно причитала: “Наверное, в пробку попал. Да, не час пик, конечно. Да, всего два балла по городу. Ну, а вдруг. Не надо так категорично отметать этот вариант”.
Другая же его часть, глухая к подобным оправданиям, раздумывала, какая смерть будет наиболее предпочтительна. И все больше склонялась к удушению – своими собственными руками. Тут же вспомнилось прочно засевшее в голове ещё со школьных лет: “Я тебя породил, я тебя и убью”.
Через сорок минут кабинет Льва Антоновича напоминал арену для проведения корриды, где мужчина выступал в роли быка. Из его ноздрей уже почти что валил пар, когда дверь широко распахнулась и появился долгожданный тореадор, размахивающий красной тряпкой.
– Привет, пап! – радостно объявил он.
И, не замечая, как в руках отца разломился на две части карандаш, прошел внутрь, на ходу сбрасывая с плеч куртку и точным движением накидывая ее на вешалку. Рухнул в кресло напротив мужчины и широко улыбнулся.
– Как дела? – поинтересовался, как ни в чем не бывало.
– Как у меня дела? – Лицо Льва Антоновича позеленело и стало близко по оттенку к первой весенней листве. – Ты опоздал на сорок минут!
– Прости, пап, я проспал, а потом…
– Проспал? Как, черт возьми, можно проспать встречу, назначенную на два часа дня?!
– Я поздно лег. Или, наоборот, рано?.. – Лицо парня приобрело задумчивое выражение, в то время как его отца – все больше напоминало разъяренного огнедышащего дракона. – Да, впрочем, какая разница. Так вот, а потом я заболтался с милой девушкой у тебя на ресепшене. Кстати, хотел попросить поискать в документах ее номер телефона.
– Ты совсем оборзел, Никит? Думаешь, я буду тебе помогать баб клеить?
– Не хочешь – не надо, – Никита пожал плечами. – Сам у нее спрошу. Ты какой-то напряженный.
Лев Антонович издал какой-то нечленораздельный звук, делающий его ещё больше похожим на дикое животное, вышедшее на охоту.
– О, ты заметил, сынок? – подозрительно ласково произнес он. – Не догадываешься, почему?
– Что тут гадать. Я тебя первый день что ли знаю с твоей маниакальной пунктуальностью.
– Это не просто пунктуальность! – рявкнул мужчина. – Это собранность, организованность и целеустремленность! Все то, чего у тебя нет. Ты, дорогой сынок, чем собираешься по жизни заниматься?
– Закончу институт, – Никита, не обративший внимания на столь подозрительный вопрос, закинул ногу на ногу и принялся рассуждать. – Потом устроюсь на работу к тебе. Дальше – быстрый взлет по карьерной лестнице и вуаля.
– Вуаля ему… Хрен тебе, а не работа и лестница. Мне такой работник не нужен, который даже вовремя прийти не в состоянии.
– Да ладно тебе. В этом же самый кайф – когда ты сам начальник, можно приходить на работу тогда, когда хочешь.
– Совсем наоборот, Никит. Если ты начальник, или планируешь им быть, – покачал головой Лев Антонович и бросил долгий многозначительный взгляд на сына, – то должен понимать, что на тебя смотрит и ориентируется весь коллектив. Если ты сам не в состоянии держать себя в жестких рамках, какой дисциплины ждешь от персонала?
Никита неопределенно мотнул головой, благоразумно промолчав. Потому что ему даже в голову не приходило вообще что-то от него ждать. Работа в компании отца должна была дать ему свободу – от необходимости торчать в офисе с утра до ночи, корпеть над отчетами и засыпать на скучных совещаниях. В его идеальной вселенной он вообще там почти не появлялся, лишь изредка озаряя подчиненных радостью от своего присутствия. А все вопросы и проблемы решали многочисленные заместители – а иначе зачем они вообще нужны?
Но судя по тому, что брови отца уже практически наползли друг на друга, он был совершенно другого мнения. И, не дожидаясь ответа сына, продолжил:
– Пост начальника накладывает ответственность. И только от него зависит, будет компания процветать, или развалится. От того, насколько грамотно у него получится организовать работу сотрудников. А ты не можешь организовать даже себя. Как ты сможешь руководить хоть кем-то?
Никита очень осторожно пожал плечами, раздумывая стоит ли говорить отцу, что его вполне устроит формальный пост в компании. А руководить вместо него может кто угодно. Поразмыслив, решил, что все-таки не стоит – на лице Льва Антоновича выступили багровые пятна, и повышать родителю давление еще больше не хотелось. Он перевел взгляд на часы. Беседа затягивалась и явно перешла не в то русло: отец попросил его привезти забытые дома документы, а теперь неожиданно решил восполнить все пробелы в воспитании разом. И это Никите совсем не нравилось.
– Никак, – продолжал мужчина, которому участие в беседе Никиты едва ли было нужно. – Никак, понимаешь? Все, на что ты способен – это склеить девчонку за стойкой ресепшена и в очередной раз бездарно потратить заработанные мною деньги. Нужно с этим что-то делать, Никит.
– Что-то делать? Что ты имеешь ввиду? – Червячок сомнения медленно заворочался у него глубоко внутри, намекая, что это все плохо кончится.
– Так больше не может продолжаться. Пора, наконец, взрослеть.
– Эй, пап, ты чего? – Никита напрягся и немного подался вперёд, все ещё надеясь, что это отец просто так вымещает злость. Сейчас успокоится – и все встанет на круги своя.
– А ничего! – рявкнул Лев Антонович, хлопнув ладонью по столешнице из массива дерева. – Мне надоело, что ты только и делаешь, что прожигаешь жизнь. Тебя вообще интересует хоть что-то, кроме девчонок и тусовок? – он дождался неуверенного кивка сына и продолжил: – Я в твои годы на двух работах пахал и ещё учиться успевал. А ты?
– А что я? – начал Никита, но отец его прервал.
– А ты живёшь одним днём и дальше носа своего не видишь. Как я это все, – он обвел руками кабинет, – тебе оставлю? Да ты в первый же месяц развалишь то, что я создавал годами. Да, я сам виноват. Мне пришлось несладко, а в детстве так вообще ничего слаще морковки не ел, и мне так хотелось дать хоть тебе все и даже больше. Но, похоже, я немного перестарался.
– Что-то ты поздно это понял и решил меня воспитывать, – холодно отозвался Никита. – Мне двадцать, а не два.
– Никогда не поздно, сынок.
И вот теперь Никите на самом деле стало страшно. Тяжелые нотки в голосе отца, которых он раньше не слышал, очень его напрягали. Конечно, отец и до этого его ругал и часто был недоволен, но сейчас что-то неуловимо изменилось. И дело даже не в опоздании, хотя и в нем тоже. Сегодня Льва Антоновича настигло озарение – и он увидел сына другими глазами. И увиденное ему очень не понравилось.
– И что ты хочешь этим сказать? – Внешне Никита сохранял хладнокровие, но внутри дикие чертята уже отплясывали румбу на могиле его спокойной жизни.
– С этого дня начинаешь самостоятельную жизнь, – отрезал отец. – Съезжаешь из дома, устраиваешься на работу. Сам себя содержишь и сам за себя отвечаешь. Счёт я твой заблокирую. Придется барахтаться самому.
– Да ты шутишь что ли? – выдохнул Никита, округлив глаза. – Куда я пойду?
– А я откуда знаю? Ты взрослый человек, реши проблему сам. Я всего добивался самостоятельно, и мне никто ничего не дал просто так. Вот и ты попробуй. Докажи мне, что ты чего-то стоишь.
– Иначе что?
– Иначе не только из дома выгоню, но ещё и из завещания вычеркну, – прорычал Лев Антонович тоном, исключающим любые шутки. – Хочешь оставить за собой место в моей компании, сначала покажи, что ты его достоин.
– Да ты чего, пап? Я исправлюсь, честно! Хочешь буду каждый день в два часа приезжать в твой офис, чтобы отметиться? Как у участкового, – Никита нервно рассмеялся, хватаясь за любую соломинку в надежде переубедить отца.
Но упорству Льва Антоновича можно было только позавидовать. Не зря же он сумел с нуля открыть целую сеть автосалонов. И уж если он решил, что будет так, как он сказал, значит так тому и быть.
– Вот и посмотрим, исправишься или нет.
– Куда мне, блин, идти работать? А жить где?
– Это теперь твои проблемы, сынок. Вот и решай их. А теперь все, давай, иди. Я и так потратил на тебя кучу времени. А оно, между прочим, очень дорого стоит. Поработаешь – поймёшь. Завтра утром можешь заехать домой за вещами, я там буду ровно до половины восьмого. Опоздаешь – второго шанса не дам, останешься без всего.
Никита медленно встал, все ещё не до конца осознавая сказанное отцом. Проклял его что ли кто-то? Или это у папочки так проявляется кризис среднего возраста, которым пугают всех мужиков? Или он просто сошел с ума?
– Решил на слабо меня взять? Думаешь, сдохну без твоих денег? Как бы не так!
И направился к выходу, на ходу сдернув с вешалки куртку и, конечно же, с гордо поднятой головой.
– Никит… – Оклик папы застал его почти у самой двери.
Неужели одумался?
– Ключи от машины тоже не забудь оставить.
А вот это был удар ниже пояса. Засопев от злости, Никита вытащил их из кармана и швырнул на пол. И туда же полетели ключи от дома – для пущей драматичности момента.
– Ещё посмотрим, кто кого. Думаешь, приползу и буду валяться у тебя в ногах? Не дождешься.
Дверь за ним громко хлопнула, и Лев Антонович покачал головой. Произнес уже скорее самому себе, чем сыну:
– Никогда ещё я хотел так сильно ошибиться, как сейчас, мой мальчик.